Глава вторая ИСТОРИОГРАФИЯ ФРГ О ПРОИСХОЖДЕНИИ ВОЙНЫ ПРОТИВ СССР
Изучение генезиса фашистской агрессии против СССР имеет пе только паучную, но и идейно-политическую актуальность, потому что апологеты империализма стремятся фальсифицировать причины этой войны. В советской и зарубежной марксистско-ленинской литературе показаны причины и предпосылки этой агрессии *. Воеино-поли- тическая стратегия Германии, главного государства фашистского блока, раскрыта с привлечением многочисленных документов2. Агрессия против Советского Союза с полным основанием рассматривается в тесной связи со второй мировой войной в целом. Изучая предысторию войны, советские ученые неизменно опираются на учения К. Маркса, Ф. Энгельса, В. И. Ленина о милитаризме, об империализме, о неравномерности развития капитализма, о войне и армии. Особенно важны труды Лепина о первой мировой войне. Исследователи руководствуются также оценкой германофашистского империализма и развязанной им войны, данной в документах Коммунистического Интернационала, КПСС, зарубежных коммунистических партий. «Империализм в силу своей общественной природы,— было подчеркнуто на XXVII съезде КПСС,— постоянно генерирует агрессивную аваптюристическую политику» 3. Советские историки и их единомышленники за рубежом показали, что мировой военный конфликт 1939— 1945 гг. явился следствием обострения межимпериалистических противоречий в условиях резкого углубления общего кризиса капитализма, формирования двух враждебных группировок крупнейших капиталистических государств. В отличие от обстановки, сложившейся в канун первой мировой войны, в 30-е годы наряду с традиционной борьбой империалистов за передел мира, сфер влияния, рынков сбыта, источников сырья появился новый фак тор — их стремление решить свои противоречия за счет единственного в то время социалистического государства — Советского Союза, ликвидировать или по крайней мере ослабить его. Виновником второй мировой войны был международный империализм. Выделяются также главные виновники — империалисты Германии, Японии, Италии. Германские империалисты вновь выступили зачинщиками несправедливой войны. В новых условиях их завоевательная программа стала глобальпой, пути и средства ее осуществления приобрели четко выраженный преступный характер. В нападении па СССР опи видели решающий этап на пути к своему господству над миром. В ходе изучения советскими историками целей фашизма было преодолено ограниченное их толкование, показано, что фашисты стремились не только уничтожить Советское государство, по и исключить формирование в Восточной Европе любого государства вообще. Территория СССР, по их планам, подлежала колонизации, здесь исключалась любая национальная общность, кроме германской, часть населения уничтожалась или выселялась, оставшаяся часть использовалась в качестве рабочей силы. Советские исследователи наряду с причинами войны раскрыли также различные ее предпосылки. Среди них в первую очередь — разобщенность антивоенных сил 30-х годов, международного рабочего движения, непоследовательность социал-демократии, слабость буржуазного пацифизма, изолированность реалистически мыслящих политиков буржуазии. В лагере буржуазии возобладали сторонники «умиротворения», по существу, поощрения агрессии против Советского Союза. В этой связи должны быть в первую очередь названы правящие круги Англии, Франции, США. К важнейшим предпосылкам минувшей войны относится, разумеется, разносторонняя подготовка агрессии Германией и другими государствами фашистского блока: политическая, идеологическая, военная. Внешняя политика КПСС и Советского государства не всегда, в том числе и в 30-е годы, сплошь состояла из успехов. «Были и просчеты,— подчеркивается в докладе «Октябрь и перестройка: революция продолжается».— Не всегда и не во всем — и до, и после второй мировой войны — удавалось использовать открывавшиеся возможности» 4. Накануне войны этому помешало в определенной мере непонимание советскими руководителями специфики фашистской формы империализма. Повредили авторитету СССР сталинские репрессии и другой произвол. Сам их факт был широко использован мировой реакцией в обеих империалистических группировках для компрометации Советского Союза. Не без влияния Сталина и его окружения осужденные VII конгрессом Коминтерна догматизм и сектантство медленно изживались из практики многих коммунистических партий. Это препятствовало преодолению раскола рабочего движения. Тем не менее именно коммунисты первыми подняли знамя Сопротивления и в годы второй мировой войны внесли решающий вклад в разгром фашизма. Как было уже показало в советской критической литературе, освещению в консервативной историографии ФРГ генезиса войны свойственны: формула умолчания; реабилитация империализма; подмена проблемы происхождения войны вопросом о личной вине в ее развязывании; тезис об общей ответственности всех участников войны и, как следствие, обвинение СССР в агрессивности. Наиболее четко последний тезис выражен в работах Г.