От начала чеканки монеты до гетского разгрома

Чеканка в V в. в Ольвии упомянутых стате- ров с EMINAKO представляет, повидимому, недолговременный эпизод в ольвииском монетном деле, не сыгравший решающей роли и не помешавший литой монете сохранить преобладающее значение.

ственно использовать для установления более точной даты начала развитой чеканки в Ольвии. По своему детальному, четкому, но песколько резкому и не лишенному ювелирных черт стилю они стоят близко к первым македонским выпускам тетрадрахм и статеров Александра1. Еще в большей мере на ту же дату — границу 20-х и 30-х годов IV в.— указывают наблюдения над весами этих монет. Только серебряные статеры твердо держатся эгпнекой системы (средний вес их 12.23 гр); что же касается примыкающих к ним драхм, то они в большей части биты уже по аттической системе. Золотые монеты, как единственный статер (в. 8.51 гр), так и более многочисленные золотые полудрахмы (ср. в. 2.12 гр), также придерживаются аттической системы. Именно совмещение в этом первоначальном выпуске двух разных систем, одной для серебра, другой для золота, имеющее параллель в монетном деле Филиппа II, не позволяет еще далее снижать дату начала этой чеканки и приближать ее к концу IV в. В это время построенные на единой аттической системе выпуски монет Александра из обоих драгоценных металлов приобрели широкое распространение в Причерноморье.

Вокруг упомянутых золотых и серебряных монет группируется большое количество чеканенных медных монет различного размера, естественно складывающихся в ряд серий. Одна из этих серий (тб. XXXII, 4—6)2 по типу лицевой стороны непосредственно примыкает к упомянутым лучшим образцам статеров и должна быть им современной, т. е. относиться ко времени около 330 г. На оборотных сторонах ее мотив орла на дельфине остается тот же, что на статерах; отличие состоит лишь в том, что он изображен в профиль. Только на самых малых монетах, очевидно по условиям места, его заменяют изображения дельфина с колосом или одного дельфина (тб.

Возвращаюсь к чеканенным монетам рассматриваемой группы. Пик воссоединяет на своих таблицах[77] с некоторыми представителями этой группы, как бы складывая ихвсерии, рядблизких по стилю мелких монет, отличающихся тем, что, как это было и в первой серии, по условиям места, на оборотной стороне их изображаются дельфин с колосом, дельфин с зерном и другие более компактные мотивы.

'OApio7roAiTtovl. Такое сокращенное написание имени города сохраняется ¦ и в последующие века, и более пространная форма городского имени впервые встречается уже только в эпоху после гетского разгрома. Помимо городского имени, на более крупных медных монетах, на серебряных статерах и драхмах, не в качестве правила, до довольно часто можно встретить монограммы и начальные части личных имен, на этот раз уже без сомнения играющих обычную роль магистратских дифферентов для различения однотипных выпусков монет. Уже это свидетельствует об интенсивности и обилии выпуска медных монет. Но еще в большей мере о том же говорят признаки спешки в их исполнении: изготовленные путем литья в групповых формах кружки для этих монет очень часто хранят с обеих сторон следы литников, об удалении которых не заботились (тб. XXXII, И)2. На естественно возникающий вопрос о продолжительности всей этой чеканки монет с головой Деметры мне представляется возможным дать следующий ответ.

В Ольвии, где прочной художественной культуры не было, мы имеем основание предположить, что подобно тому, как это было отмечено для Тиры, заказанные приезжим мастерам первоначальные штемпеля-образцы быстро подверглись огрубению в руках местных резчиков. Ряд стадий значительного и временами очень резкого огрубения при неизменном сохранении той же общей концепции головы Деметры можно наблюдать и среди серебряных статеров, а между тем продолжительность их чеканки, если учесть наступившее вскоре после ее начала возобладание в Причерноморье аттической системы, едва ли могла выходить за пределы одного-двух десятилетий; только некоторые драхмы аттического веса можно считать приближающимися к границе IV и III вв., но едва ли далеко заходящими в последний. Резкий контраст в стиле между уникальным золотым статером и известными в десятке экземпляров золотыми полудрахмами заставил

Ппка отделить их друг от друга, а Бертье- Делагарда отнести первый к IV в., вторые же — к 111 в. до н. э. Мне кажется, что это впечатление резкого отличия случайно и не дает оснований для разграничения их большим промежутком времени. Расплывчатый стиль золотых полудрахм находит аналогию в более небрежно исполненных серебряных статерах (тб. XXXII, 3) и в ряде драхм аттического веса, и передвигать и их в пределы III в. нет серьезных причин. Заметная разница между золотым статером п полудрахмамп свидетельствует, на мой взгляд, лишь о том, что они, конечно, принадлежат разновременным сериям, что выпуск золота в Ольвии в последней трети IV в. носил эпизодический характер. Что касается медных монет, то кроме первой серии (тб. XXXII, 4—6, 9), непосредственно примыкающей к серебряным статерам и относящейся, таким образом, ко времени около 330 г.

