Аргументы в пользу реализма

Большинство аргументов в пользу реализма фокусируются на вопросе о том, имеются ли достаточно веские основания для принятия того, что научные теории являются истинными. Напомним, что принятие реализма с необходимостью заставляет принять нас тот или иной вид корреспон- дентной теории истинности, т. е. истины как соответствия (см, например, [Niiniluoto, 2002]). Для философа это означает, что, возможно, достаточно обоснованным является лишь наше убеждение в том, что научные теории о реальности можно проверить только с помощью наблюдения, а более теоретические требования относительно «ненаблюдаемых сущностей» необходимо воспринимать с изрядной долей скептицизма. Почему мы должны (или не должны) принимать утверждения относительно «ненаблюдаемых сущностей» или почему мы должны быть обоснованы в том, что теория является истинной (или почему мы должны рассматривать ее как удобный, хотя и необязательно истинный инструмент, например, для выдвижения новых успешных эмпирических предсказаний)? Все эти вопросы являются основными для реализма.

Однако в данном случае основной вопрос, который волнует нас, - это не вопрос о том, являются ли специальная или общая теория относительности истинными, а скорее вопрос о том, что мы получим в качестве основания для нашей способности познавать природу за пределами того, «как она открывается нам», приняв теорию относительности? Идея состоит не в том, чтобы использовать философию с целью «пролить свет» на физику, а скорее, наоборот, в том, чтобы использовать науку, в частности проблему существования теоретических «сущностей», для того, чтобы защитить реализм.

Мы уже продемонстрировали важность антиреалистской интерпретации физического знания на примере точки зрения Бора (см. § 2.1). Как правило, антиреализм утверждает, что наблюдение и реальность «как она открывается нам», по крайней мере, частично являются результатом нашего собственного вмешательства, или, иначе, наблюдение является теоретически нагруженным. В силу этого возникает вопрос: как наблюдение можно использовать для проверки теории и о какой объективности может идти речь? Наблюдение нагружено и теоретическим и физическим содержанием, в любом случае наблюдение - это акт взаимодействия исследователя и объекта. В каком смысле тогда мы можем говорить о знании о реальности, лишенной какого-либо влияния со стороны ученого?

Существует еще один очень сильный аргумент в пользу антиреализма - это недоопределенность. Основная идея состоит в том, что эмпирических данных недостаточно для того, чтобы окончательно решить вопрос, какая из множества альтернативных теорий действительно является истинной. Феномен недоопределяет реальность, и именно в этом смысле мы не можем использовать явление само по себе, чтобы доказать, что есть реальность «на самом деле». Для всего, что мы видим в природе, может существовать более чем одно удовлетворительное объяснение, более чем одна интерпретация того, что должны говорить эмпирические данные относительно «ненаблюдаемых сущностей», скрытых за «вуалью данности». Эмпирия сама по себе не в состоянии определить, какие теории являются истинными.

Логика аргумента недоопределенности весьма четкая и убедительная, с этим трудно не согласиться. Проверка теории в науке в общем случае основана на ее успешности в объяснении явлений, которые наблюдаются, либо на предсказании явлений, которые могут наблюдаться в будущем. И предсказание, и объяснение в данном случае имеют одну и ту же форму: если теория истинна, то такие-то и такие-то явления будут наблюдаться.

Реальность «как она дана нам» не может конкретно указать нам на единственную теорию, которая будет соответствовать объективной реальности. Мы даже можем говорить о нескольких непересекающихся реальностях, и мы не в состоянии использовать данность для того, чтобы обоснованно сделать выбор между ними или сказать, какая из них больше соответствует реальности как таковой. Наша эпистемическая осторожность заставляет нас поверить в то, что научные утверждения относятся только к тому, что может быть наблюдаемо. Теории, которые оперируют «ненаблюдаемыми сущностями» (кварки, струны), в лучшем случае играют роль вспомогательных моделей, способов организации нашего знания без каких-либо претензий на объективность. В общем случае теории полезны, но не истинны: природа предстает именно такой, как если бы наши теории были истинными, но это, конечно, не означает, что природа и есть такая, как ее описывают научные теории.

