Критика немарксистской историографии Великой Отечественной войны в свете новейших документов КПСС 1
Повышение профессионального уровпя критики немарксистской историографии стало весьма злободневным. Это определяется резким обострением идеологической борьбы двух общественных систем; количественными и качественными изменениями самой историографии предмета и тех социальных слоев, к которым обращена научная критика и пропаганда; развитием международных связей советских ученых; необходимостью расширения числа исследователей (особенно молодых), непосредственно участвующих в создании критической литературы 2. Развитие теоретико-методологических основ науки, активная борьба против инерции, рутины и благодушия характеризуют современные задачи советской исторической и других общественных наук. Громадную роль приобретает критика, открытая и честная, не признающая закрытых зон и имеющая конкретный адрес, принципиальная, конструктивная и созидательная3. В. И. Ленин говорил, что «партия революционного пролетариата достаточно сильна, чтобы открыто критиковать самое себя, чтобы назвать без обиняков ошибку и слабость ошибкой и слабостью» 4. КПСС осудила привычку работать в условиях недостаточных гласности и социальной ответственности, отвергла демагогические призывы критиковать поосторожнее5. Ныне сама критическая литература о немарксистской историографии должна посмотреть на себя критически. В последние годы вышли десятки серьезных монографий, специальных разделов в общих трудах, сотни статей, обзоров и рецензий 6. Одной из лучших в советской критической литературе о немарксистской историографии, по мнению автора, является книга В. А. Тишкова «История и историки в США». На первый взгляд она не имеет прямого отношения к теме данной монографии. В действительности широкий подход В. А. Тишкова, в частности, к предмету критики делает книгу очень нужной для специалистов по немарксистской историографии Великой Отечественной войны. В книге отражены главным образом организационные основы историографии, постановка в США исторического образования, подготовка профессиональных историков, их специализация и условия труда, основные научные центры, организации историков, архивы, публикации документов. Весьма основательно показано, что историография в США используется отнюдь не в одних лишь идеологических целях, но и в разработке всех сторон системы господства буржуазии в целом. Этому отвечают, в частности, созданные в последнее время специальные отделы историков в конгрессе, госдепартаменте, руководящих органах монополистических объединений. На достижения историографии опираются и профсоюзы. Автор исходит из верного представления об определенной самостоятельности науки, в том числе и исторической. Наряду с негативными явлениями, в первую очередь использованием историографии в антикоммунистических целях, в книге отмечен высокий профессиональный уровень многих трудов по истории, выполняемых в США. Значителен вклад ученого в изучение дифференциации американских немарксистских историков. По его мнению, их всех историографий североамериканская отличается крайней неоднородностью тематических интересов и методологических принципов, сильнейшей политической поляризацией. Большинство ученых разделяют либеральные взгляды, усилилось влияние демократических исследователей, Американская историческая ассоциация выступила против гонки вооружений, за установление прочных мирных отношений США с СССР. В то же время сильны позиции и сторонников консервативных взглядов. С выходом книги Тишкова, глубокой и содержательной, нельзя все же считать, что решены все проблемы. Так, автор имел возможность уделить большее внимание особенностям историографии США. Остается нерешенной другая весьма важная задача — анализ ее методологических основ. К сожалению, книг, подобных монографии Тишкова, в новейшей советской литературе о немарксистской историографии Великой Отечественной войны практически нет. В докладе М. С. Горбачева на XIX Всесоюзной конференции КПСС бьшо подчеркнуто: «Особого внимания требует развитие общественных наук. Именно они в наибольшей степени пострадали от культа личности, бюрократических методов руководства, догматизма и некомпетентного вмешательства». И далее: «В условиях перестройки возникла острая социальная потребность в обществоведческих исследованиях. Мы нуждаемся в подлинном подъеме общественных наук на марксистско-ленинской мировоззренческой и методологической основе»7. Все это в полной мере относится к советской литературе о немарксистском обществознании. Многим критическим трудам о буржуазной и социал-демократической историографии войны присуще упрощенство. Оно проявляется в разных формах: недифференцированном подходе к предмету критики; сведении историографии к империалистической пропаганде, любого отхода от истины — к сознательному извращению, научной критике — к голому обличению, рассмотрении историографии вне ее развития; представлении об историографии как о простой сумме взглядов, искусственном сужении предмета критического анализа, стремлении представить в качестве некоей «уловки» все объективное, встречающееся в немарксистской литературе; искажении позиции оппонента; умолчании. Все это непосредственно связано с неизжитой односторонностью в освещении советскими авторами самой истории войны 8. Эти недостатки обусловлены целым рядом обстоятельств: не преодоленным еще фактографизмом; стереотипами, сложившимися в прошлые десятилетия; нежеланием отказаться от хотя и отсталых, но привычных и «удобных» подходов работы; слабой идейно-теоретической подготовкой авторов; нетребовательностью ученых советов и редакционных коллегий. Под фактографизмом имеется в виду описательство, неумение или нежелание исследователя проникнуть в глубь изучаемых явлений, подняться до обобщений. Многие из отмеченных недостатков свойственны книге О. А. Ржешевского «Война и история. Буржуазная историография США о второй мировой войне». Она названа научной, на самом же деле выдержана в пропагандистских традициях застойного периода. Автор не вносит нового ни в изучение немарксистской историографии, ни в разработку приемов полемики, ни в исследование самой истории события. Книга содержит некоторый новый фак тический материал. Однако внимание автор сосредоточивает в основном на трудах консервативных историков, что искажает общую картину литературы о войне. Вопреки обещанию О. А. Ржешевского осуществить «комплексное исследование», многие важные стороны историографии США остались неосвещенными. Слабое развитие критики в наших исторических журналах привело к тому, что и второе издание этой книги существенно не отличается от первого 9. Отмеченная выше односторонность в отдельных трудах в последпие годы даже усилилась. После апрельского (1985 г.) Пленума ЦК, XXVII съезда КПСС стало ясным: не все, что критика относила, в частности, к разряду фальсификаций, является таковым. Между тем авторы ряда трудов вплоть до последнего времени не заметили этого ю. Составители словаря-справочника «Великая Отечественная война, 1941—1945» под редакцией М. М. Кирьяна (1988) следуют стереотипу, противоречащему новому политическому мышлению. Согласно этому стереотипу всех буржуазных историков авторы статьи «Историография» отнесли к числу «угодников капитализма». Эта тенденция не преодолена, к сожалению, и в прессе. Такова, например, статья В. П. Морозова об изучении минувшей войны в «Московской правде» 27 апреля 1988 г. В критической литературе встречаются отступления от принципа научной партийности, связанные с неумением четко разграничить исследовательскую и идеологическую функции немарксистской историографии. В ряде работ А. С. Якушевского и других авторов можно обнаружить цитирование (без анализа) чуждых суждений, еще не подвергавшихся научной критике11. Встречаются работы, в которых идеологическая сторона немарксистской историографии заслоняет от исследователя ее познавательную сторону 1. Известно, сколько вреда принесло советскому обществу заблуждение, будто бы классовое чутье может в специальных вопросах заменить общую образованность и специальные знания ,2. В этом проявляется недооценка ленинского предупреждения против нигилизма. Известно, что В. И. Ленин призывал «взять все то, что есть в капитализме ценного, взять себе всю науку и культуру»13. С этой идеей органически связана трактовка партией общего кризиса капитализма, не означающего абсолютного застоя. Для марксистско-ленинского подхода к идейно-поли- тическим оппонентам характерны следующие суждения Владимира Ильича. «Поучительные взгляды и прямых врагов, и прикрытых врагов, и неопределенных, и неопре- деленно-«сочувствующих» людей, если это сколько-нибудь толковые, знающие и чуточку смыслящие в политике люди». И далее: «...особенно приятно выслушать признание из уст противников». Актуальность этих мыслей была подтверждена М. С. Горбачевым: «...надо уметь анализировать позицию своего оппонента, даже классового противника, потому что никто так глубоко и остро пе ставит вопросы, никто так настойчиво не отыскивает слабостей в твоей позиции, как твой противник» и. Обслуживая политику и идеологию империализма, историческая наука не может быть свободной от их влияния, но отнюдь не сливается с ними. Отход от истины часто проявляется не только в преднамеренном обмане, но п в невольном заблуждении субъективно честных людей. Если обман — категория сугубо нравственная, то заблуждение — категория гносеологическая. По существу, заблуждение возможно в любом научном поиске. Все это было обосновано К. Марксом, в частности, в «Капитале» при анализе трудов Д. Рикардо и Т. Р. Мальтуса, Ф. Энгельсом в «Анти-Дюринге», В. И. Лениным — в работе «К характеристике экономического романтизма» при анализе учения Ж. Ш. Сисмонди. Коренным образом отличаясь генетически, в их конечном итоге ложь и заблуждения могут совпадать. Это объясняет ошибку ряда критиков, хотя и не оправдывает ее. Возникает вопрос, как можно отличить заблуждения от фальсификаций. Критик будет гарантирован от ошибки лишь при достаточном знании своего оппонента, знании не только конкретного его суждения, но и всей его книги, творчества, общественно-политической деятельности. Весьма надежен защищающий от ошибок — источниковедческий подход к делу. Подлогом можно считать суждение, которое противоречит доступным источникам. Заблуждение же возможно при отсутствии источников, при слабом освещении вопроса в историографии, под воздей ствием распространенной в консервативной литературе внешне правдоподобной, но по существу ложной трактовки. Конечно, заблуждение в данном случае явится также следствием недостаточной научной подготовки исследователя. Отличать преднамеренное искажение от ошибки крайне важно. В буржуазной