-А. Якобсена. В труде «Путь к разделу мира» он утверждает, что в этом отношении никто из участников войны не может сравниться с Германией (Гитлером). Эта страна— «главный виновник», все остальные — «совиновные». Среди них англичане, будто бы «стремившиеся к миру любой ценой»; страны Юго-Восточной Европы с их «эгоизмом»; «польские государственные мужи с их высокомерием и переоценкой собственных сил» и «в первую очередь Советский Союз с его поведением летом 1939 г.» 5 Такой трактовке происхождения войны свойственно также ошибочное или намеренно искаженное толкование многих событий дипломатической предыстории войны — от Версальского мирного договора до советско-германского пакта о ненападении. Характерной чертой новой литературы ФРГ является признание многими, в том числе и консервативными историками, связей фашизма с германскими монополиями6, заинтересованными в агрессивной войне. Существенно расширились тематические рамки современного исследования за счет освещения идеологической, экономической, военно-стратегической и внешнеполитической подготовки Германии к войне. В настоящей главе рассматриваются консервативные трактовки причин фашистской агрессии против СССР, советско-германских отношений накануне войны, политики «умиротворения», проводившейся реакционными силами Великобритании, Франции. Версии причин нападения на СССР 7 В годы «холодной войны» центральное место среди консервативных взглядов западногерманских историков и мемуаристов на агрессию против СССР занимал фашистский вымысел об упреждающем нападении. Он представлял собой разновидность утверждения об «агрессивности коммунизма». Этот вымысел вплоть до наших дней не сходит со страниц реакционной публицистики и части консервативной литературы. Касаясь его происхождения и предназначепия, теоретический орган ЦК СЕПГ журнал «Айнхайт» в статье «Актуальные уроки 22 июня 1941» отмечал: «Фашисты использовали ложь об угрожающей Европе большевизации и о мнимой концентрации советских армий» 8. Этот вымысел посит весьма примитивный характер, что не должно, однако, ослаблять внимания критики. Некоторые западногерманские мемуаристы констатируют, что большинство военнослужащих вермахта «считало эту войну абсолютно необходимым оборонительным мероприятием», «даже собственные наступательпые операции казались нам нужными, законными, превентивными»9. «Гитлер сказал своим солдатам,— замечает рецензент из одного военпого журнала ФРГ,— что он должен упредить советское пападение. Немпогие пемцы... были тогда настолько компетентны и информированы, чтобы быть в состоянии опровергнуть это утверждение» 10. Число людей, пишет журнал СЕПГ, «вопреки их собственным интересам вовлеченных в агрессивный поход, было чрезвычайно велико» п. Тезис о будто бы справедливых мотивах нападения на СССР пыне применяют неофашистские публицисты, некоторые крайпе консервативные историки и мемуаристы 12. Часть их воздерживается от оценки политического характера похода на Восток 13. Уже в 50-е годы в западногер- мапской историографии не было едипого мнения о причинах нападения на СССР. Фашистскую версию не принимали сравнительно многие историки и мемуаристы, в их числе и крайние консерваторы. Так, бывший фашистский адмирал К. Ассманп ставил вопрос: «Был ли поход на Россию превентнвиой войпой?» — и отвечал отрицательно. «Исторически твердо установлено,— подчеркивал он,— что Россия весной 1941 г. не планировала агрессивной войны против Германии, Советское правительство в то время было обеспокоено исключительно тем, чтобы германский вермахт не навязал войны его стране» и. Гибкая тактика умеренно-консервативных историков, может быть, наиболее ярко проявилась в отказе от версии «превентивной войны». «Германское нападение на СССР 1941 г.,— писал еще в 1959 г. Г.-А. Якобсен,— не было превентивной войной... Это решение Гитлера не было вызвано глубокой заботой о предстоящем грозном наступлении Советов, а в конце концов было выражением его агрессивной политики». Автор не касается в своей критике существа вымысла — тезиса об агрессивности коммунизма; он не отвергает четко и определенно концепции «двух агрессоров». Он отмечает лишь частности: СССР в данный конкретный момент — летом 1941 г.