Та широкая база, на которой развертывается чеканка Ольвии в последней трети IV в.— применение в своей денежной системе всех трех монетных металлов — стоит в соответствии с господствующим представлением о хозяйственном расцвете города в IV в. в противоположность тому стесненному положению, в какое он приходит, начиная сIII в., под влиянием все усиливающего натиска соседних народов. Чрезвычайно ограниченный и эфемерный характер ольвийской золотой чеканки, на мой взгляд, найдет естественное объяснение в том обстоятельстве, что непосредствеппо вслед за ее началом Причерноморье было наводнено золотой монетой Александра Македонского и его ближайших преемников, конкуренции с которыми не могла выдержать даже более мощная и значительно ранее начавшаяся золотая чеканка Пантикапея. В III же в., когда ряд городов Причерноморья начал чеканку стате- ров александровского типа в качестве торговой монеты, ольвийская городская казна, как это видно из декрета в честь Протогена[78] [79], была слишком истощена, чтобы последовать такому примеру. Золото, однако, обращалось в Ольвии в конце IV и в III в. в значительном количестве. Об этом, помимо протогеновского декрета, свидетельствует надпись в честь Калли- ника1, содержащая постановление о награждении его 1000 золотых. Если второй декрет, по мнению Латышева, более ранний, * дает возможность предполагать сосредоточение значительного количества золотой монеты в городской казне, то в эпоху Протогена это золото явно находится в частных руках, в то время, как городская казна систематически опустошается поборами предводителей соседних племен. Что, во всяком случае, эти дани и «подарки» варварским царям выплачивались статерами типов Александра и Лисимаха, с достаточной ясностью свидетельствуется такими кладами этих монет, как найденные в Анадоле[80], Мара- сешти[81] и, в особенности, в непосредственной близости к Ольвии, в Лубянке[82]. Поэтому едва ли может быть сомнение, что упоминаемые в обеих надписях хрисг0^ представляют именно статеры александровских и лпсимаховских типов. Бер- тье-Делагард[83], говоря о протогеновском декрете, делает попытку подвести под этот термин вышеупомянутые ольвийские золотые гемидрахмы и даже кизикские электровые гекты (замечу, не только в III, но и в конце IV в. уже, конечно, не обращавшиеся). Но эта попытка, вызванная исключительно желанием снизить невероятно высокие цены на хлеб, о которых повествует протогеновский декрет, несостоятельна потому, что термин хРиого^ предполагает пропущенное определяемое слово ататгр[84], и применение его к подразделению статера, без соответствующей оговорки, трудно допустить. Что же касается высоких цен на хлеб, то в пору голода, по крайней мере, дважды постигавшего Ольвию при Протогене, они не имеют пределов, и корректировать с этой точки зрения античные документы, при общей скудности наших источников по истории цен, невозможно. Декрет в честь Протогена особенно интересен, поскольку из него с несомнепностью вытекает, что в течение известного и довольно значительного промежутка времени денежное обращение города строилось только на золотой и медной монете без посредствующей роли серебра. Декрет говорит даже об оиределеппом курсе золота на медную монету, ставя в заслугу Протогену его согласие принять в уплату одолженных городу золотых медь «из четырехсот» (медных монет за один золотой)[85]. Неоднократные упоминания об этом курсе позволяют предположить, что он был официальным, считавшимся справедливым, и что рядом с ним на рынке существовали другие мепее выгодные для меди курсы. Далее, учитывая описанную в декрете обстановку, не будет натяжкой допустить, что упоминаемые XPUCJ0^ в этот период были реальностью лишь для сосредоточивших эти золотые монеты в своих руках депежпых магнатов, каким был и сам Протоген. Большинство же паселения едва ли их видело, по, расплачиваясь в своем обиходе медью, постоянно принуждено было вспоминать о зависимости платежной силы этих медных монет от их курса по отношению к золоту. При такой оговорке и вышеуказанные цены на хлеб не покажутся столь уже невероятными1.

Непосредственная встреча в протогеновском декрете золотой монеты с медной может считаться, на мой взгляд, одним из самых веских доказательств в пользу принадлежности этого документа III в. до н. э., как на том настаивали Шмидт и Латышев[86] [87]. В самом деле, как мы видели выше, серебряные статеры с головой Деметры чеканились недолго, и даже примыкающие к ним немногочисленные драхмы аттического, веса едва ли заходят более или менее далеко в III в. С другой стороны, как видно будет дальше, из других, более поздних, серий серебряных монет Ольвии нет ни одной, которую мы имели бы основание отнести ко времени ранее конца III или начала II в., причем эти серии доходят вплоть до мифрадатовской эпохи. Таким образом, общий взгляд на монетное дело Ольвии до ее разгрома гетами не обнаруживает иного столь же длительного (более полустоле- тия) перерыва в чеканке серебряной монеты, какой паблюдается в середине III в.

Бертье Делагард, вероятно, прав в своем предположении[88], что медные монеты, которыми Протоген получал должную ему сумму из расчета 400 штук за золотой, всего вероятнее представляли особенно часто встречающиеся в ольвииских находках монеты с изображением на лицевой стороне головы рогатого речного бога, а на оборотной лука в горите и секиры (тб. XXXII, 14 сл.). Правда, прихожу я к этому выводу иным путем и ссылку Бертье-Делагарда на описанный Сестини экземпляр этой группы монет, якобы снабженный надчеканкой с колесом и буквами А|Р|1|Х, как связующее звено между ней и литыми ольвийскими монетами, не могу признать убедительной. Подобная монета принадлежит, повидимому, к числу фантазий Сестини, и существование ее не подтверждается просмотром и классификацией в целях Corpus’a свыше тысячи монет указанных типов. Прежние нумизматы1 колебались в наименовании изображенного на этих монетах речного божества, не решаясь сделать выбор между Гипанидом и Борисфеном. Однако, ввиду того, что наименование и самого города Борисфеном и его жителей борисфенитами засвидетельствовано достаточным количеством источников2, эти колебания следует окончательно оставить, и в дальнейшем я в целях краткости буду обозначать монеты этих типов термином — «монеты с типом Борисфена», или короче «борис- фены» (тб. XXXII, 14—22).

