В литературе, изданной в последние годы, представлены суждения о перестройке советского народного хозяйства на военный лад, перебазировании многочисленных заводов и фабрик СССР из прифронтовой зоны на восток страны, вооружении Красной Армии и других важных моментах. Перевод хозяйства на военные рельсы сравнительно объективно показан лишь в немногих трудах, например у Р. Лоренца. Важнейшие мероприятия, осуществленные в стране в первые месяцы войны, автор освещает, опираясь на труды советских исследователей. Общая оценка перестройки представлена в книге К.-Г. Руффманна. По его мнению, «советскую экономику удалось в короткое время и без трудностей переориентировать на военные цели благодаря ее специфической организации и своеобразным законам о труде... С присущими ей методами и главным образом блестяще сохранившимися способностями русских к импровизации удалось справиться с возникшими почти неразрешимыми хозяйственно-стратегическими проблемами, прежде всего в трудных условиях осуществить вызванное быстрым продвижением немецких войск перемещение в восточные области СССР и ввод в действие на новом месте большей части машинного парка и запасов сырья». Ряд суждений К.-Г. Руффманна вызывает возражения. Перевод экономики в СССР действительно был осуществлен в короткий срок, но нельзя сказать, что это произошло «без трудностей». Достаточно напомнить, что в начале войны были потеряны важные промышленные районы. Обостряющаяся обстановка на фронтах вынудила прибегнуть к эвакуации миллионов людей и крупных производственных мощностей в безопасные районы стра- пы. К такому выводу пришел позднее и Руффманн. Однако он стремится создать впечатление, что хозяйство СССР уже стояло на рельсах войны, и одновременно ставит под сомнение преимущества общественной собственности па средства производства. Именно для этого ему понадобилось нарочитое подчеркивание «блестяще сохранившихся (от дореволюционных времен, очевидно? — А. М.) способностей русских к импровизации»54. Против тезиса о незаурядной импровизации, проявленной советскими людьми при экономическом обеспечении победы, возражать нельзя. Импровизация сыграла свою роль, без нее, очевидно, было бы невозможно решить задачи, порожденные чрезвычайными обстоятельствами. Однако было бы ошибочным это сугубо социальное явление отождествлять исключительно с национальными особенностями. Приведем лишь один пример. Ремонтно-восстановительная служба автобронетанковой техники Красной Армии возвратила в строй 429 тыс. танков, каждый танк в СССР восстанавливался несколько раз. Такой службы не имела ни одна армия мира. Чтобы эвакуировать танк из нейтральной полосы, отремонтировать его в полевых условиях, когда зачастую ремонтники не имели ни оборудования, ни достаточного количества запасных частей, была необходима не только самоотверженность, но и исключительная изобретательность. Вооруженные лишь гаечным ключом, зубилом и молотком, они научились снимать без крана двигатели весом в полтонны, за одну ночь превращать обыкновенный амбар в производственный цех, паровоз — в котельную, из десятка растерзанных машин собирать две-три боеспособных. Лозунг «Все, что можно вернуть в строй на месте,— восстанавливать на месте!» стал в практике этих людей незыблемым правилом 55. Разумеется, в СССР были и хорошо оборудованные ремонтные заводы. Вопреки тезису К.-Г. Руффманна о перестройке «без труда», Э. Машке верно подчеркивает, что она происходила в условиях «неизмеримых жертв и не меньших материальных потерь». Он сообщает заимствованные из советских источников данные о населении оккупированных в 1941—1942 гг. территорий СССР и других утраченных производительных силах. Имея в виду военные действия, дважды прошедшие по этой территории, и прежде всего варварскую фашистскую тактику «выжженной земли», автор с полным основанием пишет, что «несчастная земля уничтожалась несколько раз». Несмотря на жертвы и потери, подчеркивает автор, «производство всех видов в областях, не занятых врагом, чрезвычайно выросло», военная промышленность «догнала и перегнала ранее превосходившую ее германскую индустрию» 56. Сравнительно большое внимание уделяется перебазированию в восточные районы страны производительных сил. Р. Лоренц полагает, что «история перемещения целой индустрии... прежде всего была историей невероятной человеческой выносливости». По мпению А. С. Милуар- да, «объем всей операции, может быть, яснее, чем любое другое военное событие, показывает чрезвычайные способности народного хозяйства приспосабливаться к ситуации, по-видимому, невозможной». Высказав известную мысль о том, что «достаточное пространство для войны, несомненно, представляет собой одно из необходимых условий», он сообщает, что немцы при отступлении будто бы также попытались осуществить аналогичную эвакуацию, но не могли найти места для размещения предприятий. Правомерно, однако, поставить вопрос, что помешало им разместить промышленные объекты так же тесно как они размещены, например, в Рурском бассейне57. Некоторые историки с полным основанием отмечают целесообразное размещение производительных сил СССР к моменту агрессии, что явилось условием успешного функционирования военной экономики. В книге А. С. Милу арда читаем: «Если бы восточные области до войны совсем не Нхмели промышленности и не обладали: бы необходимыми ресурсами, это чрезвычайное перебазирование производственных мощностей никогда не имело бы успеха». Отдельные исследователи подчеркивают значение сопротивления Красной Армии, «создавшего условия для эвакуации». Ряд авторов констатировали выдающеюся роль транспорта в ходе эвакуации. В. Пауль считает, что «благодаря искусной системе одноколейные пути на восток были использованы с предельно высокой производительностью». В подтверждение своих слов он приводит статистические данные. Часть ученых констатируют, что эвакуация сорвала планы захвата и использования производственных мощностей СССР. «Это перебазирование оборонной промышленности,— пишет К. Рейнгардт в книге „Поворот под Москвой44,— было совершенно неожиданным для немцев и в решающей степени повлияло на то, что германская военная промышленность не смогла выполнить свои задачи,— ведь значительная часть продукции должна была производиться по новым планам непосредственно в захваченных районах». А. Шпеер и другие исследователи и мемуаристы связывают с успешной эвакуацией производительных сил СССР «катастрофу снабжения», постигшую вермахт