I Владения князя Даниила Александровича, родоначальника дома московских великих князей, ограничивались до 1302 года одними берегами реки Москвы, принадлежа к числу вто-ростепенных уделов Владимирского княжения. Незначительное Московское удельное княжество, благодаря географическому своему положению в узле торных путей с севера на юг и с востока на запад, быстро усилилось в течение четырнадцатого века и сделалось стойким центром, сплотившим в одно целое разрозненные области русской земли. Московские великие князья создали русское государство на развалинах удельного порядка. Независимые бояре времени уделов так же, как подручные удельные князья, превращены были в покорных слуг государства; вольных бояр и слуг сменили закрепощенные служилые люди. С усилением своей власти московские государи начинают в пятнадцатом столетии энергичную борьбу с противогосудар-ственным правом отъезда бояр и слуг и, затем, достигают полного его упразднения. Путь к действительному ограничению этого права указан был Великим Новгородом еще в эпоху полного господства удельного порядка, в четырнадцатом столетии. Новгородское правительство запретило боярам, отъезжавшим из Новгорода на службу к великим князьям, удерживать за собою вотчины в пределах Новгородских владений. «Села, земли и воды бояр, в случае их отъезда, ведает Великий Нов-? город, а тем боярам и слугам ненадобне», — как постановлено было в договоре 1368 года. Великие князья, не обладая той властью, какую имел Новгород на своей территории, не могли решиться на эту меру по отношению к боярам и слугам- вотчинникам. Правило «кто выйдет из удела, тот земли лишен» касалось только дворных слуг, владевших дворцовой землей на поместном праве. He лишая бояр права отъезда, князья должны были довольствоваться тем, что сохранили в своем государ-ственном обладании вотчины отъехавших слуг. Ho это право бояр, естественно, вызывало крайнее раз-дражение в князьях. Случалось, что князья вымещали свое не-удовольствие на имуществе отъехавших, грабили их села и дома, вопреки договорам, обеспечивавшим неприкосновенность имущества лиц, пользовавшихся правом отъезда. Когда многие бояре и дети боярские, служившие князю Дмитрию Юрьевичу Шемяке, в 1447 году били челом служити великому князю Василию Васильевичу Темному, то Шемяка, нарушая договор (докончание) и крестное целование, «тех бояр и детей боярских пограбил, села их и дома поотымал, и животы и статки все и животину у них поймал». Также опалялись и другие князья на отъезжавших бояр, особенно, когда в XV веке они сделались более самовластными государями. Любопытный случай из жизненной практики отношений князя к отъезжавшим боярам рассказан в житии преподобного Марти- ниана Белозерского. «Боярин некий от великого князя Василия Темного отьеха к Тверскому великому князю. Он же зело зжалив о боярине том и не веде, что сотворити или како воз- вратити его назад, понеже тот был от ближних его советник, — посылает моление ко преподобному Мартиниану в Сергиев монастырь, дабы его возвратил, и обещевает, много паче прежнего, честна и богата сотворити его. Святой же, послуша его и надеяся на духовное сыновство, возврати боярина» — и во всем за него поручился. Опасаясь мести князя, боярин не иначе согласился возвратиться, как за поручительством святителя. И тем не менее, когда он вернулся к великому князю, Василий Темный, «не удержа ярости гнева на боярина того, повеле и оковати», и сложил с него опалу только после решительного заступничества за боярина св. Мартиниана'. Духовная литература оказывает важную помощь князьям в их борьбе с правом отъезда. Начиная с четырнадцатого столетия, церковные книжники проводят новый взгляд на отъезд, как на измену. «Поучение ко всем христианам», получившее широкое распространение в списках XVI и XV веков, сравнивает с Иудой слугу, отъехавшего от князя: «и се паки и еще вы глаголю чада моя, аще кто от своего князя ко иному отъедет, а достойну честь приемля от него, то подобен Иуде, иже, любим Господом, умысли предати его ко князем жидовским». Позднейшие летописцы называют бояр, переходивших на службу к другому князю, крамольниками, «коромольниками льстивыми». Об отъезде старшего боярина Нижегородского княжества Василия Румянца летописец отозвался так: «и отьиде