историографии, массовой информации извращенные толкования чаще относятся к проблемам милитаризма, реваншизма. В то же время выступления представителей либерального и особенно демократического направлений, чьи взгляды объективно заключают в себе и критику империализма, как правило, свободны от фальсификации, хотя им и свойственны заблуждения 15. В гносеологическом отношении материалы многих немарксистских трудов можно было бы разделить на неистинные и истинные. Первые из них представлены искажениями или заблуждениями, вторые — ранее добытые наукой или новыми научными достижениями. Искажения, как правило, не выступают в чистом виде. Если бы критика встречалась лишь со стопроцентной ложью, ее задачи были бы весьма легкими. Однако немарксистская концепция обязательно отражает какую-либо, как правило, второстепенную, но реальную черту объективного мира. Часто искажение осуществляется путем не полного отрицания истины, а выдвижения на первый план несущественного и игнорирования главного. Вследствие этого нельзя отметать целиком всю концепцию своего оппонента 16. В связи с этой особенностью буржуазной концепции напомним предупреждение В. И. Ленина о зависимости от оппонентов тех критиков, которые отвергают с порога все, что исходит от чуждой стороны 17. Когда критика ограничивается одним лишь опровержением оппонента, она превращается в своеобразное эхо, оказывается в глухой обороне, что совершенно не соответствует марксистско-ленинским принципам КПСС. В этом случае инициатива принадлежит противнику, поскольку он уже высказал свое суждение, выбрал направление, момент и способы удара. Такая критика лишь отвечает па выпады противника, охраняет наших слушателей и читателей. При таком подходе она не может выполнить требования наносить упреждающие удары по самым уязвимым точкам империализма, узнавать, где и как зарождаются замыслы новых антикоммунистических атак. Сосредоточивая все внимание лишь на разоблачении фальсификации, критика лишает себя возможности ис пользовать в интересах науки определенные достижения буржуазных историков, специфику историографии разных стран и различных немарксистских концепций. Вне разбора может оставаться и нередко на самом деле остается (что наносит наибольший урон делу) главный порок буржуазной историографии — ее классовая и гносеологическая ограниченность. Она выражается не только и не всегда в подлогах. Этой ограниченностью объясняется, в частности, их неспособность познать сущность бурных социальных процессов XX в., полностью, а не частично использовать научное знание. Приведем и конкретный пример. В 1984 г. были опубликованы материалы штуттгарт- ской конференции видных представителей западногерманской, американской, английской, итальянской, японской буржуазной историографии второй мировой войны. Организаторы конференции пытались доказать, что поворот войны в пользу антифашистской коалиции произошел в декабре 1941 г. вследствие событий на пяти театрах военных действий. Они нарочито назвали эти театры в такой последовательности: Тихоокеанский, Атлантический, Средиземноморский, «окончательное решение еврейского вопроса», Восточный. На формирование этой концепции, несомненно, оказали влияние антисоветизм (главнейший фронт — Восточный — поставлен на одну доску с другими — второстепенными), сионизм (преувеличение места антисемитизма в общей программе и практике фашизма) и неизбежно сопутствующая им ложь. Здесь сказываются и узкие профессиональные возможности некоторых авторов, в частности низкая логическая культура. Можно ли, например, акты геноцида, т. е. уничтожение беззащитных жертв, считать театром военных действий? Можно ли утверждать, что известное нападение Японии на военно-морскую базу США в Пёрл- Харборе обусловило поворот войны в пользу противников фашизма? Событием, на самом деле положившим начало перелому в ходе второй мировой войны, была Московская битва. Это было показано А. М. Самсоновым и другими советскими историками, участвовавшими в конференции, а также некоторыми историками из ФРГ 18. Показательно, что в консервативной историографии до сих пор не выработано само понятие перелома. Чуть ли не каждый ее представитель вкладывает в него свой смысл. Высказанное в Штуттгарте мнение о переломе в декабре 1941 г. противоречит распространенному в этой литературе те зису о переломе в результате нескольких событий 1942— 1943 гг. Нам не представляется обоснованным суждение ряда критиков о существовании в буржуазной историографии некоей единой «теории поворотных пунктов» 19. Там есть разрозненные мнения о переломе, но нет именно теории. XXVII съезд КПСС сформулировал задачу: «Не закрывая глаза на социальные, политические и идеологические противоречия, овладеть наукой и искусством вести себя на международной арене сдержанно и осмотрительно, жить цивилизованно, то есть в условиях корректного международного общения и сотрудничества»20. Это показывает, насколько ошибочно принимать за наступательность так называемый «решительный тон» в полемике. Поступать так означало бы принять вызов наших противников, пытающихся превратить борьбу идей в психологическую войну. Нам нужны не нагромождение обвинений, а глубина, аналитичность и убедительность. «Правда» отметила недопустимость применения в качестве своего рода аргументов таких слов и выражений, как «насиловать логику», «милитаристский раж», «прибегать к фальсификациям, небылицам, заведомой дезинформации», «попытки оболгать», «высосать из пальца», «состряпанные факты» и др. Характерно, что ряд западных оппонентов лгут, не прибегая к таким словесным «усилениям», наши же некоторые критики правду сообщить спокойно не могут21. Наступательность немыслима без правильного выбора предмета критики. Известно требование классиков марксизма-ленинизма обращать ее прежде всего против важнейших течений и идеологов буржуазии. В этом свете представляется целесообразным сосредоточить внимание не на самых примитивных исторических подлогах престарелых фашистов или их эпигонов, а на имеющих наибольшее распространение, наиболее изощренных и потому наиболее опасных искажениях прошлого, представленных в умеренно-консервативной историографии. Она, как известно, отражает интересы военно-промышленного комплекса, неоглобализма, этого главного зла на пути всемирного прогресса. На весьма представительной Международной конференции «Уроки Нюрнберга», проходившей в Москве 11— 13 ноября 1986 г., была подчеркнута необходимость решительной актуализации прогрессивных принципов Нюрнбергского процесса, всемерного использования их против преступлений современного милитаризма22. Это вовсе не означает отказа от критики неофашистских провокаций, от использования уроков Нюрнберга в воспитании ненависти к фашизму 30—40-х годов. Однако ничто не должно заслонять главные задачи. Между тем в некоторых работах, например книге советских историков А. С. Орлова и Б. Н. Новоселова критика неофашистской публицистики подчас выдвигается на первый план. Так, новейшая, очень сложная и противоречивая консервативная концепция происхождения второй мировой войны фактически подменена чрезвычайно упрощенными тезисами фашистской и неофашистской пропаганды23. Это тем более неоправданно, что большинство населения стран Запада не принимает их. Например, проведенное в ФРГ анкетирование показало, что лишь 5% опрошенных принимают фашистский вымысел о причинах нападения на СССР 24. Весьма показательна бурная реакция на антисоветские выступления Г. Коля в ноябре 1986 г. со стороны широких слоев населения ФРГ, придерживающихся различных политических взглядов — от консервативных до прогрессивных. Довольно последовательно они выступают за разрядку 25. Упомянутые недостатки критики в значительной степени связаны с непониманием некоторыми авторами социальных функций исторической науки. Между тем именно разносторонним задачам исторической и других общественных наук XXVII съезд, как ни один из предшествующих съездов партии, уделил исключительное внимание. Осудив известную отдаленность обществоведов от запросов жизни, съезд потребовал от них надежного научного обеспечения практических мер по совершенствованию социализма, постоянного сотрудничества политики и науки26. Разработка практических рекомендаций и прогнозов, касающихся всех областей общественного развития, немыслимы без глубокого осмысления исторического опыта, позитивного и негативного. Сам марксизм, по мнению Ленина, явился «подытоженном опыта»27. В этом свете трудно преувеличить задачи исторической науки. Исследования историков должны способствовать ускорению социально-экономического прогресса в целом, всемерной реализации одного из преимуществ социализма — способности учиться на опыте прошлого28. Партия требует обращаться к прошлому «с точки зрения того, что понадобится завтра или послезавтра для нашей политики» 29. Заметим, что осмыслению опыта, разработке конкрет- пых рекомендаций, основанных на этом, препятствует представление о том, что история «не терпит сослагательного наклонения». Это верно лишь в том смысле, что с прошлым нельзя поступить, как с магнитофонной лентой — прокрутить назад, внести исправления. Однако анализировать те или иные события, периоды истории, решения исторических лиц, изучать возможные исторические альтернативы можно и должно. Но что собой представляют эти альтернативы, как не ответ на вопрос, «что было бы, если бы», т. е. сослагательное наклонение? Без конструирования определенной исторической альтернативы нет уроков истории, нет и рекомендаций в интересах современного и будущего развития. Отрицание альтернатив объективно служит ограничению социальных функций исторической науки, отрыву ее от жизни. Научная и идеологическая функции в подлинной марксистско-ленинской историографии плодотворно взаимодействуют, в консервативной — находятся в неразрешимом противоречии. Свойственная последней дезинформация и познание истины диаметрально противоположны. Консервативное направление тесно связано с реакционной пропагандой. Чтобы подтвердить это, достаточно сопоставить консервативную трактовку истории Великой Отечественной войны СССР, в частности роли КПСС в обеспечении победы и стремление антикоммунистических идеологов бросить тень на происходящие ныне в СССР перемены, вбить клин между партией и народом. Несмотря на все это, ошибочно отождествлять с империалистической пропагандой (именно так поступают Е. Н. Кульков и некоторые другие авторы) всю немарксистскую историографию в целом 30. В приветствии ЦК КПСС к конференции историков, посвященной 40-летию Победы, фальсификация истории войны с полным основанием отнесена не к науке, а к пропаганде31. Непонимание крайне противоречивого характера этой историографии и ее социальных функций — это следствие