на Восточном фронте осенью и зимой 1941—1942 г.58 Многие из названных авторов уделяют большое внимание развитию промышленности па Урале и в других восточных районах в 1941—1945 гг. По мпепию Р. Лоренца, «восточные области СССР пережили во время войны в полном смысле слова индустриальную революцию». Э. Машке показывает «особо интенсивное развитие военной промышленности Урала... Удивительным был рост производства самолетов п танков в 1942 г. Он особо подчеркивает, что на востоке страны в годы войпы выросли новые промышленные районы, что решительно способствовало индустриальному развитию СССР в послевоенные годы. Такие же примерно мысли высказывает Э. Милуард, опирающийся в своем исследовании в основном па известную книгу Н. А. Вознесенского59. Весьма специфический аспект проблемы затронул крайний консерватор В. Бертольд. Не без досады отмечает он, что «советская военная промышленность совершенно беспрепятственно — то есть ей пе угрожали германские воздушные налеты — могла побивать свои собственные рекорды н снабжать Красную Армию вооружением, превосходящим вооружение вермахта». В свою оче редь, X. Боог считает, что германские ВВС ие были подготовлены к войне против индустриальных центров60. Во время войны СССР, как известно, произвел оружия п военной техники в 2 раза больше и лучшего качества, чем Германия61. Многие историки, вопреки общей тенденциозности их работ, отмечают выдающиеся успехи СССР в производстве вооружения. Так, Д. и Г. Лион в книге «Вторая мировая война» констатируют, что «СССР был в состоянии производить первоклассные системы вооружения». «Удивительнее всего была,— подчеркивает А. Ситон,— не численность армии, а огромпые запасы вооружения, танков, пушек, боеприпасов, обмундирования...». Внимание ряда историков привлекло положение в советской экономике в 1943 г., который они не без основания считают переломным в производстве боевой техники и оснащении ею Советских Вооруженных Сил. «Несомненно,— считает II. Карелл, автор книги „Операция Барбаросса14,— лицо Красной Армии в корне изменилось. Танковые войска были вновь переформированы, и они могли теперь опираться на мощную танкостроительную промышленность, которая превышала соответствующую промышленность Германии. Во время Курской битвы также были впервые применены советские штурмовые орудия, тяжелая артиллерия на самоходных лафетах». П. Гостони, по существу, пришшает точку зрения Г. К. Жукова и других советских мемуаристов и исследователей на техническое обеспечение Красной Армии. Она, как подчеркивает автор, становилась с каждой неделей все сильнее. Лозунг партии «Все для фронта, все для победы !» осуществлялся «исключительно непреклонно». Военная промышленность, несмотря па все трудности, поставляла в войска в необходимых количествах новое оружие, «по меньшей мере равное по качеству немецкому, если не превосходящее его». «Огромная творческая работа по модернизации и производству оружия... создавала новые средства для сокрушения врага»,— подчеркивает П. Гостони62. Сравнительно объективно показали вооружение советских войск в 1943 г. и некоторые английские историки. Красная Армия, пишет Б. X. Лиддел Гарт, «по сравнению о 1942 годом стала значительно качественнее и выросла в количественном отношении... вырос поток вооружения, которое поступало с новых предприятий на Урале и от западных союзников России. Танки Красной Армии не уступали танкам других армий, а многие немецкие генералы и офицеры считали их даже самыми лучшими. Это были превосходные машины по своим ходовым качествам, надежности и вооружению. Русская артиллерия также отличалась превосходными качествами. Широкое развитие получила реактивная артиллерия, которая обеспечивала высокую эффективность удара. Русская винтовка была более современной, чем немецкая, и обладала более высокой скорострельностью. Большинство других видов пехотного вооружения характеризовалось такими же высокими качествами» 63. Значительное место в литературе занимает характеристика отдельных видов боевой техники, особенно танков. Им посвящено специальное исследование доктора наук генерала Ф. М. Зенгер унд Эттерлина «Советские средние танки». Изданная по поручению крайне консервативного Общества военпых исследований, его книга не лишена антисоветской тенденциозности. Однако, вопреки ей, чисто военно-технические вопросы автор освещает верно. «Советский танк Т-34 был,— пишет он,— бесспорно, шедевром в истории развития военной техники. В противоположность некоторым другим странам Советам удалось достичь преимуществ в танкостроении к началу второй мировой войны. Германские танкостроители руководствовались тогда представлениями, господствовавшими до начала гражданской войны в Испании, и приобретенным там ограниченным опытом. Британские типы танков создавались в соответствии с оперативно-тактическими представлениями о равновесии между танками «пехотными» и «крейсерскими», или «кавалерийскими» (кавычки автора.— А. М.). Во Франции еще совершенно не понимали необходимости создания по-настоящему крупных танковых соединений...» «Во второй половине 30-х годов,— подчеркивает автор,— в соответствии с советскими оперативными принципами боевых действий в глубине обороны противника в СССР были верно выработаны новые требования к организации и тактике танковых войск в маневренной войне и определены необходимые типы танков и и боевые особенности». Генерал разделяет мнение советского исследователя В. Д. Мостовенко о том, что появление Т-34 «было новой ступенью в развитии танковой техники, что означает новое направление в танкостроении». Этот танк обладал более сильньш вооружением, чем танки соответствующих типов на Западе; лучшим мотором, который работал не на бен- зиие, а па дизельном топливе; более надежной броней; лучшей проходимостью, его давление на почву не превышало 0,75 кг/см2, соответственно в западных образцах — от 0,95 до 1,0 кг/см2. Весьма высокую оценку дает автор и советскому танку Т-54, явившемуся, по его мнению, «плодом многолетнего развития, основанного на базе испытанных и апробированных элементов ряда модификаций Т-34». Он отхмечает, что его создателям удалось заметно сэкономить вес, придать башне танка «гениальную форму», установить на 35-тонную машину 100-миллиметровую пушку. По его мнению, преимущества данпого тапка перед соответствующими образцами, принятыми на вооружение в армиях НАТО, состоит в превосходном вооружении и оперативно-тактической подвижности, высокой