4.3. «Скрытые» отношения детерминации как резерв социального управления

В параграфе 4.3 анализируется роль фоновых знаний, показывается необходимость их рационализации и структурирования с целью повышения эффективности социальных технологий (на примере внедрения в России «электронного правительства» и «нового государственного менеджмента»).

Еще известные эксперименты Э. Мэйо показали, что далеко не все факторы, определяющие эффективность производственного процесса, могут быть упакованы в рациональную форму, выражаемые понятиями цель, план, контроль, организация, коррекция на основе обратной связи и т.п. Однако во взглядах на управление еще долгое время продолжала сохраняться вера в полное превосходство рационализации над «неотрефлексированными» формами знания. Постепенно ситуация стала меняться в сторону признания более глубокой взаимозависимости рациональных и нерациональных, а также явных и неявных компонентов знания в деятельности социальных акторов.

В сферу пристального внимания попали и те знания, которые в явном виде не фиксируется в актах коммуникации, но предполагаются «по умолчанию», образуя поле взаимопонимания социальных акторов. Одно из названий такого знания - знания фоновые. Фоновым знанием может являться вся совокупность понятийных средств. Однако в актах коммуникации это более узкий фрагмент знаний, определяющий адекватность восприятий и соответствующих действий. Неадекватность проще заметить, например, в переводах с одного языка на другой, поскольку возможно рационализировать значения и смыслы фраз в соответствующих контекстах общения. Сложнее дело с заимствованиями социальных технологий, так как в общение вовлекаются представители разных культур и разных уровней готовности к совместным действиям в рамках одной и той же культуры. Социальные технологии трансформируют («конструируют»)

реальность на основе «знаниевых» ресурсов, в которых фоновые знания могут стать решающими в плане эффективности применения.

Фоновое знание в «обществе знания». В свое время Г. Гарфинкель предложил оригинальный способ исследования социального мира в его повседневном существовании - этнометодологию, в которой понятие «фонового ожидания» (фонового знания) приобрело значительную концептуальную нагрузку.

Г. Г арфинкель исходил из того, что значение любого знака определяется не столько взаимным их соотношением, сколько тем, как используются знаки . Т.е., детерминанты социальных коммуникаций и социального порядка в целом заключены не столько в «словарных значениях», сколько во внутренней структуре локального взаимодействия и спонтанной активности индивидов с их особой практической рациональностью.

Содержание понятия максимально раскрывается в широком контексте его использования. Во внутреннем мире человека контекст представлен языковой - вербальной и невербальной - средой. Поскольку знания превращаются в главный ресурс современной социальной динамики, интерес к социологическим исследованиям роли фонового знания должен только возрастать. Возрастают возможности социальных акторов генерировать знания с целью изменения общественных отношений в соответствии со своими потребностями.

В контексте «чужого» фонового знания успешные в своей культуре социальные технологии могут приобрести неадекватное воплощение. Неизбежно возникают «непредусмотренные» коммуникационные конфликты, которые понижают эффективность социальных технологий. Подобные конфликты были не так значимы на индустриальной стадии, когда творческий труд, в том числе управленческий в производственном цикле, составлял менее значительную долю. Рационализация методов управления, например, в «научном менеджменте» Ф. Тейлора, позволяла ликвидировать фоновые искажения за счет более строгого разделения функций и подбора персонала. Работники, которые не

Garfinkel H. Ethnometodological Stadies of Work. Stadies in Ethnometodology. L., 1986. - P.

соответствовали «фоновому звучанию» коммуникаций в производственных операциях, передвигались на более низкую ступень квалификации, либо вытеснялись на обочину рынка труда.

В обществе знания приобретает первостепенную значимость креативность не только отдельных индивидов и элитарных слоев, но и творческое участие широких социальных групп, что влечет за собой требование более высокой коммуникационной согласованности. В этом плане фоновое знание в «обществе знания» в гораздо большей степени, чем ранее, определяет

конкурентоспособность организаций, любых социальных групп и сообществ. Из «вялого» режима рационализация фонового знания превращается в значимую проблему разработки и реализации социальных технологий^[417].

Чем важен для социологии анализ фонового знания как специфического фактора детерминации?