— не стремился папасть на Германию. Больше того, он открыто сомневается: «...что сделал бы Советский Союз при первой же неудаче немцев в войне с Англией» 15. В таком изложении подлог стал более опасным. И тем не менее едва ли можно сомневаться в том, что отказ от вымысла, открытое констатирование ответственности Германии за агрессию против СССР есть шаг к истине. В работе «Путь к разделу мира» Г.-А. Якобсен по- прежнему отмечает «агрессивность политики Гитлера, начиная с 1938 г. становившейся все более неприкрытой». «Советы,— продолжает автор,— в 1940—1941 гг. едва ли рассматривали нападение на Германию как средство своей политики. К этому времени они уже осуществили свои намерения более безопасным путем...». В другой связи он отмечает, что Великобритания и Советский Союз боролись «главным образом за сохранение их государственного и общественного существования, иными словами, за то, чтобы выжить». Якобсен опускает предположение о «вероятных шагах СССР» в случае «неудачи немцев». Однако автор не только не говорит о миролюбии СССР, но и делает утверждение, что в 1944—1945 гг. СССР будто бы перешел к экспансии. В статье «Война в мировоззрении и практике нацизма» автор вновь осуждает пропагандистскую версию «оборонительных» или «превентивных войн 1939—1941 гг.» Как известно, свои нападения на ряд других стран фашисты также называли «упреждающими» 16. Многие историки в 60-е и последующие годы приняли подобную точку зрения I7. JI. Грухманн подчеркивает, что весной 1941 г. «Советы стремились предотвратить вооруженный конфликт с Германией», «снять напряженность в отношениях с Германией, чтобы не дать Гитлеру предлог или повод для военных акций. На экономических переговорах русские проявили готовность на новые уступки... Военные мероприятия Советов носили исключительно оборонительный характер, как подтвердят потом немецкие генералы». В. М. Молотов в беседе с германским послом в Москве, как и советский посол в Берлине в беседе с И. Риббентропом, «до последних часов перед нападением», подчеркивает автор, призывали к переговорам. Однако JI. Грухманн объясняет все это отнюдь не миролюбием СССР. Советы выступали за мир будто бы лишь потому, что «считали недостаточной свою военную мощь для обороны страны против германского нашествия»; они стремились вначале «обновить свое танковое и авиационное вооружение и построить военную индустрию за Уралом 18. Ю. Фёрстер отмечает, что операция «Барбаросса» была представлена фашистской пропагандой в виде «защиты от угрожающего советского наступления», а благодаря участию в ней нескольких европейских государств и добровольческих соединений превозносилась как «крестовый поход Европы против большевизма». Но Гитлер и его военные лидеры «оценивали советские намерения как оборонительные, а наступление Красной Армии считали маловероятным. Величайшей заботой Гитлера было, чтобы его планы в последние часы не погубил Сталин миролюбивым шагом». Некоторые умеренные консерваторы открыто критикуют своих коллег, разделяющих фашистскую версию. Так, Э. Екель, возражая итальянскому историку А. Сантопи, счел «важным подчеркнуть, что германская война против Советского Союза с любой точки зрения была неспровоцированной агрессивной войной» 19. Подобная критика наблюдается и в литературе других стран Запада 20. Германские документы, опубликованные главным образом в 60—70-е годы, существенно дополнили действительную картипу событий. Так, материалы министра финансов JI. Шверина Крозигка, германского посла в Москве В. Шуленбурга, военного атташе Э. Кёстринга, заявления самого Гитлера, сделанные им в узком кругу своих советников, показывают несостоятельность версии об «упреждающей войне». Из записки статс-секретаря МИД Э. Вайцзекера, направленной им Риббентропу весной 1941 г., следует, что не было никакой угрозы Германии, что нападение в сугубо несправедливых целях — пробить «окно к Тихому океану» — заранее обсуждалось в верхах «третьей империи» 21. В разработке Б. Лоссберга — руководителя группы сухопутных войск в оперативном отделе штаба ОКВ 22 — читаем: «Представляется невероятным, что русские решатся на наступление крупных масштабов, например на вторжение в Восточную Пруссию и северную часть генерал-губернаторства...». Автор решительно отвергал возможность «превентивного удара» Красной Армии 23. Многие историки прямо или косвенно показывают, что агрессия против СССР была заранее подготовлена 24. Они упоминают в этой связи захват Австрии и Чехословакии, Польши и Франции, вторжение на Балканы. М. Барч цитирует одну из фашистских газет от 7 марта 1941 г.: «Величайшая в истории военная машина прекрасно отлажена и работает с высшей точностью» 25. Главный довод фашистской пропаганды — тезис о сосредоточении советских войск — был поставлен под сомнение еще в 50—60-е годы. В последнее время эта тенденция усилилась. Г.