I Дворяне и дети боярские составляли своеобразное постоянное войско. He имея средств содержать на жалованьи регулярные войска, московское правительство создало класс дворян и детей боярских, военно-служилых людей, представлявших нечто среднее между земским ополчением и регулярным войском. По первому призыву правительства дворяне должны были «кон- ны, людны и оружны» являться в полки. Денежное жалованье, получавшееся ими от правительства, было очень незна-чительно. Они должны были содержать себя в мирное время и доставать средства для отбывания военной службы со своих земель, наследственных вотчин или пожалованных правительством поместий. Поместное и вотчинное, служилое землевладение составляло основу всей военной организации государства. Московское правительство XVI века не могло не принять мер для предохранения его от упадка. Вотчинное землевладение было обязано службой наравне с поместными, имело одинаковое с ним военное значение. Сообразно с этим, правительство, с одной стороны, устанавливает контроль над обращением земель, над переходом вотчины от одних землевладельцев к другим, с другой стороны, стремится предохранить вотчинников от обезземеливания, которое лишало их возможности исправно отбывать службу. Иоанн IV, подобно своему отцу и деду, относился враждебно лишь к крупнейшим княжеским владениям. Средние боярские и тем более дворянские вотчины не имели политического зна-чения. Иоанн IV не только не стремится разрушать такие вот чины, но, напротив, принимает некоторые меры к тому, чтобы сохранить дворянским родам их родовые имения, преследуя при этом ту же цель, что и при наделении поместьями неимущих служилых людей, а именно, обеспечение исправного отбывания военной службы. С целью предохранения от полного упадка дворянского землевладения, Судебник царя Иоанна IV стремился обеспечить возвращение дворянским родам утерянных ими, путем продажи, наследственных владений. С этой целью Судебник узаконил существовавший с древнего времени обычай выкупа родичами их родовых вотчин. Московское законодательство не создало этого института; в этом случае, следуя своему обыкновению, оно только воспользовалось готовым, выработанным жизнью институтом обычного права и, признав его полезным для государства, поставило под охрану закона. Право выкупа родовых вотчин восходит на Руси так же, как на западе, надо полагать, ко времени глубокой древности. Земля в те времена составляла важнейший предмет обладания человека, она одна только давала лицу твердую точку опоры в жизни, давала прочное материальное обеспечение. «На владении землей, — говорит Неволин, — осно-вывалось, к нему прикреплялось благосостояние и имущество как отдельных лиц, так и семей и родов. Поэтому поземельная собственность в древности была редко отчуждаема». Сильное развитие родственного чувства, родового сознания, крепость семейных и родовых союзов вели к признанию известных прав рода на вотчины родичей. Когда крайность заставляла землевладельца продавать свою вотчину, он, помня о правах его родичей на эту землю, продавал ее первоначально только условно, предоставляя своим родичам право выкупить его землю. Это право выкупа родовой вотчины должно было быть у нас столь же обширно, как и у германских племен в средние века. С течением времени, по мере упадка родовых союзов и развития личности, ограничивалось на практике и обычное право выкупа. Владение землей все более приравнивается к владению другими имуществами, утрачивается идея неподвижного, извечного владения родовой вотчиной, земля, превращаясь в меновую ценность, все чаще переходит из рук в руки. Вотчинники нередко отказываются от своего права выкупа за себя и за своих детей и продают вотчины в дерн, впрок, наве- ки, без выкупа. Судебник застал обычай выкупа вотчин в период начавшегося его упадка, но счел необходимым поддержать практику выкупа законодательными определениями46. Для землевладельцев нередко было весьма важно вернуть в свои руки именно их родовую землю, их отчину. Они обращались в суд, когда лицо, купившее их родовую землю, отказывалось продать ее им обратно, нарушая их право выкупа вотчины. «Мы, — говорили