Во-первых, тем, что может способствовать развитию общей теории социальных технологий, если считать целесообразным создание такой теории «среднего уровня» по примеру общей теории систем, теории конфликта и т.п. Социальные технологии погружены в контекст обыденных практик. Установка на анализ фонового знания предполагает операционализацию таких понятий, как культурный фон, язык, явное и неявное знание, формальные и неформальные отношения в социальных группах и т.п. Этим определяются более «приземленные» практические координаты применения социальных технологий, привязанные к конкретным актам коммуникации.

Есть и контраргументы. Например, в теориях управления, начиная с Тейлора, также стремились создать единую общую теорию, однако в итоге пришли к признанию мультипарадигмальности концепций управления. Но и не ставя задачу создания общей теории социальных технологий, следует признать важное социологическое значение понятия фонового знания, так как это понятие конкретизирует проблематику социальных технологий для определенных условий и разных субъектов коммуникаций.

Во-вторых, важность понятия фонового знания проявляется в конкретизации вопросов о том, чему и кому служит та или иная социальная технология, каковы мотивы субъектов на всех этапах применения технологий, как устранить коммуникационные разрывы, создающие опасность провала технологии или снижения ее эффективности.

В-третьих, понятие фонового знания позволяет более пристально вести анализ неизбежно нарастающего процесса трансфера технологий, включая заимствование управленческих подходов. От технологий ждут более эффективного использования имеющихся ресурсов в условиях конкуренции. В выигрыше оказываются те организации и страны, которые сумели адаптировать к своим условиям наибольшее число успешных в мировой практике технологий.

Меньше проблем с переносом производственных «поточных» технологий. В частности, некоторые российские технологии, связанные с энергетикой и вооружением, успешно работают в других странах. Специфика местных социальных факторов может не иметь решающего значения. Но сложнее с теми технологиями, в которых скрытые параметры играют решающую роль, не давая желаемых результатов. Так, например, стремление ведущих американских автомобильных концернов внедрить организационный «метод Тойоты» не позволяют достичь японских результатов. Рационализация американского производства в духе концепций «intime», «5S», «канбан» и т.п. действительно продвигает вперед, но отставание «на чуть-чуть» не преодолевается . В «тойотизации» американского автопроизводства участвуют и сами японцы, ^[418] впрочем, не особо высоко оценивая американские успехи, связанные с технологической рационализацией любых задач. Считается, что на вершине японской пирамиды «регуляторов» производственной активности находятся не поддающиеся алгоритмическому выражению гуманитарные, в частности, морально-эстетические ценности, а не классическое «западное» рационально­технократическое стремление к максимальной прибыли с отдельными «довесками» в виде социальных параметров.

Наиболее сложные вопросы относятся к переносу социальных технологий. Копирование операций и процедур не гарантирует успеха применений социальной технологии в иной культуре. Да и сами субъекты успешного использования технологии, в силу ее «погруженности» в сферу неявного знания, не имеют полного понимания всего спектра явных и скрытых предпосылок ее эффективности.

Сложное строение фонового знания. Исследования лингвистов и психологов позволяет наметить некоторые характеристики того сложного «букета значений» любой единицы текстового или речевого сообщения в контексте коммуникаций, который сопровождает применение социальных технологий.

Во-первых, субъект создает сообщение в некоторой индивидуальной «упаковке» (индивидуальное значение). Во-вторых, это значение превращается в общее значение, опираясь на «культурные значения», которые существуют в данном сообществе, и только после этого приобретает окончательную форму. Для расшифровки сообщения действует обратная процедура: (а) общее значение, (б) культурное значение, (в) индивидуальное значение.

Понятно, что все этапы шифрования-дешифровки определяют конечную адекватность сообщения. На уровне индивида действуют некоторые личными предпочтениями, детерминирующие отбор смыслов в культурно-историческом фоне. «Взаимопереходы» общих и культурных значений представляют собой особо важное звено, так как именно здесь в максимальной степени концентрируются фрагменты социального опыта, предопределяющего

адекватность представлений о необходимом порядке действий. Реакции субъекта даже при одинаковой форме сообщений могут существенно отличаться.