-И. Шёпс сообщает: «Стремление России к нападению, в связи с которым Гитлер пытался обосновать свою версию превентивной войны, на самом деле не существовало. Особая угроза германским восточным границам со стороны передвижения русских войск войной того года не установлена». Вслед за Манштейном дислокацию советских дивизий на западной границе автор называет «развертыванием на всякий случай» 26. Чтобы не ошибиться, приняв в качестве главного какой-нибудь второстепенный момент предыстории войпы, учил В. И. Ленин, исследователь должен изучить политику, которую известный класс «вел в течение долгого времени перед войной», «за целый ряд десятилетий до войны» 27. В свете этого методологического требования оказывается несостоятельной попытка ограничить изучение политического характера нападения иа СССР областью чисто оперативной, выяснить, «когда Гитлер принял решение перенести военные действия с Запада на Восток» 28, в середине или конце 1940 г. Это может представлять интерес лишь в другой связи — имел вермахт для непосредственной подготовки нападения 6 или 12 месяцев29. В трудах консервативных историков все еще сохраняются тс или иные составные части фашистского вымысла о внешней политике СССР, например ссылка на концентрацию советских войск на западных границах СССР, хотя и без прямого повторения тезиса об «упреждающем ударе» 30. Широко распространены утверждения о «двух аг рессорах», об «имперских амбициях и аннексиях СССР». Излагаются война с Финляндией зимой 1939—1940 гг. 31, воссоединение с СССР Прибалтийских республик32, Бессарабии 33. Подобная тенденция наблюдается и в буржуазной историографии других стран. Наиболее часто встречается тезис о «разделе Польши». Одни историки применяют этот тезис, идя на сознательную ложь, другие делают это вследствие недостаточной профессиональной подготовки. Те и другие игнорируют соответствующие марксистско-ленинские исследования и опубликованные источники. Они берут явление вне его исторических связей и конкретной политической ситуации, игнорируя право наций на самоопределение, не учитывают данных этнографии и юриспруденции 34. В действительности не было никакого «раздела», а был империалистический захват Польши Германией и было возвращение украинских, белорусских земель их законному владельцу — СССР. Ни одного квадратного километра территории с инонациональным населением не было присоединено к СССР. Белосток и ряд других земель были возвращены Польше в 1945 г. Уместно напомнить, что именно Октябрьская революция в России разрушила политико-юридические основы разделов Польши. Статья 3 декрета Совета Народных Комиссаров от 29 августа 1918 г. гласила: «Все договоры и акты, заключенные правительством бывшей Российской империи с правительствами королевства Прусского и Австро-Венгерской империи, касающиеся разделов Польши, ввиду их противоречия принципу самоопределения наций и революционному правосознанию русского парода, признавшего за польским народом неотъемлемое право на самостоятельность и единство,— отменяются настоящим бесповоротно». Значение этого акта вновь подчеркнул в связи с празднованием 40-летия Народной Польши В. Ярузельский 35. Консервативные западногерманские историки, как правило, рассматривают возвращение западных областей Украины и Белоруссии исключительно в плане внешнеполитической деятельности СССР. Это неверно методологически. Воссоединение явилось также итогом длительной борьбы самих трудящихся дапных областей, что в последнее время показано в трудах советских исследователей 36. Свободное волеизъявление граждан Западной Украины и Западной Белоруссии и их воссоединение явилось важной вехой в решении национального вопроса в СССР. Этнографической стороны проблемы касаются лишь немногие историки. Так, Г. Киндер и В. Хильгемапп отметили, что по Рижскому договору граница Польши прошла восточнее «польской национальной границы» 37. Большинство же из них игнорирует то важное обстоятельство, что советско-польская граница, установленная в 1939— 1945 гг., под названием «линия Керзона», была предложена на основе научных данных Парижской мирной конференции представителями Англии, Франции и США. Она была официально признана Крымской конференцией 11 февраля 1945 г.38 О признании границы 1939 г. на конференции в Ялте часть историков вспоминает лишь в связи