Тема 3. Политические особенности вербальной межкультурной коммуникации.

Можно говорить о наличии особой связи языка и пространства.

Когда речь идет о психических процессах, мы говорим не только о внешнем и внутреннем, но также о том, что происходит «выше и ниже порога» сознания, о подсознании, о переднем плане и заднем плане, о глубинах и слоях психики. Пространство вообще служит моделью для всех ненаглядных отношений... Значение этого явления связано с его всеобщей распространенностью и сего ролью в истории языка. Его можно продемонстрировать не только на примере употребления предлогом, которые все первоначально означают пространственные отношения, но также в словах, обозначающих виды деятельности и свойства», - писал В. Порциг в книге «Чудо языка»[45]. Также язык влияет и на проблемы организации пространства, в том числе пространства глобального.

Разворачивающиеся на этом пространстве процессы могут быть охарактеризованы с помощью анализа самого широкого круга параметров мирового экономического, политического и духовного развития. И если раньше лингвистические параметры применялись для определения жизни конкретного народа, деятельности

того или иного государства, то сейчас тенденция к интернационализации непосредственно коснулась языковой сферы. Это связано с изменением лингвистической карты мира вследствие исчезновения многих языков малых народов, и с лингво-политической экспансией английского языка, и с затронувшей многие страны орфографической реформой и др.

Такие изменения можно рассматривать как свидетельство своеобразной лингвистической глобальной трансформации. Составляющие ее суть перемены, одной стороны, открывают новые каналы для межцивилизационного общения, а, с другой - обрекают отдельные народы на утрату духовной самобытности и углубляют противоречия между представителями различных поколений даже внутри развитых стран. Последние наблюдаются из-за того, что языковые нормы общения молодого поколения все более резко отличаются от лингвистического багажа людей старшего поколения.

Глобализация ведет к тому, что комплексы образов геокультуры, свойственные различным регионам мира, хотя и постепенно, но неуклонно уходят из повседневного духовного общения, теряют связи с реалиями и достаточно быстро мифологизируются. На их же место заступают новые образы, носящие универсальный характер и отражающие новые планетарные процессы. Эти образы находят свое выражение в языке, доступном большинству населения Земли. Еще в недалеком прошлом такие понятия были единичными, вроде понятий «робот» или «спутник». Они, как правило, отражали развитие технического прогресса и имели единое содержание независимо от политической или идеологической ситуации. В то время как понятия «большая игра», «холодная война», «железный занавес» оказывались насыщенными парадигматикой идеологического противоборства. Теперь новая глобальная терминология связывается не только с развитием информационных технологий, но и с терминологией глобальной культуры, являющейся отражением сложного пересечения локальных и глобальных духовных процессов, к тому же имеющей тенденцию к увеличению невербальных средств выражения.

Выявление многоплановости, «многослойности» такой новей

шей терминологии можно рассматривать как попытку выделения компонента локального в глобальном лингвистическом контексте. Смысл такого действия заключается в том, что оно может быть направлено на смягчение противоречий локальных и глобальных характеристик современного миропорядка.

о              единой формулировке основополагающих понятий, которые касаются как явлений и процессов, так и участвующих в них лиц.

Так, в выступлениях глав государств и правительств на «Саммите тысячелетия» в сентябре 2000 г. в Нью-Йорке слово «глобализация» было наиболее часто звучащим. Это свидетельствовало не только о признании мировым сообществом глобализации ведущей тенденцией мирового развития, но и об изменениях, происходящих в восприятии существующего миропорядка. Может статься, на следующем подобном форуме понятие глобализация уступит место иному, которым, вероятно, будет «вселенизация», что произойдет вовсе не в результате осуществления дерзновенных космических проектов, хотя и это не исключено, а вследствие утверждения новых представлений о Вселенной. Эти представления постоянно обогащаются и есть основания считать, что в бли жайшее время устареет относительно новое ее видение как 11- мерной квантовой системы, имеющей различные классические пределы. Но в мире изменяющихся представлений, как писал Г.Г. Шлет, «в метафизическом аспекте ничто не мешает рассматривать Вселенную, как слово»[46], и тогда философия слова, языка помогает предугадать и «как наше слово отзовется», и в каких пределах будет звучать этот отзвук.

