I Всем чинам, от высших до низших, присвоены были из-вестные поместные оклады. Помещиками были как бояре и окольничии, стольники и стряпчие, дворяне и дети боярские, так и дьяки и подьячие. Оклады городовых дворян и детей боярских разделялись на «статьи», из коих каждая следующая отличалась от предыдущей незначительным количеством четей- четвертей (полудесятин): 800, 750, 700 четей и так далее до 200, 150 и иногда до 50. Придворные и московские чины получали, кроме поместий в провинции, также подмосковные поместья. Бояре — по 200 четей, окольничие и думные дьяки — 150; стольники стряпчие и дворяне московские — 100, выборные дворяне из городов — 75, жильцы — 50 четей. В каких бы чинах ни состояли помещики, они равно были обязаны отбывать военную службу со своей земли. Поместная система была своеобразной системой содержания войска. He имея средств содержать постоянную конницу на денежное жалованье, правительство обеспечивало ее землей. Дворяне получали также и денежное жалованье, но в незначительном размере, достаточном нередко лишь на военное снаряжение в поход . Земельные по местные наделы назывались одинаково с денежными дачами — го-сударевым жалованьем: «новики верстались государевым царевым и великого князя жалованьем, поместными и денежными оклады». Поместное жалованье выдавалось обыкновенно не за службу, как вознаграждение за исполнение уже служебной обязан-ности, но для службы за счет будущей службы, для материального обеспечения служилого человека с тем, чтобы по требованию правительства он во всякое время мог в полной исправности явиться в полк «конен, люден и оружен». Новики-новобранцы наделялись поместьями, хотя они еще не служили, и владели поместьями по несколько лет, не будучи призываемы на ратную полковую службу, но они обязаны по первому призыву явиться к месту сбора с конями, доспехом, саадаком или пищалью и с известным числом вооруженных людей. Пока помещик исправно удовлетворял этому требованию правительства, он свободно пользовался своим поместьем так же, как вотчиной. Хозяйственная его деятельность не была ничем стеснена: размеры запашки и способы обработки земли зависели всецело от его усмотрения; крестьяне обязаны были слушать во всем помещика так же, как вотчинника, «пашню на него пахать и доход платить ему хлебный, денежный и всякий мелкий доход, чем он их ни изоброчит». Имея право пользования (jus utendi), помещик не мог, однако, злоупотреблять этим правом (jus abutendi). Правительство обязывало его «не пустошити поместья, дворов не развозити», не разгонять крестьян непомерными поборами, не переводить их с поместных земель на вотчинные. В 1621 году правительство даже определило наказание кнутом за опустошение поместья. Ho это распоряжение не исполнялось и впоследствии не подтверждалось; запрещение разорять поместье отнесено было Уложением 1649 года только к мурзам и татарам. Оно не могло стеснять помещиков вследствие отсутствия правительственного контроля над их хозяйствами. Когда владелец просил обменять его старое запустошенное поместье на новое, правительство производило обстоятельное расследование, не было ли разорено поместье по вине самого помещика; но если оказывалось, что оно запустело «не от голоду и не от лихого поветрия, не от тягла и не от кого иного, как от самого помещика», то правительство ограничивалось тем, что не удовлетворяло его челобитья и оставляло ему разоренное имение15.? Свободно хозяйничая в поместном имении, помещик был его временным, условным владельцем. Он был столь же не обеспечен во владении поместьем, как чиновник в получении жалованья. Владение поместьем было строго обусловлено службой; помещик имел на него право пользования, но не имел прав распоряжения. В противоположность вотчине, поместье не было не только наследственным, но даже пожизненным владением. Условность обладания им ставила помещика в полную зависимость от Разрядного приказа. He явится помещик вовремя на службу, постигнет его неизлечимая болезнь, навлечет он на себя опалу, и он лишается части или же всего своего поместного имения. Подобно жалованью поместные наделы увеличивались за долговременную исправную службу и особые служебные заслуги и уменьшались, когда дворянин оказывался неисправным или неспособным нести впредь ту службу, какую нес раньше. Время от времени производились смотры служилым людям и переделы поместий. Особо назначенные для того лица высших чинов, бояре или окольничие с дьяками, при содействии выборных из местного дворянства «окладчиков», разбирали и верстали служилых людей, определяли, кто кому в версту, к какой статье поместного оклада должен быть причислен каждый помещик. Данные о каждом помещике заносились в составлявшиеся при этом разборные списки и десятни. Размеры поместных имений увеличивались или уменьшались, сообразно прежней службе и служебной годности дворян и детей боярских. Бояре и дьяки «смотрели детей боярских и, которые собой и службой добры, а поместным окладом поверстаны мало, тем, распрашивая про службу окладчиков, окладов прибавли- вали, а которые собой и службой худы и верстаны поместными оклады большими, у тех оклады убавливали». Окладчики из местных дворян должны были дать все необходимые для этого сведения: «кому мочно и кому немочно вперед государеву службу служити», и как кто служил ранее, «на срок ли (в срок) приезжают на государеву службу дети боярские и с государевы службы до отпуску не съезжают ли», и чем объясняется неисправность службы некоторых из них, «кто к службам ленив за бедностью, кто ленив за старостью или увечьем и кто воровством и огурством». Самым обычным нарушением служебного долга было пьян-ство — неявка на службу и побег со службы, из полка. За бег- 11* ство с поля битвы у служилого человека отнималась половина поместного и денежного оклада. За двукратный побег из полка виновного карали, кроме наказания кнутом, убавкой 50 четей поместного оклада; наконец, за третий побег он лишался всего поместья. Неявка на службу также влекла за собой умаление или полную потерю поместья. Этому наказанию подлежал не только тот, кто не являлся в полк, но и тот, кто не являлся на смотр в мирное время, к верстанию. Так, в 1594 году были «выкинуты со службы дети боярские Ряшане (города Ряжска)», которые не явились в этом году в Москву на смотр и верстание, или «приехав, да не дождався верстания, с Москвы сбежали». «Нетчики», не явившиеся на службу, наказывались вообще строже лиц, явившихся в полк и затем убежавших. Указом 1621 года велено было отбирать поместья у тех детей боярских, которые не служат «воровством», имея возможность исправно отбывать службу («поместья добры и служить мочно»). Известный воевода боярин Шейн, стоя под Смоленском, за