неумения, выражаясь языком В. И. Ленина, «соединять противоположности». Но без такого умения не может быть никакого исследования, тем более научной критики. Соединять противоположности — это не только теоретическое положение материалистической диалектики, но и принцип деятельности нашей партии 32. Социальный заказ, выполняемый буржуазной историографией, не ограничен одной лишь пропагандой. Историография используется также в разработке и проведении внутренней и внешней политики, в экономическом и военном строительстве. В ФРГ существует крупнейший в капиталистическом мире центр исследования истории второй мировой войны, как и современной истории Германии. Эти исследования усилились особенно на рубеже 70— 80-х годов в связи с активизацией борьбы реакции и прогресса. Подчеркнем при этом, что, если консервативные историки стремятся поставить опыт прошлого на службу военно-промышленного комплекса, то буржуазные историки либерального и особенно демократического направлений стремятся подчинить этот опыт интересам борьбы против милитаризма. Можно отметить попытку консерватора Г. Нипольда извлечь уроки из истории военных действий на советско-германском фронте 33-34 аргументирован- пую критику попыток консерваторов из США изучить фашистские скоротечные войны, представленную в статье буржуазных демократов У. Битцеля и В. Целлера. Весьма показательно, что канцлер ФРГ высоко оценил роль В. Конце, А. Хилльгрубера и других ведущих консервативных историков в государственной и общественной жизни страны35. Разумеется, возможности буржуазных ученых в осмыслении исторического опыта, как и развитии научного знания вообще, сильно ограничены и методологически, и идеологически. И тем не менее нельзя считать, что все их попытки бесплодны 36. К сожалению, советские историографы по-настоящему еще не изучили не только научную, но и идеологическую функцию буржуазной историографии войны. Мы, как правило, лишь констатируем проявления антикоммунистической пропаганды. Но вот как взаимодействуют исследовательские учреждения и средства массовой информации, как велика роль буржуазных специалистов по истории войны в формировании политического сознания населения — нами пока не исследовано. Не стали еще предметом специального изучения и идеологическая роль историков и публицистов различных направлений и другие проблемы. Наряду с партийностью надо иметь, конечно, в виду и требования диалектической логики — исследовать предмет (явление) всесторонне, рассматривать его в развитии, изучать общее и особенное в нем, познавать его глубокую сущность. Принцип всесторонности требует рассматривать историографию как сложное и противоречивое явление, изучать все ее стороны: классовые, методологические, источниковые, организационные основы и их взаимодействие; социальные функции историографии; ее развитие и расслоение; господствующие в ней концепции; испытываемые ею влияния других общественных наук; ее зарубежные связи и национальные особенности. Недопустимо представлять историографию как простую сумму тех или иных суждений. Принцип всесторонности особенно необходим при рассмотрении очень противоречивого освещения второй мировой войны, свойственного буржуазной историографии. Малейшее отступление от всесторонности ведет к ошибке. Такова оценка западногерманской историографии истории повседневной жизни Германии 1939—1945 гг. в заметке о 35 съезде историков ФРГ. Ее автор учел только одну — слабую сторону этого нового явления, опираясь на .материалы съезда и отклики о литературе, опубликовапные консервативными газетами37. Между тем, как показывают специальные исследования, получившая в последние годы большое развитие литература о повседневной жизни в Германии 1933—1945 гг. имеет в значительной мере научное и демократическое содержание, хотя она и не едина в методологическом и организационном отношениях, составляющие ее многочисленные организации и группы не объединены. Ее нарочитое обращение к «рядовым людям» в противоположность традиционному вниманию консерваторов к монополистической элите уже сейчас позволило внести существенные уточнения в консервативную трактовку фашизма и антифашизма. Так, подвергнут критике фашистский тезис о «народной общности» в Германии 1933—1945 гг., внесен вклад в изучение социальной политики фашизма, более полно показано немецкое Сопротивление, особенно в его пассивных формах. Наиболее тесно связаны с темой Великой Отечественной войны книги о «военной повседневности» — жизни солдат вермахта 38. В наше время против рассмотрения немарксистской историографии в развитии открыто никто не возражает. Научная критика и пропаганда не могут не учитывать, что чуждые концепции могут меняться. ЦК КПСС неоднократно отмечал отставание критики, когда огонь ведется «по вчерашним целям»39. Тем не менее в некоторых книгах советских авторов мысль об эволюции звучит лишь как дежурная фраза. Сам же предмет критики представлен как нечто неизменяющееся. Ряд критических статей, например, в майских номерах исторических и иных об щественно-политических журналов 1985 г. трудно отличить от журнальных выступлений, опубликованных 20— 30 лет тому назад. Создатели отдельных научных и публицистических работ, кино- и телефильмов не учитывают, что в отличие от 50-х годов ныне на буржуазную историографию не оказывают исключительного влияния фашистская пропаганда и близкие к ней мемуары генералов вермахта. Последние подвергнуты критике многими буржуазными историками еще в 60-е годы40. Это свойственно и их новейшим выступлениям. Отметим, например, доклад полковника Д. М. Гленца (США) о разгроме немецко-фашистских войск летом 1944 г. в Белоруссии, сделанном им на коллоквиуме советских и американских историков в Москве в октябре 1986 г. В наше время концепция многих консерваторов стала несравненно более сложной, чего, к сожалению, не замечают некоторые наши критики41. Переориентация многих буржуазных историков отмечалась критикой еще в 60—70-е годы. Существенно изменилась, например, трактовка фашизма умеренными консерваторами. Тем не менее ряд историографов полагает, что буржуазные авторы до сих пор, как и в годы «холодной войны», отрицают связь монополий с фашизмом. На самом деле большинство этих авторов выводят фашизм из его идеологии, но неизменно констатируют при этом его связь со старой германской элитой — владельцами крупных монополий, юнкерством, чиновничеством, штатским и военным. Часть немарксистских историков не скрывают и капиталистической природы фашизма. Все это делается непоследовательно, но не замечать этого не следует42. Среди советских ученых нет единого мнения о развитии буржуазной историографии войны. Б. Н. Новоселов и некоторые другие авторы подчеркивают постоянное ее движение вправо, новое усиление ее реакционности в наши дни43. Такое представление связано с тезисом о всей буржуазной историографии — от консерваторов до демократов — как инструменте империализма и не согласуется с той всесторонней оценкой современного развития капиталистического мира, которая дана в новейших партийных документах. На XXVII съезде КПСС отмечалось существенное поправение политики в некоторых капиталистических странах, рост агрессивности реакционных кругов. Однако съезд подчеркивал наряду с этим и противоположные тенденции, это — растущий потенциал мира, в том числе движения широчайших народных масс, и не только пролетарских, на всех континентах, движения, которые стали долговременным и влиятельным фактором общественной жизни. Последующее развитие подтвердило этот вывод. В докладе на XIX Всесоюзной конференции КПСС М. С. Горбачев констатировал тенденцию к демократизации современных международных отношений44. Историография как наука не может постоянно становиться все более реакционной и оставаться самой собой. Можно констатировать поправение ряда ведущих буржуазных историков, например К. Д. Брахера (ФРГ). Он перешел от былой критики доктрины тоталитаризма к активной ее защите. Крайний антикоммунизм сослужил К. Д. Брахеру как ученому дурную службу. О большинстве же консерваторов необходимо сказать, что они перешли к тактике полуправды. Она опаснее грубой лжи. Ее критика требует несравненно больших знания и умения. В новых условиях к тактике лавирования стали прибегать даже некоторые неофашистские публицисты. Подчас они отказываются от крайне категорического и ложного суждения о том, что ни один из немцев не повинен в войне и злодеяниях. В номере третьем (1985 г.) неофашистского журнала «Фрайвиллиге» выражено мнение о преступлениях обеих воевавших сторон. При этом показан со ссылками на известные Гаагские конвенции противоправный характер приказа фашистских властей о немедленном уничтожении плененных политических работников Красной Армии. Новейшая умеренно-консервативная концепция истории минувшей войны наряду с изощренными искажениями и объективные элементы, в том числе и заимствованные из марксистско-ленинской историографии. Верно подчеркивает А. С. Якушевский, «сейчас на Западе становится все меньше авторов, которые вообще отрицали бы важность вклада СССР в общую победу» антифашистской коалиции45. Многие деятели из стран Запада, отмечала «Правда» 11 февраля и 20 мая 1985 г., отдают должное этому вкладу. К новейшим тенденциям в западногерманской историографии войны наряду с уже сказанным необходимо отнести активизацию либеральных и демократических историков; усиление влияния марксистско-ленинской исторической науки на эту историографию46. Некоторые критики признают «определенные успехи» буржуазной историографии лишь «в чисто техническом и процедурном (?) отношениях», утверждают, что «определенная доля объективности используется» лишь «для того, чтобы предстать перед читателями беспристрастными исследователями»47. Автор статьи в книге «Великая Отечественная война. Энциклопедия» среди тысяч трудов немарксистских историков о войне «заметил... стремление к научному исследованию» лишь в книге Э. Костантини и в «какой-то степени» книгах М. Кейдина, К. Рейнхардта и Дж. Эриксона. «Остальная литература,— по его утверждению,— грубо искажает историю войны» 48. Но нельзя называть того или иного автора историком, утверждая одновременно, что он не стремится к исследованию. Немарксистские историки, несомненно, добиваются достижений. Не случайно С. JI. Тихвинский подчеркнул, что советские ученые отстают от историков капиталистических стран в исследовании ряда проблем экономики, культуры, демографии49. Это действительно и в отношении истории второй мировой войны. По нашему мнению, вопреки постоянному негативному воздействию империалистической пропаганды, в буржуазной историографии войны медленно, но усиливаются реалистические тенденции 50. Элементы научной новизны наблюдаются в освещении буржуазными историками