Нелинейность развития мира, свойства хаотической динамики, ведущие к образованию иррегулярных систем, в том числе проявляющихся в современных международных отношениях, могут быть обнаружены в языковом пространстве. «Весь физический мир, конечно, есть Слово. Без такого Слова нет у нас и никакого

другого Слова»[47], - считал А.Ф. Лосев. Учитывая, что иррегулярная система, даже, выделившись из хаоса, оказывается ничуть не проще, чем породившее эту систему целое, ее интерпретация с использованием лингвистических возможностей неизбежно встречается с многочисленными сложностями. Новый мировой порядок оборачивается мировым беспорядком, а вместо впечатляющего многоголосия слышится какофония.

Вместе с тем у лингво-политического анализа имеются свои ограничения, как объективного, так и субъективного характера. Они вызваны тем, что этническая и языковая карты мира имеют разные контуры: общее количество языков и диалектов около 30 тысяч, а народов на земле приблизительно в тридцать раз меньше[48], а также определяются устойчивой уже на протяжении двух веков тенденцией политизации этнических чувств. Известно, что этническая функция языка не относится к числу обязательных, а определяется отношением людей к языку, традициями культуры и национально - языковой политикой.

Есть немало примеров, когда один народ имеет несколько языков (швейцарцы: немецкий, французский, итальянский, ретороманский; ирландцы - английский, ирландский; мордовцы - мокшанский, эрзянский). Имеются примеры, когда один язык используется несколькими народами (немецкий - немцы, австрийцы; португальский - португальцы, бразильцы, народы пяти африканских стран и т.д.).

Принято считать, что основополагающим признаком этноса выступает этническое самосознание, его же ярчайшим проявлением

становится этноним. И уже здесь начинают обнаруживаться проблемы различного плана.              Во-первых,              политико-интеграционного              характера:              политическое

государство в своем названии дистанцируется от этнонима (США, Королевство Югославия с 1929 г., СССР, ЮАР). Во-вторых, исторического происхождения: история этноса не совпадает с названным по его имени государственным образованием. Такие примеры были в прошлом (Великое княжество Литовское населяли аукшайты и жемайты).

Таким образом, при характеристике этнического самосознания анализ происхождения этнонима, по меньшей мере, должен дополняться исследованием истоков лингвонима. Сопоставление процессов образования одного и другого позволяет отличить язык от диалекта (что представляет не только лингвистическую, но и политическую задачу, например, при осуществлении гуманитарных операций), четче выявить специфику этнической самоидентификации той или иной общности.

Проблема применения лингвистического анализа к международной политической реальности осложняется тем, что многие языки находятся на стадии исчезновения. Но в отличие от редких видов фауны или флоры языки невозможно занести в Красную книгу. И даже если бы такая книга и существовала, то в ней оказалось бы 95% используемых сегодня языков. Ведь только численность живых носителей языка, составляющая не менее миллиона человек, позволяет говорить о гарантированном существовании этого языка, да и только тогда, когда обучение и общение на нем поддерживаются на государственном уровне. А таких языков - всего 5%. В этих условиях забота о сохранении региональных языков

и языков малых народов перестает быть национальной, а поднимается на международный уровень. И здесь она тесно сплетается еще с одной глобальной проблемой современности - демографической. Исчезновение языков совпадает с процессами старения и исчезновения народов. Традиционные языки не дают возможности молодежи удовлетворять потребности в современном общении.

Регионом наиболее быстрого исчезновения языков специалисты считают перуанскую часть Амазонской низменности. В прошлом испанские миссионеры окрестили этот район «Вавилонской башней», так много языков отдельных племен было на этой сравнительно небольшой территории. Такое положение объяснялось изолированностью проживания этих племен, естественно, исчезнувшей с наступлением цивилизации. Число самостоятельных языков за пару веков сократилось втрое. А из оставшихся 50 языков - половина находится под угрозой исчезновения. В качестве примера можно привести язык индейцев намикурос, на котором сейчас говорят лишь четыре человека. И при этом в джунглях Амазонки можно обнаружить новые племена и новые языки, но процесс исчезновения языков идет гораздо быстрее. Развитие диалога цивилизаций не мыслится ЮНЕСКО без сохранения языкового разнообразия. Главная причина опасности исчезновения до конца XXI века, по меньшей мере, половины из существующих в мире языков заключается в доминировании английского языка в Интернете, печатной и аудиовизуальной продукции. Поэтому через международные программы (ЛИНГВАПАКС и др.) ЮНЕСКО стремится поддержать умирающие и редкие языки, добивается более справедливого использования языков в электронных и печатных СМИ.