Внимательная классификация этих «борисфе- нов» обнаруживает, что свыше 80 вариантов их, отличающихся особым дифферентом в впде монограммы, буквы или нескольких букв в поле оборотной стороны, естественно складываются в объединяемые единством стиля лицевой стороны 12 групп. При расположении этих групп, в порядке вероятной стилистической последовательности выясняется, что в пределах групп, охватывающих иногда до двух десятков вариантов, эти варианты объединяются не только общностью стиля, но и одинаковой манерой в нанесении дифферентов, техническими признаками и весом монет. Что касается дифферентов, то в более ранних группах преобладают отдельные буквы или монограммы, в более поздних начальные один или два слога имени. Вес в двух наиболее ранних (тб. XXXII, 14—16) группах нередко превышает 10 и даже 11 гр, в среднем давая цифру немного более 10 гр; в средних (тб. XXXII, 17—21) группах он довольно устойчиво держится около нормы в 9.24 гр;напротив, в пяти позднейших группах он резко опускается до 6 и даже 5 гр. Со стороны техники первые группы при всегда точно по отношению к центру расположенном изображении дают правильные кружки с ровным заостряющимся к середине краем, нигде не носящим следов литников. В средних же группах, а в особенности последних, напротив, типы нередко смещаются, монеты имеют скошенный край с явными следами часто очень небрежного отруба литников. Если для монет первых групп можно допустить индивидуальную отливку кружков и чеканку монет, то для последующих, повидимому, применялось массовое изготовление кружков в комбинированных формах, причем в чеканку они поступали прямо из форм Ср. Орешников, Кат. Ув., стр. 9. Ср. IosPE, I2, № 24; Syria, т. VI, 1925, стр. 1 сл.; ср. С. А. Жебелев, Ольвия, т. I, Киев, 1940, стр. 277.

целыми полосами и уже после того разрубались1. Правильность указанной группировки подтверждается кладом из с. Котельников близ Ольвии, заключавшим «борисфены» лишь средних групп, и рядом совместных находок этих монет при раскопках в Ольвии в количестве 10 штук и более, причем вместе встречаются монеты какой- либо одной группы. Клад из Понятовки[89] [90] описан слишком бегло (из перечисленных Стемп- ковским 4 вариантов три относятся к средним группам и один к последней), чтобы на нем можно было основываться. Во всяком случае, этот хотя и скудный материал групповых находок также подтверждает предположение о длительности чеканки и обращения «борисфенов».

Возводить начало этой чеканки, вслед за Бертье-Делагардом, еще ко второй половине IV в. нет оснований. Монеты наиболее тяжелых первых групп (тб. XXXII, 14, 15)вевоей плоской фактуре лицевой стороны, с правильной легкой вдавленностью на оборотной, близко подходят к последним золотым статорам Паптикапея (см. ниже), чеканенным в самом конце IV в. Близки они к тем же статерам и примыкающим к ним медным монетам начала III в. и по стилю, особенно в трактовке волос широкими плоскими прядями, прорезанными внутри глубокими бороздками. С другой стороны, стоящий особняком и образующий самостоятельную группу один вариант этих более тяжелых «борисфенов» (дифферент тб. XXXII, 14) в значительно более грубых чертах копируется рядом вариантов одной из средних групп и таким образом естественно претендует на роль промежуточного звена между первыми и средними весовыми группами. Этот бесспорно наиболее художественный вариант головы Бо- рисфена трактует ее в более приподнятом стиле с пышной свободно ниспадающей шевелюрой, напоминая головы Зевса-Аммона на первой птолемеевской меди (тб. XIII, 17) или голову Зевса на монетах Пирра[91], в то время как такая реалистическая черта, как выставленный вперед подбородок и наклоненная шея, соответствующие положению головы плывущего человека, сближает его с относящимися уже к середине III в. головами Ахелоя на монетах Акарпании[92]. В силу этих соображений мне представляется наиболее вероятным ориентировочно наметить следующие приблизительные даты выпуска последовательных групп «борисфенов»: две первые наиболее тяжелые группы — второе и третье десятилетия III в.; наиболее многочисленные шесть средних групп, устойчиво держащиеся нормы около 9.25 гр— вторая треть III в.; четыре последних легковесных группы — 30-е, 20-е годы III в. до н. э.

При такой датировке время издания прото- геновского декрета совпадает с периодом обращения «борисфенов». Остановлюсь еще па некоторых признаках, подтверждающих их роль единственного в течение длительного периода средства фактического денежного обращения на городском рынке, так как приходившее извне золото сосредоточивалось в руках монополистов крупной торговли и едва ли обращалось более или менее широко. Во-первых, заслуживает внимания строгая систематичность помещения дифферентов, выделяющая «борисфены» среди других однородных по типам о ливийских медных монет. Медные монеты конца IV в., как мы видели, носят магистратские имена лишь спорадически, и несомненно, многие последовательные серии лишены их. Позже, во II—I вв. (см. ниже) более или менее систематически различаются дифферентами серебряные монеты, в медных же монетах одного и того же типа количество сменяющихся имен не превышает двух—трех. Обилие и систематический характер дифферентов на «борпсфенах» свидетельствует о том, что выпуск их с самого начала был поставлен под строгий контроль. Во- вторых, большинство других крупных медных монет ольвийской чеканки может быть легко и естественно связапо в одновременные серии с более мелкими монетами, отмеченными теми же дифферентами. Только две малых монеты, одна с типом бородатой головы (не Борисфена, а скорее Посейдона) на лицевой стороне и дельфина с дифферентом ФО на оборотной1, другая с типом головы Деметры в покрывале на лицевой стороне и колоса — на оборотной3, могут претендовать на роль современной «бо- рисфенам» более мелкой медной монеты. Но своими дифферентами они не связываются ни с одной группой «борисфенов», которые лишены точно соответствующих им младших номиналов и стоят в этом отношении совершенно одиноко. Эти черты, представляется мне, могли бы найти объяснение лишь в том случае, если признать в «борисфенах» особый самостоятельный ряд денежных знаков, обращавшихся на отличных от других чеканенных медных монет основаниях и имевших номинальную стоимость, значительно превышающую их фактическую металлическую ценность. В таком случае в начале чеканки «борисфены» могли бы иметь соответствующую им разменную мелочь в лице еще оставшихся в обращении и, может быть, продолжавших чеканиться медных монет с головой Деметры. В последующее время, начиная со второй трети III в., чеканка такой мелкой монеты потеряла смысл, поскольку и сами «борисфены» вследствие роста цен имели лишь очень малую покупательную силу и отсчитывались десятками и сотнями. Бур., тб. III, 24. Т а м ж е, тб. VI, 132, 133.