истцы в челобитной на суде, — хотели у него, Андрея (купившего землю), нашу вотчину выкупить, а нынче он ту нашу вотчину отдает мимо нас, вотчи- чев, в Кирилов монастырь, хотячи, Государь, нас, холопей твоих в конец уморити. Православный царь, Государь, покажи милость, не отведи от родителей, вели у нас за ту вотчину деньги взять». При продаже части вотчины образовывалась неудобная черезполосность владений; у родичей возникали ссоры с новым владельцем-чужеродцем, купившим часть их ро-довой земли: «нам, — жаловались они, — с ним в одном месте прожить не мочно, людишек наших бьет, и садишко отнял, и рощу сечет, а нас выживает из нашей отчинки». Владение землей в одном месте представляло иногда такие выгоды, что родичи готовы были выкупить отошедший участок их наследственной земли, даже и по цене, превышавшей его действительную стоимость. Истцы, желавшие выкупить такой участок, объясняли: «бьем челом потому, что наша вотчинка сошлась с той вотчинной землей, земля с землей, и пашню пашут и пожни косят через полосу; Царь и Государь, вели у нас за ту вотчинку деньги взять по цене, хотя и выше цены, или в то место вели нашей вотчиной земли взять в ином месте». Выкуп вотчин, будучи, таким образом, полезным для поддержания хозяйства вотчинников, кроме того, мог содействовать более равномерному распределению земель между служилыми людьми; земли, скупленные более состоятельными землевладельцами, возвращались по праву выкупа назад в роды, которые по бедности должны были ранее продать их чужеродцам47. Тем не менее, правительство XVI века не нашло возможным предоставить родичам право выкупа в большем объеме, чем оно было установлено жизненной практикой, и ограничилось тем, что узаконило действовавшую практику выкупа вотчин, попытавшись предупредить полную потерю служилыми дворянскими родами фамильных имений48. Статьей 85 царско го Судебника право выкупа было отнято у продавца вотчины, а также у его детей и внучат: «кто вотчину продаст, и детям его и внучатам до той вотчины дела нет, и не выкупити им ее». Как видно из купчих предыдущего времени, Судебником был узаконен все более распространившийся среди лиц, продававших земли, обычай отрекаться при продаже вотчины от своего права выкупа. Судебник на будущее время окончательно обеспечил лиц, покупавших вотчины, от притязаний самих продавцов на выкуп своей земли. От этих притязаний были устранены, кроме того, дети продавца, а также и те его род-ственники, которые присутствовали при сделке и подписали купчую в качестве свидетелей (послухов); подписание родичами купчей рассматривалось, как знак изъявленного ими согласия на отчуждение имущества. Ho, вместе с тем, право родичей на выкуп родовой вотчины было формально узаконено Судебником: «А не будет братьи в послухах, и братья, или сестры, или племянники ту вотчину выкупят». Для этого выкупа назначен был сорокалетний срок; причем, вероятно, была принята в соображение обыкновенная продолжительность одного человеческого поколения. Давая право выкупа родичам для того, чтобы сохранить за ними их родовые имущества, Судебник принял меры к тому, чтобы не допустить злоупотреблений этим правом, не сделать его источником вредной спекуляции. Для этой цели было постановлено, что выкупивший вотчину должен держать ее за собой или отдать ее своим родственникам; родич не может пользоваться правом выкупа для корыстных целей перепродажи вотчины в чужой род; он не имеет права также выкупать вотчину на чужие деньги, следовательно, для того, чтобы отдать ее опять чужеродцу, от которого получены были деньги для выкупа: «А кто выкупит вотчину чужими деньгами, или заложит, или продаст, а доведет на него продавец, что он выкупил чужими деньгами и держит ее не за собою, и та вотчина прежнему продавцу безденежно» . Стремление правительства поддержать наследственное землевладение особенно ясно обнаруживается в узаконении Судеб ника относительно выкупа заложенных вотчин. Выкуп вотчин, заложенных чужеродцам, был облегчен более выкупа проданных родовых вотчин. Было определено, что под залог вотчины можно давать деньги только в размере действительной стоимости земли. Если же «сторонний человек, а не вотчич, возьмет вотчину в заклад больше той цены, чего та вотчина стоит», то владелец вотчины имеет право выкупить ее из заклада, по той цене, «в меру, чего та вотчина стоит; а что тот денег в займы дал лишек, больше той цены, и у того те деньги пропали»49. 