Понятно, почему требования обучения на родном языке становятся основными в программе практически всех национальных движений, независимо от того, преследуют ли они цели национально-культурной автономии или же образования собственного государства. Здесь можно привести примеры корей канцев, берберов, курдов и даже сорбов (лужицких славян) про

живающих во вполне благополучной демократической Германии. Во многих странах наблюдается стремление решить эту проблему. Так, во Франции и корсиканский, и бретонский языки изучаются в соответствующих провинциях. Но в некоторых странах требования о признании прав языка меньшинств наталкиваются на сопротивление властей. Хотя вряд ли можно назвать меньшинством 20-ти миллионное курдское население Турции. Осенью г. в Конституцию Турции были внесены изменения, отмечающие «лингвистические» запреты. Однако на деле все остается по-прежнему и с опорой на одни и те же конституционные статьи. Согласно 42-й статье - в качестве родного языка может изучаться лишь турецкий язык. Вместе с тем курды готовы изучать родной язык как иностранный. В стране развернулась активная кампания, в которой задействовано более 10 тыс. учащихся. В ведущие университеты и управления образования провинций ими отсылаются петиции с просьбами о включении курдского языка в программу обучения. Отношение к этим действиям вызвало раскол среди турецкой политической элиты, часть которой выступает за «умеренный подход» к участникам «языковой кампании», а часть - за жесткие меры. Но рано или поздно этот вопрос придется решить, особенно в связи со стремлением Турции в Европейский Союз.

В современном мире преобладают многонациональные и разноязычные государства, а миграционные процессы лишь усиливают этническую и лингвистическую интерференцию, имеющую часто негативные последствия в социальной, экономической, политической и даже культурной жизни отдельных стран, порождая межэтнические конфликты. Факторы, вызывающие такие конфликты, столь разнообразны, что порой складывается мнение об иррациональности их природы и безнадежности усилий по их разрешению. На деле, истоки конфликтов, даже при очень большой глубине, могут быть найдены, а сами они - урегулированы. Более того, вызревание конфликта часто происходит в скрытой форме. Таким образом предугадать его вспышку оказывается затруднительным. Но коммуникативный опыт человечества, а также наличие единого семантического пространства и доступность расшифровки геокулыурных образов позволяют заблаговременно

выявлять вероятные конфликтогенные зоны, особенно, если речь идет о конфликтах этнополитических. Причем одним из наиболее надежных индикаторов такого конфликта может быть результат социолингвистического и психолингвистического анализа.

О              том, что слово имеет особую силу известно издревле. Николай Гумилев писал: «Солнце останавливали словом / Словом разрушали города». Гиппократ считал слово самым безвредным лекарством, слово могло быть оружием. Психолингвистами выявлено влияние каждой единицы звукового ряда на эмоциональный мир человека. Оказалось, что у большинства народов имеются более или менее стандартные фонемы. Так, звук [м] несет в себе голос нежности и любви, материнства; звукосочетание [лю] в индоевропейских языках отражает эти же чувства. Звукосочетания, включающие [р], чаще встречаются в словах, которые означают угрозу, призывы к разрушению. Не случайно ими насыщена революционная лексика всех времен и народов. Звук [ф] наиболее близок к природе (флоре, фауне), а «ц» подчеркивает целостность и даже замкнутость объекта, пространства. Частое употребление этого звука в китайском языке согласуется с традициями Запретного города, Великой Китайской стены. Языки народов Кавказа насыщены звуками [г],              [к],              [х], которые соответствуют

представлениям об активной направленности действий, приверженности традициям, архетипичности мышления, а живые носители этих языков являются обладателями стереотипа поведения, основанного на единстве перечисленных качеств.

Необходимо отметить взаимосвязь фонетического воздействия и его графического изображения. Специалисты могут многое рассказать о человеке, анализируя особенности его почерка. Тоже можно утверждать и о целом народе. Замечено, что психология народа, сменившего письменную традицию, начинает меняться. Можно привести два примера: кириллица заменила латинский алфавит у молдаван и арабскую вязь у таджиков. Естественно, не только графическими новациями объясняются изменения в попе дении этих в прошлом весьма миролюбивых народов, но и не;иgt;:ш отрицать влияния указанных факторов на национальную психоло гию и, конечно, на внутреннюю политику.