помехоустойчивости, ускоренном приведении в боевую готовность, простоте обучения экипажа 64. Выразительны отзывы участников Восточного похода вермахта. Бывший генерал-инспектор бронетанковых войск Г. Гудериан сообщал о «прекрасном русском танке Т-34». Авторы вновь изданных книг широко подтверждают эту мысль. Крайний консерватор О. Цирер так пишет об «ужасных тридцатьчетверках»: «Миллионы военнопленных, огромная военная добыча остались позади... впервые во второй мировой войне немцы заплатили за свою победу громадными кровавыми жертвами... Неожиданно на поля сражений появились русские танки Т-34». Об этом же вспоминает Н. фон Белов. Один из авторов книги «Поворот войпы» — В. А. Бельке отмечает, что в битве под Москвой впервые против вермахта были применены танки Т-34, превосходившие пемецкие по бропевому обеспечению, вооружению, дизельному мотору, мапевренности. Они подействовали па войска шокирующе, поскольку немцы не имели соответствующей мощности противотанкового оружия. «Это военно-техническое превосходство Советской Армии... явилось фактором перелома в войпе на рубеже 1941—1942 гг.» Мысль о превосходстве Т-34 над немецкими танками разделяют авторы всех известных нам новых книг. Часть их полагает, что советские боевые машины были лучшими танками второй мировой войны65. Документальные и мемуарные публикации, предпринятые в СССР, ГДР и ФРГ, свидетельствуют, что превосходство советских танков над немецкими было призпано и высшим военно-политическим руководством Германии. Не случайно ее танковой промышленности было отдано решительное предпочтение перед производством других видов вооружения. На совещаниях в ОКВ неоднократно обсуждались вопросы об использовании советского опыта при совершенствовании немецких танков, об улучшении средств борьбы вермахта против советских танков. Многие западногерманские историки и мемуаристы отмечают непревзойденные качества советской артиллерии. По данным А. Шпеера, Гитлер говорил ему в сентябре 1942 г., что Красная Армия располагает «чрезвычайно сильным артиллерийским вооружением». По указанию Гитлера советский опыт должен был быть использован при совершенствовании немецких орудий. 7—8 ноября 1942 г. он потребовал подготовить примерно 180 захваченных в первые месяцы войны пушек-гаубиц для использования их в немецких войсках66. Мпогие авторы особо подчеркивают «высокую эффективность» советской реактивной артиллерии. «Знаменитые «катюши»,— констатирует крайпий консерватор Г. М. Швейпбергер,— были удивительно простым, но высокоэффективным оружием... под Москвой опи приводили немецкие войска в состояние шока. Кто хоть раз был накрыт ракетным ковром, тот слушал оргапную музыку уже па пебе». Автор имеет в виду широко распространенное в вермахте пазвапие советских ракетных установок — «сталинский орган»67. Попытку преуменьшить действенность ракетпой артиллерии мы встретили лишь в одной, кстати весьма примитивной в целом, книге крайне консервативного историка М. Бар-Цонара. Исказив тактико- техпические характеристики ракет, автор утверждал, что опи «действовали прежде всего па мораль германских войск». «„Катюша44, секрет которой тщательно охраняли,— пишет автор,— в ходе всей войны распространяла страх и замешательство в рядах гермапской армип»68. Нам неясно, как могло получиться, что оружие, действующее «прежде всего» на психику, могло «наводить страх» на протяжении «всей войны». При незначительности боевой эффективности очепь скоро исчез бы и психологический эффект этпх ракет. Английский историк А. Рид сообщает, что «русские были бесспорпыми мастерами артиллерии», они оказались в состоянии производить «огневой вал страшной интенсивности», особенно, по мнению автора, под Сталинградом и Берлином. «Русская артиллерия,— подчеркивает он,— очень эффективно использовала ракеты-катюши». Лишь позднее опи, отмечает Рид, стали применяться в армиях других государств. Эту мысль повторяют авторы кппгп «Вторая мировая война» (США). Они пишут о наличии в Красной Армии значительных соединений реактивной артиллерии, отличающейся высокой эффективностью и примененной уже в начале войны 69. Ряд историков отмечает превосходные качества советской авиации, особенно знаменитого штурмовика Ил-2. «Новые истребители JIa-5, Як-9, бомбардировщики Пе-2, Ту-2 и штурмовики Ил-2 стали опасным противником для герипговских военно-воздушных сил»,— пишет Гостони70. Другие авторы сообщают о «более эффективном и современном, чем у немцев, пехотном вооружении русских», об «отличных советских автоматах», которые предпочитали своему личному оружию многие немецкие солдаты. Действительно, германские генералы уже после поражения под Москвой вынуждены были поставить вопрос о срочном перевооружении своей пехоты вследствие выявившегося превосходства советских видов стрелкового оружия. Пистолеты-пулеметы ППШ-41 имели более высокую дальность эффективного огня. Соответствующее немецкое оружие МП-40 сильно уступало им и в дальности и в скорострельности (350 выстрелов в минуту против 950) 71. Получили освещение и другие важные вопросы советской военной экономики. Среди них — проблема рабочей силы в СССР в годы войны. Ряд авторов трактует ее в духе традиционного для консервативной историографии тезиса о «русском численном превосходстве»: СССР «не испытывал недостатка в рабочей силе» 72. На самом деле эта проблема в СССР была чрезвычайно острой. Другое дело, что ее удалось решить, и СССР победил. Неспособность же Германии решить аналогичную проблему, наряду с дру- гии факторами, привела ее к поражению. Это показывают Э. Машке, И. Неандер и другие историки. Р. Лоренц отмечает «резкое сокращение числа работающих» в СССР вследствие мобилизации и потери западных территорий. Встала «важнейшая задача в кратчайшие сроки создать новые трудовые резервы». Советскому Союзу, подчеркивает автор, «удалось в целом обеспечить рабочей силой важнейшие отрасли экономики». Лоренц отмечает «важную роль системы государственных трудовых резервов», созданную еще перед войной; широкую сеть учебных мест на производстве и в фабрично-заводских школах, позволившую подготовить необходимое число квалифицированных рабочих. Ссылаясь на книгу советского историка В. С. Мурманцевой, автор показывает особую роль жеп- щип в советской военной экономике73. Авторы тезиса о будто бы «неисчерпаемых людских ресурсах России» сбрасывают со счетов вполне очевидные факты. На территории, оккупированной противником в 1941—1942 гг., проживало 88 мл и человек. Это наряду с мобилизацией в армию привело к резкому сокращению числа рабочих и служащих в 1942 г.