2 Охраняя служилое землевладение, правительство должно было также обратить особенное внимание на совершавшийся в обширных размерах переход боярских и дворянских земель в руки духовенства. Переходя во владение церкви и монастырей, вотчины теряли свое военно-служебное значение. «Выход земли из службы» ослаблял служилый землевладельческий класс, разрушал военную организацию государства. В это время монастырские и церковные имения и земли быстро увеличивались, угрожая поглотить значительную часть служилых вотчин. Скоплению земель в церкви сильно содействовал широко распространенный, благочестивый обычай давать вотчины на «вклад» в монастырь для вечного поминовения усопших. Дви-жимые религиозным рвением, служилые люди так же, как лица других сословий, делали богатые вклады в монастыри как при жизни, так и в особенности перед смертью: редкое завещание обходилось без оставления в пользу церкви всей вотчины или части ее. С другой стороны, множество земель переходило к церкви путем купли-продажи и заклада; богатые монастыри охотно скупали земли у обедневших князей и дворян или выдавали им ссуды под залог вотчины. Монастыри скоро богатели как вследствие доброхотных даяний благочестивых людей, так и вследствие того, что они пользовались важными льготами по отбыванию военной службы и уплате податей. Дворянское же землевладение переживало в это время тяжелый экономический кризис. Служилые люди на различных условиях занимали деньги в монастырях, всего чаше под залог своих вотчин, а затем отказывали эти вотчины в монастыри «за долг и по душе»50. «Богатый капиталист- монастырь сделался, — по замечанию новейшего исследователя этого вопроса, — банкиром для страдавшего безденежьем слу-жилого класса». Богатства монастырей и льготы, предоставленные им, вызывали сильное раздражение против старцев-монахов в дру-гих классах общества. «Мы, — говорили служилые люди, — кровь свою проливаем, а они, старцы, живут, ни в какую службу государю не помогают». Знаменитый Троице-Сергиев монастырь, владевший громадными землями, вел нескончаемые тяжбы с соседними землевладельцами: «мнози отчины Сергиев монастырь имеет, мнози и ссоры прилучаются от со-седствующих», — писал в позднейшее время келарь этой обители Симон Азарьин. Дворяне, как и крестьяне, иногда даже вооружались против построения новых монастырей. Когда пре-подобный Макарий основывал Калязинский монастырь, один из соседних землевладельцев грозил его убить, опасаясь, чтобы Макарий не присоединил его вотчины к своей пустыни. Среди бояр образовалась партия, требовавшая секуляризации церковных имений во имя идеала скитской монашеской жизни. Эта партия, так называемые «нестяжатели» (Нил Сорский, Вассиан (князь Патрикеев) и Максим Грек), приписывала сребролюбию и алчности иноков разрушение боярских вотчин и переход их в монастырь. Указывая на упадок нравственности среди духовенства, она требовала изъятия церковных имуществ из ведения духовенства и обращения их на благотворительные дела. «А селами и волостями с крестьянами царем не подобает жаловати иноков и непохвально делают так цари, — сказано в «Беседе валаамских чудотворцев», вышедшей из среды бояр — противников монастырского землевладения, — лучше сложить с себя сан и венец царский, чем отвращать иноков от душевного спасения мирскими суетами». Другая партия, так называемые «иосифляне», с Иосифом Волоцким во главе, энергично отстаивала право монастырей владеть вотчинами51. He решаясь на крайнюю меру, предлагавшуюся «нестяжа- телями», отнятие вотчин у монастырей, правительство избрало средний путь — решило сохранить во владении духовенства земли, ранее им приобретенные, но воспрепятствовать даль нейшему скоплению вотчин в его руках . В 1551 году, по приговору Стоглавого собора, князьям, дворянам и детям бо-ярским было воспрещено продавать свои вотчины