В чем преимущество и границы отправного пункта фейербаховсного материализма? 0

Касаясь эволюции своих взглядов, Фейербах писал, что его первой мыслью был бог, второй — разум, третьей и последней — человек. Таким образом, через отрицание теологического и спекулятивного «начала» он пришел к отправному пункту своей материалистической философии.

4 Различные аспекты этого вопроса так или иначе рассматриваются во всех главах книги. Здесь нас интересует принципиальная постановка его.

«

которое специфично для фейербаховского материализма.

Прежде всего заметим что с точки зрения Фейербаха для человека, или его абстрагирующей деятельности, первым является то, что для природы или в природе есть последнее. Но что для природы или в природе есть последнее? Человек — высшее существо природы. Поэтому, заключает Фейербах, «я должен исходить из сущности человека, положить ее в основу, когда я хочу выяснить происхождение и ход природы» [35, стр. 266].

Для правильного понимания истинного смысла и значения антропологического принципа Фейербаха существенно обратить внимание на то, что «сущность человека» он кладет не в основу самой природы, а в основу выяснения «происхождения и хода природы». Фейербах исходил из того, что следует отличать первое в познании от «первого» в природе, и сознательно применил этот прием для обоснования философского монизма.

Огромное теоретическое значение фейербаховского обращения к человеку, преимущество фейербаховского антропологического принципа, особенно наглядно выступает при решении «главного метафизического» вопроса, который, по выражению Фейербаха, «коренится в конфликте духа и плоти». Ведь только живой, телесный человек есть такое существо, которое и само есть природа и в котором «материя предваряет дух, бессознательность — сознание, бесцельность — цель, чувственность — разум» [35, стр.

Более того, использование этого методологического приема не оставило материализм таким, каким он был, ц подняло его на более высокую ступень, приблизило его к «новому материализму». Именно с помощью этого принципа Фейербах не только преодолевает теизм и идеализм в немецкой классической философии, но и тот материализм, в котором чувственная антитеистическая сущность природы принимает вид «отвлеченного метафизического существа», или, как сказал бы Маркс, метафизически переряженной природы в ее оторванности от человека. Философия Фейербаха, по его собственному утверждению, отрешилась не только от Я Канта и Фихте, от абсолютного тождества Шеллинга и от абсолютного духа Гегеля, но и от субстанции в ее спинозовском понимании. Особенность своей материалистической философии Фейербах видел в том, что она «представляет себе вещь не как объект отвлеченного разума, а как объект действительного, цельного человека, т. е. как цельную, действительную вещь» [39, стр. 19].

Фейербаховская философия не была субстанциали- стской философией в традиционном смысле, ибо Фейербах пытался довести проблему субстанции до человеческой проблемы. Нечто подобное, как известно, попытался сделать и Гегель, объединив субстанцию Спинозы и фихтевское Я. Но он довел эту проблему только до человека, сведенного к абстракции самосознания, т.

Делая действительное и цельное существо познавательным принципом своей философии, Фейербах в то же время не имеет ничего общего с теми философами, которые, определяя философию как учение о «месте человека в мире», вместе с тем утверждают, что она не должна заниматься ни «местом», ни «миром». Напротив. Он считает, что философия должна брать «человека, включая и природу как базис человека» [30, стр. 202], в качестве единственного, универсального и высшего предмета философии. Свою философию он именно и мыслил как науку о действительности в ее полноте, охватывающей природу в самом универсальном смысле слова.

Фейербах выводит вопрос о бытии из сферы чисто теоретического, абстрактно-философского рассуждения и ставит его на почву чувственно-предметного отношения человека к миру, т. е. вводит его в ту сферу, в которой в конечном счете решается вопрос об истинности как конечных результатов, так и исходных положений любой теории, в том числе и философской. Вопрос о бытии, согласно Фейербаху, есть в первую очередь практический, а потом уже теоретический вопрос. «Если возразят, — писал он,—что у Гегеля речь идет о бытии только с теоретической точки зрения, а не с практической, как здесь, то следует ответить, что последняя точка зрения здесь вполне уместна. Вопрос о бытии есть как раз вопрос практический» [30, стр. 175]. И логика должна признать такое бытие, если она не хочет находиться в противоречии с действительным бытием.