Румянец, Июдин образ взем, помрачися злобою, и друг диаво- лу нарекся». Московское правительство в пятнадцатом столетии было уже настолько сильно, что могло бы открыто объявить себя сто-ронником этого нового взгляда и отменить право отъезда. Ho оно не только не делает этого, но даже настаивает на его сохранении, обязывая к тому союзных князей; в договорах московских великих князей с другими великими и удельными князьями повторяется древнее правило: «а боярам и слугам вольным воля». Право отъезда было более невыгодно для слабых князей, чем для московского великого князя. Богатый московский ве-ликокняжеский двор во множестве привлекал бояр и слуг из других уделов. Благодаря боярскому праву отъезда, московские князья приобретали более новых чужих слуг, чем теряли своих. Они сумели, замечает проф. Дьяконов, «воспользовавшись выгодами вольной службы, устранить невыгодныя ея стороны». Опираясь на договоры, они удерживали на своей службе перешедших к ним бояр других княжеств, и в то же время, противопоставляя силу праву, обеспеченному договором, не дозволяли своим слугам переходить к другим князьям, карали их за это, как изменников. Сила в то время чаще, чем когда-либо, торжествовала над правом. В 1476 году много тверских бояр и детей боярских перешли из Твери в Москву служить великому князю Иоанну Васильевичу; он принял их с честью, но был недоволен тем, что в Твери оставалось еще много бояр и слуг, верных тверскому князю. Против них предпринимается ряд систематических притеснений: «где межи сошлись с межами (там), где ни изобидят московския дети боярския, — то пропало, а где тверича изобидят, то князь великий ответам веры не имет и суда не дает». И вот, «не терпяше обиды от великаго князя», тверские бояре переходят на службу в Москву. За своими боярами и слугами Иоанн III на деле не признает права отъезда. Князь Оболенский-Лыко, обиженный его несправедливым судом, уехал к брату великого князя, удельному князю Борису Васильевичу Волоцкому. Иоанн III послал за Оболенским своего боярина и велел его «поимати середь двора у князя Бориса на Волоце». Удельный князь не допустил такого самоуправства у себя на дворе и «отнял сильно» отъехавшего боярина у великокняжеского посла. Иоанн потребовал от своего брата выдать Оболенского головою; получив отказ, он поручил боровскому наместнику поймать беглеца тайно, и как только Оболенский приехал в свое село на Боровце, то был схвачен и в оковах отвезен в Москву. Между тем, у Иоанна был незадолго перед тем, в 1473 году, заключен с князем Борисом Волоцким договор, которым взаимно обеспечивалась свобода боярского перехода. Князь Борис напрасно жаловался своему брату Андрею на великого князя: «какову силу чинит над нами, что невольно кому отьехати к нам: кто отъедет от него к нам, и тех безсудно емлет». При Иоанне III бояре и слуги московского великого кня-жества фактически уже не пользовались правом отъезда. По от-ношению к боярам бывшего Ярославского княжества, Иоанн открыто узаконил отмену этого права в своем завещании 1504 года: «боярам и детям боярским ярославским, — сказано в этом завещании, — со своими вотчинами и с куплями от сына моего Василия не отьехати никому никуда; а кто отъедет — земли их сыну моему». Новое правило о неотьезде служилых людей было утверж-дено в малолетство Иоанна Грозного митрополитом и боярами. В 1534 году, по смерти Василия III, митрополит Даниил привел к крестному целованию удельных князей, братьев умершего великого князя, Андрея и Юрия Ивановичей на том, что «людей им от великого князя Ивана не отзывати». Затем, в 1537 году князь Андрей Старицкий обязался не принимать к себе служилых людей великого князя, князей, бояр, дьяков, детей боярских и извещать правительство о таких охотниках до переездов, «на лихо великого князя». Когда, в том же году, некоторые новгородские помещики замыслили перейти к князю Андрею, то московское правительство распорядилось «бита их кнутьем на Москве да казнити смертною казнию, вешати? на новгородской дороге до Новгорода». Наконец, в 1553 году Иоанн Грозный обязал единственного удельного князя, который еще оставался, Владимира Андреевича не принимать на службу московских бояр. Отмена права отъезда произвела глубокую перемену в по-ложении высшего класса населения. Из вольных слуг они пре-вратились в невольных служилых людей2. 