В этом плане правомерно расширить утверждение А.А. Леонтьева о «национальных смыслах» различных единиц словарного состава каждого языка⁴⁵⁰. Сообщения могут кодировать несовпадающие значения и действия людей в разных национальных культурах. Или требовать уточнения значений и дополнительных действий, которые предполагались первоисточником сообщения по умолчанию. Или «включать» в оборот те значения, которые вообще не имелись в виду первоначальным сообщением. Иначе говоря, возникает целый комплекс фоновых проблем при переносе технологий из одной культуры в другую.

В рамках одной культуры также важны проблемы переноса технологий от одного субъекта к другому по всей цепочке ответственных лиц в системе управления.

Это является показателем глубоких расхождений фонового знания у «групп принятия решений». Привычные технократические парадигмы индустриального общества, основанные на линейном позитивистском мышлении, доминируют в пространстве российских знаний и противоречат запросам «общества знания». Социально-гуманитарные науки оттеснены на периферию подготовки решений. Способные совместно с техническими специалистами к собиранию целостного образа социальных технологий, представители этих наук по разным причинам не «встроены» в механизмы корректировки всего пути этих технологий.

«Технические», «гуманитарные» специалисты и практические управленцы говорят фактически на разных языках в силу несовпадения «фоновых значений» при употреблении одних и тех же слов. Должны быть площадки «согласительных процедур», где бы отрабатывались и согласовывались значения ключевых понятий у основных субъектов реализации социальных технологий.

«Электронное правительство» и «Новый государственный менеджмент» (НГМ) как социальные технологии управления. Эти две известные технологии применены в России с целью модернизации управления социально - экономическими процессами. Технологии применяют не изолированно, а «в пакете», прописываясь в базовых российских документах^[419]. Правда, в отличие от «электронного правительства», концепция «нового государственного менеджмента» не упоминается в официальных документах. О ней говорят в научных публикациях и материалах различных конференций. Но идеи НГМ находят явное применение в российской практике государственного управления.

Электронное правительство. В своем сравнительно узком лексическом своем значении понятие «фонового знания» сразу же проявляет несовпадения в понимании целей и задач этой технологии. Буквальный перевод термина electronic government сдвигает всю проблематику преимущественно в техническую сферу. Смысл сводится лишь к использованию государственными структурами электронных ресурсов для упрощения способов и форм контактов с гражданами (электронные обращения, переписка, службы «одного окна» и т.п.).

Т.е., буквальный перевод отсылает к «заботе государства о гражданах», не включая импульс к изменению формата власти в российском обществе.

В английском языке government означает не только собственно правительство (есть еще и другие ветви власти), но вообще - управление и формы правления. Иначе говоря, термин electronic government кодирует название новой формы социального управления, которая адекватна информационному обществу и построена на иных принципах взаимоотношений власти и общества. И это не «трудности перевода». Это - иные концептуальные и практические проблемы внедрения электронного правительства в «тело» российской государственности и иные акценты в интерпретация соответствующих показателей, зафиксированных в базовых российских документах, прописывающих этапы перехода страны к информационному обществу.

В частности, ООН использует Индекс готовности стран к электронному правительству (рассчитывается ежегодно). Россия в последнее десятилетие занимает места в диапазоне шестого десятка стран, чему много причин. Но, может быть, глубинная «эпистемологическая причина» заключается в привычной для индустриального общества центрированности всего фонового знания на технократических трактовках. Успешные в других странах технологии воспринимаются субъектами управления и населением в привычным диапазоне чисто технических показателей. Иные показатели международных рейтингов (административные барьеры, независимость судебной системы, свобода прессы и т.п.) либо «упускаются» в фоновом знании, либо воспринимаются как некоторые менее значимые дополнения к техническим показателям.

Концепция Нового государственного менеджмента (НГМ). Эта концепция с ее плюсами и минусами уже выше анализировалась и была показана важнейшая роль фонового знания в плане обеспечения эффективности управления. Здесь только подчеркнем, что технология нового государственного менеджмента в других странах была запущен на базе более подготовленного фонового знания, содержащего в себе привычки и навыки лояльного поведения граждан по отношению к государственным структурам, следования принятым правовым и административным решениям, сотрудничества с органами власти, отстаивания собственных прав с помощью соответствующих институтов (которые либо есть, либо создаются) и т.п.