монастырям, а также архиепископам и епископам без особого разрешения государя на каждый случай («без Царева и Великого князя ве-дома и без докладу»). «А кто купит, или кто продаст вотчину без докладу, и у тех деньги пропали, а у продавца — вотчина, и взяти вотчину на Государя, Царя и Великого князя безденежно». В 1551 году правительство ограничилось только запрещением продажи вот-чин в монастыри; отдавать же вотчины в монастырь даром, «на вечной поминок по душе» по-прежнему не возбранялось. Раз-решая по старине завещать вотчины на поминовение души, пра-вительство позаботилось только о том, чтобы обеспечить воз-врат вотчины в руки служилых людей посредством выкупа ее у монастыря родственниками завещателя. Следуя действовавшему обычаю, указ 1551 года не предоставил, однако, родичам безусловного права выкупа родовой вотчины, но только подтвердил их право выкупа, на тот случай, если оно было особо оговорено дарителем в дарственной грамоте . В 1572 году запрещено было делать земельные вклады в богатые обители: «в большие монастыри, где вотчин много, вперед вотчин не давати; а которая будет вотчина и написана, ино ее в поместной избе не записывати, и отдавати ее роду и племени служилым людям, чтоб в службе убытка не было, и земля бы из службы не выходила. А кто которым мо-настырям малым даст вотчину, у которых монастырей земель мало: и те вотчины, доложа государя, записывати, а без докладу не записывати и без боярского приговора»51. He удовлетворяясь этим указом, правительство в 1580 году поручило собору из представителей духовенства — архиепископов, епископов, игуменов и архимандритов — вновь пересмотреть вопрос о чрезмерном скоплении недвижимых имуществ в церкви. Духовный собор признал, следуя внушениям светской власти, что от многочисленных епископских и монастырских земель «нет никоего прибытка», что «села и пожни и иныя угодия земляныя по священным епископиям и по святым монастырям в пустошь изнуряются ради пьянственного и непотребного слабого жития многообразие; многая-ж и в запустение приидоша». От перехода вотчин в монастыри «воинственному чину оскудение приходит велие». Между тем, этот «воинственный чин» необходимо предохранить от оскудения ввиду грозящих государству многочисленных внешних врагов, «от Турского и от Крымского, и от Нагай, и от Литовского Короля, с ним же совокупишася Польша, Угры, Немцы Лиф- ляндские и другие свейские; сии все совокупившеся, образом дивияго зверя распыхахуся, гордостию дмящеся, хотяху истребити православие». Несмотря на все это, епископы и игумены не нашли возможным вернуть государству, для военно-служилых людей, какие-либо из принадлежащих духовенству имений. Все его земли и земляные угодья, все ранее данное Богом «да не исходит из митрополий, епископий и монастырей; хотя которое место и не утверждено крепостьми и того у монастыря не выкупити и вперед в монастыри о вотчинах не тягатися». Подтверждая закон 1551 года, собор постановил, что на будущее время духовенство должно «земель не покупать, не брать в залог и не прибавливати никоторыми делы», — и вместе с тем пошел далее прежнего соборного приговора, а именно, обязал вотчинников не только не продавать в монастыри вотчин, но и не давать их безденежно «по душам». В случае же, если вотчинники нарушат это постановление и завещают земли монастырю, то родственники их имеют неограниченное право выкупа вотчины; и не только родственники ближнего рода, но «хотя кто и далеко в роду»; «а будет у кого роду не будет, ни ближнего, ни дальнего, и ту вотчину имать на государя, а деньги за нее платить из казны». Это узаконение о выкупе из монастыря вотчин, данных на поминовение души, при всей его незначительности на первый взгляд, было важным нововведением. Новое постановление вело к нарушени-ям свято чтимой посмертной воли дарителя. Если вкладчик, проникнутый заботой о непрерывности и вечности поминовения, боязнью учинить свою душу беспамятной, давал свою землю монастырю впрок, без выкупа, то он обыкновенно грозил нарушителям этой своей воли судом пред лицом Бога, в будущем веке . Соборный приговор обязал родичей нарушать волю завещателя, пренебрегая его грозным заветом54. 