Выше я указывал, что попытка Бертье- Дела1арда непосредственно сомкнуть «борис- фсны» с обращением лптых монет при помощп якобы существующей надчеканки на них букв APIX неприемлема. Бертье-Делагард, сопоставляя этп «борисфены» со вторым снизу номиналом медных литых серий, видит в них, как и в этих последних, «дихалкп», редуцированные до [93]1 з прежнего веса. В соответствии с этим он объясняет слова «из 400» в протогеновском декрете, как выражающие взаимоотношение ценности металлов золота п меди, п предполагает, что в эпоху до редукции это взаимоотношение обозначалось словамп «из 1200». Крайняя искусственность этого объяснения бросается в глаза. Далее, отдавая должное тщательности, с какой Бертье-Делагард проводит свои цифровые выкладки с привлечением и весовых гирь, все же приходится признать бесплодность этих усилии, тем более, что получаемые им точные цифры ему же самому приходится округлять, приспособляя их к отношениям, считаемым им нормальными. При всем том его мысль, что «борисфены» явились преемниками функций литон ольвийской монеты в городском денежном обращении, заслуживает взимания, и этим, как сказано, может быть, объясняется их обособленное положение среди других чеканенных медных монет Ольвип. Необходимо только в этом случае соединять «борисфены» преемственной связью не с подразделениями, а с крупнейшими номиналами литых серий, и не бояться допустить условный, неполноценный характер их. В самом деле, сопоставляя аттический золотой статер даже с максимальным весом «борисфена» в 11 гр, мы, при расчете 400 штук их на статер, получим рацпо золота к меди около 1 : 520 — пропорцию, слишком благоприятную для меди, чтобы ее можно было допустить при обязательной полноценности медной монеты. Помимо того, без допущения условного характера «борисфенов» непонятным становится и постепенное падение их веса. В силу сказанного следует предпочесть общепринятое понимание выражения «из 400» в смысле счета числа медных монет на один золотой, тем более, что такое толкование может быть подтверждено параллелями других надписей1.

Согласно высказанному выше предположению, «борисфены» не пришли непосредственно на смену тяжелым лптым «ассам». Промежуточным звеном между теми и другими были малые литые монеты с Горгонеем более позднего стиля (тб. XXXI, 5). Если взять средние веса тяжелых монет с головой Деметры (тб. XXXI, 4), последних представителей тяжелой группы— 112 гр, редуцированной группы — 22 гр (обе цифры по Бертье-Делагарду) и максимальный средний вес в наиболее тяжеловесных сериях «борисфенов» — 11 гр, мы получаем ряд цпфр, М е i s t е г h а п s, Grammatik cl.attisch. Inschr., Brl., 1900, стр. 212, 6.

находящихся в отношении 10 : 2 : 1. Этот ряд позволяет предполагать ступени редукции крупнейшего номинала медной монеты сначала в 5, затем в 10 раз.

Применяя расчет 400 медных монет на один золотой аттический статер к монетам этой первой ступени редукции, мы получаем рацио золота к меди, выражающееся пропорцией около 1 :

: 1040, несравненно более близкой к вероятному нормальному соотношению ценности обоих металлов, в точности нам все же неизвестному. С другой стороны, и к счету по 400 медных монет на золотой статер можно близко подойти на основе следующего соображения: если верно, что крупнейшие литые монеты были равно ценны оболу, то на эгинскую серебряную драхму их должно было птти 6 монет, а на аттическую, учитывая в грубых чертах отношение эгинской драхмы к аттической =3:2,— 4 монеты, следовательно, на аттический золотой статер, при условии рацио золото : серебро = 1 : 10 — 80 монет. После редукции веса этих «оболов» в 5 раз количество их на аттический статер должно было подняться до 400 монет. Возможно, таким образом, что счет «из 400», отраженный в протогеновском декрете, установился енщв конце IV в., когда, хотя и редуцированная, литая медная монета продолжала еще трактоваться как полноценная. «Борисфены» же унаследовали этот счет, будучи фактически уже в полной мере условной, неполноценной монетой.

Не отрицая гипотетического характера высказанных соображений, надеюсь, что некоторая увязка с общераспространенной в Греции системой денежного счета дает моему предположению преимущество в смысле конкретности перед иными, основанными на одних метрологических выкладках. Но можно ли итти дальше п настаивать, что, унаследовав от крупнейших номиналов литой монеты их функции в городском денежном обращении, «борисфепы» унаследовали от них также и их вероятное наименование «оболов»? На это я бы не решился, не только потому, что ни в декрете Протогена, ни в близком по времени постановлении коллегии семи1 названия медных монет, о которых идет речь, не упоминаются, но и потому, что как бы ни была вероятна равноценность крупнейших литых медных монет серебряному оболу, утверждать, что они и носили это наименование, мы пе имеем оснований.