с тезисом о так называемой «компенсации». Державы-победительницы будто бы «возместили» территориальные потери Польши на востоке приращением земель на севере и западе за счет Германии39. На наш взгляд, нет органической связи между вопросами об изменении восточных, с одной стороны, и западных и северных границ Польши — с другой. Как можно было «возмещать» возвращение законным владельцам земель, в свое время несправедливо отторгнутых? Тезис о «компенсации» выступает в этом свете как весьма тонкая фальсификация. Компенсировать Польше можно и должно было лишь гигантский ущерб, нанесенный фашистской агрессией и оккупацией. Как известно, относительно численности населения и размеров национального достояния эта страна понесла в войне наибольшие потери40. Многие консервативные историки рассматривают воссоединение западных земель с УССР и БССР вне связи с агрессивными планами фашизма в отношении Польши, прибалтийских государств, СССР. Если бы советской дипломатии не удалось добиться от руководства Германии обязательства не занимать этих земель41, то они были бы включены в состав фашистской империи, что еще больше бы усилило агрессора. Ряд историков ставит под сомнение хорошо обоснованный тезис советской дипломатии о защите Красной Армии в 1939 г. населения западных областей Украины и Белоруссии. Г.-А. Якобсен пишет о некоем «предлоге»42. Но разве преступные программа и практика фашистов, в значительной мере раскрытые самим автором, не обязывали СССР на самом деле защищать население упомянутых областей? Разве эти, как и другие необходимые в то время, меры СССР не были направлены на ограничение сферы агрессии, что полностью соответствовало интересам возникшего впоследствии антифа- шпстского союза государств и народов? Известно, что этот союз включал подавляющее большинство человечества, от имени которого пытаются сейчас выступать многие консервативные историки ФРГ. В большинстве своем эти историки не касаются проблемы безопасности СССР перед лицом фашистского блока. Воссоединение с Советским государством ранее отторгнутых от него республик и областей, несомненно, не только сужало плацдарм для предстоящего нападения на СССР, но и расширяло его оборонительные возможности. Широко известна фраза У. Черчилля: «То, что русские армии должны были находиться на этой лпнии (западная граница СССР 1941 г., названная Черчиллем также «восточный фронт».— А. М.), было совершенно необходимо для безопасности России против немецкой угрозы» 43. Как разновидность тезиса о «разделе» выступают суждения о «совместном советско-германском разгроме Польши», «общей оккупации». Их можно встретить в книгах консервативных историков, неофашистских публицистов 44. В т. 2 десятитомника «Германская империя и вторая мировая война» немецко-фашистская агрессия и освободительная операция Красной Армии представлены как две составляющие части «польского похода», причем вторая часть нарочито названа: «Нападение Красной Армии и крах Польши». Эта мысль проведена и в главе «Последствия военных событий осени 1939 г.» На самом деле, как показывают, вопреки своей антисоветской концепции, сами авторы этого тома, Красная Армия выступила лишь «после крушепия польской оборонительной системы» под ударами вермахта 45. Возможность восстановить справедливость в действительности возникла лишь после поражения польского государства. Часть учепых и мемуаристов более или менее последовательно подтверждают это. В одной из ранних работ Б. X. Лиддел Гарт писал: «Разгром польских войск был предрешеп еще до того, как 17 сентября русские пересекли восточную границу Польши» 46. Г. Гудериан, Г. Линге, Ф. Меллентин, С. Прентль, К. Типпельскирх и другие крайние консерваторы, хотя и руководствуются, очевидно, в первую очередь соображениями «чести вермахта», также полагают, что «русские вступили в Польшу, уже окончательно разбитую» 47. В трудах умеренных консерваторов сильны противоречия. То они сообщают, что названные шаги советской дипломатии в 1939— 1941 гг. «беспокоили» фашистское руководство. В этом — фактическая реабилитация агрессора. То они заявляют о «полном отсутствии политических интересов Германии (во всем пространстве.— А. М.) от Финляндии до Бессарабии» 48. В консервативной историографии прослеживаются и другие фашистские версии внешней политики СССР. «Недоверчиво наблюдал Гитлер за советской и английской активностью на Балканах, в особенности в Югославии» 49,— сообщает К. Хильдебранд, не показывая, однако, что заключение известного советско-югославского договора отнюдь не угрожало безопасности Германии. Препятствовало оно, естественно, лишь ее экспансии, осужденной самими же умеренными консерваторами. Особо должна быть отмечена позиция либеральных и демократических представителей историографии. Они критикуют консервативную и неофашистскую трактовки нападения на СССР. Так, А. Кун добросовестно проанализировал главный источник «версии превентивной войны» — обращение Гитлера 22 июня 1941 г.