3 Среднее дворянство шестнадцатого века жило весьма бедно и с трудом находило средства для исправного отбывания тяжелой военной службы. Являясь в полк, сын боярский обязан был иметь дорого стоившее вооружение и лошадей, должен был привести с собой людей, надлежащим образом вооруженных, наконец, запасти провиант для себя, своих людей и лошадей на несколько месяцев. В большинстве случаев уездный дворянин не имел вотчи-ны и жил доходами с поместья. Между тем, средний размер поместного оклада был невелик, да и действительная поместная дача большей частью была меньше следовавшей ему по окладу. Свободных обработанных земель недоставало для надлежащего испомещения служилых людей. Недостаток земель заставлял сокращать поместные дачи вдвое, втрое и вчетверо против оклада, а в исключительных случаях ограничиваться выделом небольших участков усадебной земли. В 1592 году в Ряжском уезде до 30 детей боярских, с назначенными им окладами от 50 до 200 четвертей, получили лишь землю на «усадища». В 70-х годах из 168 детей боярских из Путивля и Рыльска, записанных на службу, — 99 человек совсем не получили поместий; остальные были «испомещены по окладам несполна, иные вполы, а иные в третий и четвертый жеребий, а иным дали на усадища не помногу». В Невельском уезде многие дети боярские, с окладами от ста до четырехсот четей, владели лишь небольшими именьями от 16 до 85 четей (от 24 до 125 десятин). Они получили земли в пополнение их окладов при переселении в Полоцкий уезд в 1570 году; но и после испомещения в Полоцкой области их поместная дача не достигла и половины оклада. В 60-х и 70-х годах довольно обычным было испомещение в половину оклада (Венев и Казань). На южной окраине, вследствие недостатка культурной земли, правительство наделяло детей боярских в счет недостающего количества пашенной земли лесом и «диким полем». Помещики иногда отказывались брать невозделанные или запустевшие имения «за пустом», несмотря на то, что правительство давало им льготу в податях (кроме «городового дела») на 8 и на 10 лет и выдавало деньги на построение хором (по 2 рубля на каждые 100 четей). Дети боярские могли сами приискивать себе удобные земли и ходатайствовать о пожалова-нии им этих земель; они внимательно следили за соседними имениями, и, когда владельцы их почему-либо лишались права на владение поместьем, спешили обратиться к правительству с ходатайством о передаче им чужого поместья в счет поместного оклада. Правительство определяло даже новикам поместные оклады не менее 150 четей (225 десятин); но эти цифры окладов не соответствовали действительным размерам поместий. Писцовая книга Орловского уезда свидетельствует о крайней незначительности владений помещиков; например, «пашни паханые доброй земли четь, да перелогу 2 чети в поле, а в дву потому-ж, а оклад Богдану 40 четей, а не дошло в его оклад 37 четей»; или «оклад Ромашку 50 четей, а не дошло в его оклад 33 чети; оклад Епишке 50 четей и не дошло в его оклад 30 четей». Владея, в среднем, незначительными поместьями, дети боярские, сверх того, не могли надлежащим образом вести хо-зяйство на своей земле, потому что военная служба весьма часто, на более или менее продолжительное время, отрывала их от хозяйственных забот. Получавшееся детьми боярскими денежное жалованье не могло служить существенным подспо-рьем к доходам с земли. Денежные оклады были невелики и выдавались в виде награды за участие в походах; в мирное же время — в известные сроки, через несколько лет, большей частью раз в четыре года. Жалованье могло только покрывать издержки на вооружение и на поддержание его исправности.? Служилые люди нередко входили в долги на боевое снаряже-ние. Установленные в 1556 году денежные оклады были в прямом соответствии с качеством и исправностью вооружения. За приведенных помещиком ратников правительство выдавало ему по 2 рубля за человека в доспехах и по I рублю за человека в тегиляе. Неимение соответственного вооружения или отдельных его принадлежностей влекло за собою вычет из жалованья. В 1576 году, когда недостаток земель приводил к тому, что многие дети боярские совсем