— до 18,4 млн, в том числе в промышленности — до 7,2 млн, что составляло соответственно 59 и 65,6% к уровню 1940 г. Особенно острой была нехватка рабочей силы в конце 1941 — начале 1942 г., в самый тяжелый период74. Но эта сложнейшая проблема была решена. Опираясь на патриотический подъем, Государственный Комитет Обороны обеспечил рациональное распределение кадров в общегосударственном масштабе. Этому способствовало четкое планирование, внедрение передовой технологии, постоянное совершенствование производства75. Некоторые историки с полным основанием называют «самопожертвование работников индустрии» СССР «материальным, эмоциональным и психическим добавлением к людским ресурсам русских» 76. Но при этом они, как правило, игнорируют преимущества социалистической организации. Еще в сентябре 1917 г. в известной работе «Грозящая катастрофа и как с ней бороться» В. И. Ленин показал принципиальную разницу между всеобщей трудовой повинностью при капитализме, названной им «военной каторгой для рабочих», и «всеобщей трудовой повинностью, вводимой, регулируемой, направляемой Советами рабочих, солдатских и крестьянских депутатов», которая явится «громадным шагом к социализму», «шагом к регулированию экономической жизни в целом, по известному общему плану, шагом к сбережению народного труда, к предотвращению бессмысленной растраты его капитализмом» 77. Отдельные историки, касаясь организации труда в СССР 1941—1945 гг., пишут о том, что по «западным представлениям трудно вообразить ежедневную работу от 10 до 12 часов» 78. К подобным суждениям примыкает и старый консервативный тезис о солдатах Красной Армии, «привыкших жить и сражаться при самых низких стандартах», о красноармейцах, которые «могли существовать там, где другие не выдержали бы» 79. Эти историки невольно или преднамеренно уходят в сторону от подлинных причин тех трудностей и лишений, которые па самом де ле испытали советские люди. Дело здесь отпюдь не в «из-» вечпой примитивности» населения Востока и тем более не в некоей «тоталитарной специфике» социалистического строя. Источником же этих трудностей и лишений были внезапное нападение, поражения Красной Армии в первые месяцы войны, вынужденное фактическое единоборство СССР с объединенными силами Германии и ее союзников в 1941—1944 гг. Имеющееся в консервативной литературе сопоставление условий труда в СССР, Германии, США, Англии несостоятельно. Непосредственное вторжение на свою территорию Германия пережила лишь в 1944—1945 гг. США и Англия вообще его не испытывали. Это отмечают и некоторые немарксистские историки80. Ущерб, нанесенный Советскому Союзу во второй мировой войне, составил свыше 40% потерь всех ее участников, США — лишь 0,4%. СССР потерял в войне 30% своего национального богатства81. Однако и эти чрезвычайные обстоятельства не оправдывали сохранения в стране принудительного труда, введенного Сталиным и его окружением для значительной части населения. Характерно, что один из приверженцев доктрины «экономики по приказу» — Э. Машке, касаясь социальных отношений в СССР, часто отмечает «добровольную готовность к жертвам в целях повышения результатов труда... большой рост производительности труда рабочих и колхозников, достигнутый при крайне недостаточном снабжении». «Готовность к самопожертвованию рабочих, главным образом женщин, поскольку многие мужчины были направлены на фронт, была прямо безграничной»,— подчеркивает А. Неандер. «Колоссальный по масштабам массовый трудовой подвиг», совершенный советскими женщинами в сельском хозяйстве и промышленности, писал Верт, «не имел еще себе равного» 82. В книге Э. Крайдлера, очерках Э. Машке получил в какой-то степени освещение железнодорожный транспорт. Э. Крайдлер показал роль транспорта в битвах под Москвой, Ленинградом, Сталинградом. Он сообщает о строительстве в годы войны новых дорог. Ни одна страна — участница войны не потеряла такой большой части своей железнодорожной сети, как Советский Союз. Тем не менее ожидаемый в ОКВ «крах русского транспорта отнюдь не наступил», заключает автор83. Представляют интерес некоторые суждения о продовольственном деле в стране, тем более, что их авторы сопоставляют СССР с Россией периода первой мировой войны. «Советскому руководству,— пишет К.-Г. Руф- фманн,— в общем и целом удалось изгнать грозный призрак голода с его прежде столь ужасными для царской России последствиями». Более четко об этом говорит Р. Лоренц. «В противоположность первой мировой войне,— пишет оп,— когда государственная система заготовок и снабжения была полностью разрушена, во второй мировой войне удалось легко поднять производство продовольственных продуктов в тыловых областях, а к концу войны, главным образом после освобождения важных аграрных областей, улучшить снабжение». Эти мысли нашли отражение и в англоязычной литературе 84. На самом деле проблема решалась не так легко, и она еще не изучена. В трудах В. Хаффнера и В. А. Бельке освещены аспекты планирования и финансирования народного хозяйства СССР. Выводы авторов весьма противоречивы. В. Бельке пытается доказать, что финансовое дело в СССР в годы войны испытывало большие затруднения, чем в капиталистических государствах, участвовавших в войне. Автор ссылается при этом на увеличение денежного обращения. В то же время он не без оснований замечает, что «почти все государства в конце войны стояли перед аналогичными или теми же самыми проблемами: слишком .много денег (в обращении.