Структура фонового знания в контексте проблематики социальных технологий. Анализ фонового знания под углом зрения классического подхода, безусловно, важен. Категории теоретического-эмпирического, теоретического-практического, чувственного-рационального и т.п., образуют философско-методологическую и социологическую базу исследований фонового знания как определенного среза знания вообще. Но классический подход еще не специфичен для проблемного поля социальных технологий как технологий управления.

В социологии проблематика социальных технологий настраивает на поиск подходов, увязывающих в органическое единство весь «жизненный путь» технологии - от постановки целей и формирования концепции до сложнейших проблем их реализации на каждом этапе в специфических контекстах коммуникационных актов. Приходится иметь в виду вообще определяющую роль «знаниевых» ресурсов. Это, помимо прочего, ставит задачу взаимной «подгонки» социальных технологий и фонового знания для конкретных ситуаций.

В этом плане особое значение приобретает дифференцированный подход к субъекту социального действия. Если взять за основу дифференциации идеальные типы социального действия по М. Веберу, то можно видеть всю сложность коммуникаций разных субъектов, определяющих успех (или неуспех) реализации социальной технологии.

Во-первых, речь пойдет о социальных группах, действующих целерационально, а не аффективно или традиционно. Для этих групп характерна ориентация на сопоставление и выбор целей, на средства достижения и на корректировку побочных результатов действий. Во-вторых, это группы ценностно-рационального действия, опирающиеся на веру в абсолютную ценность определенного поведения, независимо от того, к чему оно приведет. В- третьих, это группы, склонные к аффективному поведению под влиянием сильных эмоций. В-четвертых, это социальные группы, в которых индивиды действуют традиционно в соответствии с выработанными привычками.

В актах коммуникации в отношении одних и тех же сообщений у индивидов из названных групп будут «включаться» разные фоновые знания. Рационально прозрачное и приемлемое для первой группы, может оказаться совершенно неприемлемым для второй, третьей и четвертой. Рационально выстроенные инновационные решения на уровне первой группы могут быть непонятыми в фоновом знании третьей или четвертой группы или существенно деформироваться в контексте ценностей второй группы. Все варианты должны быть просчитаны на уровне проектов социальных технологий и корректироваться по ходу их реализации. Эти расчеты, конечно, могут быть связаны с организационными и финансовыми затратами, но последние будут явно, чем возможный ущерб от провала конкретной социальной технологии и ее фактической дискредитации. Учет специфики конкретных групп субъектов социальных действий предстает как необходимая часть работы по внедрению социальной технологии. Подобный учет требует разработки тех типологий самого фонового знания, которые надо будет вводить под реализацию каждой социальной технологии.

Некоторые современные типологии знания в менеджменте могут задать общий вектор поисков и типологий фонового знания. В частности, речь идет о следующих типологиях:

- П. Друкер в середине 90-х годов предложил классифицировать знания по способу их реализации: научное знание - явное знание - techne (умения и навыки);

- И. Нонака и Х. Такеучи примерно в то же время ввели классификацию: явное знание (кодифицированное на носителях информации) и неявное знание (неформализованное);

- Э. Брукинг разделил знание на (1) знание о цели, (2) систематические знания, (3) практические знания, (4) автоматические знания;

- Организация Экономического Сотрудничества и Развития (ОЭСР) сгруппировала знания по таким содержательным вопросам, как (1) Know what, (2) Know why, (3) Know how, (4) Know who.

Примечательно, У. Бек, характеризуя мировое общество риска, прямо говорит о том, что в нем доминирует незнание: «Мировое общество риска является обществом незнания в самом прямом смысле. В противоположность домодерновой эры оно не может быть преодолено большим и лучшим знанием, большей или лучшей наукой; скорее, как раз наоборот: оно - продукт большей и лучшей науки. Незнание правит в мировом обществе риска. Так, жить в среде созданного незнания означает искать неизвестные ответы на вопросы, которые никто не может ясно сформулировать»^[420]. У. Бек особо подчеркивает: взрыв ядерного реактора в Чернобыле сопровождался «взрывом незнания», что, по существу, привело к образованию «пост-Чернобыльского мира»^[421]. В трактовке социолога незнание - весьма сложное знание: даже ученые не могут все рационально выразить, в таком знании присутствует важный компонент фонового знания.

Сюда же следует отнести «культуральные структуры», Дж. Александера, также содержащие фоновое знание.