не получали поместий, правительство постановило выдавать неиспомещенным детям боярским ежегодное денежное содержание55. Бедность служилых людей, в связи с большими служеб-ными требованиями, вела к чрезмерной их задолженности. Экономический кризис, бывший следствием истощения ес-тественных богатств центральных уездов и отлива населения на южные и восточные окраины, крайне увеличил эту задол-женность в середине XYI века. Московское правительство ре-шилось на чрезвычайное мероприятие. Указом 25 декабря 1557 года служилые люди были освобождены от уплаты процентов по принятым ими на себя долговым обязательствам, и погашение их долгов частным лицам, заимодавцам, было рассрочено на пять лет. «По старым кабалам на прошлые лета все росты государь отставил и повелел на служилых людях пра- вити долги денежные в пять лет истинну деньги (сумму долга), без роста», — хлебные же долги велено было править «без наспу, рассчитав на пять жеребьев». На будущее время установлен был новый законный рост, в 10% с суммы долга, взамен прежнего 20-процентного. Существенные льготы по уплате долгов, установленные этим, так называемым ростовым приговором, были распространены на все население; но из самой редакции указа, говорящего, главным образом, о «служилых людях», видно, что эти меры были вызваны нуждами служилого класса. Указ 11 января 1558 года, распространивший действие ростового приговора на сделки заклада вотчин, имел в виду уже исключительно облегчение тяжкой задолженности служилых лю-дей вотчинников. Заклад земли сопровождался особенно тяжкими послед-ствиями для землевладельца, потому что по действовавшему в это время обычному праву залога, заложенная земля пере ходила в пользование кредитора-залогопринимателя; кредитору предоставлялось право «за рост пахати» взятую им в заклад землю. Вотчинник-залогодатель лишался, таким образом, возможности скопить из доходов с земли деньги для выкупа заложенной вотчины. В случае просрочки долга, заложенная вотчина переходила немедленно в собственность заимодавца: «а полягут деньги по срок, ино ся кабала и купчая». Указ 1558 года установил пятилетнюю рассрочку уплаты долгов, обеспеченных залогом вотчин. Вместе с тем, он отнял у кредиторов право «пахать за рост» заложенную вотчину. По уплате одной пятой долга закладчику возвращалось право пользования заложенной землей: «А взяти на заимщике на первый год заемных денег по расчету пятый жеребей, а вотчину отдати тому, кто закладывал». Только в том случае, если землевладелец прекращал дальнейшие платежи в погашение долга, его вотчина, взятая из заклада, возвращалась обратно в пользование заимодавца: «А не мочно будет которым вперед в те пять лет платитись, и у тех людей те вотчины ве- лети имати, да отдавати тем же людем (кредиторам) назад в их деньгах пахати по старине»56. 4 Чрезвычайные указы 1557 и 1558 годов, существенно на-рушавшие интересы кредиторов в пользу землевладельцев, по-казывают, что задолженность служилых людей, помещиков и вотчинников приняла опасные размеры. В последующие де-сятилетия уровень экономического благосостояния служилых землевладельцев еще более понизился. По тверскому списку 1585 года на 88 служащих дворян и детей боярских царя Симеона Бекбулатовича показаны 41 человек помещиков, которые «службы не служат, поместья свои запустошили, сами или сбежали, или ходят меж двор». На периодических смотрах всегда оказывалось по несколько человек обнищавших детей боярских, покинувших свои запустевшие поместья и бродящих «меж двор» или сбежавших без вести. Наиболее тяжким было положение мелких помещиков центральных областей. С середины XVI столетия начался сильный отлив населения из этих областей на вновь колонизовавшиеся юго-восточные окраины. Разные случайные обстоятельства, как, например, многолетние неурожаи пятидесятых годов, уси- 8 Зак. 73 ливали этот отлив. Иностранцы, замечает проф. Ключевский, по дороге в Москву встречали на обширных пространствах, даже по бойким торговым дорогам, одни свежие следы прежней населенности края, большие, но безлюдные села и деревни, жители которых ушли куда-то; везде народ разбегался, и пустели не только