сдачу которого полякам он поплатился жизнью, писал правительству в 1633 году, что «многие ярославские помещики, дети боярские и татары, дождавшись под Смоленском литовского короля и королевича, и польских, и литовских людей, с государевы службы из-под Смоленска сбежали». Бояре приговорили у таких детей боярских отписать из поместий по четвертой доле; у тех же «нетчиков», которые вовсе не явились на службу под Смоленск, — «за их воровство все их по-местья отнята» и отдать их товарищам . Неявка в полк оправдывалась только тогда, когда служи-лый человек не явился на призыв по бедности, по неимению средств снарядить себя и своих людей в поход или по недостатку времени для закупки продовольствия. Некоторые дворяне заявляли, в оправдание несвоевременной явки, что они «по бедности ходили по запас по волостям, конского корму купить». Правительство довольно снисходительно отнеслось к решительному отказу калужских детей боярских явиться на службу по причине полного разорения. «Дворяне и дети боярские разных городов, — писали калужские воеводы, — твоего государева жалованья не емлют и в государеве службе нам отказывают, что им службы служить за разорением не мочно; как они были на государеве службе под Смоленском и в то, де, время без них поместья и вотчины разорили та- тарове, и жен их, и детей, и людей, и крестьян с женами и детьми в полон без остатку поимали и им, де, государевым жалованьем подняться нечем». Правительство прибегало к мерам увещания по отношению к этим дворянам и детям боярским; воеводы должны были напомнить им, что «польские и литовские люди хотят церкви Божии разорить и святую нашу истинную православную христианскую веру превратить в свою в проклятую папежскую веру и православных крестьян побить», что «их же братья дворяне под Смоленском живут бессъездно, честно бьются, не щадя голов своих», — и настаивать, чтоб они «дворяне и дети боярские, памятуя Бога и истинную христианскую веру, и крестное целование, и свою природу, и видя свою братию на службе под Смоленском от литовских людей в утеснении, шли бы на службу не мешкая». Ho если дворяне ослушаются и на этот раз, то они, как изменники, будут все исключены из списков16. Помещик лишался своего имения не только за «нетство», злонамеренное уклонение от службы, но и за бедность — «худобу». Для Поместного приказа, по замечанию Рождественского, бедность была пороком. Пороком считалось не бедность собственно, но крайнее обнищание. Помещику, успешно хозяйничавшему на маленьком наделе и добывавшему с него, хотя бы и с крайними усилиями, средства на коней, лук с колчаном (саадак) и, если не на полный доспех, то хоть на военное платье (тягиляй), был расчет помочь, увеличив его поместный оклад. Ho помещику, совершенно опустившемуся и обнищавшему, не имевшему вооружения и лошадей, прирезка поместной земли не пошла бы впрок. В 1631 году во Владимирском уезде правительство совсем отбирало у таких дворян земли: «поместье, де, у него взято и отдано в раздачу за то, что он за бедностью не служил». Большей частью, одна ко, у захудавших дворян так же, как у старых и увечных, правительство отбирало только часть поместья и, освобождая от более трудной полковой службы, для которой требовалось лучшее вооружение и запасы провианта, переводило их в гарнизон, в «осадную службу». По Уложению 1649 года, старые и увечные по общему правилу должны были служить, вместо полковой, более легкую «городовую, осадную службу». «Служба худа, — заявляли окладчики о некоторых детях боярских, — да и на службу на срок не приезжает и со службы до сроку съезжает, поместье за ним пусто, крестьян нет; от службы отбыл, на дальних посылках не живет и вперед служити нечем, поместьишко пусто; стар и увечен, без зубов и без ноги, а за ним один бобыль, и ныне его, — решали окладчики, — с полковую и с ближнюю службу не будет, а служить ему осадную службу». На периодических смотрах обыкновенно несколько человек переводилось в гарнизон, и им оставлялись ничтожные участки земли: «за худобу велено им служити осадную службу, а поместий за ними учинено по 20 чети, а что у них будет сверх 30 чети лишку, и то у них отписати на государя и в раздачу раздати»17. 2 Когда дворянин или сын боярский не мог нести ни полко-вой, ни осадной службы, правительство отставляло его от службы, но не лишало всего поместья, выделяя часть поместья на прожиток, в качестве пенсии. Такие земельные пенсии, прожиточные поместья давались не только отставным служилым людям, но и их вдовам и малолетним детям. В этом случае проявляется особенно наглядно сходство поместной системы с системой денежного содержания служащих. Размер прожиточного поместья зависел от заслуг дворянина; наибольший пенсии назначались вдовам и дочерям, когда их мужья и отцы бывали убиты в бою. Уложением 1649 года было определено: «будет которого дворянина или сына боярского, или иноземца на государеве службе в полках убьют воинские люди, и женам их из поместий их давати на прожиток с окладов их со ста по 20 четвертей, а дочерям их со ста по 10 четвертей». Если служилый человек умирал естественной смертью в полку во время войны, то жене и дочери давалось меньше, по 15% и 7,5% поместного оклада, и еще менее, по 10 и 5%, когда он умирал дома. Прожиточными поместьями вдовы владели до замужества, пострижения или смерти; дочери — первоначально до 15-летнего возраста, впоследствии — до замужества. Владель-цы и владелицы таких поместий должны были поставлять рат-ников, даточных людей или платить взамен того особый налог18. Давая прожиточные поместья малолетним сыновьям служилых людей, правительство руководствовалось уже не столько гуманными соображениями, как в тех случаях, когда оно обеспечивало бездетных вдов и девиц, сколько государственным рассчетом. Прожиток недоросля был столько же пенсией, как и средством к воспитанию нового поколения служилых людей. Воспитанный на прожиточном поместье, недоросль, достигнув совершеннолетия, «посев на службу», с него начинал служить. Недоросль, с этой точки зрения, как будущий служилый человек, имел больше прав на получение пенсии-прожитка, чем его мать, вдова. Поместье записывалось за матерью и сыном вместе, причем мать признавалась владелицей его, как воспитательница сына; в некоторых писцовых книгах владельцами поместий записывались недоросли, имевшие 7—10 лет. Необходимость разграничивать права детей и матери, говорит Рождественский, являлась тогда, когда недоросль достигал совершеннолетия, и его прожиток превращался в служилое поместье. Правительство избегало в таких случаях выделять матери особые участки земли, стремясь к тому, чтобы ни один участок не уходил от обязанности службы; оно воспользовалось семейными