— А. М.) и слишком мало товаров, высокая гора долгов и пустые государственные кассы, необходимость устранения избытков денежных знаков и санация государственных финансов». По мнению автора, «советское военное финансирование достигло своей цели, предоставив необходимые средства для удовлетворения нужд войны и стабилизировав государственный бюджет в 1943—1944 гг., после первых тяжелых военных лет»85. В новейшей литературе по-прежнему довольно широко представлен тезис о стратегических поставках западных союзников СССР. Суждения о них связаны с оценкой экономики, а также и более общей проблемой — о роли СССР, США, Англии в обеспечении победы. Внимание историков привлекают значение и мотивы союзнической помощи. Большинство немарксистских историков рассматривают поставки как главное или, по крайней мере, весьма важное условие победы СССР. Эта версия не отражает действительности. В гносеологическом отношении она несостоятельна, поскольку ее приверженцы рассматривают поставки СССР в отрыве от общей характеристики по ставок США всем своим союзникам, от удельного веса ленд-лиза в общих военных расходах военно-экономических усилий СССР. Версия ориентирована идеологически. Многие консервативные историки сообщают весьма выразительные показатели роста военной экономики США и сопоставляют их с соответствующими данными держав «оси». Однако игнорируют то обстоятельство, что лишь сравнительно небольшая часть потенциала США была введена в дело против главной державы фашистского блока — Германии. Характеризуя поставки Советскому Союзу, они не говорят о них иначе, как о «гигантском, чрезвычайном, огромном потоке оружия, машин, кораблей, моторов и нефти». Но это больше из области эмоций. В новейшей литературе остались попытки представить дело так, как будто лишь один СССР пользовался американской помощью. Г.-А. Якобсен сообщает о поставках США союзникам, по ссылается при этом лишь на поставки Советскому Союзу. К. Д. Брахер сообщает о поставках СССР и Англии, не указывая при этом, что объем поставок Стране Советов был в несколько раз меньше, чем Великобритании. Многие авторы утверждают, что западные державы оказали СССР «широкую поддержку уже в первые часы». В действительности эта помощь вовсе не была немедленной и никогда — широкой86. Как было уже показано в советской историографии и трудах некоторых немарксистских авторов, главная часть поставок поступила лишь после того, как СССР в основпом собственными силами добился перелома в ходе войны. Известно, что в 1941 —1942 гг. СССР получил лишь около 7% общего объема поставок из США; в 1941 г.—лишь мепее 0,5% 87. Эти сведения можно встретить в немарксистской литературе. П. Гостопи, ссылаясь на руководителя военной миссии США в Москве генерала Дж. Дина, сообщает, что в «конце 1941 и начале 1942 г. поставки в Россию поступали обескураживающе медленно», «в 1941 г. из США прибыло лишь 204 самолета и 162 танка». Собственное же производство СССР во второй половине 1941 г. составило 9800 самолетов. Автор отвечает, что союзники часто не выполняли обязательств, что поставляемые в СССР тапки были хуже советских Т-34. А. Хилльгрубер вообще «не находит оснований переоценивать фактор ленд- лиза». Он пишет: «Германское наступление 1941 г. Советский Союз сорвал собственными силами — и это было решающим в укреплении уверенности в себе как советского руководства, так и Красной Армии». Автор отметил, что США обещали СССР военную помощь, но к этому моменту не выполнили своего обещания88. Ряд авторов впадает в противоречия. К.-Г. Руффман- пу «представляется весьма сомнительным, чтобы советская экономика выдержала военное испытание на разрыв, если б Советский Союз не получил важную хозяйственную помощь от западных союзников, особенно от США». В то же время он подчеркивает, что в «кризисное и решающее время войны с 1941 до конца 1942 г., т. е. следовательно, до полного введения в действие программы союзнической помощи... для безупречного обеспечения Советской Армии оружием и боеприпасами было достаточно важнейших южных, центральных, северорусских промышленных районов». Но позволительно спросить автора, если экономика СССР «безупречно» и самостоятельно обеспечивала действующую армию в «кризисное» время, т. е. как раз в момент «испытания на разрыв», то какие основания для «сомнения» у него остаются?89 Преувеличивая роль ленд-лиза в «ведении войны Советским Союзом», В. А. Бельке утверждает, что «советский военный и экономический потенциал испытывал крайнее напряжение» 90. Этот автор нарушает требования историзма, совмещая события, относящиеся к разным периодам. Наибольшие затруднения СССР испытывал на рубеже 1941—1942 гг., основная же масса поставок приходится на 1944—1945 гг. Тезис о «крайнем напряжении» более грубо выражен в американской историографии. По утверждению ряда авторов, советская промышленность будто бы была близка к катастрофе, и лишь при обильных поставках удалось полностью и первоклассно экипировать армию, ранее доведенную до изнеможения91. Трудно сказать, чего в подобном заявлении больше, безмерного преувеличения значепия лепд-лиза или умышленного приуменьшения возможностей советской экономики в ту пору. Зададимся, однако, вопросом: были ли поставки определенной помощью, лишь в небольшой степени освободившей советский народ от неимоверпых трудностей войны, или они «спасли» СССР от экономического краха? В свете известной теории скачков оказывается несостоятельной вторая из названных версий. Критический момент в развитии советской экономики на рубеже 1941 — 1942 гг. был преодолен без помощи извне. Кроме того, можно ли вообще считать «критическим» падение производства в указанное время? Иными словами, имело ли народное хозяйство тот запас прочности, без наличия которого любая система терпит катастрофу? На последний вопрос мы отвечаем утвердительпо. Такой запас прочности советская экономическая система, несомненно, имела и в названный момент, и тем более в последующее время. Уже были приведены обоснованные суждения о том, что даже с потерей Москвы СССР сохранил бы возможность продолжать сопротивление. Такая возможность была бы утрачена лишь с захватом или подавлением с помощью авиации экономических районов СССР на Урале и в Сибири. В советской литературе было показано также, что в 1943—1945 гг. экономика СССР не только полностью обеспечивала фронт всем необходимым, но и имела определенные резервы. Как отмечал, в частности, М. 3. Олевский, бывший во время войны одним из руководителей артиллерийской промышленности, уже в 1944 г. ее возможности значительно превысили потребности фронта. То же самое можно сказать и о стрелковом вооружении 92. В трудах историков-либералов и демократов мы встречаем объективные суждения о поставках в СССР. Так, опираясь на американские источники, Р. Лоренц показал, что советские войска удалось вооружить первоклассной техникой и военным снаряжением «главным образом собственного производства. Материалы, оружие и грузовые автомобили, поставленные в Советский Союз западными державами после образования антигитлеровской коалиции, напротив, имели в целом лишь добавочные функции, несмотря на их большое значение на отдельных участках» 93. М. Барч приводит верные сведения о соотношении полученного из-за рубежа и произведенного самим Советским Союзом в годы войны: 4 : 100 