Опыт графических революций оказался особенно востребованным в наши дни на постсоветском пространстве. Идеи графической реставрации овладели официальными властями, национальной интеллигенцией и радикально настроенными национальными движениями многих новых независимых государств. Особенно активно возвращаются к латинской графике тюрко-язычные страны. Соответствующие законодательные акты и практические шаги приняли Азербайджан, Узбекистан и Туркмения. Готовятся такие решения в Казахстане и Киргизии.

Татарстан, где проявилось стремление к подобным графическим преобразованиям, не относится к числу новых независимых государств, а является субъектом Российской Федерации. Кроме того, почти 70% татарского населения проживает за пределами республики, а титульная нация совсем не представляет большинства в многонациональном составе населения Татарстана. Сторонники перевода татарского алфавита на латиницу среди прочих аргументов приводят и тот, что булгаро-татарская письменность неоднократно переживала смену алфавита. В IX веке руническая письменность была заменена на арабский алфавит, в 1927 г. он был заменен латинским «яналифом» (аббревиатура татарского - «новый алфавит»), а в 1939 г. переход на кириллицу, осуществленный в «одну ночь». Последняя реформа, действительно, может служить своеобразным образцом скорости исполнения принятых политических решений: школьникам просто было дано домашнее задание, которое они должны были выполнить уже на кириллице. Остановимся только на одном аргументе сторонников перевода татарского алфавита на латиницу, так как этот аргумент имеет значение не только для Татарстана. Латинский алфавит позволяет языку функционировать в глобальных информационных системах типа Интернет без конвертации шрифта, что, конечно же, существенно облегчает доступ к информации. Для Татарстана этот довод исключительно важен, потому что республика удерживает лидерство в подготовке квалифицированных кадров в области компьютерных технологий по сравнению с Турцией и государствами Центральной Азии. И это лидерство Татарстан стремится сохранить.

Вместе с тем можно найти примеры достижений в освоении компьютерных технологий языков с алфавитами, весьма непохожими на латинский алфавит, построенными на иероглифической письменности. В Китае иероглифическая культура в виде каллиграфии стала не только одним из главных направлений изобразительного искусства, но и важнейшим средством сохранения единства нации. Это не означает, что не предпринимались попытки реформы китайского алфавита. Самая радикальная реформа в новейшее время была предложена филологами-эмигрантами. Ими во время пребывания в Советском Союзе было разработано «новое латинизированное письмо», которое, как они считали, будет более доступно малограмотным китайцам. Однако этот проект не был реализован даже после образования в 1949 г. Китайской Народной Республики. В годы «культурной революции» упрощение письменности было признано целесообразным, но подготовленный проект был опубликован, когда сама «революция» завершилась, и не оказался востребованным.

На самом деле происходит постоянная эволюция китайской письменной графики. В 1037 г. в самом полном в истории китайского языка словаре «Цзи юнь» было представлено 53 тысячи иероглифических знаков. Современные словари, например, «Синьхуа цзыдянь», содержат 11 тысяч иероглифов. В нормативный список для печатных изданий включено 7 тысяч знаков, но даже люди с высшим образованием знают только 3,5 - 4,5 тысячи иероглифов. Кроме того, в самом Китае, в международных организациях, в первую очередь ООН, а также многочисленной китайской диаспорой употребляется упрощенное письмо. И часто для нормального общения требуется владеть двумя системами письма. Для преодоления «компьютерного барьера» китайскими пользователями была разработана специальная система кодирования иероглифов. Китайскими иероглифами уже сейчас пользуется каждый четвертый человек в мире. И это позволяет прогнозировать, что новая сеть на иероглифической основе - Сина - внесет серьезные изменения не только в расстановку сил в киберпространстве, но и в пространстве геополитическом.

Психологические характеристики могут помочь проследить

особенности многих языковых семей или отдельных языков, например, сино- кавказской, объединяющей такие, непохожие на первый взгляд, языки, как китайско-тибетские и кавказские. Интересна история албанского языка, вероятно, наследника иллирийского, языка древних балканских народов. На севере и юге страны диалекты албанского языка существенно отличаются друг от друга. И этот факт усиливал внутреннюю напряженность в Албании в середине 90-х годов прошлого столетия.

Этническое самосознание лежит в основе самоопределения народов, но национальное самоопределение является личным делом человека. Именно такое положение отстаивал выдающийся лингвист И.А. Бодуэн де Куртенэ. Он считал, что «вполне возможна сознательная ... принадлежность к двум и более национальностям или же полная безнациональность, точнее, вненациональность, наподобие безвероисповедности или вневероисповедности»[49]. Во многих полиэтнических странах национально - языковая идентификация в переписях населения ограничивается вопросом о родном языке, а в документах, удостоверяющих личность, отсутствует. Аналогичный подход лежал в основе первой всеобщей переписи населения в России в 1897 г., а в 1920 г. в российскую перепись был включен вопрос о национальности. Этот же вопрос содержался в программах переписи населения бывшей Югославии, Румынии, Шри-Ланки, стран, где имели и по сей день имеют место этнические конфликты.