Имея в виду подобные классификации и подходы, можно было бы предпринять попытки «более социологического» структурирования фонового знания для контекстов использования социальных технологий. Ниже приведены некоторые варианты подобного структурирования.

Вариант А. По сфере (географии) применения социальных технологий фоновые знания правомерно разделить на:

- универсально-рациональные (общепринятые) знания;

- страноведческие знания;

- локальные знания;

- анклавные знания.

Трансфер социальных технологий предполагает фокусировку внимания на изменение значений и смыслов ключевых понятий на каждом уровне. Успех применения технологии на одном уровне, например, в одной стране, совершенно не гарантирует успеха на другом уровне - в другой стране. Анализ должен позволить определить (по возможности - превентивно) самые опасные точки разрывов коммуникаций и обеспечить непрерывность перехода концептуальных смыслов от одной группы реализации социальной технологии к другой с минимальными деструктивными моментами и коммуникационными конфликтами.

В частности, «новый государственный менеджмент» вместе с «электронным правительством» с трудом преодолевает бездорожье российского страноведческого знания. Убедительная на уровне универсальных рациональных аргументов контрактная и конкурсная система найма государственных служащих часто трансформируется в фильтр отбора «своих людей» в иерархии власти. А переаттестация кадров превращается либо в формальность, либо в способ избавления от неугодных сотрудников: все зависит от того, кто и как вводит новые технологии, какие фоновые знания доминируют. Самая большая опасность - это скрытые формы конфликта интересов, когда личные или групповые цели государственных и муниципальных служащих не совпадают с целями внедрения социальных технологией. Такие скрытые конфликты с трудом поддаются выявлению и рационализации, поскольку госслужащий представляет интересы государства и является «конечной инстанцией» решений на своем рабочем месте. В невероятной массе ежедневных решений субъектов властно-управленческой вертикали заметны лишь отдельные «провалы», которые со скандалом или без него устраняются. Система фоновых установок остается почти без изменений.

Фоновые знания управленцев не закреплены годами тренировки в рамках веберовских бюрократических конструкций, как в некоторых других странах. Они, эти знания, складывались в административно-командной системе, которая работала преимущественно «по указаниям сверху». Внедрение нового государственного менеджмента и электронного правительства тормозится не столько техническими недоработками, сколько неготовностью управленцев всех уровней к скоординированным действиям и налаживанию связей с научными экспертами. В самом фоновом знании прочно закрепилась установка на предварительное выяснение позиций «верхних» звеньев. Но в информационном обществе решение прецедентно возникающих задач все в большей степени зависит от знания именно локальных условий, с которыми «верхи» не знакомы, рассчитывая адекватные решения местных властей. Возникает замкнутый круг, который на практике замкнут все же не абсолютно. Движение происходит, но отставание от реализации подобных социальных технологий в других странах с более динамичным управлением сохраняется.

Вариант Б. По степени рациональной проработанности социальных технологий в фоновом знании правомерно выделить:

- философско-методологический уровень;

- специально-научный уровень;

- обыденный уровень.

Здесь наиболее сложный вопрос - это «вхождение» рациональных концепций в те контексты неотрефлексированного обыденного знания, в которых социальные технологии как раз и проявляют свою эффективность. Фоновое знание на этом обыденном уровне в значительной мере определяет степень успеха конкретных социальных технологий.

Известный тезис о плохом российском чиновничестве, о «тупости и коррумпированности всей системы» свидетельствует в то же время и о неумении самих «высокоинтеллектуальных» субъектов государственного управления, включая группы экспертов, совместить фоновое знание и внедряемые социальные технологии. Слабые результаты преобразований государственного управления в последние 20-25 лет объясняются, помимо прочего, и неспособностью учитывать несовпадение фоновых знаний у различных социальных и профессиональных групп, разговаривающих фактически на разных языках.

Такая «разноязыкость» легче преодолевалась в индустриальном обществе, с помощью экономического, административного и, часто, репрессивного принуждения, но в информационном обществе механизм принуждения срабатывает все хуже и хуже. Однако ожидания принуждения, а также привычки ждать команды «сверху», могут сохранять свое решающее значение как факторы, резко снижающие активность социальных акторов при внедрении новых технологий. Например, если социальная технология под названием «демократия» вводится в стране, где фоновые знания значительной части населения (включая крупных специалистов) формировались в условиях авторитарного управления, подчас даже в тюремных зонах или на ближайших к ним административно­командных территориях, то с необходмостью в реальном социальном пространстве непосредственных коммуникаций будет воспроизводиться структура соответствующих криминальных, полукриминальных или просто прежних командных отношений, а не «высокие стандарты народовластия». Проблема лишь в овладении навыками словесной имитации соответствующих процедур.