94. В немарксистской историографии США отдельные объективные суждения о лепд-лизе встречались уже в 40—50-е годы. Так, в 1950 г. в своем историко-мемуарном труде одип из либерально настроенных советников Ф. Д. Рузвельта — Р. Шервуд опубликовал текст беседы Гопкинса со Сталипым в Москве 27 мая 1945 г. «Мы никогда не считали,— говорил этот видный американский деятель,— что наша помощь по ленд-лизу является главным фактором в советской победе... Она была достигнута героизмом и кровыо русской армии». Эта тенденция сохранилась и в последующие годы. Некоторые авторы верно показывают, что поставки были невелики по сравнению с собственным производством СССР, что их стоимость составляла лишь 3,5% общих военных расходов США95. Советская историография отнюдь не утверждает, что СССР в одиночку вынес «на своих плечах всю тяжесть войны» против Германии и ее союзников96. Руководители СССР постоянно отмечали определенную роль союзнического вклада в коалиционную победу, и в частности значение стратегических поставок. «Советские люди,— заявил в докладе на торжественном собрании в Кремлевском Дворце съездов, посвященном 40-летию Победы в Великой Отечественной войне, 8 мая 1985 г. М. С. Горбачев,— не забыли о той материальной помощи, которую союзники оказали нашей стране. Правда, она была пе столь уж велика, как об этом любят говорить на Западе, но мы остаемся признательны за эту помощь, рассматривая ее как символ совместных действий. Открытие, хотя и запоздалое, второго фронта в Европе было существенным вкладом в общую борьбу» 97. В крайне консервативной литературе первых послевоенных лет получил распространение тезис о том, что мотивом помощи США Советскому Союзу послужил «наивный идеализм» о «любви к русским» президента США Ф. Рузвельта. Авторы значительной части современных работ отказались от этого тезиса, хотя он еще и встречается в отдельных публикациях. По мнению, папример, В. Бертольда, в ответ на щедрые поставки «русские как союзники пе были ни приятными, ни отзывчивыми, пи благодарными». О «щедрости» Запада пишет Т. Н. Дю- пуи (США), об «американском романтизме воеппых лет» — его единомышленник JI. А. Роуз 98. Касаясь мотивов помощи Советскому государству, нужно договориться о точке отсчета. Любые по масштабам экономические поставки пе могут заменить непосредственного, активного и равного с Красной Армией участия союзных вооруженных сил в войне против общего противника. Такое участие сильно запоздало, равным же опо никогда не было. Именно так нужно рассматривать вопрос о том, кто и кому в коалиции должен быть благодарным. Поставки материалов, независимо от их объема, качества, регулярности, своевременности,— это паллиатив. П. Гостопи сообщает о «материальной помощи Запада России как о заменителе (буквально: Ersatz) второго фронта», при этом он добавляет, что применяет это слово «не без насмешки» ". Невольно приходит на память другой, несравненно более горький юмор, когда красноармейцы, тщетно ожидавшие активных боевых действий союз- пиков, стали называть «вторым фронтом»... американские мясные консервы, поставки которых ныне неумеренно восхваляют 10°. Все эти соображения наши современные оппоненты, как правило, игнорируют, хотя эта мысль была высказана на Западе еще в первые послевоенные годы. Г. Стим- сон, бывший во время войны военным министром США, писал в 1948 г.: «Не открыть во время сильный Западный фронт во Франции означало переложить всю тяжесть войны на Россию» 101. Один из немногих в немарксистской историографии — А. Верт отмечает наличие «острой психологической проблемы, возникающей в результате того простого факта, что русские теряли в войне миллионы людей, а людские потери англичан и американцев были несравненно меньше». С демократических позиций эту мысль выразил Дж. Херринг (США): по сравнению с другими участниками коалиции «русские заплатили за победу самую высокую цену» 102. Мы допускаем, что отдельные лица в администрации США и Англии были идеалистами и даже альтруистами. Однако отнюдь не они делали погоду. М. П. Толченов писал после войны, что программа ленд-лиза была использована монополиями для расширения производства в стране, получения сверхприбылей, для экономического проникновения в страны Европы и Азии 103. Сводить к этому все дело было бы также ошибочным. Главные мотивы помощи США СССР и другим союзникам, на наш взгляд, необходимо видеть в том, что сопротивление этих стран агрессии имело громадное значение для самих США, и это понимали наиболее дальновидные представители их господствующих кругов. В западногерманской и иных историографиях встречается подтверждение тому, что США распространили закон о ленд-лизе и на СССР лишь после того, как убедились в его способности оказать сопротивление. По оценке американского историка Дж. JI. Гэддиса, оппозиция внутри США была преодолена, как только Ф. Рузвельт доказал, что оборона Советского Союза является «жизненно важной для безопасности Соединенных Штатов». По мнению автора, нападение на СССР «сняло прямую угрозу вторжения» в Англию и США, «быстрая и полная победа Германии (над СССР — А. М.) была бы для Англии и Америки равносильна крупнейшей катастрофе». Р. Б. Леверинг (США) в книге «Американское общественное мнение и союз с Росспей» показывает, что поставки соответствовали интересам США 104. 5* 131 Ряд вопросов, связанных с восстановлением пародно- го хозяйства СССР, в консервативной литературе ФРГ истолковывается тенденциозно. Г. Раух, К.-Г. Руффманн и другие, констатируя тот факт, что промышленная продукция СССР достигла уровня предвоенного — 1940 г. уже в 1948 г., объясняют это тем, что наравне с собственными усилиями советского народа сыграла роль помощь Запада, и особенно репарации из стран Юго-Восточпой и Центральной Европы. Ф. Ерхов, автор книги «Германская политика союзников (западных.