отношениями, и нравственную обязанность сына содержать свою мать превратило в законное требование, а именно: обязало недоросля, достигшего совершеннолетия, «мать кормить со своего поместья до живота, и сестер, вскормив, выдать замуж». Размер прожиточного поместья недоросля зависел от по-местного оклада отца. Нередко, когда после дворянина или сына боярского оставалось несколько сыновей, поместье переходило к ним целиком, так как правительство избегало разрушать установившиеся хозяйства, уменьшая и дробя поместные дачи. Двум братьям-недорослям оставляли нередко на прожиток большие имения, в размере более 500 четвертей. Если после отца оставался один сын, то и ему отдавали во владение большую часть имения отца, смотря по окладу, от 50 до 200 четвертей19.? Наделяя несовершеннолетнего сына прожиточным помес-тьем соответственно поместному окладу его отца, правительство, таким образом, предназначало его с малолетства не только к службе вообще, но и к отбыванию ее по тому или иному разряду, близкому к тому, в каком состоял его отец. Владение прожиточным поместьем определяло до известной степени заранее то положение, какое займет юноша в среде служилого класса, достигнув совершеннолетия. Этим путем устанавливалась наследственность служебных статей. При верстании новиков принимались во внимание: I) служба отца, 2) их имущественный достаток и 3) их собственная служба, если они до верстания уже служили в полку: «кто кому в версту отечеством и службой и прожитки». Для всех новиков и в особенности для лиц неслуживших (новиков неслужилых) решающее значение имела при этом их материальная обеспеченность — прожитки. Военная подготовка и образование, по примитивности военного искусства и образованности того времени, не имела почти никакого значения. От служилых людей правительство требовало только людей, коней, вооружения и провианта. Служилые люди группировались, главным образом, по их достатку, обусловливавшему то или иное походное снаряжение. Новики, владевшие большими именьями, легко удовлетворяли высшим требованиям по отношению к числу даточных людей, качеству вооружения и количеству провианта. Они, поэтому, тотчас же приходились «в версту» служилым людям высших статей и сообразно с этим получали большой поместный оклад; им для начала оставляли прожиточное поместье, если оно было значительно, или прибавляли земли. Когда несколько братьев владели большим отцовским поместьем в 500 и более четвертей, то оно делилось при верстании между двумя братьями, из которых каждый получал значительный надел в 250—300 четвертей, остальные же братья верстались «в отвод» соответствующими окладами. Новики, имевшие по 50—200 четвертей прожитка, верстались «чего стоят», причем прожиток принимался за минимум оклада. Положительные личные качества новика в шестнадцатом веке вовсе не принимались во внимание при верстании на службу. «Новики служилые», уже побывавшие на службе до верстания и имевшие случай проявить свои личные качества, были наделяемы одинаковыми имениями с новиками неслужилыми. На верстание влияли, кроме материального достатка, отри-цательные личные качества, физическая неспособность к службе; больные и увечные так же, как худые-обнищавшие вовсе не принимались на службу. Впоследствии, с начала семнадцатого века, служилым новикам отдавалось некоторое предпочтение перед новиками неслужилыми; они получали по всем статьям большие поместные оклады. Высший оклад для неслуживших новиков равнялся 300 четям земли и 10 рублям денег; по низшей четвертой статье они получали по 150 четей поместья и по 5 рублей. Служилые же новики наделялись, смотря по статье, поместьями от 200 до 350 четвертей и денежным жалованьем от 7 до 12 рублей. Когда верстались служилые новики, то обращалось внимание не на их способности или подготовку, выразившиеся в качестве службы, но только на добросовестное исполнение обязанности. Окладчикам предписывалось разъяснить, «приезжают ли новики на государевы службы на срок и с государевы службы до отпуску не съезжают ли». Поместье, данное новику, затем постепенно увеличивалось в течение его служебной карьеры. Помещиков вознаграждали прибавками к поместному, как и к денежному окладу, за участие в трудных походах, за немецкие, литовские, украинские службы, за раны, полученные в бою, за участие в обороне крепостей — «осадные сидения». Нарушения служебного долга случались так часто, что дворянам и детям боярским ставилась иногда в заслугу обычная исправная служба; им давались поместные прирезки «за службу и за неотьезд». Детям боярским курчанам пожалована была в 1649 году прибавка к поместному окладу по 50 четей и денег по 2 рубля за то, что они «в Карпове городе делали земляной вал и всякие земляные и деревянные крепости для бережения от прихода воинских людей». В 1660 году дворянам и детям боярским разных городов пожаловано было в придачу по 100 четвертей земли и по 10 рублей денег за черкасский поход 1659 года. Некоторые служилые люди выслуживали постепенно большие имения. Так жилец Голинишев-Кутузов за осадное сиденье в Москве в Смутное время получил значительное поместье в 460 четей и денег 6 рублей; затем, участвуя в различных походах, он выслужил к 1614 году еще 200 четей и 100 рублей; между прочим, 50 четей земли и 6 рублей денег ему были пожалованы за то, что отец его был убит на войне — «об отца крови и смерти»20.? Поместья были собственностью государства, помещики имели на них право владения, но не имели права распоряжения. He довольствуясь временным условным владением, служилые люди, естественно, стремились присвоить себе поместья в полную собственность. Они с первых времен развития поместной системы делали попытки распоряжаться поместьем, как вотчиной, менялись поместными землями, сдавали их за условленное вознаграждение, иногда закладывали и продавали, наконец, чаще всего передавали по наследству женам и детям. Один из помещиков в 1532 году отказывает свое поместье жене и сыну, но, вместе с тем, сознавая, что не имеет на это полного права, поручает своим душеприказчикам «пе- чаловаться пред государем, чтобы государь пожаловал, того поместьица у жены и сынишка не велел взять». He считая необходимым решительно пресечь все такие попытки, правительство стремилось лишь поставить известные пределы превращению поместий в полную собственность детей боярских. Правительство установило известный порядок перехода поместий по наследству и разрешило помещикам совершение некоторых сделок на поместную землю, но при этом неуклонно требовало, чтобы все такие сделки совершались не иначе, как с дозволения и утверждения властей. Переход поместья из одних рук в другие мог состояться лишь по предъявлении письменного акта сделки в