Правомерно сделать вывод, что использование технологий «электронного правительства» и «нового государственного менеджмента» идет в контексте привлечения отдельных специальных знаний преимущественно по линии технических проработок без системного социологического, философско­методологического и социально-гуманитарного обеспечения, что и свидетельствует о доминировании технократического подхода.

Вариант В. По различию субъектов управления социальными технологиями фоновые знания можно разделить на:

- знания разработчиков;

- знания управленцев, принимающих решения;

- знание исполнителей и со-участников.

Одна из сложнейших проблем состоит в том, что те фоновые знания управленцев-практиков и исполнителей, которые выходят на первый план в процессах коммуникации, представляют собой совсем не теоретические концепции сами по себе. Какие-то элементы теории эти субъекты управления могут держать в уме, но миллионы ежедневных решений менеджеров всех уровней непосредственно предопределяются, как правило, симультанными образами конкретных управленческих действий, опирающимися на прошлый опыт, навыки и интуицию, что предполагает совсем иные способы операционализации мыслительных конструкций. Поэтому, кстати, среди управленцев так устойчиво мнение, что управление - это не столько наука, сколько искусство действовать в постоянно меняющихся условиях, - искусство, в принципе не имеющее ясных рациональных алгоритмов.

Специфика «жизненных миров» на разных уровнях управления выводит проблемы фонового знания на первый план. Совершенно недостаточно согласованного понимания субъектами разного уровня управления технических параметров социальных технологий. Необходима выработка валидной социологической картины использования конкретных социальных технологий, что особенно важно при заимствованиях технологий из иной социальной среды. Возникает задача интеграции в фоновом знании как технических, так и собственно социальных знаний - социологических, экономических, политических и т.д.

Вариант Г. По аксиологическим основаниям фоновые знания правомерно выделить:

- уровень терминальных ценностей (ценности-цели, стратегические самоценности и т.п.);

- уровень инструментальных ценностей (ценности-средства, обеспечивающие реализацию ценностей более высокого уровня).

Рассогласование уровней создает противоречия, тормозящие или блокирующие процесс внедрения технологии. Такие противоречия,

в форме «оценок по результатам», отмечали специалисты экспертно­

консультативной группы Совета при Президенте РФ по развитию информационного общества.

В частности, эксперты отметили необеспеченность соответствующего инструментария и констатировали принципиальную невозможность достижения стратегических целей, представленных контрольными показателями по годам и на двух рубежах - 2015 год и 2020 год. В качестве инструментов назывались: кардинальное улучшение делового климата, развитие конкуренции, технология «электронного правительства», «электронного образования», «электронного здравоохранения», устранение информационного неравенство регионов и др. Важно подчеркнуть, что речь идет не столько о материальных и финансовых, сколько о не-вещных ресурсах, выражаемых такими понятиями как человеческий капитал, организационный капитал, социальный капитал, информация и т.п. Именно «знаниевые» активы, по преимуществу, выступают в роли социальных детерминант.

Расхождения терминальных и инструментальных ценностей заметны на всем поле российских реформ. Кадровые оценки профессиональных сообществ плохо учитываются, причем на всех уровнях государственной власти - будь то реформа образования или реформа Академии наук.

Классифицировать фоновое правомерно и по другим основаниям, учитывая каждый раз специфику введения конкретных социальных технологий.

Необходимость социологических исследований влияния фонового знания на эффективность социальных технологий. Важным инструментом повышения эффективности социальных технологий могли бы стать социологические исследования, нацеленные на анализ фоновых знаний. Прямых социологических исследований такого рода, насколько известно, не проводилось. Однако косвенно о роли фонового знания можно судить по некоторым проведенным исследованиям.

Косвенные подтверждения роли фоновых знаний получены в социологическом исследовании «Социальное управление в информационном обществе: Россия в оценках экспертов» (см.: Приложение).