Бесспорно, однокомпонентная языковая ситуация, как, например, в Исландии, где на исландском языке говорит 99% населения страны, не только представляет собой редкое явление, но и может рассматриваться как фактор национальной стабилизации. Но не секрет, что в Исландии широко распространен английский язык. И здесь возникают закономерные вопросы о пределах распространения иностранного языка и возможности существования равновесной двуязыковой ситуации. Языковеды считают, что полное и автономное владение двумя языками превышает психические воз

можности человека[50]. Более того, языковая интерференция способствует не развитию культурных связей народов, а «обескультури- ванию» родного языка. В качестве примера достаточно обратиться к опыту Беларуси и Украины, где получили распространение русифицированные варианты национальных языков, соответственно: трясянка (первоначально, смесь сена с соломой для корма скота) и суржик (зерновая смесь - пшеницы и ржи, ржи и овса и т. п.). Политические последствия такой языковой интерференции после распада СССР не заставили себя долго ждать. Она лишь усилила стремление к ограничению сферы применения русского языка в странах СНГ.

Можно прокомментировать интерпретацию Украиной Европейской хартии региональных языков и языков малых народов, принятой Советом Европы. Как и все подобные документы, относящиеся к сфере «мягкого права», эта Хартия дает возможность странам-членам СЕ выбирать собственную модель этого документа. Ратификация Хартии считается действительной, если государство принимает на себя обязательства по 35 статьям документа. Обычно в национальных вариантах ратификации Хартии говорится о режиме защиты тех или иных языков, указываются и их названия. В украинском документе произошла замена понятия «язык» на понятие «национальность». Так, Хартия применяется к языкам русских, белорусов, евреев и еще десяти национальностей. И эта путаница создает сложности в обеспечении защиты носителей языка независимо от их национальностей.

Психолингвистические проблемы обостряются при процессах дезинтеграции, они же могут служить препятствием для интеграционных преобразований. Согласно Европейской культурной конвенции, принятой в 1954 г. в Париже, стороны поощряют изучение своими гражданами языков, истории и культуры других стран и стремятся поощрять изучение своего языка или языков, истории и культуры на территории других государств. В современном развитии «Европы регионов», которая приходит на смену «Европе отечеств» языковой политике отводится немалая роль. Однако в

рамках ЕС обнаруживаются серьезные проблемы и национально - психологического, и финансового порядка, имеющие, в том числе лингвистическое происхождение. Не случайно 2001 г. был объявлен Евросоюзом годом языков. Тогда, еще до активной фазы расширения ЕС переводчики европейских учреждений по долгу службы вынуждены были создавать более ста различных языковых комбинаций. С расширением ЕС и фактическим удвоением числа официальных языков число таких комбинаций возросло в шесть раз. Следовательно, и без того многочисленные проблемы перевода только умножились.

Летом 2005 г. в Брюсселе было объявлено о предоставлении ирландскому языку статуса рабочего языка Евросоюза. Завершилась многолетняя кампания ирландского правительства по повышению статуса ирландского языка в ЕС. Однако, по данным переписи населения, прошедшей в Ирландии в 2002 г., лишь четверть граждан страны отметили, что могут говорить по-ирландски. Число тех, кто ежедневно использует ирландский язык, составляет лишь четверть из тех, кто им владеет. А число людей, умеющих говорить по-ирландски без ошибок, еще меньше. До сих пор ирландский был лишь «договорным» в Евросоюзе языком, то есть языком, на который переводились все важнейшие договоры ЕС. Таких договоров было не слишком много, так что особой нужды в армии переводчиков с ирландского в Брюсселе не испытывали. Теперь на ирландский язык по требованию необходимо будет переводить все документы ЕС. Кроме того, любой ирландец, работающий в ЕС или, к примеру, заседающий в Европарламенте, может не использовать нелюбимый английский, а говорить пусть и с ошибками, но на языке своих предков[51].