2 Такая же глубокая перемена произошла в течение XV, XVI столетий в положении служебных князей; сначала закреплены были за государством территории их уделов; затем закрепощены были и сами владетельные князья. Подчиняя себе мелких удельных князей, московские государи до шестнадцатого столетия довольствовались их политической зависимостью, ограничивали их суверенитет, но сохраняли им самостоятельность во внутреннем управлении вотчинными княжествами. Все более значительные княжества, которые одно за дру-гим переходили в руки московских великих князей, в XIV и особенно в XV столетиях раздробились на множество мелких уделов, подчиненных великому князю, владевшему стольным городом области. Когда московские государи присоединяли к своим владениям, тем или другим путем, завоеванием или покупкой, такие великие княженья, они непосредственно ов-ладевали городами и некоторыми селами, но дозволяли мелким владетельным князьям по-прежнему владеть своими землями на положении служебных князей московского князя. Василий Темный приобрел покупкой половину Ростовской области; отдавая своей жене эту половину «Ростова, со всеми, что к нему потягло и с селы своими», он сделал следующую оговорку относительно условной зависимости служебных ростовских князей: «а князи ростовские, что ведали при мне, при великом князе, ино по тому держать и при моей княгине, а княгиня моя у них в то не вступается». Служебные князья самостоятельно владели своими вотчинами, делили их между своими детьми и передавали им свои владетельные права. Белозерская область начала дробиться на мелкие уделы уже после присоединения ее к Москве, в конце четырнадцатого столетия. В качестве владетельных князей, белозерские князья принимали фамильные имена не от лич-? ных прозвищ родоначальников, но от названий своих родовых владений. До XVl столетия отрасли белозерской княжеской линии, князья Кемские, Ухтомские, Шелешпанские, Cy- горские, сидели целыми гнездами в своих родовых вотчинах вокруг Белоозера и по реке Шексне3. Ярославское великое княжество было присоединено к Мос-кве в 1463 году; город Ярославль перешел в непосредственное обладание московского государя. Ho московское правительство действовало очень осторожно в деле «собирания» Руси. Поли-тическое объединение не сопровождалось немедленно админи-стративным, замечает проф. Ключевский. Тогдашний глава ярос-лавской княжеской линии князь Александр Феодорович, перестав быть великим князем Ярославля, остался здесь наместником московского государя, «старейшиной града»; многочисленные ярославские князья сохранили за собой свои мелкие уделы. Сыновья и внуки великого князя ярославского, князья Пенковы, управляют своими обширными вотчинами даже в первой половине XVI века, с приемами владетельных князей; монастыри им бьют челом, они дают им жалованные грамоты, у них — свои тиуны и дьяки. Незначительный князь Юхотский, из тех же ярославских князей, в 1510 году жалует Спасскому монастырю несколько деревень и пустошей и при этом, как державный господин своих владений, в любопытной, недавно открытой, жалованной грамоте дает монастырю податные льготы и право суда во всех делах, даже «в душегубстве, в разбое и татьбе с поличным»4. Весьма много служебных князей, сохранявших владетель-ные права на уделы, было на юго-западе тогдашней России, в пограничных с Литвою Смоленской и Черниговской областях. В конце пятнадцатого века князья этих областей, Воротынские, Одоевские, Тарусские, один за другим переходили на службу со своими отчинами к московскому князю, передавая в его обладание важные пограничные города — Одоев, Тарусу и другие. Московское правительство, естественно, довольствовалось политической властью над уделами этих князей и оставляло юго-западным князьям державные права на их наследственные княжества. В конце XV века служилые князья Одоевский, Воротынский, Вельский ходили в поход со своими особыми удельными полками так же, как ранее подручный князь Дмитрия Донского, его брат Владимир Андреевич. Князья Оболенские, как и другие, пользуются в своем уделе полными правами суда: «пристав великаго князя к ним в Обо- ленск не въезжает ни по что». Князь И. Ф. Мстиславский владел в половине XVI века двумя украинскими