деревни, но и города. С половины XVI века вопрос о беглых крестьянах становится больным местом русского землевладения. Делаются заметными усиленные заботы землевладельцев о том, чтобы удержать на своих землях крестьян и переманить их к себе от соседей или с государствен-ных черных земель57. Уход крестьян тяжелее всего отзывался на положении среднего класса, помещиков. Крупные вотчинники и, в особен-ности монастыри, удерживали и привлекали на свои земли кре-стьян различными льготами. Монастырские земли на основании жалованных, или тарханных, грамот пользовались важными податными привилегиями; с них не взимались «никакие царские и земские разметы». Царским Судебником 1551 года тарханы были отменены: «а тарханных (грамот) вперед не давати никому, а старые тарханные грамоты поимати у всех». Ho постановление это совсем почти не применялось на практике. На соборе 20 июля 1584 года духовенству предложено было вновь обсудить вопрос о полной отмене церковных землевла-дельческих привилегий. Собор этот отметил факт «многого запустения в вотчинах и поместьях воинских людей» и признал главной причиной обеднения помещиков то обстоятельство, что крестьяне во множестве уходят с их поместий на монастырские земли: «крестьяне, вышед из-за служилых людей, живут за тарханы во льготе и от того великая тощета воинским лю- дем прииде». Поэтому, «для великой нужды и оскудения воинского чина», собор постановил «отставить тарханы, пока- месть земля поустроится», чтобы «воинский чин (дворяне и дети боярские) на брань против врагов креста Христова ополчался крепче». Этот приговор собора был отменен через несколько месяцев, и в октябре 1584 года тарханы были восстановлены58. Крестьяне, жившие на помещичьих землях, обязаны были «слушать помещика, подати ему платить и всякое изделие делать». Работая на помещика, царского слугу, они в его лице служили государству. Ho в это время, в конце XVI века, крес-тьяне, как выяснено новейшими исследователями, сохраняли еще древнее право перехода. Сознавая вред, какой наносился помещичьим хозяйствам разбродом крестьянского населения, правительство Иоанна IV и Феодора Иоанновича не прибегало, однако, к той крайней мере — закрепощению крестьян, — которая по настоятельным ходатайствам служилых людей была узаконена впоследствии правительством царя Алексея Михайловича для поддержания воинского чина дворян и детей боярских. Первоначально, до конца XVI века правительство стремилось, главным образом, к тому, чтобы упорядочить крестьянские переходы. Судебник Иоанна III, следуя обычной практике, установил определенное время в году для переходов крестьян — Юрьев день (26 ноября): «А христианам отказыватися из волости в волость и из села в село один срок в году, за неделю до Юрьева дня осеннего и за неделю после Юрьева дня осеннего», — и определил размеры пошлин, взыскивавшихся помещиками с уходящих крестьян, в виде платы за пользование двором (за пожилые дворы). Этой последней мерой правительство желало предупредить постоянные споры между землевладельцами и крестьянами из-за денежных расчетов при отказе. Чрезмерными поборами с уходящих крестьян землевладельцы старались удержать их на своих землях. Вмешиваясь в эту глухую борьбу между помещиками и крестьянами, правительство Иоанна III не становилось ни на ту, ни на другую сторону, имея в виду лишь установлением размера «пожилого» предупредить столкновения между обеими сторонами. Правительство Иоанна Грозного усвоило то же самое отношение к этому вопросу. Статьей 88 Судебника 1551 года подтвержден был прежний срок крестьянского отказа (Юрьев день) и несколько повышены были размеры сборов в пользу землевладельцев . Ho, узаконивая обычные высокие сборы с отказывающегося крестьянина, царский Судебник, вместе с тем, с целью защитить крестьянина от дальнейших притеснений, определил: «а опричь того на нем пошлин нет». Необходимость уплатить эти пошлины, а также вернуть землевладельцу выданную им ссуду или подмогу ставила в крайне затруднительное положение крестьян, желавших перейти к дру гим землевладельцам. He имея средств для расплаты с поме-щиком по правилам отказа, крестьяне