В аппарате Европейской комиссии рассказывают о различных курьезах лингвистического происхождения, не всегда носящих безобидный характер. Так, дефис, пропущенный в тексте перевода на испанский язык, исказил слово «вицепрезидент», превратив его в «президента, погрязшего в пороке». Один из подобных курьезов был даже удостоен Игнобелевской премии за 2009 г. Пре

мия по литературе была по справедливости вручена не одному человеку, а целой организации - ирландской полиции:              ей удалось определить имя

закоренелого дорожно-транспортного нарушителя в стране. Как выяснил Игнобелевский комитет, чаще всего в Ирландии штрафы за нарушение правил дорожного движения выписываются одному человеку. Его имя - Право, фамилия - Язды. Ни один представитель ирландской полиции не прибыл в Гарвард для получения премии, поэтому ее забрала гражданка Польши К. Ле- вестам, которая в своем кратком выступлении пожелала дальнейших успехов ирландской полиции от себя лично и от всех поляков, имеющих водительские права (по-польски - prawo jazdy)[52].

Если раньше большинство рабочих документов ЕС готовилось на французском языке, то теперь почти две трети из них пишутся на английском. И это вызывает раздражение не только у тех, для кого «язык Мольера» является родным, но и многих других европейцев. Причем это раздражение проявляется как на уровне чиновников европейских учреждений, так и рядовых граждан. Учитывая сложности с внедрением английского языка в качестве основного языка ЕС и дороговизны перевода официальных документов на языки стран Евросоюза, в 1994 г. на конференции в Роттердаме специалистами было предложено широко вводить в деловой оборот искусственный язык - эсперанто, существующий уже более ста лет, тем более что им владеют более 20 млн. человек. Преимущество эсперанто по сравнению с естественными языками заключается в легкости его изучения и в том, что обучение ему может строиться не по аналитической традиции, необходимой для владения родным языком, а по синтетической линии, т.е. ориентировано на разговорную практику. Возникает закономерный вопрос. Может ли войти эсперанто в «клуб мировых языков», который иногда сопоставляют с официальными языками ООН, и, если да, то не изменит ли это международную лингво-политическую ситуацию?

Преимущество такого пути видится в стабилизации полиэтнической картины мира, так как именно малые народы проявляют

наибольшую сопротивляемость при выборе языка межэтнического взаимодействия. Как пример можно привести выступления на юге Индии в 60-е годы народов дравидийского происхождения, когда было принято решение придать хинди статус государственного языка. Даже такая демократическая страна, как Франция, не торопилась подписывать Европейскую Хартию региональных языков и языков малых народов, основываясь на положении Конституции, где записано, что французский язык является языком Республики, и, считая, что присоединение к Хартии может породить этнические разногласия. Кстати, к Хартии не присоединились и такие страны, как Бельгия и Испания, а Украина, ратифицировав ее, не торопится отправлять ратификационную грамоту в Страсбург.

Проблема придания языку статуса государственного является краеугольным вопросом государственной языковой политики. Платон утверждал, что «государство - это общение». И, безусловно, был прав. Забота о сохранении за государством такой характеристики особенно четко прослеживается в сравнительно новых, с исторической точки зрения, государствах, значительная часть населения которых не является автохтонной. Классический пример такого государства - Соединенные Штаты Америки. Проблема доминанты английского языка в США при наличии многочисленного неанглоязычного компонента в составе населения страны еще недавнего времени никем не подвергалась сомнению. А иммиграционная политика основывалась на законах 10-20-х годов XX века, в которых знание английского языка определялось как непременное условие для допуска в США. Однако изменение расовоэтнического состава населения потребовало изменения языковой политики в сторону отказа от монолингвизма. Заметим, что президент Дж. Буш-мл. стал первым президентом США, владеющим испанским языком, который является родным для значительной части населения страны. В стране существует движение US English за придание английскому языку статуса официального, но не менее активны и противники такого решения.

Аналогичные дискуссии наблюдаются и в российском политическом истеблишменте. Государственной Думой принят Федераль

ный закон «О государственном языке Российской Федерации»[53], в нем предусмотрена уголовная ответственность за грубые нарушения норм языка. Законодательное прохождение этого документа шло на фоне дискуссий об орфографической реформе. И хотя принятие закона и реформа орфографии не являются тождественными актами, их нельзя оценивать изолировано друг от друга. Реформу орфографии русского языка нельзя осуществить молниеносно. Неизбежно появится разночтение учебников новых и старых, учебников и множества книг, даже входящих в школьную программу. И это в массовом чтении, а ведь мы и сейчас встречаем литературу, изданную до рефор мы 1918 г. Появление новой орфографии введет в читательский оборот еще одну вариацию и, следовательно, создаст дополнительные сложности в изучении русского литературного языка. Но русский язык сохраняет свою значимость как язык межцивилизационного общения. Он является вторым государственным языком в Белоруссии. Вероятно, станет таковым в Молдове. В Казахстане ему придан статус официального в государственных учреждениях и органах местного самоуправления. И любая реформа его орфографии должна учитывать интересы этих стран. Иначе каждая из них постепенно будет создавать свой «новый» русский и «трасянка» и «суржик» могут в них подняться на государственный уровень.