соответствующем (Поместном) приказе, который, удостоверившись в законности сделки, записывал поместье за приобретателем и делал распоряжение о вводе во владение; это называлось «справить поместье». Разрешая помещикам меняться поместьями и сдавать их другим лицам, правительство таким путем сохраняло за собой неограниченное право собственности на поместную землю и имело возможность регулировать в желательном направлении обращение поместных земель между служилыми людьми. Наследственность поместий устанавливалась вследствие постоянной передачи их на прожиток сыновьям, вдовам и доче-рям служилого человека. В случае неимения нисходящих на-следников, поместье нередко передавалось братьям умершего дворянина или сына боярского. Переход поместья от отца к сыну подготовлялся еще при жизни отца: сыновья, «поспевшие на службу», достигшие пятнадцатилетнего возраста, при жизни отца «припускались» к его поместью, делались его совла-дельцами, прежде чем стать его наследниками. «Припуск» но-виков утвердился очень рано, с двадцатых годов XVI столетия. Если служилый человек владел большим поместьем более 500 четей, то по правилам половины XVII века, два младших сына записывались на службу с поместья отца (припуск), старшие же сыновья верстались особо, «в отвод». На малые поместья, менее 500 четей, припускали одного сына. Малолетним сыновьям при жизни отца указывалось «ждать отцова поместья»21. С начала XVII века в законодательстве вырабатывается об-щее положение, что поместье только тогда идет в чужой род, или в новую поместную раздачу, когда у умершего помещика не осталось ни детей, ни жены, ни родственников; по указу 1613 года, — «поместей родимцов, мимо родства, отдавать не велено». Указ 1638 года употребляет термин, прямо противоречащий теории поместного владения, а именно: он говорит о родовых поместьях. Равным образом поместья называются «выморочными», когда у помещика не осталось наследников, «ни роду, ни племени». Уложение царя Алексея Михайловича узаконивает по отношению к поместьям начала наследования вотчинных земель: поместье по смерти служилого человека переходит к его семье, если нет семьи — к роду и, если нет родственников — к городу, то есть идет в раздачу дворянам города (уезда). Уложение требует, чтобы поместье, ошибочно принятое за выморочное, по неправильным, корыстным показаниям посторонних лиц и справленное за ними, отбиралось назад и отдавалось «умерших женам и детям, и родственникам, кому доведется». Право сыновей на получение отцовских поместий признавалось до такой степени сильным, что, как было постановлено в 1636 году, если во время нахождения дворян и детей боярских в плену, поместья отцов их были розданы посторонним, то по возвращении дворян из плена, им воз-вращались отцовские поместья, которые розданы были в тече ние последних десяти лет пребывания их в плену: «далее же десяти лет поместья не поворачивались из раздачи» 22. Нарушая основной принцип поместного владения, прави-тельство разрешало также помещикам менять и сдавать поме-стья. Первоначально до Уложения 1649 года мена поместий дозволялась только в самом ограниченном виде; разрешалось менять поместья только на поместья же, но не на вотчины, и вообще только по особо уважительным причинам, именно, когда помещик, к значительной выгоде хозяйства, мог, посредством обмена земель с соседями, округлить или сосредоточить в одном месте разбросанные поместные дачи. Первоначально требовалось также строгое равенство обмениваемых участков не только по количеству, но и по качеству земли; требовалось, чтобы «пашни пашне землею и всякими угодьи и доходы были равны и не пусты», и чтобы, таким образом, «государевой службе и податям от мены убытка не было». Уложение Алексея Михайловича пошло далее предшествовавших законов по пути предоставления помещикам права распоряжения. Наиболее важным в этом отношении было разрешение ме-нять поместные земли не только на поместные же, но и на вотчинные. Другие два вышеуказанные ограничения мены по-местий были или отменены, или значительно ослаблены. Ра-венство обмениваемых участков уже не требовалось с прежней строгостью и было разрешено допускать при мене переход к одному из владельцев немногих лишних четвертей земли (пе-рехожие четверти). Впоследствии, в 1676 году, разрешено было допускать перехожих четвертей по 10 на 100, не более. Мена поместьями во избежание злоупотреблений допускалась с большими предосторожностями: «меновщиков» строго доп-рашивали в Поместном приказе или в воеводских съезжих избах в провинции. ' По общему правилу мена поместьями допускалась только между лицами, принадлежавшими к одному разряду служащих. Предоставляя вообще большую свободу помещикам в распоря-жении землями, Уложение допустило несколько отступлений от указанного правила. Подтверждая закон 1647 года, Уложение разрешило мену поместий между боярами, окольничими, мос-ковскими дворянами и жильцами, с одной стороны, и городовыми дворянами и детьми боярскими — с другой. Вместе с тем дозволена была мена поместий между иноземцами и русскими людьми; но запрещение обращения земель между русскими людьми и татарами было оставлено в силе. Специальные огра-ничения мены поместьями, относившиеся к помещикам неко-торых уездов, продолжали действовать и после Уложения; нов-городцы, псковитяне и белозерцы по-прежнему не могли меняться своими поместьями со служилыми людьми других городов. Другие способы отчуждения поместий, кроме мены, не до-пускались. Как переход помещичьих земель по наследству, так и мена разрешались правительством потому, что эти сделки не нарушали интересов службы; земля в обоих случаях не выходила из службы, не выходил из нее и служилый человек. Ho, продавая, закладывая или давая свои поместья, служилые люди лишались необходимых средств к исполнению служебных обязанностей; поэтому за «воровской» заклад поместий, связанный с побегом со службы, дворяне и дети боярские наказывались кнутом, поместья отбирались безденежно от лиц, принявших их в залог, и возвращались прежним их владельцам. Продажу поместий даже не было надобности воспрещать особым узаконением; случаев такого из ряду выходящего «воровства» не встречалось в жизни, и Уложение о нем ничего не говорит. До последних лет царствования Алексея Михайловича строго преследовалась также по отношению к лицам, состоящим на службе, замаскированная продажа поместий, в форме сдачи поместья другому лицу за деньги или с обязательством кормить прежнего владельца до его смерти . Сдача поместий разрешалась лицам, состоящим на службе, только в пользу их дочерей-девиц. Указами 1636 и 1650 гг. отцам доз-волено было давать поместья за дочерями в приданое, справляя их в установленном порядке за