— А. М.) и начало восстановления внешнеэкономических связей Западной Германии после второй мировой войны», делает еще более категоричный вывод, безосновательно заявляя, что «репарации были важнейшим источником восстановления экономики СССР»; репарации же из Германии оп считает «решающим фактором будущего советской экономики» 105. Эти утверждения не выдерживают критики уже в источ- никовом отношении. Авторы ссылаются лишь на тот факт, что СССР на союзнических конференциях активно добивался своего права на репарации. В действительно, как отмечалось еще на Ялтинской конференции, выполнение требований СССР возмещало «лишь очень незначительную часть всей суммы прямых материальных потерь Советского Союза» 106. Косвенные потери страны вообще не принимались в расчет. Минимальные требования СССР союзниками были признаны лишь частично. Стоимость же репараций, фактически полученных, была и того меньше. Так, согласно решениям Потсдамской конференции, Германия должна была выплатить Советскому Союзу возмещение на общую сумму 10 млрд долл. Однако уже в мае 1950 г. по согласованию с польским правительством СССР сократил на 50% причитавшиеся ему репарационные поставки из ГДР. В августе 1953 г. он полностью отказался от репараций. Одновременно он безвозмездно передал ГДР перешедшие в его собственность после разгрома Германии в счет репараций десятки промышленных предприятий. Общая сумма возмещения, от которой отказался СССР, составила 5,7 млрд долл.107 Аналогичной была политика СССР и в его отношениях с бывшими союзниками Германии108. Наряду с существенным сокращением репараций он оказывал этим странам самую разностороннюю помощь. Это важное обстоятельство, демонстрирующее возможности советского народного хозяйства, консервативная историография в целом игнорирует. В ряде трудов предпринята попытка дать оценку военной экономике СССР в целом. Л. Мишель отмечал общую экономическую подготовленность СССР к длительной войне и подчеркнул в этой связи значение созданной в стране в 30-е годы тяжелой индустрии. Автор показал, что, хотя в Германии и недооценивали советский во- енпо-экономический потенциал, Красная Армия превосходила вермахт пе только по людским ресурсам, но и по количеству и качеству оружия. Советская экономика, несмотря па утрату многих развитых промышленных районов, «давала больше вооружения, чем немецкая экономика»,— «Магнитогорск победил Рур». Победа под Сталинградом, продолжал историк, была успехом пе только армии, но н экономики. Справедливо отмечает А. Мишель и то, что эвакуация предприятий стала эффективной благодаря созданию промышленной базы на Востоке страны еще в довоенные годы. Экономическая победа, по мнению автора, была обеспечена общим умелым руководством, деятельностью ученых, громадными усилиями народа. Необоснованно упрекает автор советских историков, которые будто бы преуменьшают «великодушие союзников», в то же время он весьма объективно оценивает общее значение ленд-лиза. «Эта помощь не спасла русских в самый критический период, они восстановили положение под Москвой до того, как она пришла». Помощь союзников отнюдь «не превышала того, что давали гигантские усилия населения СССР». И. Гоффманн подчеркивает «огромную мощь советской военной промышленности». Г. Раупах распространяет подобную оценку на весь советский период. «Более шести десятилетий,— подчеркивает он,— Советское государство показывало свою устойчивость, волю к сопротивлению в критических ситуациях и замечательную способность приспосабливаться к требованиям второй индустриальной революции» 109. Известно, что в 1941—1944 гг. производство в СССР п Германии (с учетом ввоза в Германию из оккупированных и других страп) электроэнергии соотносилось как 1: 1,8, угля — 1: 4,8, стали — 1 : 2,6. Но в СССР с большими практическими результатами использовались имеющиеся производственные мощности, сырье и энергия. На каждую тонну выплавленной стали производилось в 5 раз больше танков и артиллерийских орудий, чем в Германии, на каждый металлорежущий станок — в 8 раз больше самолетов. С середины 1942 г. рост военного производства осуществлялся преимущественно за счет роста производительности труда, прй сокращений материальных затрат. Так, количество человеко-часов, расходуемых па производство самолетов Ил-4, Пе-2, танков Т-34, КВ, 70-мм пушек, уменьшилось в 1941—1943 гг. в 1,5—2 раза110. В буржуазной историографии не раскрыта степень использования ресурсов в СССР и других государствах, участвовавших в войне, в зависимости от их целей, социально-экономической и политической организации. Есть лишь отдельные замечания, касающиеся этой важпой проблемы. Французский историк Р. Арон полагал, что СССР обладает большим, чем страны Западной Европы и США, коэффициентом мобилизации. По существу, он заимствует из марксистско-ленинских трудов мысль о том, что «разные государства, обладая одинаковыми ресурсами, способны выделить на внешнеполитические действия различные объемы этих ресурсов» 1п. В коллективном труде английских историков «Русский фронт» отмечены эффективность быстро организованного производства СССР, его ориентированность па массовый выпуск ограниченного количества образцов вооружения при строгой стандартизации, умелое использование ресурсов 112. Однако некоторые историки, отмечая достижения советской экономики, на первый план выдвигают старый русофобский тезис о «загадке России» пз. Распространены суждения о том, что исход войны определило сочетание «русских людских ресурсов и западной технологии» 114, связанные с ним утверждения, о культурной отсталости, о военно-технической несамостоятельности СССР. Воспроизводится высказывание Трумэна, не верившего, что «эти полуазиаты» смогли создать атомную бом- ву115. Зенгер унд Эттерлин, пытаясь принизить им же самим подчеркнутые исключительные достижения советских танкостроителей, замечает, что они использовали опыт конструкторов США и Англии. Крайний консерватор В. Дирих пишет «о сильном сходстве советских бомбардировщиков с американским» Дуглас — С-47. М. Бар- Цонар сообщает, что среди испытателей советских ракет были «инженеры с немецким акцентом» И6. Приведем в этой связи недавно опубликованное свидетельство академика В. П. Мишина. «...Фон Браун, его чертежи и готовые ,,Фау“,— подчеркивает он,— достались американцам. Нам пришлось восстанавливать чертежи „Фау“ с немецкими специалистами среднего инженерного состава по неполному архиву, из которого была изъята вся секретная техническая документация. И тем не менее в этом соревновании с видными немецкими и позднее американскими учеными мы выиграли: первые ИСЗ (искусственные спутники Земли.