Здесь уместно вспомнить опыт недавней орфографической реформы в ФРГ, вернее, в немецкоязычных странах, потому что немецкий язык является государственным не только в Германии, но еще и в Австрии и Швейцарии. Поэтому в «Межгосударственную комиссию по вопросам правописания» вошли 12 экспертов из этих трех стран. Эта комиссия подготовила реформу в 1994 г., немецкие школьники получили учебники в 1998 г., а обязательными новые правила правописания для государственных учреждений станут только в 2005 г. Кстати, по социологическим опросам, еще в 1997 г. три четверти населения ФРГ были против орфографических изменений. А значит, требуется время, чтобы население к

ним привыкло, ведь реформа носит радикальный характер:              число

орфографических правил (около двухсот) сокращается почти вдвое. И это делает понятной основную цель реформы - упростить обучение немецкому языку. Таким образом, язык может стать и более привлекательным для иностранцев, что особенно важно в связи с усилением роли Германии в Европе и в мире, в целом. А вот будут ли такими результаты реформы русского языка, неизвестно.

Русский язык входит в «клуб» официальных языков Организации Объединенных Наций[54]. В этом нельзя видеть только дань вкладу СССР, советского народа в победу над гитлеровским фашизмом и японским милитаризмом или отражение демографического подсчета количества населения, говорящего на русском языке. Это, скорее, является выражением оценки того вклада, который был внесен в духовную сокровищницу человечества всей русской культурой. В первую очередь это касается русской литературы, поставившей и рассмотревшей самые глубинные проблемы человеческого бытия, отстаивающей право на свободу личности и одновременно право на свободу, не ущемляющую интересы других людей. Поэтому понятна гордость носителей русского языка. И все же есть границы его применения, определяемые международным протоколом. Отсюда неоднозначность реакции на предложенный депутатом законопроект о запрещении руководителям Российского государства выступать на иностранном языке на различных международных мероприятиях. Напомним, что этот во

прос был вынесен на заседание Г осударственной Думы в феврале г. почти сразу же после выступления бывшего председателя правительства РФ М. Касьянова на Всемирном экономическом форуме в Нью-Йорке, но законопроект не прошел.

Лингвистические заимствования могут быть весьма не безобидны. Новейшей истории даже известны преступления против народов, которые могут быть названы лингвистическими. В СССР усиленно внедрялась лексика времен Французской революции - «гражданин», «комиссар», «новый порядок», «враг народа» и пр. Для пропаганды идей национал-социализма в гитлеровской Германии был распространен особый язык Третьего рейха с характерными оборотами: «кровь и почва», «выравнивание линии фронта», «низшая раса» и т.д.[55]

В.              Клемперер дает свое объяснение, почему огромные массы населения Германии были в течение более десяти лет охвачены нацистским безумием, со стороны языка, манипулирования которым, оказывается, могут повести людей, не защищенных критическим сознанием и самостоятельным взглядом на вещи, в любом направлении. Клемперер отмечает, что немецкий язык начала XX века, с его многообразием стилей, разнообразными регистрами, в Третьем рейхе не существует, его заменяет Lingua Tertii Imperii - язык III Рейха. В разговоры людей, в язык уличных вывесок и объявлений, в массовую и научную печать внедряется система «языка победителя».

Среди особенностей LTI Клемперер выделяет:              скудость его средств,

«принципиальную нищету»; неотделимость устной речи от письменной - специфический «декламационный» стиль, который говорящий подчеркивает и особым, деревянным, как бы не своим голосом, понятным для адресатов и собеседников; непременную, регулярную и прямую, без каких бы то ни было посредников, апелляцию к предельной общности -              «народу», отсюда и

специфический интонационный упор на слова «наш», «народный», «немецкий»; склонность к аббревиатурам, в чем видно воздействие армейского языка; «иронические кавычки», навязчиво

подчеркивающие и обязательно снижающие «чужое слово» - даже самые обычные вещи становятся при этом «так называемыми»; постоянные эпитеты типа «государственный», «исторический», «фанатический» («фанатически предан»); заблаговременную агрессивность обращения, бойцовский характер любых утверждений и оценок, военную и спортивную метафорику схватки, триумфа вместе с изгнанием из публичной речи любых признаков рефлексии, включая языковое сомнение, сознание условности.