зятьями, это право дано было также лицам, выдававшим замуж своих племянниц. Отставным дворянам и детям боярским, и их женам и до-черям, владевшим поместьями, как земельными пенсиями, дозволялось сдавать поместья на разнообразных условиях. По Уложению, служилые люди за старостью могли сдавать свои прожиточные поместья родственникам с тем условием, что по-лучивший поместье будет содержать прежнего владельца до его живота. Впоследствии, в 1674 году, дозволено было отставным дворянам и детям боярским сдавать свои поместья также и за деньги. В широких размерах с начала XVII столетия прак-тиковалась сдача прожиточных поместий лицами женского пола. Женщины могли сдавать их посторонним лицам на разных выгодных для себя условиях. Еще в 1620 году Михаилом Фе- одоровичем разрешено было «вдовам и девкам сговариваться замуж с поместьями своими»; поместья в таких случаях справ-лялись за женихами. Правительство даже защищало женщин от обид со стороны тех лиц, которые взяли на себя поместья с обязательством давать средства к жизни прежним их владелицам. В том же 1620 году было определено: в тех случаях, когда вдовы и девки бьют челом на своих родимцев, которым они сдали поместья, что «родимцы не кормят их и замуж не выдают, и из тех поместий выбивают вон, — те их сдачи поворачивать за их обиды тем вдовам и девкам». Уложение царя Алексея Михайловича подтвердило эти узаконения23. 4 Обязательство службы возложено было в равной мере как на помещиков, лиц, получивших земельное жалованье из казны, так и на вотчинников, владевших землей на праве полной собственности. Служба определялась вообще «против поместий и вотчин». Если вотчина была невелика, то владельцу давалось в придачу поместье; если же вотчины были достаточно обширны, то владельцы должны были служить государеву службу с одних вотчин, «как кому мочно». Правительство признавало право собственности служилого человека на вотчину только тогда, когда он исправно отбывал ратную службу. В случае неисполнения этой обязанности, вотчина на том же основании, как и поместье, отбиралась у владельца. Упомянутым выше указом 1621 года велено было отбирать вотчины, наравне с поместьями, у тех детей боярских, которые не служат «воровством» . Ho по Уложению 1649 года вотчины конфисковывались в более редких случаях, чем поместья. Поместье, данное во временное владение под условием службы, могло быть отнято с большим основанием, чем вотчина, наследственная собственность, на которую, кроме самого владельца, имел неотъемлемые, хотя и несколько ограниченные, права его род. Служилый человек лишался половины поместного оклада за двукратный побег из полка или за бегство с поля битвы. Вотчины же, наравне с поместьями и всем имуществом, отнимались по Уложению только с наказанием смертной казнью за измену, переход в неприятельские полки и разглашение неприятелю военных тайн. Впоследствии, однако, правительство неоднократно при-бегало к угрозам лишить «нетчиков» детей боярских как поместий, так и вотчин. «Нетчики» доходили до того, что дерзали похваляться неявкой на службу к сроку; правительство в 1665 году объявило: «кто дерзнет вперед такие речи говорить, а ве-ликому государю про то будет ведомо, и ему быть в жестоком наказании и в государевой опале, а поместья и вотчины отдать в раздачу». В 1671 году половина вотчины наравне с поместьями была отписана у тех ратных людей, которые, «забыв страх Божий и крестное целование», не явились к сбору на службу или сбежали из полков. Правительство объясняло это распоряжение тем, что неис-правно служащие вотчинники-«нетчики» наносят важный ущерб внешней обороне государства. «Дворяне и дети боярские, — говорит указ 1675 года, — по наряду на государеву службу, в полки бояр и воевод на указные сроки и после сроков ленью своей и огурством не приезжают, а иные, побыв на службе в полку малое время, из полков бегают и живут в домах своих, в избылых, а люди они полные, и поместья и вотчины за ними жилые и дачи не малые, и с тех поместий и вотчин полковую службу служить им мочно без съезду». Между тем, продолжает указ, «неприятельские люди, проведав про то малолюдство, приходят на полки бояр и воевод и под государевы города войной и разорение чинят большое, а боярам и воеводам, будучи в полках, над воинскими людьми промыслу и поиску за малолюдством учинити некем»24. Вотчины и в некоторых других отношениях приравнивались к поместьям. Весьма знаменательным в этом смысле является указ 1621 года, коим вотчинникам так же, как и помещикам, запрещено было пустошить свои земли, как если бы вотчины были такой же казенной землей, как и поместья. Московское правительство, в этом случае, видело в вотчинной земле, как и в поместной, одинаково служилую землю, запустение которой наносило ущерб военной силе государства, ослабляя ратных людей. Поэтому, если оказывалось, что вотчины служилых людей, как и поместья, запустели «не от войны, не от гонения и не от насильства соседей, но от собственного их нестроения и воровства», то дворян и детей боярских в таких случаях велено было «бить кнутом, а в службе взять на них поруки, чтобы им служити, а будет в ком поруки не будет и тех сажати в тюрьму». Приравнивая вотчины к поместьям, правительство в некоторых местностях стесняло обращение вотчинных земель между различными разрядами служилых людей. Особенно строгое постановление включено было в Уложение о вотчинах казаков; им велено было своих казачьих вотчинных земель никому не продавать и не сдавать. Совершенно воспрещено было также Уложением обращение поместных и всяких земель между русскими и инородцами (татарами, мордвой, чувашами, черемисами, вотяками и башкирами). Подтверждая указ 1636 года, Уложение воспретило также белозерским помещикам продавать и менять свои вотчины людям других чинов. Предохраняя от обезземеливания украинских вотчинников и помещиков, пра-вительство неоднократно воспрещало московским дворянам, более богатым вообще, покупать без государева указа вотчины в украйных и польских городах. Указ 1637 года об этом предмете не был повторен Уложением. Ho позднее, с 1672 года, издан был ряд указов, ограничивавших обращение земель между украинцами и служилыми людьми московских чинов. Указы эти разрешали продажу и мену земель только между самими украинскими владельцами, но московским дворянам и другим чинам запрещали приобретать заказные земли на южной окраине и «сживать украинцев с земель»25. •5 Вотчины, по способу приобретения, разделялись на родо-вые, выслуженные (пожалованные правительством) и купленные. Эти три разряда вотчин существенно различались в отношении порядка наследования. Сообразно со служебным значением вотчинных земель, московское правительство ог раничивает право