генезиса войны, целей и других аспектов внешней политики фашизма, преемственности милитаристов от Бисмарка до Гитлера, роли различных групп правящей верхушки, авантюризма немецко-фашистского военно-политического руководства, истории Сопротивления и места в нем КПГ51. Особо отметим весьма развитую литературу об экономике фашистской Германии52. Эта экономика в советской историографии изучена слабо, что задерживает анализ военно-экономического противоборства двух главных держав враждебных коалиций. Его можно исследовать лишь путем сравнительного анализа обеих экономик. В этих целях могут и должны быть использованы работы немарксистских ученых. В этом плане высказывался, в частности, и журнал «Коммунист» 53. Весьма актуален дифференцированный подход к разным направлениям немарксистской историографии. В ней отражается подчеркнутая XXVII съездом неоднородность различных непролетарских слоев современного буржуазного общества, усиливающаяся неравномерность развития стран капиталистической системы54. В изучении характера размежевания историков достигнуты определенные успехи. Отметим в этой связи работы С. И. Липатова, Ю. Н. Афанасьева, JI. А. Безыменского, К. Б. Вино градова, Ю. И. Игрицкого, Г. 3. Иоффе, Г. Лоцека (ГДР), Б. И. Марушкина, М. И. Орловой, Н. В. Романовского, A. М. Самсонова, особенно новую книгу «Память минувшего» (1988). Однако в некоторых трудах о буржуазной историографии войны прослеживается недостаточное впимание к указанным расхождениям. Может быть, наиболее отчетливо это проявляется в недооценке либерального и демократического направлений в историографии, что, например, отмечалось рецензентами книги «Буржуазная историография второй мировой войны» 55. И в ряде других трудов анализ освещения войны, особенно учеными-демократа- ми, резко отстает от других отраслей знания56, что особенно недопустимо, учитывая активизацию широких народных антивоенных движений57. Демократические тенденции в историографии не исчезали и в годы «холодной войпы», в последпие же десятилетия они значительно усилились. Покажем это на примере изложения истории мипувшей войны в журнале «Блеттер фюр дойче унд интернационале политик» (ФРГ) в 1985 г. Авторы статей, опубликованных в журнале, не отличаются едиными мировоззрением и методологией. Среди них историки — левые социалисты В. Абендрот и Р. Кюнль, юрист-демократ Г. Штуби, ученые теологи B. Крек, Д. Зееле и др. В статьях встречаются ошибочные или неточные положения, например тезис о «духе самопожертвования народов Советского Союза как главном источнике» его победы58. Так невольно односторонне освещается реальный вклад СССР в разгром фашизма, затушевываются преимущества нового строя. Но взгляды этих авторов на историю, в целом, во многом близки к научным. В принципе верно они оценивают фашизм как порождение капитализма; пакт о ненападении, «заключенный СССР под угрозой политической изоляции и антисоветской войны со стороны враждебных государств»; агрессию против СССР «как наиболее чудовищную в новое время войну в целях завоевания, порабощения и уничтожения» 59; авантюризм доктрины скоротечной войны и социально-экономические мотивы, ее применения Германией в 1939—1941 гг. Журнал вскрывает стремление реакционных кругов США и Англии «максимально ослабить своего советского союзника» и затянуть открытие второго фронта. Он был открыт с опозданием и оказал СССР только ограниченную помощь. Не без оснований крупные потери СССР авторы связывают с этой антисоветской тен денцией. В тоже время ученые положительно оценивают значение антифашистской коалиции в целом. Они отвергают тезис консерваторов о «несвятом и даже противоестественном альянсе» и называют коалицию «союзом понимания и человечности», ссылаясь, в частности на гуманное отношение победителей к побежденным60. Буржуазные историки-демократы сравнительно объективно объясняют исход войны. Они отмечают противоречие между «безграничными завоевательными целями и ограниченными возможностями Германии»61; объективно освещают итоги войны. Прогрессивные позиции занимают эти ученые в дискуссии, развязанной реакционерами по вопросу, что произошло в мае 1945 г.: «освобождение от фашизма или величайшее в европейской истории бедствие». «Германская катастрофа,— по мнению Зееле,— началась в 1933 г. и кончилась в 1945 г.; германское же освобождение началось 8 мая 1945 г. и до сих пор еще не закончено». Автор имеет в виду «ремилитаризацию Западной Германии», «антикоммунистические тенденции в политике правящих кругов»62. Большое внимание демократов привлекает история «холодной войны». В числе ее причин они называют усиление антисоветизма, уверенность США в своем военном превосходстве (после Хиросимы и Нагасаки), недооценку ими могущества СССР63. Обращение этих исследователей к истории войны непосредственно связано с их современной активной борьбой за мир. Они формулируют главный урок прошлого: «Никогда больше войны и фашизма»; осуждают размещение ракет в ФРГ, так называемый «открытый германский вопрос»; видят будущее страны лишь во взаимопонимании с СССР и США. Предостерегая против возрождения «холодной войны», они выступают за укрепление традиций Хельсинкской конференции, считая ее «новой антигитлеровской коалицией» 64. Историки-демократы подвергают резкой критике стремление милитаристов США воспользоваться опытом фашистов 65. И, главное, они разоблачают «антикоммунистический синдром, вследствие которого вопреки протесту многих миллионов сторонников мира не удается прекратить безумную гонку вооружений» 66. К сказанному о классификации немарксистских историков необходимо добавить, что некоторые ученые предлагают отказаться от термина «буржуазная историография» на том основании, что отдельные ее представители отвергают свою причастность к буржуазии, являются работниками умственного труда. Историк на самом деле может не иметь прямого отношения к капиталистической эксплуатации, но тем не менее писать свои труды с сугубо буржуазных позиций. Другое дело, что немарксистские взгляды на прошлое настолько различны, что схема «буржуазная и социал-демократическая историография» неточно отражает реальное положение. Иными словами, отдельных исследователей, занимающих промежуточное положение, действительно нельзя безоговорочно отнести ни к первой, ни ко второй из названных литератур. Однако господствующие в историографии большинства крупных капиталистических стран консервативные направления, несомненно, являются буржуазными и по своей социально-политической сущности и методологии. Упомянутые предложения в то же время подтверждают суждения о необходимости дальнейшей разработки научной классификации. ЦК КПСС настоятельно требует «учиться отвечающим духу времени формам солидарности, диалогу и сотрудничеству различных общественных сил, течений, движений» 67. В научном и идейно-политическом отношениях очень важно разработать не только объективную классификацию, но и строго дифференцированные приемы полемики с различными инакомыслящими68. Требование науки изучать в явлении общее и особенное обязывает соответствующим образом подходить и к историографии различных государств. Такая задача поставлена, но в решении ее, особенно в литературе о минувшей войне, к сожалению, сделаны лишь первые шаги. Аналогичное положение необходимо констатировать и в анализе методологических основ историографии. Наблюдается слабая координация деятельности наших историографов и философов в области критики немарксистского обществозна- ния. Так, новейшие политико-философские доктрины империализма философы анализируют вне влияния на историографию этих доктрин. Нуждаются в разработке и некоторые другие приемы анализа немарксистских взглядов. В первую очередь необходимо отказаться от практики, которую В. И. Ленин характеризовал словами «сам себе рисует врага»69. Ряд авторов в соответствии с заданной схемой склонны подбирать более или менее удачные иллюстрации из доступных им книг. Другие историографы произвольно трактуют те или иные книги. Так, они неверно оценивают 4-й том десятитомника «Германская империя и вторая мировая война» (ФРГ) 70. Эта книга содержит в себе наиболее полное в буржуазной литературе изложение начала Великой Отечественной войны (1941 г.). Написанная ис- ториками-консерваторами, в том числе и крайним консерватором И. Гоффманом, эта книга, разумеется, не свободна от антинаучных и антисоветских тенденций. Но критики не только не замечают ничего, кроме этих тенденций, но и находят их пе там, где они фактически есть. Ошибочно переводят, например, название тома: не «нападение», а «наступление на СССР»; и на этом основании утверждают, что в томе «протаскивается» фашистский вымысел о «превентивной войне». На самом деле автор соответствующей главы и заключения Ю. Фёрстер, по крайней мере, не разделяет этого вымысла. Он считает, что «Москва не имела наступательных намерений на 1941 г. и делала все, чтобы не дать Берлину повода для нападения. Конечно, в 1942 г. Сталин больше не исключал войну с Германией». Автор показывает подлинные — захватнические цели Германии в Восточной Европе, отвергает мысль о «психопатологии одного Гитлера» как причине войны против СССР и констатирует «сотрудничество партии, вермахта, экономики и государственного аппарата» Германии71. В томе будто бы «проигнорированы» срыв плана скоротечной войны и переход инициативы в итоге Московской битвы к советской стороне72. Но авторы введения, соответствующей главы и заключения тома (М. Мес- сершмидт, Э. Клинк, Ю. Фёрстер) вполне определенно пишут о «захвате Красной Армией стратегической инициативы», провала плана «Барбаросса» еще «до начала наступления вермахта на Москву, Ленинград и Ростов». Они подчеркнули, что поражение под Москвой «повернуло ход войны», «поставило вермахт перед катастрофой», что на рубеже 1941—1942 гг. «наиболее отчетливо проявился разрыв между желаниями и возможностями германского государства, как никогда в его истории», что в этот момент потерпела крах фашистская программа мирового господства73. Аналогичные приемы характерны и для работы Е. Н. Кулькова. Так, в его рецензии на упоминавшуюся книгу «Поворот к войне» 74 он дал в целом негативную оценку изложенной в этой книге конференции видных буржуазных специалистов по истории войны. В действительности, наряду с антинаучными положениями доклады и сообщения ее участников содержали и объективные суж дения о генезисе, ходе и исходе войны. Статья Е. Н. Кулькова «Фашистский блок в оценке буржуазных историков ФРГ» содержит необоснованные утверждения. Например, по его мнению, А. Хилльгрубер «полностью замалчивает» поддержку западными державами агрессивной политики Германии в предвоенные годы. Однако в книге А. Хилль- грубера «Роль Германии в предыстории обеих мировых войн», на которую ссылается историограф, более или менее четко показана названная позиция Англии и Франции. Можно ли согласиться также и с утверждением о том, что «отрицание» некоторыми историками «реальности союза» Германии, Японии, Италии преследует цель снять с этих государств ответственность за мировой военный конфликт? И. Мартин, и Г.