Этот поворот от абстрактно-теоретического к практическому отношению был обусловлен лежащим в основе фейербаховской философии поворотом к человеку как к живому, реальному существу, своеобразная природа которого должна послужить ключом к решению коренных философских проблем, и прежде всего главной метафизической проблемы.

Только эта узость, являвшаяся результатом неисторического подхода к человеку, и послужила причиной того, что Фейербах остался все же в пределах натуралистической позиции, в рамках такого понимания мира, которое «ограничивается, с одной стороны, одним лишь созерцанием этого мира, а с другой — одним лишь ощущением...» [5, стр. 42]. Поэтому он, подобно другим представителям классического материализма, просто перевернул отношение абстрактного субъекта к действительному миру и предпослал человеку вообще — природу, которая у него оставалась все еще абстрактной, поскольку бралась отвлеченно от человеческого производства и мира человеческих продуктов. Натуралистическое понимание природы и человека (рассмотрение их вне общественно-исторического процесса) имело своим неизбежным результатом дуализм во взглядах на природу и общество. Непримиримое внутреннее противоречие между материалистическим пониманием природы и идеалистическим толкованием общества свойственно в полной мере и фейер- баховской философии. «Поскольку Фейербах материалист,— писали Маркс и Энгельс, —история лежит вне его поля зрения; поскольку же он рассматривает историю — он вовсе не материалист» [5, стр. 44].

Правда, у Фейербаха, как подчеркивали Маркс и Энгельс, имелось огромное преимущество перед «чистыми» материалистами, которое состояло в том, что он поставил во главу угла человека как чувственное существо. Но в зтом преимуществе коренился одновременно и недостаток фейербаховского материализма, не поднявшегося до понимания чувственной действительности с точки зрения исторической практики. Ошибка Фейербаха, по словам Маркса и Энгельса, заключалась «в том, что в конечном счете он не может справиться с чувственностью без того, чтобы рассматривать ее «глазами» — т.

Диалектический материализм также исходит из пди- знани^ервичностїГЖатерии, но коренным обдазом отличается от всего стадого материализма способом доказательства этой первичности. Если~старый материализм в этшРвопросе" не выходил" из рамок абстрактно-теоретического подхода, то марксизм взял за отправной пункт практическое отношение. Ибо до тех пор, пока аргументация не будет поставлена на общественно-практическую почву, невозможно опровергнуть мнение о том, что положение о первичности материи не более, как простое уверение (постулат).

Для опровержения этого мнения надо было начинать не с того, с чего начинали предшествующие материалисты, включая и Фейербаха, — не с абстракции природы вообще и человека вообще. Следовало двигаться не от предположений к объяснению непосредственно данного, а от непосредственно достоверного к обоснованию конечных положений.

Самой непосредственной данностью для человека является, как это правильно подчеркивал Фейербах, сам человек:              «Первый              объект              человека есть человек» [39,

стр. 114]. Однако человек «непосредственно дан» не только как природное, но в первую очередь как общественноисторическое существо. Если «ни природа в объективном смысле, ни природа в субъективном смысле непосредственно не дана человеческому существу адекватным образом» [1, стр.

В производстве как онтологическом знаменателе сущности человека коренится родовой характер человеческого существа, или его социальность. Эта социальность составляет основу всеобщности мышления: «Как родовое сознание, человек утверждает свою реальную общественную жизнь и только повторяет в мышлении свое реальное бытие, как и наоборот, родовое бытие утверждает себя в родовом сознании и в своей всеобщности существует для себя как мыслящее существо» [1, стр. 591].

Человек производит собственное бытие как действительную тотальность и таким образом создает для себя возможность быть и идеальной всеобщностью в мышлении. Таким образом, тотальность бытия человека подтверждается не в одном только мышлении, но также и прежде всего в практическом отношении к действительности. Именно благодаря этому человек универсально подтверждает себя и во всех других отношениях к миру вещей: в зрении, слухе, ощущении, равно как и в хотении, деятельности, любви и т. д.