Вес «борисфенов» в последних четырех группах их, как указывалось, падает до нормы (5—6 гр), не превышающей половины их первоначального веса. Монеты эти исполнены весьма небрежно, биты на кружках с очень резко скошенным краем, так что одна сторона (у «борисфенов» всегда лицевая) имеет больший диаметр, чем другая (тб. XXXII, 20, 22). Такими же чертами техники изготовления кружков отличаются монеты с исконными типами головы Деметры в профиль иа лицевой стороне п орлом, клюющим в голову дельфина,— на оборотной (тб. XXXIII, 1, 2), неизменно носящие помимо имени города на оборотной стороне буквы ВНЕ. Но в отлнчпе от «борпсфенов» у этих монет сторона большего диаметра всегда является оборотной. Монеты эти, повидимому, так же как п «борисфены», чеканились целыми полосами кружков, отлитыми в комбинированных формах, с последующей, уже после чеканки, разрубкой их. Правильно связываются Пиком1 в одну серию с ними монеты меньшего размера, носящие на оборотной стороне те же буквы ВНЕ и исполненные в совершенно такой же технике, средний номинал — типы: голова Артемиды — колчан (тб. XXXIII, 3), и младший номинал — типы: голова Афины — сова (тб. XXXIII, 4). Крупный номинал этой серин, попадающийся весьма часто в ольвнйских находках и в этом отношении стоящий едва ли не на втором месте после «борисфенов», устойчиво держится весовой нормы около 8 гр, несколько превышающей нормы «борисфенов» в последних группах их чеканки, и не обнаруживает тенденции к понижению ее. Необходимо тут же отметить, что те же три номинала и при тех же приблизительно весовых нормах мы можем проследить еще в двух, по крайней мере, сериях медных монет, несомненно относящихся уже ко II в. до н. э. Это серия с именем Eip-IBA, BAEip-J и ВА на оборотной стороне (тб. XXXIII, 5—8), имеющая типы для крупного номинала: голова Геракла — палица, для среднего: голова Аполлона — лира, для младшего: голова Артемиды — колчан в одном случае и голова Артемиды — дельфин — в другом. Другая подобная серия, имеющая на оборотной стороне надпись 01 ЕГТА, которая на некоторых экземплярах заменяется отдельными личными именами, более любопытна по типам (тб. XXXIII, 18—20). Крупный номинал имеет на лицевой стороне бородатую голову в повязке (©гос р-еуас по примеру соседнего Одесса[94] [95]), а на оборотной— горит с луком и секиру, как на «борисфенах», средний и младший номиналы имеют на лицевой стороне безбородую голову с пышной шевелюрой, а па оборотной: первый — коленопреклоненного стрелка с горитом на поясе, стреляющего из лука, второй — один горит с луком. Предположение Орешникова[96], что безбородая голова на младших номиналах представляет портрет Мифрадата Евпатора, весьма вероятно; но по поводу него нельзя не заметить,что для золотых статеров и серебряных тетрадрахм Византия, Томи и других городов, носящих такие портреты Мифрадата и членов его дома, разменная оль- вийская медь недостаточно убедительная аналогия. С другой стороны, при сопоставлении

с незадолго предшествовавшими этой серии медными же монетами Скилура с его портретом (тб. XXXIII, 22; см. ниже), эта догадка выигрывает, так как помещение портрета Мпфрада- та, опрокинувшего скифское могущество, делается естественным симптомом признания его верховенства. Добавлю, что по соображениям анализа фактуры — кружок, хотя и со скошенным краем, но значительно более плоский, чем в монетах с головой Деметры — помещая серию с EipJBA во вторую четверть II в., я и серию 01 ЕРТА отнес бы никак не позже, как к концу II в. Если ее выпуск действительно связан с распространением мифрадатовского влияния, то начался он немедленно после побед Диофанта в Крыму. Наконец, и несомненно принадлежащие мифрадатовскому времени1 хорошо известные ольвийские монеты с головой Деметры-Тихи2 на лицевой стороне и коленопреклоненным стрелком на оборотной (тб. XXXIII, 21) дают в тех же приблизительно весовых нормах средний п младший номиналы с отпадением, правда, высшего. Помимо указанных серий, есть еще отдельные группы относящихся ко II в. медных монет крупного номинала3, подобно «борисфенам» лишенных соответствующей разменной мелочи, но и они ориентируются на ту же весовую норму в 7—8 гр, скорее превышая ее, чем падая ниже.

Я принужден был несколько забежать вперед, чтобы отчетливее оттенить то обстоятельство, что с выпуском монет с буквами ВНЕ прекращается принявшее в последний период чеканки «борисфенов» катастрофический характер падение веса медных монет, и на смену ему приходит известная устойчивость, позволяющая восстановить обращение мелкой медной монеты. Естественно будет предположить, что это упорядочение городского денежного обращения стало возможным благодаря возобновлению выпуска серебряных монет. Именно в силу сказанного, учитывая, что средний вес монет с головой Деметры (В2Е) на 2 гр, по крайней мере, превышает минимальную цифру, до которой доходят наиболее легковесные варианты «борисфенов», я, несмотря на одинаковость техники, не могу допустить одновременное обращение обеих групп монет и склонен считать, что первые сменяют собою в обращении последние. Вероятная дата такой смены — последние два десятилетия III в. Голова Деметры на лучших экземплярах монет этой группы восходит, может быть, в общем облике к голове Персефопы на сиракузских монетах времени Гикеты или монетах К соображениям, высказанным Орешниковым (там ж е, стр. 235), добавлю, что по своей уже совершенно плоской фактуре с прямым краем они близко подходят к обильно обращавшимся в Ольвии монетам городов Понта и Пафлагонии мифрадатовской чеканки. Minns, стр. 485 и тб. III, 3, но с неверной датировкой.

8 Р i с k, I, тб. IX, 30, 31; тб. X, 24. Последняя неверно показана серебряной.