— и показал, что она «не согласуется с исторической правдой». Тезис о намерении «предупредить советское нападение на Германию и создание русско-английского союза» принадлежит к числу «вульгарных приемов апологетической фашистской пропаганды», пытавшейся представить Гермапию после 1933 г. миролюбивой, а СССР — «совиновным в развязывании второй мировой войны». Решение напасть на СССР, подчеркивает автор, не было обусловлено «военной ситуацией 1940—1941 гг. ...германская империя была на вершине своего могущества. После захвата Австрии и Чехословакии, молниеносных побед над Польшей и Францией и после оккупации многочисленных государств Запада, Севера и Востока (точнее: Юго-Востока.— А. М.) Европы нацистская Германия была господином континента» 50. А. Кун проливает свет и на другие уже отмеченные важные моменты проблемы. Так, он пишет: «Попытки Гитлера побудить Советы к военному нападению на Польшу в первой половине сентября 1939 г. и тем самым вынудить западные державы объявить войну СССР рухнули. Лишь 17 сентября, когда катастрофа Польши была очевидна и западные державы не напали на Германию, Красная Армия вступила в Восточную Польшу» 51. М. Барч и его соавторы, а также Г. Штуби показывают, что СССР «не принял участия в гитлеровской агрессии». Лишь после «полного крушения польской армии» советские войска «заняли те области, которые в 1921 г. были аннексированы Польшей». Эти историки показывают ис1 торическую и этнографическую обоснованность возвращения Украине и Белоруссии земель, населенных украинцами п белорусами: «При международной финансовой и во- епиой помощи в 1920 г. Польша напала на своего соседа. Он оказался не в состоянии выдержать натиска. Только ценой утраты очень больших белорусских и украинских областей в 1921 г. был заключен мирный договор. Русско- польская граница стала проходить с тех пор па сотни километров восточнее так называемой линии Дж. Н. Керзона, которую в 1919 г. западные державы предложили в примерном соответствии с этнографической границей двух государств». Население отторгнутых территорий, обращают внимание авторы, на 70—90% было белорусским или украинским. Это породило конфликт между Польшей и СССР. «Советские территориальные претензии к Польше» авторы считают «справедливыми». Они учитывают также, что Польша, как и Румыния, захватившая в 1918 г. Бессарабию, придерживалась «резко антисоветского направления», вместе с другими подобными государствами эти страны составили известный антисоветский кордон вдоль западных границ СССР 52. Важным аргументом против антисоветских инсинуаций служат вновь опубликованные в ФРГ многочисленные свидетельства о глобальном характере завоевательной программы 53 и подлинных целях фашистов в Восточпой Европе, о месте агрессии против СССР в их общих планах, о преемственности внешнеполитического курса германского империализма в XIX—XX вв. 54, о связи фашизма с наиболее реакционными кругами монополистической буржуазии 55. Так, М. Барч, Г.-Ф. Шебеш, Р. Шеппельмапн показывают, что к нападению на СССР привела «совершенно определенная традиция германской истории». В главе «Место под солнцем» авторы раскрывают особенности социально-экономического и идейно-политического развития Германии в XIX—XX вв., «особо агрессивный и необузданный характер германского империализма». Имена Ф. Тпссена, Г. Стинпеса, А. Крупна, Э. Кирдорфа и других представителей германского монополистического капитала делают, по мпению авторов, «особенно отчетливой» связь между первой и второй мировыми войнами. Уже в 1914—1918 гг. владельцы отдельпых мопополий требовали отторжения от России Прибалтики, Украины, Белоруссии, Донбасса, Крыма, Кавказа. В этой связи историки напоминают о известной германской оккупации советских территорий. В их книге приведены сведения о создании Г. Стиннесом еще в январе 1919 г. так называемого «генерального секретариата по изучению и борьбе с большевизмом». Наряду с другими эта организация крупных капиталистов Германии проложила фашпзму путь к власти и войне. Авторы подчеркивают, что после Октябрьской революции к экономическим интересам германского империализма в Восточной Европе прибавилось еще стремление уничтожить первое в мире социалистическое государство 56. Весьма важно обращение ряда историков и мемуаристов ФРГ к глубоким причинам агрессии против СССР 57. «Определяющим для Восточного похода,— по мнению Г.