нередко уходили тайно. Число таких незаконно ушедших, беглых крестьян значительно увеличилось во второй половине XVI века, когда усилилась колонизация окраин. Московские приказы были завалены исками о возвращении беглых крестьян. Правительство признало необходимым сократить число этих дел и указом 1597 года запретило помещикам возбуждать иски о возвращении крестьян, бежавших за пять лет до этого указа, то есть до 1592 года; «на тех беглых крестьян в их побеге и на тех помещиков и вотчинников, за кем они выбежав живут, суда не давати, и назад их, где кто жил, не вывозити»59. Кроме незаконного выхода крестьян без уплаты пошлин и долгов, в это время получил большое распространение также вывоз крестьян одним помещиком от другого. Помещики так нуждались в рабочих руках, что готовы были уплатить за крестьянина все его долги и выходные пошлины, чтобы только переманить его на свою землю, вывезти с земли другого помещика. Вывоз был в то время главной формой перехода крестьян, и между помещиками велась постоянная борьба из-за крестьян. Каждый из них старался удержать на своей земле своих людей, не дать другому помещику перевезти их к себе, и, в свою очередь, старался переманить к себе, «вывезти» крестьян соседа. В этой борьбе брали верх богатые вотчинники, предоставлявшие крестьянам большие льготы и выдававшие им большие ссуды — подмоги. Мелкие помещики силой удерживали крестьян, требовали от них чрезмерных пошлин в виде выкупа, мстили уходившим тем, что грабили их имущество (животы). Царь Борис Феодорович Годунов счел необходимым положить конец этому ненормальному положению дел. Идя навстречу желаниям среднего класса, помещиков, он указом 1601 года, в виде временной меры на один год, воспретил бога-тым землевладельцам, боярам, окольничим, большим дворя-нам, духовенству, вывозить крестьян на свои земли, и всем московским помещикам повелел на этот заповедный год «кре-стьян промеж себя не отказывати и не возити». В Московский уезд, в котором владели поместьями почти исключительно служащие высших чинов, запрещено было вообще перевозить крестьян из других уездов. Всем же остальным провинци альным помещикам, дворянам и детям боярским городовым разрешено было переводить крестьян, но с тем условием, чтобы с земель одного какого-либо помещика другой помещик не перевел к себе более двух крестьян. Законодатель в этом случае стремился предупредить чрезмерное усиление одного зем-левладельца за счет другого. Ho, сделав эти уступки провинциальному дворянству, стремившемуся к закрепощению крестьян, указ 1601 года, вместе с тем, подтверждая право крестьянского перехода, требовал, чтобы эти дворяне не удерживали насильно своих крестьян непомерными поборами, «от налога и продаж давали им выход». При распространении действия указа 1601 года на следующий 1602 год, правительство настоятельно требовало, чтобы помещики «крестьян из-за себя выпускали со всеми их животы, безо всякия зацепки и во крестьянской бы возке промеж всех людей боев и грабежей не было, и сильно бы дети боярские крестьян за собой не держали и продаж им некоторых не делали». Запрещая крестьянам выход с земель крупных землевладельцев, указ 1602 года, напротив, принимал все меры к тому, чтобы обеспечить свободный переход крестьян от одних мелких помещиков к другим, всецело подтверждая их древнее право отказа. Повторяя статью царского Судебника, правительство царя Бориса Феодоровича объявило, что помещики не имеют права требовать с уходящих крестьян других пошлин, кроме пожилого (за двор рубль и два алтына). Помещикам было объявлено, что кто из них «учнет крестьян грабити и из-за себя не выпускати», тот будет в великой опале от государя. Правительство позаботилось и о том, чтобы эти распоряжения сделались известны всем помещикам и крестьянам: «бирючам велено было кликать о них не один день во всех посадах и на сельских торжках»60. Этот указ был последней попыткой прими рить интересы помещиков и крестьян посредством урегулирования крестьян-ских переходов. Правительство царя Алексея Михайловича, как будет указано ниже, признало необходимым лишить крестьян-ское население права перехода.?