Пирра1, но на монетах Ольвии облик этот дан в таких обобщенных и упрощенных чертах, что датировка их полустолетием позже не может встретить затруднений, тем более, что аналогии в трактовке носа, губ, прядей волос на шее встречаются в самых ранних афинских тетрадрахмах так называемого «нового стиля»[97] [98]. Но есть и варианты той же группы, представляющие голову Деметры большего размера ив значительно более грубых чертах, в стилистическом отношении совпадающие с головой Геракла на монетах с Е1?-|ВА[99], отнесенных мною уже ко II в. Достаточно грубы по стилю и многие из младших номиналов с головами Артемиды и Афины. Это позволяет утверждать, что выпуск этих монет с головой Деметры был длителен, во всяком случае, продолжался более одного года.

Тем больший интерес приобретает истолкование букв ВБЕ, поскольку они неизменно сопровождают все монеты этой серии независимо от их стиля и лишь на некоторых очень грубых экземплярах сменяются группами букв БBE и ВЕБ. Если два последних варианта надписи считать лишь случайными перестановками по небрежности и малограмотности резчика, то наиболее вероятной кажется догадка, что буквы представляют инициалы титула B(ccctiXeult;;), имени и отчества должностного лица, выпускавшего эту группу монет. Должность басилевса была в Ольвии, невидимому, пожизненной[100], и в связи с этим длительность выпуска монеты, • порученного этому магистрату, получила бы объяснение. Не решаюсь настаивать на этой догадке, но укажу в подтверждение ее, что на вышеупомянутой, также, несомненно, не ограничивающейся одним годом выпуска, серии монет II в. надпись BAEIf-|, невидимому, правильпо расшифровывается в Balt;7LX?wlt;; EtpTjvaiou[101], так как наличность варианта Eip~|BA по позволяет здесь видеть имени и отчества, которые не допускали бы перестановки. Кроме того, на одной монете, несомненно представляющей вариант младшего поминала той же серии, мы встречаем лишь буквы ВА, т. е. повидимому, один только титул. Можно было бы привлечь еще появление подписи 01 ЕРТА — коллегии, также связанной с сакральной сферой[102],— на монетах одной из позднейших вышеупомянутых серий; впрочем, там она все же чередуется с собственными личными именами.

Во всяком случае, как сказано выше, упорядочение обращения медной монеты стало возможным лишь благодаря возобновлению выпуска серебряных монет. Действительно, начиная с конца III в. и вплоть до гетского разгрома среди монет Ольвии мы встречаем ряд серебряных монет различной величины, правда, в большинстве случаев низкопробного серебра. Бер- тье-Делагард1, основываясь исключительно на типах, разбивает их на три группы и дает всем трем группам неопределенную датировку ПТ— I в. до н. э. Эта группировка неудовлетворительна, поскольку на самом деле нередко монеты различных типов даже и лицевой стороны принадлежат одной серии. Исчерпывающая хронологическая классификация, основанная на стилистическом анализе и сличении дифферентов на различных номиналах, может быть дана только в Corpus’e, так как не столь многочисленные серебряные монеты этой эпохи, нередко представленные лишь единичными экземплярами, разбросаны по разным собраниям. Здесь я ограничусь лишь общей характеристикой и намечу предположительно последовательность серий, насколько это возможно с помощью наличного материала. Все монеты биты по аттической системе с очень низкой, не превышающей в средних выводах 3.5 гр, нормой драхмы. Из номиналов чеканятся дидрахма (тб. XXXIII, 12, 13), драхма (тб. XXXIII, 14—16) и три- обол (тб. XXXIII, 17). Отсутствие более крупного номинала тетрадрахмы объясняется, может быть, тем, что в эту эпоху они уже бойко чеканились по типам александровских и лиси- маховских тетрадрахм городами западного побережья, в особенности Одессом.

Наиболее ранней и по стилю и по фактуре серией, относящейся к концу III в. и современной, может быть, медным мопетам с буквами ВБЕ, является серия, состоящая из дидрахмы с типами головы Геракла на лицевой стороне и палицы на оборотной, драхмы с типами головы Апполона и лиры2 и гемидрахмы с типами головы Артемиды и колчапа с луком (тб. XXXIII, 17)3. Голова Геракла на дидрахмах по стилю стоит близко к таким же головам па тетрадрахмах александровского типа, которые начали выпускаться Одессом в конце III в.4 К несколько более позднему времени принадлежит серия из тех же трех номиналов, возобновляющая старые типы Деметры5; на дидрахме голова богини в покрывале в профиль, на драхме также в профиль, но без покрывала, на гемидрахме — голова богини в фас. Типами оборотной стороны в первых двух случаях служит опять-таки старый тип орла на дельфине в 3/4, в последнем — одного дельфина. Эта серия относится, вероятно, к началу II в. Без сомнения, очень близка к ней по времени в силу тожества стиля лицевых сторон серия из драхм и дидрахм с головой Геракла Нум. сб., II, стр. 63 сл. Ср. Гиль, ЗРАО, т. VII, тб. XVIII, 3, 4, 5. * 3 Г и л ь, ЗРАО, т. V, тб. IV, 2. _ Guide to the coins of the ancients, тб. 41, 2.

