Начиная с XVI века два грузинских княжества - Картли- Кахетинское и Имеретинское оказались соответственно под эгидой Персии и Турции. Благодаря господству последних грузинские княжества подверглись глубокой социальной перестройке, преобразовавшей собственный «отечественный» феодализм в азиатский - персидско-турецкий. Сами по себе княжества по форме своей политической организа ции представляли собой «валитеты», сходные с административным делением персидских и турецких владений. Ираклий II, а вслед за ним Георгий XII приложили немало усилий, чтобы сблизить Картли-Кахетинский валитет с Россией и при ее поддержке выйти из политической орбиты персидского шаха. Присоединив Картлийское владение Персии, а несколько позже турецкую Имеретию, Россия была вынуждена вести с Персией и Турцией затяжные войны. В ходе них и позже Россия не только отстояла независимость грузинских княжеств, но и создала новую страну - Грузию; основой ее явились бывшие персидские и турецкие валитеты, а также новые территории, отвоеванные у Персии и Турции и присоединенные к Грузии. Одновременно Петербург пытался изменить грузинский деспотический феодализм, сложившийся в бывших княжествах в период господства в них соседних держав, и приспособить его к российской модели феодализма. Но усилия в этом направлении российского правительства и его командования в Закавказье были безуспешны. Более того, они скорее были похожи на интенсификацию тех же восточно-деспотических начал, унаследованных грузинским феодализмом. Заметив у грузинских тавадов особую импульсивную реакцию, отторгавшую российские «правовые» формы феодализма (заговор 1832 года) и затеяв с тавадской знатью политические игры, российское правительство, имевшее в Грузии устойчивую политическую оппозицию, решило Южную Осетию превратить в наживку и с этой целью запустило в нее целый сонм грузинских феодалов; тем самым Петербург надеялся привязать к себе наиболее влиятельную часть местной элиты. Поступая так, российские власти, однако, не заметили весьма существенное: несколько искусственно, посредством военных акций, создав Грузию с одновременной раздачей феодальных владений грузинским тавадам из присоединенных к России территорий, они, российские власти в Петербурге и Тифлисе, образуют «Грузию», доставшуюся им в виде малой копии России. При этом в стороне от внимания России остался такой важный элемент политической субстанции, как идеология, инициировавшаяся в связи с грузинскими странообразовательными процессами; не учитывалось, что такие крутые перемены в грузинской истории, как преодоление пути от положения порабощенного валитета до весьма заметной на Кавказе страны, получившей от России территории-сателлиты, будут генерировать соответственную идеологию, социальная природа которой будет своими корнями уходить в азиатскую деспотическую среду, хорошо знакомую тавадской знати. Как и в области социальных отношений, остававшихся в рамках восточнодеспотической модели феодализма, так и в странообразовательных процессах превалировали идеологические установки, по своей сути являвшиеся мизантропическими и ксенофобскими духовными традициями, заимствованными у ближневосточных стран (вспомним: игра с отрубленными головами!). Российские и грузинские чиновники, режиссировавшие политическую обстановкоу в Южной Осетии, явно не желали заглянуть в будущее и не пытались рассмотреть в мизантропических оргиях, широко практиковавшихся тавадами, тот самый невидимый идеологический нерв, способный периодически вызывать у огромной Российской империи зубную боль.