-А. Якобсена,— оставалось то, что нацистское руководство стремилось не только уничтожить вооруженные силы своего противника, оно преследовало более экстремистские планы... Гитлер назвал предстоящую борьбу па Востоке войной за уничтожение большевизма. Он твердо решил Россию расчленить, беспощадно эксплуатировать... и деспотически угнетать «восточных недочеловеков», а также использовать страну для «великогерманского заселения» 58. Во многих работах отмечается, что «расовая война на уничтожение» на Востоке резко отличалась от «нормальной европейской войны», что это была «наиболее чудовищная война нового времени во имя завоевания, порабощения и уничтожения народов» 59. О намерении умертвить голодом или другими средствами десятки миллионов людей пишут многие историки — от демократов до консерваторов. Некоторые историки констатируют, что «оставшейся части „чужих народов41 была уготована судьба илотов в экстремальном варианте империалистической колониальной политики». Отдельные авторы обращают внимание па экономические цели нападения 60. Значительное место в ряде трудов занимает идеологическое обоснование агрессии. Ю. Фёрстер подчеркивает, что операция «Барбаросса» была не обычной вооружепной борьбой, а решающим столкновением двух антагонистических мировоззрений. Автор отмечает в этой связи особое место войск СС и других карательных формирований в данном походе61. Довольно часто упоминаются известные преступные указания ОКВ от 13 марта 1941 г. о военносудебной практике в операции «Барбаросса», приказ от 6 июня 1941 г. об уничтожении политработников Красной Армии62. Правда, буржуазная оценка антисоветского аспекта фашистской агрессии часто связана с заблуждения- мп и прямыми искажениями. Ограниченная трактовка этого аспекта проявляется, в частности, в словах П. Фабрп: «Каждый террористический режим нуждается во внешнем враге, чтобы достичь внутренней сплоченности»; фашисты назвали Россию «врагом № 1» 63. Некоторые историки не учитывают, что антикоммунизм не был единственным мотивом нападения. Как известно, фашисты ставили себе цель уничтожить вообще какое- либо государственное образование в Восточной Европе, в чем они видели «указующий перст судьбы» 64. Другие, наоборот, сводят антибольшевистский аспект агрессии лишь к «пропагандистскому лозунгу», «пустой фразе» 65. Более взвешенной нам представляется оценка М. Бар- ча и его соавторов. Они обращают внимание на то, что Гитлер и люди, стоявшие за ним, руководствовались не только ненавистью к социалистической системе. Они не ограничивались требованием «безоговорочно истребить всех коммунистов как условии будущего германо-фашист- ского господства в Восточной Европе». Они стремились также «уничтожить биологическую основу государства», «захватить пространство и заселить его пемцами». В. Клё- зе подчеркивает, что уничтожению подлежали «не только большевизм, но и русская нация (буквально: Moskowiter- tum.— А. М.)... И в случаях со славянами вообще Гитлер выступал за уничтожение не только другого мировоззрения, но и чужого народа» 66. Некоторые историки верно отмечают, что фашисты эксплуатировали традиционные антирусские настроения германского мещанства 67. Исследование причин нападения на СССР не было бы полным без изучения места этой агрессии в общих империалистических планах Германии. Еще в 60-х годах некоторые историки сравнительно объективно освещали этот вопрос, вопреки тенденции к преуменьшению роли СССР в разгроме фашизма. 22 июня 1941 г., писал М. Домарус, «несомненно, было датой, знаменательной в жизни Гитлера: в этот день он приказал начать операцию, которая с 1919 г. представляла собой центральный пункт всех его идей и планов,— войну с Россией во имя завоевания нового жизненного пространства». В 1980 г. эту мысль подтвердил Г. Липге, чиновник из ближайшего окружения фашистского лидера 68. В новейших трудах внимание к целям фашистов в операции «Барбаросса» усилилось. По Г.