6 P i с k, I, тб. X, 9 и 11,

(тб. ХХХТТТ, 13,14)1. Любопытно, что в то время, как драхмы повторяют на оборотной стороне тип «борисфенов»: горит и секиру, дидрахмы комбинируют атрибуты Геракла с атрибутами Деметры, изображая палицу в венке из колосьев или только одпн такой венок. Из медных монет этой группе серебра соответствуют по стилю довольно многочисленные крупные монеты с головой Геракла на лицевой стороне и палицеи с горитом на обороте (надписи CATY, ПЕЕ)[103] [104]. Наконец, мы имеем дидрахмы с головой Геракла и палицей и драхмы с головой Аполлона и лирой[105], подобные таким же первой серии, но резко отличающиеся от них худшим, более небрежным стилем и едва ли относящиеся ко времени ранее середины II в. (тб. XXXIII, 12, 15). В медных монетах они находят свое соответствие в серии монет с надписью BAEIf-j. Серебряные монеты двух последних серий, а иногда и более раннпе, очень часто носят круглые надчеканки с головой в шлеме (головы Афины?), а нередко, в особенности экземпляры, представляющие последнюю серпю, также и вторую надчеканку с головой в лучевом венце (тб. XXXIII, 12, 16). Таким образом, еще долгое время после прекращения пх выпуска они продолжали ходить на рыпке, причем законность их обращения гарантировалась клеймением. Такое чисто экономическое объяснение наличности надчеканок представляется более естественным. Иное толкование, правда, мимоходом и с большими оговорками высказано Миннзом [106]— именно, что клеймение монет с Гераклом изображением головы Афины является, подобно намеренному искажению двух посвятительных надписей Гераклу[107], последствием переворота против связанной с культом этого героя олигархии. Привлекать в целях такого толкования надчеканки тем более рисковано, что они, встречаясь как на серебряных, так и на медных монетах, не ограничиваются монетами с типом Геракла. В надчеканенном виде эти серебряные монеты обращались, невидимому, всю вторую половину II в. и подверглись за это время уже вторичному клеймению над- чеканкой с головой в лучевом венце (головой Гелиоса). Из медных монет в это время обращаются довольно многочисленные в ольвииских находках монеты, повторяющие типы «борисфенов», т. е. горит и секиру на обороте, и с любопытным типом лицевой стороны: головой Деметры во все поле монеты, сзади которой помещается обращенная в ту же сторону маленькая голова Афины (имена: ДЮБ, БОМО, ПРО, EY[108]). Чрезвычайно искусственная догадка Кене[109], что таким путем хотели указать на равноценность этой монеты сумме наибольшего и наименьшего номиналов серии с буквами ВБЕ, опровергается весовыми данными, так как средний вес этих монет не превышает нормы крупного номинала с ВБЕ. Помимо того, выше намеченная приблизительная последовательность медных выпусков говорит против непосредственного соприкосновенпя этих серий во времени. Правильнее предположить, что этот любопытный тип развился следующим образом. Чеканка этих монет началась во второй половине II в. уже после того, как некоторое время обращались и серебряные и медные монеты с головой Афины в надчеканке, и типологический элемент — голова Афпны— узаконивавший в предшествующие годы обращение монет прежних серий, был введен в этом новом выпуске в состав самого типа путем вырезки его уже в штемпеле в малом виде рядом с основным мотивом (тб. XXXIII,9, 10). Подобным же образом в группе монет I в. н. э. с головою Зевса (тб. XXXIV, 7—10) \ кадуцей, представляющий первоначально надчеканку, впоследствии помещается на самой монете в поле, рядом с головой Зевса. Но наилучшую и вполне бесспорную аналогию представляют монеты третьего периода чеканки Савромата II на Боспоре, принимающие в состав типа прежнюю надчеканку — голову Септимия Севера2.

Эти монеты с головами Дсмстры и Афины в большом количестве подверглись спешной, без предварительного изглаживания прежних изображений, перечеканке типами головы Гелиоса в фас на лицевой стороне и пары коней его с буквами ОА — на оборотной (тб. XXXIII, 11). Установление даты этой перечеканки было бы очень важно, так как могло бы дать вероятную дату и для второй надчеканки, с головой Гелиоса, на серебряных монетах. Помимо огромного количества перечеканок из указанных монет, изредка попадаются перечеканенные теми же типами монеты предшествующих серий с головой Геракла, но я не знаю ни одного экземпляра крупного номинала серии с 01 ЕГТА, перечеканенного типом Гелиоса. Поскольку эта последняя серия и однотипные с ней, носящие различные имена, как указывалось, обращались в самом конце II и начале I в., перечеканка должна была состояться до начала ее выпуска, т. е. вероятнее всего в предпоследнем десятилетни II в. Около того же времени, повидимому, и серебряные монеты предшествующих выпусков подверглись вторичному клеймению надчеканкой с головой Гелиоса и в таком виде оставались обращении в значительное время, так как серия с 01 ЕПА и тождественные ей по типу соответствующего им серебра не имеют.

Эти последние серии, хотя выпуск их не был обплен, пережили в конечной стадии своего Р i с k, I, тб. XI, 5, 6. См. ниже» гл. XI сгб. XLVIII, 11, 1 сл.).