Сдержать натиск антиреализма иногда достаточно сложно. Однако можно привести и ряд аргументов в пользу реалистской позиции в отношении реальности и знания. Один из наиболее часто встречающихся в литературе аргументов - вывод к лучшему объяснению.

Мы заключаем, что наилучшее объяснение ситуации с наибольшей вероятностью является истинным [Lipton, 1991]. Например, если у нас засорилась раковина, то мы, конечно, не будем предполагать, что причиной является инопланетный заговор или колдовство нашего соседа (хотя почему бы и нет). Согласимся, существует множество объяснений, однако наилучшее объяснение, вне всякого сомнения, будет включать все наши познания об устройстве водопровода и канализации, гигроскопических и других свойствах грязи и бытового мусора. Конечно, мы можем согласиться, что альтернативные объяснения (колдовская порча) также могут быть истинными, однако наилучшее объяснение - это то, которое является наиболее вероятным, по крайне мере, в рамках здравого смысла. Таким образом, вывод к лучшему объяснению - это действительно один из способов перейти от «непосредственной данности» к достаточно обоснованному (хотя, конечно, не со всей строгостью) представлению о реальности. Вывод к лучшему объяснению скорее принадлежит нашему здравому смыслу, однако утверждается, что он находит большое применение в науке, поскольку одна из задач науки - найти и определить наилучшее объяснение для наблюдаемого явления.

Традиционно предполагается, что достоверность вывода к лучшему объяснению базируется на двух основаниях, каждое из которых периодически подвергается широкой критике со стороны антиреализма. Во- первых, что делает одно объяснение лучше, чем другое, и, в частности, что может считаться лучшим объяснением? Например, является ли самое простое объяснение наилучшим? Понятие «простота» само по себе достаточно неоднозначное, и его определение часто является спорным.

Обоснование новых представлений относительно реальности на основании принятых ранее, конечно же, может быть лишь «повторением старых ошибок». Более того, можно указать периоды в развитии научного знания, когда новые идеи доказывали свою состоятельность вопреки «хорошо» обоснованным взглядам на реальность. Вспомним далеко не однозначное принятие системы Коперника. Если бы мы возводили в абсолют укоренившиеся знания, то, вероятно, до сих пор считали бы, что Земля плоская, а мир состоит из четырех элементов. Смысл в том, что иногда объяснение, которое противоречит тому, в чем мы безоговорочно уверены, является все же истинным, и, таким образом, либо у нас должны быть другие критерии относительно того, что считать наилучшим объяснением, либо мы не имеем права полагать, что наилучшее объяснение является истинным.

Возникает вопрос: в каком отношении объяснение, а особенно наилучшее объяснение, находится с понятием «истина»? Это и есть второе основание аргумента вывода к лучшему объяснению. Отметим, что объяснение - это своего рода психологический акт.

Ответы реалистов на все указанные замечания нельзя назвать окончательно убедительными. Например, предлагаются конкретные модели причинного объяснения, и в их рамках уже можно говорить о наилучшем причинном объяснении [Lipton, 1991]. Причинное объяснение претендует на большую объективность, поскольку практически лишено излишнего психологизма. Непричинное объяснение может иметь смысл простого совпадения. Причинное объяснение прочно связано с понятием «истина», поскольку мы понимаем, что что-то должно быть причиной для анализируемого явления. Действительно, то, что Х просто объясняет какое-то явление, еще не является основанием для принятия Х, однако то, что Х является причиной данного феномена, является вполне убедительной причиной, чтобы принять Х. Если объяснение - это характеристика нашего сознания, то причина - это характеристика реальности.