Эмпирический материал подтверждает решающее во многих случаях значение фонового знания и необходимость обращения к его анализу.

Во-первых, по мнению экспертов, становление новой коммуникационной среды заставляет по новому форматировать «знаниевые ресурсы», требуя усиления практической направленности теоретических построений и создания новых форм организации социальной жизни в целом. Практика сразу вводит значительный объем знаний, которые могут не иметь явно выраженной рациональной формы в процессах коммуникаций. В чем-то ситуация напоминает тот период в истории, когда возникновение книгопечатания и издательского дела переформатировало коммуникации и привело к определенной стандартизации способов анализа и представления передаваемых сообщений. Происходил отход от замкнутых архаичных форм социального управления, выравнивались возможности разных социальных акторов, расширялся диапазон «степеней свободы» их действий в освоении природной и социальной среды. Новые социальные технологии также заставляют переформатировать знания, более эффективно вписать их в практический контекст коммуникаций, расширяя возможности человека в создании социальных новаций.

Во-вторых, почти в каждом интервью эксперты высказывали озабоченность несогласованностью действий различных субъектов управления в реализации конкретных задач построения информационного общества и внедрения соответствующих социальных технологий в России. Несогласованность между группами принятия решений заметна и на уровне верхних этажей управления. Заданные «сверху» административные решения не могут устранить фоновые различия в трактовке и конкретных значений ключевых понятий и в определении порядка действий субъектов управления на нижерасположенных уровнях.

В-третьих, эксперты отмечают определенное расширение групп субъектов, которые по факту включены в управление. Социальное управление начинает пониматься как «распределенное умение» социальных групп, граждан и соответствующих структур и институтов решать общественные проблемы. Успешность этих решений определяется не только системой формальных, например, государственных, институтов, что было ясно всегда.

Распределенность умений в информационном обществе приобретает решающее значение. Роль граждан и соответствующих структур со всеми своими ^[422]

различиями фоновых знаний значительно увеличивается в отличие от индустриальной фазы, где управление по существу концентрируется в узких социальных группах. Эти узкие группы, при всей своей профессиональной управленческой подготовке, в современной информационно -

коммуникационной среде могут сильно отставать по отдельным позициям от иных «непрофильных» образований, например, в структурах гражданского общества.

Эксперты отмечают, что структуры гражданского общества в ряде случаев более гибки, чем формальные институты, более адекватны мобильным сетевым структурам, оперативно отражающим изменения в турбулентной социальной среде. Структуры гражданского общества быстро наращивают влияние в российском обществе, опираясь как раз на новейшие информационные технологии. Фоновые знания в коммуникациях на уровне структур гражданского общества, при всей своей хаотичности, часто оказываются более оперативными, «продвинутыми», высоко стандартизированными и действенными. Такое преимущество различные политические силы стремятся использовать в своих интересах, меняя собственную методику действий. Политические технологии начинают ориентироваться на менее «грязные» варианты, делая ставку на косвенное манипулирование - через активацию явных и неявных знаний (скрытых детерминант) в процессах коммуникаций.

В-четвертых, эксперты подчеркивают приоритетную роль социального капитала, который концентрировано выражается понятием доверия и пока слабо используется в управлении. Речь идет не столько о рационально и формально устанавливаемом в различных договорах уровне доверия участников коммуникаций (в юридических документах невозможно прописать все детали и предвидеть все ситуации), а о том «фоновом» уровне доверия, на котором базируются все формальные договоренности.

Социологические исследования проблем использования социальных технологий могли бы способствовать повышению их эффективности. Финансовые и организационные затраты на такие исследования явно меньше тех потерь, которые неизбежны при корректировке недоработанных социальных технологий. России должна уйти от технократического подхода к социальным проблемам, упускающего значимость реального уровня доверия людей. Рост скрытого недоверия не принимается во внимание, преувеличивается значимость установления формальных правил.

Информационное общество («общество знания») опирается на гуманистическую парадигму, ориентирующую на то, что процессы социального творчества, социального управления и социальной ответственности должны быть распределены между максимальным числом граждан. По мнению экспертов,

важнейший резерв динамичного развития информационного общества в России заключается в концентрации внимания всех субъектов управления на процессах накопления социального капитала, центральным элементом которого является доверие.