-А. Якобсен, на которых ссылается критик, во многих своих трудах недвусмысленно показывают эту ответственность. И. Мартин действительно называет «фикцией» тезис Нюрнбергского процесса о «совместном заговоре против мира». Но в его работе приведен материал, который вопреки выводу о «фикции» показывает вполне реальное взаимодействие германского и японского агрессоров75. КПСС восстановила ленинскую традицию вскрывать недостатки в своей работе, не оглядываясь на наших классовых и научных оппонентов. Часть их, как известно, стремится использовать эти недостатки в антисоветских целях76. Особенно часто используют они слабые моменты в советской критической литературе. Еще раз подтверждается мысль В. И. Ленина о том, что неквалифицированная критика взглядов оппонентов ослабляет собственные теоретические позиции, предоставляет оружие в руки противников социалистической идеологии77. Тем более недопустимо скрывать эти слабые моменты. Некорректное обращение ряда историографов, в частности О. А. Ржешевского, с зарубежной литературой (неточные оценки, цитирование и др.) замечено на Западе78. Подтверждая обоснованность ряда этих замечаний, я отвергаю, однако, попытки ряда буржуазных историков распространить такие замечания на всю советскую критическую литературу. В некоторых трудах советских историографов встречается связанный с фактографизмом прием простого соположения ложного суждения с истинным79. Он применим при исправлении частных ошибок, но бесплоден при решении более сложных задач критики. В исследовательских целях необходим анализ, и не только самого лож ного суждения, но и его классовых, гносеологических, источниковых основ. Наука требует выяснения «теоретических корней ошибки» 80. Имея в виду софизмы буржуазной пропаганды, В. И. Ленин писал: мы их «не разбираем заранее», «отделываемся по отношению к ним дешевой, хвастливой и совершенно пустой фразой» 81. Эти слова невольно приходят на память, когда читаешь работы С. А. Тюшкевича и некоторых других авторов, в которых серьезный анализ буржуазных историографов сводится больше к набору давно ставших штампами выражений: «тщетные потуги», «шарахание», «с ног на голову», «отбило память», «зловонный образ» 82. Возросшая роль критики настоятельно требует и большей ответственности от авторов критической литературы. Каждый из них призван содействовать разносторонней деятельности партии и государства. Нельзя полагать, что все эти задачи решат одни лишь лидеры83. Из требования XXVII съезда о повышении эффективности идеологической и исследовательской работы непосредственно вытекает задача постоянно изучать действенность критики. До сих пор эта задача не была поставлена, не разработана и сама методика изучения действенности критики. Заметим также, насколько важно, чтобы критические труды получили распространение за рубежом, в первую очередь в капиталистическом мире. Иначе полемика останется и неэффективной, и ненаступательной. Внутри страны научная критика еще слабо влияет на публицистику, телевидение, радио. В военно-исторической пропаганде преобладает описание частных эпизодов вне связи с трактовкой главных проблем истории Великой Отечественной войны и вне связи с критикой реакционной трактовки этих проблем. Критика должна взять на себя ответственность за то, что значительная часть консервативных концепций не была еще подвергнута аргументированному анализу. К ним следует отнести наиболее распространенные в последние годы и наиболее опасные антикоммунистические суждения о советско-германском пакте от 23 августа 1939 г., о «разделе» Польши, причинах поражения Красной Армии в 1941 и 1942 гг., коллаборационизме на оккупационных территориях СССР, его людских потерях, советских военнопленных в Германии и немецких военнопленных в СССР и др. Существует настоятельная необходимость повысить требования к профессиональному уровню критических статей, обзоров и рецензий в исторических журналах; публиковать специальные статьи о методах критики; проявить особую заботу об анализе методологических основ немарксистской историографии, в этих целях скоординировать усилия советских историков, философов, социологов, экономистов. В значительной степени способствовало бы делу систематическое проведение научно-практических конференций историков и других ученых-общество- ведов, работников культуры, массовой информации для обмена опытом изучения буржуазного обществознания. Тематика Великой Отечественной войны в немарксистской исторической и мемуарной литературе В разделе дана в самых общих чертах характеристика освещения Великой Отечественной войны СССР в буржуазной историографии ФРГ. Нам известно ныне лишь несколько специальных исследований, непосредственно обращенных к истории названной войны в целом. Отметим для сравнения, что общих исследований по истории второй мировой войны в ФРГ уже в 50—60-е годы насчитывалось более десятка. Среди них работы крайних консерваторов В. Гёрлица, Х.-Г. Дамса, М. Фройнда, Г. Миха- элиса, умеренных консерваторов Г.-А. Якобсена, JI. Грух- манна. В 1981 г. вышла в свет книга буржуазных демократов М. Барча, Г.-Ф. Шебеша, Р. Шеппельманна «Война на Востоке, 1941—1945». Написанная при широком использовании достижений марксистско-ленинской историографии минувшей войны, книга представляет собой заметное событие в литературе ФРГ. Ее издание (в издательстве Паль- Ругенштайн) было приурочено к демонстрации в ФРГ многосерийного советско-американского фильма о Великой Отечественной войне (В США он демонстрировался под названием «Неизвестная война»). В этой же книге война названа совсем иначе — «незабытой». Авторы книги опирались на помощь ряда научных учреждений СССР, ГДР, ПНР, ЧССР. Историки-демократы изложили все важные моменты предыстории и истории Великой Отечественной войны в основном с объективных позиций. Значительное внимание они уделили причинам агрессии против СССР, раскрыли в общих чертах внешнеполитические цели германского империализма в конце XIX — начале XX в., его ответственность за развязывание первой и вто рой мировых войн. В отличие от большинства буржуазных историков авторы подчеркнули прямую связь фашистской партии с военными монополиями, вскрыли подлинные «интересы Гитлера и стоявших, за ним представителей индустрии и крупного финансового капитала». В главе «Выжить и выиграть время» показана миролюбивая политика СССР накануне войны. Большое место запимают военпые действия на советско-германском фронте, нападение фашистских армий на СССР, битвы под Москвой, Ленинградом, Сталинградом, Курском, на Кавказе, война в воздухе и на море, партизанское движение. Показаны освобождение Красной Армией Украины и Белоруссии, ее освободительная миссия в странах Центральной и Юго- Восточной Европы, итоги войны. В книге подвергнуты критике фашистские вымыслы о войне 1941 —1945 гг. Среди них — тезисы «о немецких победах», результаты которых будто были утрачены вследствие морозов и бездорожья, о «героизме немецких солдат и офицеров», о «бегстве немцев из восточных областей Германии и их истреблении». К сожалению, в трактовке ряда моментов истории войны, например судьбы немецких военнопленных в СССР, авторы книги не свободны от консервативных влияний. Ряд событий и явлений войны, например отношение буржуазной Польши накануне войны к ее западному и восточному соседям, истолкованы в объективистском стиле. Некоторые моменты военной истории Германии и СССР представлены в духе персонификации84. В 1984 г. в Гамбурге вышла книга «Нападение». Она представляет собой сборник впервые публикуемых фотографических и иных материалов, отражающих войну на советско-германском фронте от начала ее до Сталинградской битвы. Большая вступительная статья к сборнику написана Г. Айнзиделем, одним из участников движения «Свободная Германия», впоследствии отошедшего от него. Автор отводит специальные главы Сталинградской битве, а также возникшему после нее Национальному комитету «Свободная Германия». С либеральных позиций автор критикует фашизм и его «преступный альянс» с германской военной кастой, вскрывает несостоятельность Мюнхенского соглашения западных держав с агрессором. Сравнительно объективно показывает он фактор внезапности при нападении 22 июня 1941 г. Ни одно государство в мире, подчеркивает автор, не выдержало бы дальнейшей борьбы после таких потерь, понесенных в начале войны. Г. Айнзидель объективно оценивает «неслыханг упорпое сопротивление красноармейцев», преимущества советского оружия, в частности танков Т-34 и гвардейских минометов. Вопреки известному тезису консерваторов автор констатирует, что советское партизанское движение началось в первые же недели после нападения. В гуманистическом духе сообщает он о страданиях гражданского населения, особенно Ленинграда, с этих же позиций осуждает отказ немецко-фашистских генералов принять советские предложения 10 января 1943 г. о капитуляции. Тем не менее книга не свободна от некоторых кон- сервативпых идеологических штампов, вроде утверждения о «противоестественном союзе» западных держав с СССР, о «русском шапсе» (германские фашисты будто бы «утратили возможность» использовать «русских против русских») 85. Отметим также две специальные книги, принадлежащие перу умеренных консерваторов. Одна из пих — книга Б. Бопвеча. Он повествует о борьбе советского народа против захватчиков, а не о Восточном походе вермахта. И в этом смысле опа не обычна для буржуазной историографии ФРГ. Хотя книга и выдержана в спокойных тонах и в значительной мере основана на советских источниках, автору не удалось освободиться от антисоветской тенденциозности. Это проявляется уже в самом названии книги — «„Великая Отечественная война**: от германского нападения до советской победы». Название войны, полпостыо отражающее ее суть, автор нарочито взял в кавычки. В первой главе книги показапы особенности современной эпохи, какими они представляются автору. Вторая глава посвящена хронологии событий войпы. Третья глава «Политическая система испытывается войной» в той или иной мере отражает основные этапы войпы, при- чппы поражения Красной Армии в пачале войпы, «патриотическую мобилизацию» населения, роль ВКП(б), участие в войпе различных народов СССР, партизанское движение, позицию церкви. Четвертая глава — «Хозяйство и население». В ней представлен некоторый материал о перестройке экономики на военный лад, перебазировании производительных сил на Восток, о деятельности