Маркс в «Экономическо-философских рукописях» подчеркивал, что перечисленные формы человеческой деятельности — это не узко антропологические определения, но истинно онтологические подтверждения самой объективной природы вещей. То обстоятельство, что он явно подчеркивает онтологический смысл «подтверждения сущности», свидетельствует о том, насколько у него выражено стремление размежеваться с Фейербахом и всякой антропологией. «Онтологическое подтверждение сущности» природы есть только иное название для материального производства, или истинной практики. «Быть» значит прежде всего «действовать, быть деятельным» по отношению к окружающим условиям. Следовательно, «действительные индивиды, их деятельность и материальные условия их жизни, как те, которые они находят уже готовыми, так и те, которые созданы их собственной деятельностью», — это предпосылки, которые «можно установить чисто эмпирическим путем», и «предпосылки, с которых мы начинаем» [5, стр. 18].

Начальная эмпирическая констатация ставит исследование вопроса о бытии, или природе, на почву истории. А на этой почве вопрос об отношении человека к миру, а тем самым и основной вопрос философии, встает не как вопрос об отношении изолированного индивида к миру, или об индивидуальном отношении к предметам внешнего мира, а как практический вопрос, как исторически определенная практика. Всякое начало философствования, абстрагирующееся от практики, оказывается лишь более или менее чистой спекуляцией, а отнюдь не действительным обоснованием действительных решений. «Спор о действительности или недействительности мышления, изолирующегося от практики, есть чисто схоластический вопрос» [6, стр. 2]. Из всего сказанного вытекает, что действительностью практического бытия подтверждается и бытие природы, ибо только практически человек может установить, что историческая действительность невозможна без природы, что последняя есть предпосылка первой.

Строго говоря, осшнюн познании маториалыюстн--мн- ра является не чувственное созерцание, я материальное пр(Шзвддствд7^5^дейсгвителышм и-роизводстве своей жизни людиИначинают с существующих природных предметов как СЬЩЬЯ-И-ДШМеНЯЮТ их форму, чтобы получить

нужные продукты. «Человек в процессе производства, — говорит Маркс, — может действовать лишь так, как действует сама природа, т. е. может изменять лишь формы веществ» [8, стр. 51—52]. Одно и то же вещество елу- жцт ему как материал для~ Тфо'йзвидства' различных продуктов. Например, из хлопка человек может изготовлять пряжу, полотно, пальто и тому подобные хлопковые изделия и, по мере надобности, может подтвердить, что природное вещество не исчезло в производстве. Когда Маркс подчеркивал, что «всякая глубокомысленная философская проблема... сводится попросту к некоторому эмпирическому факту» [5, стр. 43], то он имел в виду как раз решение вопроса о природе мира. Именно эмпирический факт человеческого производства служил действительной, хотя и неосознанной, предпосылкой философской абстракции материи,— предпосылкой, философское значение которой было раскрыто только марксизмом.

Домарксовеким же философам, поскольку они относились к миру как чистые теоретики-созерцагели, не оставалось ничего другого, как постулировать единую мировую основу, оставаясь в рамках либо натуралистического, либо идеалистического толкования ее. Именно в непонимании того, что в человеческой предметной деятельности и ее поступательном развитии коренится и подтверждается мысль о материальном единстве мира,— источник абстрактности в решениях проблемы бытия, абстрактности, которая присуща Фейербаху, как и Спинозе и другим материалистам, хотя у него и имеется ряд «гениальных догадок» о действительных путях ее преодоления.

Однако мы отмечаем этот недостаток фейербаховско- го материализма не для того, чтобы умалить его значение как непосредственного предшественника марксистского материализма, а для того, во-первых, чтобы указать на тот потолок, до которого поднялся философ в решении рассматриваемой проблемы, и, во-вторых, определить тот угол зрения, под которым только и можно объективно рассмотреть фейербаховское решение вопроса об отношении человека к бытию — природе. Этот вопрос и рассматривается в следующей главе.