— А. М.) и Гагарин — наши 117. С суждениями В. Дириха и И. Бар-Цонара органически связан уже подвергнутый критике тезис о советской разведке как главпом факторе победы СССР118. Среди подобных версий — утверждения о том, что базирование соединений американских самолетов на аэродромах СССР будто бы использовалось советской стороной для овладения секретами США 119. Подобные суждения несостоятельпы. Развитие пауки и техники — единый всемирно-исторический процесс. Оно никогда не было монополией какой-либо одной нации. Так, представлявшая собой передний край научно-технического прогресса ядерная физика разрабатывалась в 30-е годы одновременно в ряде стран: СССР, США, Англии, Германии, Дании, Франции и др. Весьма характерно, что самим Соединенным Штатам удалось создать атомное и водородное оружие лишь «с привлечением крупнейших научных сил многих стран» 120. Техническое заимствование — явление, обычное для всех времен. Не был исключением и период минувшей войны. Напомним, в частности, о просьбе У. Черчилля, с которой он обратился к Советскому правительству, дать возможность английскому Адмиралтейству ознакомиться с новейшими немецкими акустическими торпедами, образцами которых овладел ВМФ СССР 121. Военно-техническая мысль СССР, обладавшего собст- веппым современным паучпо-техпическим потенциалом, естествеппо, учитывала зарубежпьте достижения. Во время войны, с полным основанием констатировал ипвестпый конструктор М. Т. Калашников, советское стрелковое оружие зарекомендовало себя пепревзойдеппым. В его конструкции воплотились лучшие достижения отечественной и мировой практики в этой области 122. Оригинальные научно-технические разработки предвоенных лет позволили создать первоклассные танки, авиацию, реактивную артиллерию и другое вооружение. В 1941 — 1945 гг. многие научно-технические решения советские специалисты осуществили впервые в мире. Среди них — термическая обработка деталей токами высокой частоты, автоматическая сварка брони корпусов танков, штамповка танковых башен 123. Упомянутое рассуждение Г. Трумэна не может быть принято. Ядерная физика в СССР еще в 30-е годы «вышла па уровепь мировой пауки» 124. И когда над страпой нависла атомная угроза, советские ученые и инженеры су мели в кратчайший срок решить сложнейшие научные и технические проблемы и создать самые современные виды вооружения. Уже в 1949 г. монополия США в атомной области была нарушена. В СССР раньше, чем в США, была создана водородная бомба. Достигнутый таким образом военно-стратегический паритет существенно изменил международную обстановку. На встрече в верхах в Женеве было заявлено о невозможности добиться победы в ядерной войне. Все этп факты показывают несостоятельность консервативных оценок советской экономики 125. Так же несостоятельно утверждение ряда консервативных историков о том, что в СССР в 1941—1945 гг. производили простое по устройству и пользованию оружие исходя из «низкого уровня образования большинства солдат Красной Армии». Солдаты Красной Армии отнюдь не были малограмотными 126. Советская же военная техника на самом деле отличалась, по словам Б. X. Лиддел Гарта, «высокой прочностью и долговечностью» и простотой, и надежностью в любой обстановке боя. Но именно такой и должна быть военная техника вообще, поскольку она предназначена для применения в чрезвычайных условиях, независимо от уровня подготовки военнослужащих. Характерно, что в начале декабря 1941 г. в условиях жестокого поражения под Москвой, ОКВ издало приказ об увеличении и упрощепии военного производства 127. Важно подчеркнуть также, что советское оружие было простым не только в боевом применении, но п в производстве. В этом проявилась талантливость конструкторов. Этос несомненно, должно быть отнесено к числу наибольших военно-экопомическнх достижений СССР. Война предъявляет исключительные требования и к тому, кто использует оружие, и к тому, кто его производит. Оно должно быть не только высокоэффективным, но и дешевым. Принимая на вооружение в декабре 1940 г. пистолет-пулемет Г. С. Шпагипа, государственная комиссия с полным основанием отметила, что при всех его превосходных качествах производство ППШ не требует легированных сталей, сложного оборудования и большой затраты станочного времени. Еще более высокими технико-тактическими характеристиками обладал пистолет-пулемет А. И. Судае- ва — по оценке ряда зарубежных специалистов — лучший пистолет-пулемет мировой войны. На его изготовление шло металла в 2 раза меньше, чем на ППШ, а времени на обработку деталей и сборку затрачивалось в 3 раза меньше 128. В новейшей литературе ФРГ усилилось внимание к сойотской экономике 1941 —1945 гг. и ее непосредственной предысторпи. Значительное число умеренно-консервативных историков вынуждены были констатировать достижения СССР в укреплении обороны накануне войны, успешную эвакуацию производительных сил в восточные районы страны в 1941—1942 гг., героизм трудящихся, превосходные боевые свойства многих видов оружия, созданного в СССР, ограниченное значение союзнических поставок. Сравнительно более полно и объективно картина отражена в ряде трудов либеральных и демократических исследователей. Однако в целом немарксистская историография оказалась не в состоянии осмыслить возможности социалистической экономики. Изложение вопроса в этой литературе носит фрагментарный характер. Ею не показано, что экономика СССР оказалась наиболее способной быстро реагировать па постоянно возрастающие требования современной войны; что в социалистическом хозяйстве более полно и эффективно использовались людские и материальные ресурсы, что тяжелое военно-экономическое противоборство Советский Союз, как ни одна другая страна, успешно сочетал с восстановлением народного хозяйства в освобожденных районах и помощью антифашистским силам в других странах; что СССР и во время войны сохранил свою экономическую независимость. Для советской оборонной промышленности характерны были смелые и оригинальные экономические и технические решения, оправданный производственный риск, отказ от многих ранее привычных методов труда, высокий подъем творческой мысли ученых, конструкторов, инженеров и техников 129. В консервативной литературе доминирует тенденция к преуменьшению вклада советской экономики в обеспечение победы фашистской коалиции или формула умолчания. Хотя в немарксистской литературе ФРГ военная экономика Германии изучена сравнительно полно, историки, как правило, воздерживаются от сопоставления народного хозяйства двух главных противников, иными словами, советско-германское военно-экономическое противоборство, по существу, остается неизученным. На изучение этой темы консерваторами определяющее воздействие оказывает антикоммунизм, побуждающий их освещать в негативном свете все, что связано с СССР, отождествлять с социализмом сталинистские деформации в руководстве военной ЭКОНОМР1КОЙ.