промышленности и сельского хозяйства, снабжении населения. В главе «Советский Союз в военной коалиции» в определенной степени освещены поставки по ленд-лизу, дипломатическая борьба вокруг проблемы второго фроп- та, по проблемам послевоенного устройства мира. Последняя глава отведена вопросам историографии. Уже этот простой перечень показывает, что Бонвеч значительно расширил тематические рамки, свойственные консерваторам 86. Вместе с тем автор разделяет известный ложный тезис о «принудительном рекрутировании партизан», тенденциозное преувеличение действительно имевших место ошибок советских историков. Многие его суждения нечетки, непоследовательны или просто противоречивы. Постоянно чувствуется борьба между его стремлением к объективному освещению прошлого и его классовыми антипатиями. Так, во фразе «ленд-лиз — базис альянса» (антифашистской коалиции) звучит преувеличение роли западных поставок Советскому Союзу. В то же время автор с полным основанием не разделяет мнения о том, что СССР выиграл войну лишь благодаря помощи Запада. Это мнение, считает он, «нуждается в серьезной корректуре», оно имеет пропагандистское происхождение87. Подчас автор прямо или косвенно принимает тезис о «русском шансе». Однако в заключительной главе книги он, по существу, подвергает этот тезис критике. Утверждение, будто «советское население приветствовало немцев как освободителей и в огромном своем большинстве было готово к сотрудничеству», Бонвеч считает «недифференцированным», относит его к «категории полуправды». По мнению автора, сами по себе «военные успехи немцев», захват ими миллионов пленных не означали, что «большинство красноармейцев были настроены против Советской власти». Оп отвергает «огульную оценку», при которой позиция отдельных элементов населения «проецируется на весь Советский Союз». Бонвеч оправданно ставит «перед западными историками» вопрос: если па самом деле существовал «русский шанс», то «как удалось на фронте и в тылу мобилизовать население, которое действовало с огромным напряжением сил?». И далее: «Отсутствие энтузиазма у населения» в защите социализма «не подтверждается источниками». Социалистическая система была «одним из факторов победы» 88. Автор подвергает критике и ряд других искажении, подчас отказывается от формулы умолчания, так характерной для многих его предшественников. Бонвеч называет «легендой» известный фашистский вымысел о будто бы «упреждающем» характере нападения на СССР 22 июня 1941 г. Историков, которые разделяют эту версию, он считает «несерьезными». В той или иной форме он отмечает выдающуюся роль ВКП(б) в обеспечении победы. Ряд разделов книги назван: «Партия и государство», «Партия и армия». В книге отмечается усиление руководящей роли партии «во всех областях общественной жизни» —в экономике, на фронте, в тылу врага; пазваны нмена многих деятелей партии, возглавивших усилия армии и народа. «Концентрация всех сил на производстве вооружения», по мнению автора, создала «фундамент победы», «Партизаны,— полагает он,— до конца оставались в первую очередь инструментом партии». Бонвеч считает, что «достижения Красной Армии и советского населения неоспоримы». Представляют интерес отдельные суждения автора об итогах войны. Он пишет о небывало выросшем авторитете СССР, который приобрел «статус мировой державы» и стал одним из двух «государств высшего международного значения». Автор отмечает, что для СССР ушел в прошлое «ужасный призрак капиталистического окружения», что в итоге войны вырос «престиж» социалистической системы в глазах населения, образовалась «спонтанная идентификация» населения и режима, диктатура одного класса превратилась в общенародное государство 89. В 1984 г. вышла книга «Операция Барбаросса» 90. Ее издатели — Г. Р. Юбершер и В. Ветте, соавторы десятитомника «Германская империя и вторая мировая война». Читатель не найдет в книге традиционного для консервативной историографии изложения истории войны в хронологическом порядке. В ней представлены в основном наиболее существенные проблемы этой истории. В четырех разделах книги отражено освещение «Восточного похода» вермахта в исследовательской, популярной и учеб- пой литературе, по радио и телевидению; представлены документы, карты, схемы. В предисловии, написанном издателями, верно подчеркнуто, что «события и итоги второй мировой войпы как в Германии, так и в Советском Союзе оставили глубокие следы вплоть до наших дней» («авторы имеют в виду «германское нападение 22 июня 1941 г. и последующие четыре года германо-советской войны».— Авт.). Г. Юбершер сравнительно объективно показывает захватнические цели фашизма в Восточной Европе, пытается выяснить, почему Германия напала на СССР, несмотря на продолжение войны против Великобритании, рас крыть подготовку «расово-идеологической войны на уничтожение». В главе, панпсанной В. Ветте о пропагандистском обеспечении нападения на СССР, верно подчеркнуто, что манниулнрование общественным мнением было особенно необходимым потому, что эта война грубо противоречила германским обязательствам по пакту от 23 августа 1939 г. Здесь рассмотрены дезинформационные мероприятия, осуществленные с целью скрыть подготовку агрессии, официальные заявления фашистских лидеров, сделанные ими 22 июня 1941 г. с целыо оправдать свои преступные действия. Автор отвергает вымысел о «превентивной войне» и другие демагогические версии, призванные показать мнимое миролюбие фашизма. Среди них — «легенда о еврейско-болыневистско-плутократиче- ском заговоре против Германии». В. Ветте критикует сфабрикованные в ведомстве Геббельса «образ большевистского врага», лозунги «крестового похода Европы против большевизма», «нового порядка в Европе»; подчеркивает, что основу этой пропаганды составлял «обман, но не информация». Причем, по его мнению, возможности фашистской пропаганды в связи с походом 22 июня были ограничены: «Преступную завоевательную политику нельзя было оправдать с помощью красивых слов» 91. Глава JI. Лемхёфера посвящена малоизученному сюжету — отношению церкви к фашистской войне против Советского Союза. Еще одна глава, написанная Г. Юбер- шером,— «Крах операции „Барбаросса44. Германо-советская война от нападения до поворота под Москвой зимой 1941—1942»—отражает новейшие достижения западно- германской военной историографии в объективной оценке битвы под Москвой, частично известные советскому читателю из книги К. Рейнгардта92. Глава Р.-Миллера «„Операция Барбаросса44 как грабительская война» посвящена теме, не традиционной для консервативной историографии. Автор раскрывает экономические цели войны, как их представляли себе монополии, отмечает «сотрудничество вермахта с частным капиталом». Особо рассмотрены «провал концепции эксплуатации» оккупированных территорий, экономическая политика оккупационных властей после краха доктрины скоротечных войн. В главе X. Штрайта, автора известного исследования о советских военнопленных в Германии, раскрыт «комплекс преступных приказов» фашистского командования, приведших к гибели миллионов пленных. В главе А. Хилльгрубера характеризуется политика геноцида по отношению к еврей скому паселению оккупированных советских территорий. Глава, написанная известным социал-демократическим историком А. Зивоттеком, посвящена анализу литературы о целях СССР во второй мировой войне. Из числа новых специальных книг о советско-германском фронте, вышедших из-под пера крайних консерваторов, нам известна лишь работа П. Карелла «Операция «Барбаросса», опубликованная в 1978 г. Книга подго- товлена на основе ранних трудов этого автора «Операция Барбаросса (1941—1942)», «Выжженпая земля». В новой книге концепция автора существенно не изменилась 93. В историографии ФРГ весьма значительно число работ, посвященных отдельпым событиям войны, в первую очередь военным действиям па советско-германском фронте. В новейшей литературе сохранилось преимущественное внимание к Московской, Сталинградской и в меньшей мере Курской битвам, составившим, как пзвестпо, три основные вехи на пути антифашистской коалиции к захвату стратегической инициативы. Такое внимание к битвам под Москвой и Сталинградом замечено и самими историками ФРГ. «История Восточной войны, 1941— 1945 гг.,— читаем на суперобложке книги крайнего консерватора В. Хаупта „Ленинград: 900 дней44,— ознаменована именами трех городов: Москва, Ленинград, Сталинград. О Москве и Сталинграде в отличие от Ленинграда в ФРГ изданы многочисленные труды» 94. Определенные достижения в освещении названных битв связаны главным образом с новыми, сравнительно крупными работами умерепно-консервативпых исследователей95. На более низком научном уровне написаны книги крайне консервативных историков. Таковы работы В. Хаупта «Немцы под Москвой» и В. Пауля «Замороженная победа», посвященные Московской битве; работы Я. Пека лькевича и Ф. Куровски о Сталинградской битве; И. Энгельманна о Курской битве, а также С. Штадлера и др.— об участии отдельных соединений вермахта в сражениях под Сталинградом и Курском 96. Ряд книг посвящен другим событиям 1941—1943 гг., например изданные А. Бухнером работы о «горной войне на Кавказе», о захвате вермахтом «сильнейшей крепости мира» Севастополя97. Отмечается некоторый интерес к военным событиям на советско-германском фронте в 1944—1945 гг.98 Представляют некоторый интерес книги В. Хаупта о действиях фашистских групп армий «Север», «Центр», «Юг» па советско-германском фронте", а также многочисленные истории частей п соединений вермахта п СС, изданные в 70—80-е годы 10°. Событиям на Восточном фронте посвящены в основном специальные книги по истории войны в воздухе, по истории танковых войск, штурмовой артиллерии, горнострелковых и саперных войск, кавалерии вермахта101. Имеют значение для воссоздания полной картины Великой Отечественной войны книги по истории действий вермахта и его союзников на других фронтах мировой войны 102. Некоторые материалы есть в новых общих работах по истории так называемых «мировоззренческих войск Гитлера» (СС, СД и др.), в том числе в книге, написанной Г. Краусником, бывшим директором Института современной истории в Мюнхене, и Г. Г. Вильгельмом. Этот труд в основном посвящен карательным мероприятиям фашистов на советской территории 103. Необходимо отметить книги о пропагандистских учреждениях вермахта104, о немецких военнопленных в СССР и советских военнопленных в Германии в 1941 — 1945 гг.1о5. К литературе крайне консервативного направления примыкает многочисленная в ФРГ популярная литература о второй мировой войне 106. К этой литературе можно было бы отнести и некоторые из уже названных книг, например составленные В. Хауптом истории групп армий «Север», «Центр», «Юг». Все эти труды издаются массовыми тиражами, несут большую идейно-политическую нагрузку. В основном это сборники фотографий и репродукций картин и портретов, схем и карт, иногда документов, выдержек из исследовательских и мемуарных трудов. Как правило, подобные материалы сопровождаются вводными или заключительными статьями, примечаниями. Довольно часто сборники содержат цветные иллюстрации, они красочно оформлены, изданы на хорошей бумаге. Иногда к участию в их издании привлекаются видные специалисты. Тематически среди них выделяются энциклопедии минувшей войны, призванные осветить ее в целом, а также работы об отдельных операциях вермахта, сухопутных силах, ВМФ и ВВС, родах войск, полках и дивизиях, ге- пералах вермахта. Среди издательств, специализирующихся на этих публикациях, назовем в первую очередь «Подцун-Паллас» во Фридберге, «Фовинкель» в Некар- гемюнде, «Зюд-Вест» в Мюнхене, «Моторбух» в Штутгарте. По своему содержанию эта литература весьма проти воречива. Опа содержит подчас вновь введенные в научный оборот документы и материалы, есть в ней и отдельные научные обобщения, хотя и локального свойства. Имеет она и определенное военно-прикладное значение. Здесь можно встретить верные мысли о Великой Отечественной войне как «крупнейшей во всемирной истории», о разгроме вермахта под Сталинградом как «величайшей катастрофе всех времен», о «чрезвычайно храброй обороне советских войск» в июне 1941 г., которая показала, что па этот раз для вермахта уже не будет «войны цветов», как это было во время некоторых западных его походов 107. Было бы ошибочно безоговорочно принимать мнение Г.