городами: Вене- вом и Епифанью. В самом Веневе и Епифанском остроге жили многочисленные служилые люди этого князя, стрельцы, конные и пешие казаки и другие. Когда литовские князья переходили на службу в Москву, не имея возможности передать в ее обладание свои уделы, московские государи сами жаловали им земли в удел. Князю Фед. Мих. Мстиславскому был пожалован в первой четверти XVI века выморочный Юхотский удел Ярославской области. Когда в 1493 году московские воеводы взяли у Литвы Вязьму и князей Вяземских привели в Москву, великий князь их пожаловал их же «вотчиною Вязьмою и повелел им себе служити», также поступил он с приехавшим тогда служить ему князем М. Мезецким; но братья последнего, насильно привезенные в Москву, были посланы в заточение5. Оставляя служилым князьям почти в прежнем объеме власть над уделами, московское правительство стремилось к тому, чтобы эти князья не порывали своей служебной связи с мос-ковским государем и не выводили своих земель из-под его вер-ховного обладания. Первоначально великие князья московские не лишают служебных князей свободы личной службы; эти князья являются такими же вольными слугами, как и бояре. Ho, в противоположность боярам, служебные князья рано лишаются права сохранять в своем владении вотчины при переходе на службу к другому государю. Великий князь Василий Васильевич Темный обязал своего дядю, князя Юрия, в 1458 году не принимать к себе в службу с вотчинами московских служебных князей, «а которые имут ему служити и им в вотчину свою не вступатися». Тот же великий князь наложил на князя тверского Бориса Александровича такое обязательство: «а кто моих князей отъедет к тебе служебных, и в тех ти вотчины не вступатися, кого ми Бог поручил, ни твоим детям, ни твоей братье мол од шей». Вёликий князь Иоанн Васильевич III идет далее своего отца, Василия Васильевича, по пути закрепощения служилых кня-зей. Эти князья теперь не только не имеют права передать кому- либо своих уделов, но и сами не могут перейти к другому государю на службу, становятся лично несвободными. Для достижения этой цели Иоанн Васильевич берет со служебных князей клятвенные записи о верной службе и неотъезде. Такие записи брались с конца XV века, преимущественно от южно- русских князей, выходцев из Литвы, Мстиславских, Воротынских, Вельских, которых московское правительство подозревало в желании отъехать в Литву. В древнейшей из дошедших до нас записей этого рода, или укрепленных грамот, 1474 года князь Даниил Дмитриевич Холмский дал следующие обязательства: «Мне, князю Даниилу, своему осподарю, великому князю Ивану Васильевичу и его детям служити до своего живота, а не отъехати ми от своего осподаря, ни от его детей, к иному ни к кому. А добра ми ему и его детям хотети всегда во всем, а лиха не мыслити, ни хотети никакого. А где от кого услышу о добре или о лихе государя своего, великого князя, и мне ты сказати, государю своему и его детям вправду, по сей моей укрепленной грамоте, без хитрости... А крепости деля, князь Данило Дмитриевич Холмский осподарю своему, великому князю Ивану Васильевичу целовал еси честный и животворящий крест и дал есми на себя сию свою грамоту за подписью и за печатью осподина своего Геронтия, митрополита всея Руси». Ho личными обещаниями строптивого слуги, замечает проф. Сергеевич, Иоанн Васильевич не довольствовался, он требовал, чтобы за него поручились другие и обеспечили свою поруку обязательством уплатить известную сумму денег в случае его отъезда. За князя Холмского поручились восемь служилых людей всего на сумму 8 тыс. рублей6. Дело, начатое Иоанном Васильевичем, продолжается сыном его Василием III и внуком Иоанном IV. При малейшем подозрении в желании отъехать, служебный князь берется под стражу, а затем дает запись и представляет за себя поручителей. Эти последние, в свою очередь, должны были представить за себя поручителей «подручников». В неотьезде того или другого князя оказывались, таким образом, заинтересованными сотни служилых людей. В 1568 г. за князя Ивана Дмитриевича Вельского поручились 29 бояр; шесть из них представили за себя 105 подручников. Иоанн Грозный такими мерами, писал князь Курбский, «затворил царство русское, сиречь свободное естество человеческое, словно в адовой твердыне»7.?