обращения два интсрсспых момента, на которых стопт остановиться. Во-иервых, очевидно, уже по окончании их выпуска монеты всех номиналов продолжали обращаться после наложения надчеканки с изображением виноградной кисти. Во-вторых, только монеты средней величины с типом коленопреклоненного стрелка подверглись опять-таки очень спешной и небрежной перечеканке типами головы Афины на лицевой стороне и дельфина с буквами ОЛ на оборотной1. Это выделение одного среднего номинала заслуживает внимания, так как объясняет, может быть, отсутствие высшего номинала в следующей по времени серии медных монет с головой Тихи и коленопреклоненным стрелком (тб. XXXIII, 21). Дело в том, что именно в это время, на границе II и I в., во всяком случае уже в первом десятилетии I в., в Ольвии, как о том свидетельствуют находки[110] [111], стали в большом количестве обращаться медные монеты городов Понта и Пафлагонии, преимущественно Ампса, выпускавшиеся, повидимому, по прямому приказу Мифрадата как дополнение к серебру и золоту с его именем и получившие широкое распространение по всему северному и восточному побережью Черного моря. В ольвийских находках преобладают монеты второй сверху величины, называемые Имхоф- Блумером[112] тетрахалками, которые, однако, по размеру и весу скорее соответствуют высшим номиналам предшествующих ольвийских серий. Их присутствие в большом количестве на ольвийском рынке могло вызвать ограничение собственного городского выпуска лишь средним и младшим номиналами. Напомню, что тип оборотной стороны этой новой ольвий- ской серии — коленопреклоненный стрелок — повторяет именно тип среднего номинала серии с 01 ЕРТА. При всем том эта новая серия имеет и соответствующую ей по типам серебряную монету, правда, ограничивающуюся лишь одними гемидрахмами[113]. В какие взаимоотношения при этом стала денежная система Мифрадата Евпа- тора к городской системе Ольвии, мы не можем сказать, так как не знаем наименований ольвийских медных монет. Этими монетами с типами головы Тихи и стрелка, дополнявшимися значительным количеством мифрадатовской пон- тийской меди, повидимому, заканчивается нумизматика Ольвии в период до гетского разгрома. Обращались ли в конпе этого периода также анэпиграфные монеты с типом головы Аполлона на лицевой стороне и лиры на обороте, перечеканенные из понтийских монет мифрадатовской эпохи, как то предполагает Орешников[114] [115], утверждать решительных оснований нет. Мне самому такие перечеканенные экземпляры не попадались, а на свидетельство Сес- тпни и Кене полагаться не решаюсь1. Тем не менее по фактуре монеты должны были бы принадлежать середине I в.

Подводя итог ольвийской чеканке с конца III в. до середины I в. до н. э., мы видим, что, хотя городу удалось изжить глубокий кризис середины III в., отраженный в протогеновском декрете и подтверждаемый историей чеканки «борисфенов», и он вернулся к более пли менее правильному денежному обращению, но все же состояние его монетного дела в эти последние полтора века до гетского разгрома было далеко пе цветущим. Главную массу обращавшейся монеты составляет медь, а количество серебра невелико, и притом оно очень низкопробно. Уже факт отсутствия в серебряной чеканке тетрадрахм, номинала, который мог итти на внешний рынок и который именно в качестве торговой монеты с типами Александра и Лисп- маха выпускался западными соседями Ольвии, знаменует ограничение ольвийского серебра пределами городского рынка2. О низкопробности этого серебра я уже говорил. Следует отметить также применение и к серебру, по крайней мере в последней серии3, техники отливки кружков в комбинированных формах с сохранением следов литников, приема, отнюдь не обеспечивающего точности веса отдельных монет. Но самым ярким свидетелем частого повторения моментов неустойчивости в денежном обращении, несоответствия между продукцией монетного двора и требованиями городского рынка являются многочисленные надчеканки и перечеканки, предполагающие постоянную необходимость подтверждения или изменения в спешном порядке курса обращающейся монеты. Такие неоднократно повторяющиеся экономические затруднения могли быть естествеппым следствием постоянных угроз и нападений соседних кочевых племен, истощавших городскую казну и препятствовавших правильному течению торговли. Декрет в честь Никирата, сына Папия4, и указание Диона Хрисостома5, что еще до разгрома гетами Ольвия неоднократно попадала в руки врагов, остаются свидетельствами этого тревожного положения города в указанный период. Что же касается битых в Ольвии монет скифских царей, из которых к этой эпохе относятся лишь монеты Скилура (о них ниже), то они скорее говорят о так или иначе установившихся мирных отношениях с соседями.

Общий взгляд на типы монет рассмотренного периода выясняет, что круг божеств, головы и Ср., впрочем, Бларамберг, Описание древних медалей Ольвии, тб. XVII, № 170. Мне известен лишь один факт находки ольвийской серебряной монеты этого времени sa пределами Ольвии, в Бори на Кавказе — МАР, в. 34, стр. 95. Гиль, ЗРАО, т. VII, тб. XVIII, 6. IosPE, I2, № 34.

6 Dio Chr., Or. 36, Scyth. et Cauc.f стр. 176.

атрибуты которых составляют их репертуар, остается тот же, что и в пору обращения литой монеты. Как новый момент, кроме бородатой головы «Великого бога» (?, тб. XXXIII, 18), можно отметить появление головы Аполлона, ранее представленного в ольвийской типологии лишь своим атрибутом — дельфином и головой на самых маленьких медных монетах. Все же он, как п Афпна, играет пока что второстепенную роль, главпое же место в большинстве серий отдается Гераклу или Деметре. Как пи заманчив мимоходом затронутый Миннзом 1 вопрос о том, что выдвижение на первое место Геракла, а затем отступление его связано с временным торжеством какой-то социальной группировки, углубляться в него не решаюсь, так как за отсутствием документальных данных все предположения, сделанные на основе данных одних монет, были бы необоснованными гипотезами. Во всяком случае, если можно допустить во II в. соперничество двух культов, как отражение борьбы определенных социальных группировок, то речь может итти только о культах Геракла и Деметры. Эта богиня к концу периода вновь получает первенствующее положение, фигурируя в последней серии в качестве городской Тихи. Хорошую параллель она имеет в оформляющемся в ту же позднюю эллинистическую эпоху образе Девы — Парте- нос, защитницы Херсонеса (см. ниже, гл. X). Тип колепопреклопепного стрелка в скифском костюме, на мой взгляд, является лишь дальнейшим развитием темы горита на «борисфе- нах» и представляет чисто местный мотив, обусловленный кочевническим окружением Ольвии. Будучи сопоставлен с несравненно, правда, более ранней посвятительной эпиграммой Анаксагора Димагорова[116] [117], он, может быть, свидетельствует наравне с нею о существовании в Ольвии состязаний в стрельбе из лука[118],