Выводы главы 4

В соответствии с поставленными в главе 4 задачами нами показана связь рефлексивного детерминизма с социальным управлением. Выявлены конструктивность и, в то же время, ограничения менеджериального подхода к управлению во всех сферах жизни современного общества. Обоснована необходимость социологического анализа, формирующего более широкий и интегративный взгляд на проблематику социального управления. Современная мировая практика «социально включенного» управления демонстрирует реальную зависимость систем управления в обществе от фундаментального механизма социального детерминизма, понимаемого как рефлексивная детерминация социальных процессов. Эта практика складывается по прецедентам, которые могут тиражироваться в социокультурной среде.

Рефлексивный детерминизм по своему механизму предпринимательского, рыночного спроса на знание активизирует управление менеджерского типа. Такая детерминация предопределяет интенсивное проникновение менеджмента и на «нижние» (муниципальное управление), и на «верхние» этажи управления («новый государственный менеджмент», «Good Governance»).

Эти процессы выявляют потребность в принципиально «новом» знании («социально полезные знания», «аналитические исследования», «практические знания», «сплав информации-знания» и т.п.). За этим многообразием словоупотребления стоит, фактически, одна и та же установка: максимально быстро оценить прецедентную социальную (проблемную) ситуацию с целью принятия решения.

Транснациональные корпорации (ТНК),- при всех своих явных и скрытых минусах, устанавливают высокую «планку» управления-менеджмента, выступая наиболее эффективными организационно-управленческими системами на менеджериальном уровне. Для ТНК характерна опора на сочетание глобальных и локальных детерминант, что позволяет объединить глобальные задачи эффективного развития и локально-культурные особенности в сфере своей своего влияния в различных регионах мира. Вхождение стран, в том числе России, в парадигму развития XXI века невозможно без «разворота» социального управления в сторону создания национального потенциала ТНК с их передовым управлением, адаптированным к условиям формирования глобального социально­информационного пространства.

Широкое социологическое понимание социального управления ориентирует на выявление как перспективных, так и ограничивающих параметров применения любых моделей управления. В частности, без внедрения элементов рыночных механизмов в структуру самого государственного управления оно оказывается неспособным справиться с нарастающим объемом необходимых решений. В то же время весь массив подобных решений носит производный характер и подчинен фундаментальным ценностям социального развития. Это неизбежно ведет к пересмотру принятых регламентов и уточнению или смене моделей. Рефлексивный детерминизм является методологической базой подобного пересмотра.

Нами показано, что современная мировая практика «социально включенного» управления демонстрирует реальную зависимость управления в обществе от фундаментального механизма рефлексивного детерминизма. Эта практика проявляет складывающийся по прецедентам особый характер социального управления и социального детерминизма. Особое значение приобретает механизм детерминации/управления в конструктивном развитии социального контракта, а также - в оптимизации коммуникативных действий социальных акторов, что подразумевает учет формальных и неформальных параметров коммуникаций, сочетание рациональных и нерациональных мотивов деятельности, влияние социокультурных факторов на эффективность и результативность принятых решений. Важен также учет действия скрытых детерминант, обеспечивающих успех/неуспех новых социальных практик.

По мере становления «обществ знания» и возрастающего влияния глобальных тенденций с неизбежностью будет усиливаться значимость проблем, связанных с фоновым знанием в процессах создания и использования

социальных технологий. Подобные проблемы правомерно рассматривать с позиций социальной эпистемологии как процессы социального конструирования в контексте непосредственных актов коммуникации на всех уровнях и на всех этапах реализации технологий. Такой подход позволяет подойти к пониманию процессов становления новой социальной реальности как механизма производства знаний (образование новых согласованных смыслов) всеми субъектами в поле действия той или иной социальной технологии.

Детерминанты из сферы фонового знания решающим образом предопределяют жизнеспособность социальных технологий. Без соответствующей рефлексии - адаптации «под фоновое знание» любая социальная технология при всех своих позитивных целях и концептуальной привлекательности парадоксальным образом способна ухудшать, а не улучшать ситуацию. Одна из ключевых проблем использования социальных технологий в российских условиях - преодоление доминирующего пока технократического подхода к управлению и усиление внимания к социально-гуманитарному, философско-методологическому и социологическому обеспечению действий социальных технологий на всех этапах их жизненного пути.