наследования женщин в родовых и выслу-женных вотчинах. Родовые вотчины не могли переходить по наследству к без-детным вдовам вотчинника. Эти последние исключались из круга наследников потому, что не могли отбывать той службы, какая требовалась от землевладельцев; им предоставлялось по закону наследовать только четвертую часть движимого имущества и их приданое. По отношению к вотчинам выслуженным, пожалованным государем за службу, правительство, в 1619 году отступило на некоторое время от указанного правила, разрешив переход их, по смерти вотчинника, в пожизненное владение к бездетной вдове. В этой перемене видят след усилившегося влияния зем-левладельческого класса после Смутного времени. С прибытием из плена патриарха Филарета положение дел изменилось. По его почину выслуженные вотчины были сравнены с родовыми, в отношении права наследования жен. Указом 3 декабря 1627 года правительство, сославшись на правила св. Апостолов и св. Отцов, велело исключать из жалованных грамот на вотчины статью, которой вотчинникам предоставлялось передавать пожалованные вотчины женам по наследству. Уложение 1649 года несколько смягчило это узаконение, а именно определило, что бездетная вдова имеет право на получение по наследству части выслуженной вотчины на прожиток, в пожизненное владение, но только в том случае, если она не может быть обеспечена из поместных земель умершего мужа или из его купленных вотчин26. Порядок наследования этих последних существенно отличался от наследования родовых имений; купленные вотчины безусловно могли переходить по наследству к бездетным вдовам. Первоначально, в 1572 году, правительство до крайности ог-раничило круг наследников купленных вотчин, а именно, про-давая земли из казны, оно не признавало наследственных прав на такие купли не только за женой, но и за родом. Ho затем, по настоятельным челобитиям лиц, покупавших казенные порожние земли, им было разрешено указом 1619 года передавать благоприобретенные имения по наследству и боковым родичам и жене. Уложение подтвердило этот указ о вотчинах, купленных как из казны, так и от чужеродцев, разрешив наследовать их женам. Это исключительное постановление о куп-? ленных вотчинах, отличавшее их от родовых и выслуженных, объясняется тем, что правительство, с одной стороны, хотело поощрить служилых людей к покупке казенных порожних земель, — с другой же стороны, дозволяя переход «купель» ко вдовам, могло иметь при этом в виду, что купленные вотчины обык-новенно были только придатком к наследственным имениям, были менее значительны, и что, следовательно, вдовы, наследуя их, получали в свое владение меньшую часть имения мужа, в котором и находили себе лишь необходимое обеспечение. В конце XVII столетия было узаконено новое существенное ограничение права передачи вотчин по наследству. Уложением царя Алексея Михайловича и новоуказными статьями был точно определен порядок законного наследования в родовых вотчинах, но собственникам предоставлялось, выражая свою волю в духовном завещании, передать ее тому или другому из родственников. Это право было отнято у вотчинников указом 1679 года. Посмертная воля собственника, по этому указу, не признавалась, раз она не согласовывалась с установленным законом порядком наследования лиц по степеням родства: «кто напишет в духовной свою родовую, или выслуженную, или купленную от родичей вотчину мимо детей своих, сыновей и дочерей, братьям родным и родственникам и чужеродцам, и по тем духовным тех вотчин не дава- ти, а давати по уложению умершего детям; а будет детей нет, и те вотчины отдавать родственникам, а по духовным таких вотчин не давати». Одновременно, в 1679 году, для обеспечения того же законного перехода вотчин к нисходящим, запрещено было вотчинникам дарить свои земли (поступаться безденежно) родственникам или чужеродцам, помимо детей и родных внучат27. По отношению к выкупу родовых имений законодательство XVII века твердо держится начал, установленных Судебником Иоанна IV, и почти не дает им дальнейшего развития. Соборное Уложение царя Алексея Михайловича в главе XVII «О вотчинах» лишь пересказывает положение статьи 85 Судебника 1551 года, определяя, что право выкупа родовых вотчин принадлежит только боковым родственникам, которые не были свидетелями сделки. Срок выкупа узаконяется прежний — сорокалетний. Подтверждается далее старое правило о выкупе только наследственных, но не благоприобретенных вотчин.? За несколько лет до Уложения, при Михаиле Феодоровиче, была сделана попытка облепить для родичей возвращение роду вотчины, проданной в чужие руки. Судебник предоставил определение выкупной цены полюбовному соглашению сторон: «не полюбовно вотчины не выкупити». He желая возвращать вотчины, чужеродец, купивший ее, мог, таким образом, назначить на выкуп несоразмерно высокую цену. В предупреждение этого была установлена правительством выкупная цена вотчины, сначала, в 1619 году — общая для всех местностей — по полтине за четверть в трех полях (по современному счету, по 42,3 рубля за десятину); затем в 1621 году — особая для четырех разрядов земель по уездам, от полтины до 2 рублей за четверть в трех полях (за десятину — от 4 до 18 рублей с копейками на наши деньги). Эта мера должна была оказать существенную помощь родичам при выкупе их родовых имений, особенно в тех случаях, когда лицо, купившее вотчину, требовало за выкуп ее цену, превышающую ее действительную стоимость. Уложение 1649 года отменило этот закон, но, со своей стороны, для обеспечения пользования правом выкупа родовых вотчин, определило, что вотчина должна быть выкупаема по той цене, за какую она была продана: «выкупать вотчины по купчим, в чем которая вотчина продана». За все же хозяйственные улучшения в выкупаемых вотчинах была назначена добавочная плата: родич, выкупающий вотчину у чужеродца, должен платить ему за пашенную землю, расчищенную им из-под лесной поросли, по 3 рубля за десятину; за новые сенные покосы по 3 рубля за десятину и за каждый прибылой крестьянский двор по 50 рублей; за выстроенные же им дома и различные строения вознаграждение назначается по оценке сторонних людей. Что касается до права выкупа заложенных вотчин, то Уло-жение совершенно сравняло его с правом выкупа проданных вотчин — в определении круга родственников, имевших это право, а также срока и цены выкупа. Заложенную землю, кроме боковых родичей, имел право выкупить также и сам собственник. Особыми постановлениями Уложение старалось обеспечить за ним осуществление этого права и указало, что лицо, выдавшее деньги под залог вотчины, не должно отказываться брать цену залога от вотчинника — залогодателя, с целью окончательно завладеть его вотчиной, оттягать ее, принудив его пропустить срок выкупа. 