-А. Якобсена о «многочисленных в большей или меньшей степени бесплодных военных мемуарах, оперативных исследованиях и историях дивизий» 1о8. Тем не менее в целом в этой литературе преобладает пропагандистская тенденция. Авторы и издатели подобных трудов формируют упрощенное или просто искаженное представление о минувшей войне. В. Хаупт, например, в одной из своих книг представляет дело так, будто бы влачившие жалкое существование советские люди все свои надежды возлагали на фашистских пришельцев. Полный расистского высокомерия, свободный от какой- либо ответственности за элементарное соответствие его публикаций исторической правде, он утверждает, что южные районы СССР населены кочевниками, что многие украинцы лишь с приходом оккупантов «впервые увидели автомобили и самолеты», а украинские девушки приобрели право одеваться в разноцветные платья, поскольку «в русское время им это было запрещено» 1о9. Слабая профессиональная и общеобразовательная подготовка многих этих авторов удивляет. Так, по мнению одного из них — К. Альмана, путь вермахта к Сталинграду лежал через «киргизские степи» 110. Этим историкам, как и прежде, свойственна апология милитаризма. Она проявляется во многих формах: от изобилия фашистской символики до назойливого повторения тезиса о «доблестях вермахта». Если в трудах умеренных консерваторов констатация преступлений вермахта в отношении советских военнопленных и населения стала почти всеобщей, то в крайне консервативной литературе по-прежнему можно встретить, например, нарочито подчеркнутые сведения о том, как «немецкий военный врач заботится о раненом русском» 1п. Показательна для этой группы литературы огромная по формату иллюстрированная книга Я. Пекалькевича «Вторая мировая войпа» (1985 г.). В книге преобладает внешне пейтральное описание преимуществеппо военных событий. Пекалькевич, как правило, воздерживается от каких-либо прямых оценок, важнейшие проблемы истории обходит молчанием. Так, ссылаясь на Э. Манштейна, он верно полагает, что битва под Курском означала окончательный переход инициативы к Красной Армии. Поражение группы армий «Центр» летом 1944 г., по его мнению, «затмило собой Сталинград». Более или менее определенно объясняет автор провал вермахта под Москвой «не только морозами, но и советским сопротивлением». Вместе с тем зачастую суждепия Пекалькевича недостаточно четки. Так, «после поражения под Москвой,— пишет он,— которому (в Германии.— А. М.) не придали значения, пачалась ужасная катастрофа под Сталинградом». Характеристика пакта 23 августа свободпа от прямых антисоветских выпадов. Однако договор оценен односторонне. Оп был будто бы полезен лишь Германии и нанес вред Польше. Мнимый объективизм историка подчас равносилен реабилитации фашизма. «После дипломатической неудачи,— пишет, например, автор о неспровоцированной агрессии Германии на Балканах,—началась операция «Марита», оккупация Греции и Югославии» 112. Идейное содержание историографии крайне консервативного направления в основном известно еще со времен «холодной войны». Однако эта литература должна и ныне привлекать внимание марксистско-ленинской критики. Для нас отнюдь не безразлично, с помощью каких средств этим историкам удается влиять на читателя. К литературе о воеппых действиях в той или иной мере примыкают труды о советском партизанском движении. Из специальных трудов по этой теме необходимо отметить работу В. Виленхика «Партизанское движение в Белоруссии, 1941—1944». Она издана в серии «Исследования по восточноевропейской истории» Института Восточпой Европы при «Свободном университете» в Западном Берлине. Труд основан на обширной источниковой базе. Автором использованы пеопубликованпые материалы министерства оккупированных восточных территорий, специального ведомства «по борьбе с бандами» и других карательных оргапов Германии. Им привлечены исследования и источники из СССР и ГДР. С либеральных позиций В. Виленхик характеризует развитие Белоруссии накануне войны, уделяя особое впи- мание ее западным областям. Он с полным основанием противопоставляет политику угнетения и полонизации в буржуазной Польше свободному развитию белорусской культуры в СССР, связывая с этим позицию населения западных областей в 1941—1944 гг. Обращаясь к «ситуации после 22 июня 1941 г.», автор пытается раскрыть особенности возникновения партизанского движения в Белоруссии уже в первые недели агрессии, всесторонне показывает «германскую оккупационную политику». Автор высоко оценивает центральный штаб партизанского движения, крупнейшие операции партизан, в том числе «рельсовую войну», партизанские края. Подчеркивая большую эффективность движения в целом, В. Виленхик выделяет деятельность партизан в период операции «Багратион». Они «почти полностью разрушили тыловые коммуникации группы армий «Центр», что воспрепятствовало своевремеппой переброске оперативных резервов с целью ликвидации советских прорывов». По мнению автора, «очень быстрый военный успех» четырех фронтов Красной Армии в значительной степени был обеспечен их сотрудничеством с партизанами пз. Правда, концепция В. Виленхика не свободна от консервативных влияний. В какой-то степени он разделяет несостоятельные тезисы о жестокости властей как источнике партизанского движения, о «русском шансе». Некритически принимает оп ложный тезис о «разделе Польши». Но ряд принципиальных вопросов он решает сравнительно объективно. Автор неоднократно подчеркивает, что «подавляющее большинство населения Белоруссии было готово идти до победного конца вместе с Советской властью», и видит в этом главную особенность движения в республике. Он отмечает «полное согласие» воссозданных в партизанских зонах советских органов и населения. Особо автор выделяет то обстоятельство, что партизанская война распространилась на всю Белоруссию, в том числе и ее западные земли, находившиеся в составе БССР до начала ее оккупации лишь 21 месяц. В. Виленхик неоднократно подчеркивает также, что число коллаборационистов в Белоруссии «было ничтожно». Через всю работу проведена мысль о руководящей роли ВКП(б) в движении: «партизанские отряды и соединения находились под прочным партийным контролем», «первыми борцами против колониального господства выступили коммунисты», «они дали толчок» борьбе масс. Автор раскрывает большое значение партийной пропаганды на оккупированной территории. Из всех известных нам трудов немарксистских историков работа В. Виленхика — единственная, в которой отведен специальный раздел анализу деятельности партийного подполья 114. В литературе представлено несколько более или менее основательных трудов о внешней политике СССР в годы войны. Среди них — книги видного умеренного консерватора А. Хилльгрубера и крайнего консерватора А. Фишера 115. Сравнительно много книг, хотя и весьма различных по своему научному значению, посвящено советско-германскому пакту о ненападении от 23 августа 1939 г.116 Некоторые стороны внешней политики СССР военных лет отражены в трудах по истории советской дипломатии послевоенного периода 117. Великая Отечественная война получила весьма широкое отражение в многочисленных исследованиях по истории второй мировой войны, международных отношений новейшего времени, современной истории СССР и Германии (после 1949 г.— ГДР и ФРГ) и др. По своему идейно-политическому и научному содержанию большинство этих публикаций относится к умеренно-консервативному направлению. Их авторы группируются в первую очередь вокруг государственных исследовательских учреждений — Института современной истории в Мюнхене (М. Брошат, JI. Грухманн, Г. Краусник), Военно-исторического исследовательского ведомства министерства обороны ФРГ во Фрайбурге (М. Мессершмидт, М. Залевский, Е. Клинк), Боннского университета (К.-Д. Брахер, Г.-А. Якобсен), Кильского университета (К.-Д. Эрдманн), Мюнстерского университета (К. Хильдебранд), Кёльнского университета (А. Хилльгрубер) и др. Из общих трудов по истории мировой войпы в первую очередь нужно отметить расширенное и переработанное издание известной Летописи войны, 1939—1945 гг., принадлежащей перу Г.-А. Якобсена. Эта книга вместе с разработанными автором проектом и концепцией истории мирового военного копфликта, как известно, внесла на рубеже 50—-60-Х годов значительный вклад в развитие военной историографии ФРГ. Профессор Г.-А. Якобсен — один из директоров Института политических наук Боннского университета, автор многочисленных трудов по истории минувшей войны и международных отношений послевоенного периода. Его отличает сравнительно высокое внимание к методологии исследования истории, его работы имеют хорошую источниковую основу. Многие докумен тальные публикации связаны с его именем. Г.