Можно привести еще одну версию реализма. Это реализм, разделяющий реализм относительно теорий и реализм относительно объектов [Ха- кинг, 1998]. Объектный, или, как его иногда называют, «сущностный» реализм, утверждает, что научные теории, содержащие «ненаблюдаемые сущности», не могут быть обоснованы с помощью эмпирических данных, однако отдельные «сущности» можно рассматривать как причины явлений. Мы можем ошибаться относительно деталей, но мы должны быть уверены в том, что, например, электроны реальны, по крайней мере, мы можем манипулировать с ними в ходе реальных экспериментов и практического использования теорий, построенных на предположении, что они существуют. В данном случае, по крайней мере, удается «перекинуть мостик» между объективной реальностью и явлением.

Вслед за Х. Патнэмом большинство современных сторонников реализма придерживаются так называемого аргумента «чудеса не принимаются» (no miracle argument) [Putnam, 1975. Р. 73], который мы вынесли в эпиграф к гл. 4 данного пособия. В этом случае указывается на то, что антиреализм занимает достаточно странную позицию в отношении понимания успешности научных теорий или объяснения прогресса научного знания в целом. Действительно, не странно ли предполагать, что теория, которая обладает успешными предсказаниями, не является истинной? Как еще мы можем объяснить то, что эмпирический успех теории не связан с тем, что теория истинна? В то же время реалист ни на минуту не задумывается над ответом на вопрос, почему теория соответствует эмпирическим данным, - потому что она истинна. Таким образом, истина теории является как бы наилучшим объяснением ее успешности или, по крайней мере, наилучшим объяснением из тех, которые в принципе может пред- ложить антиреалист. Казалось бы, это именно тот аргумент, который не подвластен тотальному прессингу антиреализма. Однако детальный анализ аргумента показывает, что он основан на, возможно, непреодолимом «порочном круге». В основе реализма лежит вывод к лучшему объяснению, и мы стремимся привести доводы в его (вывода) пользу, с другой стороны, сам реализм (как философская платформа) есть наилучшее объяснение того, что мы наблюдаем, так как реализм суть наилучшее объяснение объяснительного и предсказательного успеха научной теории. «Порочный круг» состоит в том, что мы используем вывод к лучшему объяснению как обоснование для того, что сам вывод к лучшему объяснению обоснован.

Спор между реализмом и антиреализмом бесконечен, однако нас в данном случае будет интересовать не столько развитие этого спора, сколько аргументы в пользу реализма, которые можно почерпнуть в ходе анализа современной физики пространства и времени. Поддерживает теория относительности реалистский тезис относительно реальности или нет? Предлагает ли современная физика достаточно оснований в пользу реализма? Поддерживает ли современная физика антиреалистские тезисы о теоретической нагруженности и субъективном влиянии на наблюдение и недоопределенности теории эмпирическими данными? Дает ли физика основания утверждать, что мы все-таки способны обладать знанием о реальности «как она есть на самом деле» или хотя бы его частью?

Ниже мы попытаемся обосновать тезис о том, что физика (по крайней мере, фундаментальные представления о пространстве и времени в рамках специальной и общей теорий относительности) в целом склоняется больше к реалистской позиции, чем к антиреализму в отношении объективной реальности. В рамках специальной теории относительности достаточно четко прослеживается идея абсолютности и универсальности свойств пространства и времени, а общая теория относительности уже давно является классическим примером успешной недоопределенной теории. В обоих случаях, как нам представляется, удается показать, что эти теории проводят достаточно четкую границу между тем, что мы можем узнать относительно объективной реальности, и тем, что не сможем, опять же по объективным причинам. Конечно, нашей целью не является «окончательная победа» реализма, однако в рамках данного пособия нам удастся достигнуть своей цели: концептуальное пространство-время специальной и общей теорий относительности в достаточной степени (зависящей от современного уровня развития науки) отражает ряд объективных характеристик реальности.