12*? Постановления о выкупе, принятые Уложением, впослед-ствии, до времени Петра Великого оставались без всякой пере-мены: они были только подтверждаемы и поясняемы частными узаконениями. Коренных изменений не было сделано в них и Петром Великим. Основные начала права выкупа, установленные в 1551 году, дожили почти до середины прошлого века (XVIII в. — Ред.); они были существенно изменены только законами 1737 и 1744 гг. Первым из этих законов ,назначен был, взамен сорокалетнего, только трехлетний срок выкупа; вторым — преимущественное право выкупа проданных и заложенных земель предоставлено было прямым потомкам вотчинника; для род-ственников же боковой линии, в противность прежнему порядку, право выкупа заключено было в теснейшие пределы28. 6 Развивая начала вотчинного законодательства предшество-вавшего века, правительство XVII столетия принимает меры к ограничению и пресечению перехода вотчин во владение церкви. Соборный приговор 1580 года не достиг своей цели, не остановил быстро увеличивавшегося скопления земель в руках церкви и особенно монастырей. Запрещение вотчинникам сдавать земли «по душе» в монастырь не могло стеснять предсмертных распоряжений вотчинников, поглощенных мыслью о спасении своей души. Между тем, соборным приговором разрешено было монастырям владеть завещанными им землями до выкупа этих земель родичами или казной. На практике это узаконение имело бы значение только в том случае, если бы правительство могло иметь постоянный бдительный надзор за всеми землями, которые завещались монастырям. При отсутствии же надзора завещанные вотчины оставались во власти монастырей на неопределенное время, потому что их не выкупали ни родственники, ни казна, не знавшая о них. В 1622 году правительство особым указом само отказалось от выкупа вотчин, проданных монастырям или отданных им «по душе» с 1580 года и не выкупленных до 1613 года, и признало их собственностью монастырей по давности владения: «потому что те вотчины застарели в монастырях многими леты». Постановления соборного приговора 1580 года редактировались со времени указа 1619 года иначе, чем прежде, и более сообразно с их истинным смыслом. В жалованных грамотах на вотчины правительство уже прямо разрешало землевладельцам давать вотчины в монастырь, но только до выкупа, причем поясняло, что «в монастырь та вотчина по прежнему Уложению некрепка», так как она должна быть выкуплена из монастыря родичами или, за неимением их, казной по установленной цене. Между тем быстрое увеличение церковных и монастырских вотчин все более обращало на себя внимание правительства. По данным 1623 года в Московском уезде преобладающее количество пашни принадлежало монастырям; в их владении находилось около половины всей возделанной земли в Московском уезде (43,65%), до 93 тыс. десятин. Уложение 1649 года приняло решительные меры для сокращения церковного и монастырского землевладения. Постановления Уложения по этому вопросу принадлежат к числу важнейших новых узаконений, внесенных в этот замечательный законодательный памятник. Вопрос о церковных землях обсуждался на одном из соборов, вырабатывавших все новые законы Уложения. Царь Алексей Михайлович «об этом советовал со Отцом своим и Богомольцем, Святейшим Иосифом Патриархом Московским и Всея Руси и со всем освященным собором», а также «говорил со своими государевыми бояры». Духовенство в 1648 году должно было признать необходимость наиболее действенных мер для пресечения перехода вотчин в монастыри и сделать то, чего не сделал духовный собор 1580 года. Теперь, в добавление к прежним запрещениям покупать и принимать в заклад вотчины, — патриарху, митрополитам, архиепископам, епископам и монастырям было решительно воспрещено принимать вотчины «по душам в вечной поминок, никоторыми делы»; запрещено было принимать такие вотчины хотя бы и временно, до выкупа: «а кто и напишет вотчину в монастырь по духовной, и тех вотчин в монастыри по духовным не давати» и в Поместном приказе за ними не записывать. Если родственники не захотят немедленно выкупить вотчины, то душеприказчики должны продать ее сторонним людям, а деньги дать в монастырь. В случае нарушения этих правил, вотчина берется в казну безденежно. Одновременно был закрыт и другой путь перехода вотчин в монастыри — при пострижении вотчинников в монахи. У вла-дельцев вотчин отнято было право отдавать их в монастыри при пострижении, а равно и самим им велено было «постригшись, в монастырь вотчин отнюдь не держать». Изрекая монашеский обет, они обязаны были или продать свои земли, или отдать их родственникам с тем, чтобы те их «кормили и одевали и всяким покоем покоили до смерти». Наконец, Уложение 1649 года не только положило предел на будущее время увеличению церковных имуществ, но и оп-ределило отписать на государя часть этих имуществ, хотя и не-особенно значительную. Все «патриарши, митрополичьи, вла- дычни и монастырские слободы в Москве и других городах, а также все их пригородные вотчины, стоящие в ряд с посады» и населенные торговыми и промышленными людьми, наравне с такими же слободами бояр и других служилых людей, были взяты на государя в тягло, всего более 10 тыс. дворов. Эта мера затрагивала интересы всех вообще землевладельцев и вызвана была заботой об охранении не служилых людей, а тяглых, но чувствительнее всего должна была она отразиться на духовенстве, как на крупнейшем вотчиннике29. 7 Известным указом Петра Великого о майорате 1714 года поместья были сравнены с вотчинами под общим наименованием «недвижимых имений». Слияние поместий с вотчинами было вполне подготовлено законодательством XVII века. Московскому правительству не было надобности строго ох-ранять начала поместного землевладения и стремиться к его раз-витию в ущерб землевладению вотчинному, так как вотчины в то время были обязаны службой государству наравне с поместьями; одни и те же начала, замечает Градовский, были проведены через всю систему поземельного владения; несвободное положение служилого класса обусловливало и несвободное положение его собственности. Для правительства, уверенного в вечной и бесповоротной службе дворян, становилось до известной степени безразлично, с какой земли, поместной или вотчинной, будут они служить. Поэтому оно нередко передавало служилым людям часть их поместных владений в полную собственность. Пожалование ча-сти поместий в вотчину было обыкновенной милостью москов-ских государей служилым людям за участие в каком-либо труд-ном походе. Поместье превращалось в вотчину, которую, со гласно жалованной грамоте, собственник мог «продать и заложить и в приданое дать», без доклада Поместному приказу. Царь Василий Иоаннович