-А. Якобсену, Гитлер сознавал, что установление европейской гегемонии возможно после победоносной операции «Барбаросса». Опуб- линованные автором директивы Гитлера, в частности о планах вермахта на период после завершения его Восточного похода, недвусмысленно показывают то громадпое значение, которое придавали германские империалисты названной операции. По мнению А. Хилльгрубера, «Восточный поход занимал решающее место в общей военной концепции» фашистов, «с успешным завершением восточной войны» они надеялись получить свободу действий «для реализации их всемирной стратегии». «Великая восточная война,— полагает автор книги «Мирные инициативы и политика силы в годы второй мировой войны, 1939—1942» Б. Мартин,— представлялась как решающий рывок к мировому господству». Его единомышленники А. Хилльгрубер, К. Хильдебранд, Р. Гансен, Т. Шидер также считают, что уничтожение СССР «было центральной задачей Гитлера в свете его расовых и государственно-политических доктрин» 69. Однако в литературе 70—80-х годов отнюдь не исчезла старая тенденция в оценке этой агрессии. Так, в книге Э. Керна «война с Россией» поставлена па одну доску с гибелью фашистского министра Ф. Тодта, казнью Р. Гейдриха; операция «Барбаросса» совершенно абсурдно рассматривается в главе «Крах мирной миссии Гесса». Весьма распространены также попытки принизить роль Восточного похода фашистов в связи с их войной против Англии. Наибольшие возражения вызывает утверждение крайнего консерватора Г. Кальтенеггера о том, что летом 1941 г. Англия будто бы «оставалась главным противником» фашистского блока. Многие умеренные консерваторы приняли более гибкую формулу. Они пытаются представить дело так, как будто бы, оказавшись не в состоянии разбить Англию прямым ударом, Гитлер был вынужден прибегнуть к «стратегии непрямых действий». Он решил напасть на Россию, когда не смог победить Англию, пишет, например, К. Д. Брахер. Нападение на СССР якобы преследовало цель выбить из рук Англии ее «континентальную шпагу», каковой представляют эти авторы Советский Союз. При этом подлинные цели нападения отходят на второй план или вообще исчезают 70. Во многих трудах проводится по меньшей мере спорная историческая параллель между Наполеоном I и Гитлером 71. Некоторые исследователи тщетно пытаются совместить признание приоритета восточных планов фашизма с тезисом о намерении «бить Англию в России». Получил применение тезис о «превращении цели в средство». Разгром СССР как главная цель фашистов будто бы стал служить средством лишить Англию последнего вероятного союзника на материке и тем самым принудить ее к м*иру. Насколько известно, первым эту мысль высказал (но не обосновал!) А. Хилльгрубер. Она верна лишь в том смысле, что Англия продолжала сопротивление и надеялась на поддержку СССР и США. В то же время провал фашистских планов на Востоке решительным образом изменил положение Апглии. Ход войны, пишет Б. X. Лиддел Гарт, изменился; «это было также спасением Англии потому, что до того момента возможности выжить были очень смут- пыми». Концепция «цель становится средством», и это очевидно и неспециалистам, несостоятельна. Авторы ее фактически представляют «великую восточную войну» в виде вспомогательной операции в ходе германо-английского столкновения. Однако военно-политический потенциал Великобритании летом 1941 г. был несравненно меньшим, чем оборопительные возможности СССР. А. Хилльгрубер и его последователи не учитывают, что фашисты отказались от вторжения в Англию главным образом потому, что в конкретных условиях 1940—1941 гг. она не представляла опасности. Германия без помех могла приступить к осуществлению своей главной задачи — нападению на СССР. Кроме того, полное падение Англии в данный момент было невыгодно Германии. При слабости немцев на море «британское колониальное наследство» попало бы в руки США и Японии. Б. X. Лиддел Гарт и некоторые другие историки полагают, что фашисты вообще не намеревались вторгаться в Англию. О плане «Морской лев», т. е. плапе вторжения в Англию, он упоминает лишь в связи с попытками фашистов замаскировать подготовку «Барбароссы» 72. Среди ученых нет единого мнения об ис- типных целях действительно широко разрекламированного фашистами плана «Морской лев». Ряд буржуазных историков не приемлет тезиса о намерении Гермапии «бить Англию в России». Еще раньше К. Рикер писал: «Войпа против СССР стояла у Гитлера па первом месте, и не как средство борьбы с Англией, а как самостоятельная цель». Ю. Фёрстер верно считает, что Восточпый поход был предпринят» «не ради, а несмотря на продолжепие войны против Великобритании», хотя автору и не удалось полностью освободиться от влияний тезиса о вспомогательной роли «Барбароссы». Другие авторы официозного, уже упоминавшегося десятитомника «Германская империя и вторая мировая война» не без основания пишут о том, что фашисты готовили «большой марш на Восток через промежуточные победы над запад- пыми державами», что быстрая победа над Францией была предпосылкой нападения на СССР, а в целом Западный поход служил обеспечению тыла для вторжения в СССР 73.