-А. Якобсен — участник многих международных конференций, в их числе проходивших и в Москве. Его книга «Путь к разделу мира. Политика и стратегия, 1939—1945» содержит комментарии и документы, отражающие, по существу, все важнейшие аспекты истории войны. Расширены или выделены вновь главы о Сопротивлении в странах Европы, национально-освободительном движении в странах Азии, об образовании ООН. Большой материал, включая и заимствованный составителем из советских документальных и мемуарных публикаций, способствует разоблачению империализма, воссозданию истории войны. Автор уделяет внимание Великой Отечественной войне, победам Советских Вооруженных Сил и партизан. Но роль Советского Союза в войне освещена им весьма противоречиво, а внешняя политика 1944—1945 гг. в некоторой мере и искажена 118. В изучаемый период продолжал активно работать А. Хилльгрубер. В это время была переиздана его книга о роли Гермапии в предыстории двух мировых войн; вышли в свет кпиги о впешней политике Германии и международных отношениях, в которых автор вновь показывает глобальный характер агрессивной программы фашизма. Характерно внимание автора к историографии проблемы. В 1982 г. им была издана специальная работа «Не довольно ли, наконец, о нацизме и второй мировой войне?». Некоторые его работы недавно изданы в других странах Запада. К трудам А. Хилльгрубера примыкает книга его ученика И. Тиса о стремлении германского фашизма установить мировое господство 119. А. Хилльгрубер сравнительно объективно показывает цели фашизма в Восточной Европе, место антисоветской агрессии в его общих завоевательных планах, а также международное значение провала в 1941 г. немецко-фашистских планов скоротечных войн. В последние десять лет он, как правило, отказывается от издания пухлых томов. Большинство его новых книг имеют нетрадиционно малый объем. В них достаточно четко излагается мнение автора по основным моментам данной проблемы, которое не всегда носит объективный характер. Важное место в историографии заняли первые тома издаваемого фрайбургским ведомством десятитомника «Германская империя и вторая мировая война». Издание готовилось с начала 70-х годов. Авторы широко использовали достижения буржуазной, в некоторой степени марксистско-ленинской историографии войны. Многотом- ник имеет богатую источпиковую базу. По сравпению с их консервативными предшественниками авторы десятитомника значительно расширили освещение идеологического и экономического факторов в подготовке и ведепии войны германским фашизмом. Однако в трактовке ряда моментов опи сделали шаг назад. Так, М. Мессершмидт и другие авторы первого тома пытаются возложить ответственность за войну на одну Германию, сбрасывая со счетов вину империалистов других государств 120. Для исследования причин антисоветского похода представляют интерес первые три тома издапия. Уже упоминавшийся нами четвертый том посвящен началу агрессии против СССР. В книге две части — «Германская военная политика и Советский Союз, 1940—1941» и «Война против Советского Союза до рубежа 1941 — 1942». Книга отличается развитым научным аппаратом, опирается на значительные, в том числе и неопубликованные, источники. Авторы используют многочисленные советские исследования. Они обращаются к различным аспектам этой важной проблемы. Можно с уверенностью сказать, что на Западе ни один из авторских коллективов не приблизился в такой степени к всестороннему изучению этого периода Великой Отечественной войны. Ряд сюжетов освещен, по крайней мере в консервативпой литературе, впервые. К сожалению, книга написана весьма неровно. Больше того, авторы руководствуются различными подходами к решению тех или иных важных исследовательских задач. Так, например, Ю. Фёрстер верно оценивает роль Советского Союза в разгроме фашизма, раскрывает поражепие Германии, подчеркивая недооценку ее руководством силы сопротивления СССР. Автор свидетельствует, что после провала под Москвой Гитлер «начал пересматривать свою оценку советского коллективного хозяйства». В то же время часть книги, написанная Гоффманом, изобилует антисоветскими штампами. Сохраняя видимость объективности, он часто обращается к трудам советских исследователей и мемуаристов. Однако из них он заимствует преимущественно сведения о негативном опыте. Всю деятельность партии, армии, советского народа в начале войны автор преподносит в мрачных тонах. Тепденциозное вниманпе уделяется чрезвычайным мерам, предпринятым Сталиным и его окружением 121. Эти меры в некоторой степепи могут быть оправданы исключительными обстоятельствами, возникшими на фронте вследствие нападения, которое оказалось для Красной Армии внезапным. Вермахт и его союзники получили громадное преимущество в результате преступных просчетов Сталина и его советников в оценке противника и его намерений. Чрезвычайные меры нельзя рассматривать в отрыве от массовых репрессий (они нанесли тяжелейший удар и по армии), осуществленных Сталиным в предвоенные годы и квалифицированные ныне КПСС как «настоящие преступления на почве злоупотребления властью» 122. Однако не эти жестокие меры были причиной того, что советский народ и его армия выстояли в те критические месяцы. Это понимают и реалистически мыслящие соавторы И. Гоффмана, о чем говорилось выше. В 80-е годы увидели свет книги по истории войны, написанные крайними консерваторами. Наиболее характерна из них — «Вторая мировая война: Иллюстрации, хроника, документы», вышедшая в 1983 г. Ее подготовили известные в ФРГ еще с 40—50-х годов историки Г. Ми- хаэлис (предыстория войны, ее заключительная фаза и последствия), В. Хубач (агрессии против Польши, Дании, Норвегии), В. Руге (война против Франции и в мировом океане), X. Г. Даме («мировоззренческая война против СССР»). Книга переполнена старыми стереотипами, которые были подвергнуты критике не только в марксистско-ленинской, но и в значительной части консервативной литературе. Среди них — тезис о советско-германском пакте от 23 августа, сорвавшем московские переговоры представителей СССР, Англии, Франции; произвольные трактовки положений отчетного доклада ЦК ВКП(б) на XVIII съезде партии; ложное утверждение о возвращении Польше ранее захваченпых Пруссией ее исконных западных земель как «компенсации»; недооценка экономических целей германского империализма в Восточной Европе; избитая мысль о преемственности внешней политики СССР и царской России 123. История второй мировой войны нашла отражение в общих трудах по истории международных отношений новейшего времени 124, а также в многочисленных исследованиях международной ситуации 1939 г.125, отношений внутри фашистского блока 126, в весьма развитой литературе о послевоенном урегулировании127. В отдельных трудах освещены важные момепты предыстории и истории антифашистской коалиции 128. Внимание многих учепых ФРГ привлекает история Европы. В последние годы вышли книги К.-Д. Брахера, Т. Шидера, А. Хилльгрубера, Г. Грамля, Э. Замхабера и др. В книгах уделяется внимание и истории СССР 1941—1945 гг. Таков многотомник под редакцией Т. Шидера «Очерки по европейской истории», в котором Великая Отечественная война изложена в двух очерках, написанных известным в ФРГ специалистом по истории СССР Г. Раухом 129. Среди общих работ истории СССР, в которых отражена проблематика Великой Отечественной войны, некоторый интерес представляют вышедшие в свет в начале 70-х годов книги Г. Штёкля, И. Неандер, Г. Римши 130. Более интересны книги Г. Рауха, Г. Раупаха, К.-Г. Руфф- манна по истории советского общества, изданные во второй половине 70-х — начале 80-х годов. К ним примыкает сборник статей «60 лет Советской России», принадлежащих перу Б. Майсснера, П. Книрша, В. Айхведе 131. Особое место занимает «Социальная история Советского Союза» Р. Лоренца. История СССР военных лет в книге изложена с либеральных позиций, сравнительно подробно и объективно 132. В некоторой степени Великая Отечественная война отражена в трудах по германской истории. Среди них видное место занимает трехтомная официозная «Германская история после первой мировой войны» 133. Менее интересны труды, написанные X. Дивальдом, Э. Францелем, М. Фройндом, Г. И. Шёпсом и другими представителями крайне консервативного направления 134. Вопросы происхождения Восточного похода, его места среди фашистских агрессий в той или иной мере освещены М. Брошатом, В. Клёзе. И. Фестом, К. Хильдебрандом, А. Хилльгрубе- ром, К. Д. Эрдманном в их специальных трудах о фашистской империи 135, а также в книге С. Хаффнера «Замечания о Гитлере» 136. Заслуживают внимания новые труды буржуазно-демократических ж социал-демократических историков о немецком рабочем движении и антифашистском Сопротивлении в Германии. В книге А. Клёне, например, дапа трактовка итогов войны, в книге Д. Пойкер- та — значения Сталинградской битвы 137. Необходимо особо сказать о литературе, главным образом умеренно-консервативного направления, по истории внешней политики германского фашизма, получившей и последние 10—15 лет широкое распространение 138. В пропагандистском использовании империалистами знапий о войне в ФРГ заметную роль играет неофашистская историко-политическая публицистика. Ее предста вителей нельзя относить к числу историков, их опусы бесплодны в научном смысле этого слова. В организационном и идеологическом отношении они близки к крайне консервативному направлению. Так, свойственная последнему реабилитация германо-фашистского офицерского корпуса в некоторой мере характерна и для неофашистской литературы. Неофашистов отличают особенно низкая общеобразовательная и специальная историографическая подготовка. Автор книг о нападении на СССР Э. Хельмдах, например, в качестве источника по пстории внешней политики СССР ограничился лишь ссылками на школьные учебники, город Гомель считает украипским городом. Неофашисты, как правило, выдают себя за объективных исследователей, будто бы свободных от влияний идеологии, выразителей чаяний «духовно порабощенного, побежденного народа». Их трактовке фашизма и его преступных войн свойственна апологетика, хотя в новейших их книгах и представлена поверхностная критика Гитлера. Этой публицистике присущ крайний антисоветизм. Она шумно нападает па марксистско-ленинских и других историков, которые свидетельствуют об агрессивных намерениях фашистской Германии, третирует этих историков как «орудие антигерманской пропаганды». Несмотря на ее крайнюю примитивность, эту литературу не следует сбрасывать со счетов. Она оказывает влияние на некоторых читателей стран Запада. Таким образом, в немарксистской историографии ФРГ специальных работ о Великой Отечественной войне по- прежнему мало, хотя их число и выросло в последнее десятилетие. Тем не менее это всемирно-историческое событие или отдельные важные его стороны подчас, помимо желания самих авторов, получили весьма широкое освещение в самых различных трудах по истории второй мировой войны, международных отношений новейшего времени, современной истории СССР, Германии (после 1949 г.— ГДР, ФРГ). Можно вполне определенно сказать, что Великая Отечественная война, по меньшей мере война Германии и ее союзников против СССР, занимает в исторической и мемуарной литературе ФРГ значительное место.