Шуйский пожаловал в вотчину служилым людям по 20 четвертей со 100 четвертей поместного оклада «за московское осадное сиденье и за неотъезд к самозванцу тушинскому вору». Такие пожалования стали особенно часты со второй половины царствования Алексея Михайловича. По заключении Андрусовского перемирия с Польшей в 1667 г., после долгой и трудной войны, всяких чинов служилым людям даны были земли из поместий в вотчину за то, что они «Великому Государю служили, против польских и литовских людей мужественно и храбро стояли, промысел всякий чинили и от Княжества Литовского в перемирии уступку годную и прибыльную Великой Руси учинили». При этом боярам дано было в вотчину по 500 четей земли, окольничим по 300 четей, думным дворянам и думным людям по 200 четей, а другим чинам: дворянам московским, городовым дворянам и детям боярским и так далее, по 20 четей со 100 четей поместного оклада. Первоначально служилые люди награждались за особые заслуги; с течением времени награды эти стали выдаваться скорее в силу обычая всем участникам похода. Так служилые люди награждаемы были вотчинными дачами за поход против Стеньки Разина, по случаю заключения мира с крымским ханом и турецким султаном в 1681 году, и с Польшей в 1686 году, за скорый приезд к Троице-Сергиеву монастырю в 1682 году на защиту государей Иоанна и Петра Алексеевича от взбунтовавшихся стрельцов 30. Значительное количество государственной поместной земли переходило таким образом постепенно в полную собственность дворян и детей боярских. Переход этот усиливался еще более вследствие неоднократно разрешавшихся правительством с XVI столетия покупок поместий в вотчину. Оставшиеся за раздачей, порозжие поместные земли в Московском уезде про-давались желающим еще по указу 1573 года. При Михаиле Фе-одоровиче продавались с разрешения государя как подмосковные, так и городовые поместья. Уложение постановило «продавать поместные земли помещикам в вотчину по государеву именному указу, что Государь пожалует» . Впоследствии порядок этой продажи был упрощен; по указу 1676 года, служилые люди могли покупать себе вотчины и без именного указа, а за пометами думных дьяков на челобитных. В это время, в конце XVII столетия, правительство постоянно рекомендовало помещикам покупать в вотчину так называемые примерные земли, то есть те земли, которые распаханы были ими в пределах отведенных им угодий, сверх определенного оклада пашни, и подлежали отрезке в казну. «Что за окладом будет в лишке примерные земли и те земли продавать им же в вотчину, а деньги имать по уложенью». Эти земли отдавались в поместье или продавались посторонним только в том случае, если владельцы отказывались от покупки их в собственность31. Дозволяя, с одной стороны, переход поместий в полную собственность владельцев, правительство, с другой стороны, предоставляет помещикам все в большем объеме права распо-ряжения на поместные земли. По законам времени полного развития поместной системы (1649 год) помещикам, как указано выше, разрешалось менять поместья и не только на поместья, но и на вотчины. В некоторых уездах, однако, преимущественно на южной и юго-западной польской окраине и на Белом озере мена поместий до конца столетия ограничивалась особыми узаконениями, изданными в 70-х и 80-х годах. В столь же широких размерах, как и мена поместий, практиковалась с дозволения закона сдача прожиточных поместий, состоявших во владении отставных дворян или их вдов и детей. В 1676 году разрешено было сдавать поместья также всем помещикам, состоявшим на службе, причем было определе но, что лица, сдавшие свои поместья, теряют право на по-лучение новых поместий. Вслед за тем, однако, это право сдачи было существенно ограничено. В следующем же 1677 году постановлено было, что лицо, состоящее на службе, не может сдавать другим более половины своего поместного имения. Ho, разрешая безусловно сдачу поместий, правительство преждевременно зашло слишком далеко по пути слияния поместий с вотчинами; сдача поместья за деньги была скрытой продажей поместья. Ввиду этого, указом 1685 года было определено, что служащие помещики могут только поступаться безденежно половиной поместья и не имеют права сдавать его за деньги32. В отношении порядка наследования, поместья все более уравнивались с вотчинами. «По новоуказным статьям 1676 года, — говорит Кавелин, — мать, жена и сыновья помещика, оставившего после себя небольшое поместное имение, делят его между собой по равным частям, а дочери получают из него вдвое меньшие части, чем прочие наследники. Затем завелся обычай давать поместье в приданое по частному условию, а не по распоряжению правительства. Также начали чаще и чаще оставлять за сыновьями, внуками и правнуками все поместья их отцов, дедов и прадедов, не обращая внимания на то, совершеннолетние они или нет, имеют ли они или не имеют своих поместий, достанется ли им вследствие этого больше поместьев, чем следует по окладу, или нет». Живя из поколения в поколение на одном и том же поместном участке, помещики, естественно, начинали смотреть на него, как на свою родовую собственность — отчину, в собственном смысле этого слова. Они говорили, что заслуги отцов и дедов дают им право на владение наследственным поместьем. Так, один из предков известного мемуариста прошлого века Болотова, Кирило Ерофеев, защищал свои права на родовые поместные пустоши, между прочим, такими доводами: «С этих пустошей все наши родичи служили; четверо их убито, а двое в полон взято; не вели, Государь, отнимать за кровь и за раны выслуженное поместье». Земля, данная в поместье на южной окра-ине Болотовым при Иоанне Грозном, сохранялась в их роду до Петра Великого и тогда сделалась их вотчиной, не только на деле, но и по праву. Слияние поместий с вотчинами делало еще большие успехи в жизни, чем в законодательстве. В последние годы XVII сто летия, как это видно из актов частных сделок, многие помещики считали уже, что они имеют в полном объеме право распоряжения поместьями. Один служилый человек закладывает в 1693 году свое поместье и при этом делает оговорку о нем, как бы о своей вотчине: «а мне, Леонтию и жене моей, и детям моим, и родственникам моим на него Марка (заимодавца) и его родственников о повороте той земли не бить челом». Другой, Данило Маслов, поступаясь в 1697 году обиженным им лицам своей поместной землей, говорит о ней, как о своей полной собственности: «а те четверти у меня никому не проданы и не заложены, и не променяны, и ни у кого ни в каких крепостях не укреплены». Указы Петра Великого и Анны Иоанновны, сравнявшие поместья с вотчинами, только довершали то, что было подготовлено законодательством и еще более жизнью предшествовавшего столетия33.