Также в LTI различимы несколько пластов. Среди них: романтический, с его интересом к сверхценному «Я», с темой сверхчеловека, с презрением к отдельным людям; с романтической привязанностью к «роду», к «крови и почве»; с неприятием рационального; экспрессионистский - слепой, дикий, страстный фанатизм, воодушевление, спонтанность, уникальность - постоянные эпитеты в статьях и речах; сакральный - постоянно повторяющаяся тема:              Гитлер как спаситель,

явившийся, чтобы сотворить чудо, чтобы спасти избранный народ, - и наступающее вслед за этим тысячелетнее царство; рекламный - тема бесстыдного преувеличения, постоянной превосходной степени, уникальности, историчности, важности каждого шага, каждого действия фюрера, каждого произошедшего события. В империи был явный «дефицит будней», все ее дни были «историческими»;

плебейско-спортивный - тот, кто хочет говорить с народом, должен «смотреть народу в рот», повторял Геббельс вслед за Лютером. Отсюда наполненность текстов спортивными метафорами и просторечием, объясняемые желанием фашистских идеологов быть «близкими народу».

В Советском Союзе также был официальный язык - Lingua Sovetica. В период Вьетнамской войны в США получил распространение термин «вьетнамский английский», о котором можно судить по следующим выражениям: «умиротворение», «защитная реакция», «дружественный огонь» (т.е. обстрел объекта по ошибке).

Лингвистическая агрессия может иметь открытый характер, как, например, было в США, когда в 50-х годах в школе ученика могли наказать, если он не говорил по-английски. Но она может быть скрытой и обнаруживаться в лингвистической культуре. Особым индикатором общественной нестабильности можно считать распространение ненормативной лексики в средствах массовой информации и официальных институтах. Здесь уместно привести пример Сербии, где «псовки» приобрели массовый характер и открыто звучали даже на заседаниях Союзной Скупщины.

Известны наиболее распространенные метафоры. Среди них в международной политической лексике чаще всего встречаются: военная (война с бедностью, битва за урожай, борьба за мир, наступление на права трудящихся, сражение с преступностью и др.); архитектурная («окно в Европу», перестройка, архитектура безопасности, построение правового государства, выстраивание властной вертикали); пути (движение к цели, шаг вперед, свернуть с пути реформ) и др. Все они способствуют созданию психологической установки на одномерное восприятие политических реалий.

Многие политики стремятся к минимизации лингвистически напряженного описания миропорядка. Отсюда частые обращения к цитатам из религиозных текстов или работ известных своими высокими моральными и деловыми качествами предшественников. Цитаты из речей менее популярных политических деятелей часто, наоборот, остаются без указания авторства. Как то было со знаменитым вопросом о том, что человек может сделать для Америки, до Дж.Ф. Кеннеди произнесенным одним из самых непопулярных президентов Г. Гувером. Распространенные в 70 - 80-х годах в странах Запада представления о политкорректности одинаково осуждают и лингвистический расизм и лингвистический сексизм. Однако к концу 90-х годов в политическом сознании обнаружилось новое отношение к слову. Если в прошлом интеллект часто проявлял себя с помощью поэзии, то теперь возникли иные критерии интеллектуального развития. Так, покой провинциального австралийского городка Брисбена, где проходил традиционный писательский фестиваль, был нарушен молодыми представителями новой партии, зарегистрированной как «Молодые люди против

поэзии» (МЛПП). Члены этой партии именно в поэзии обнаружили источник всех современных проблем в силу ее привязанности к социальным прихотям среднего класса. Активисты МЛПП собрали около четырехсот подписей за то, чтобы поэзию исключить из учебного процесса[56]. Они считают поэтов виновниками такой ситуации, которая не отвечает современным требованиям, так как их способ мышления и система нравственных ценностей остались на уровне 60 - 70-х годов и повторяют пройденное когда-то хиппи. Сами же поэты, по их мнению, создают исключительно скучные произведения, ради чего удаляются от жизни и не участвуют в общественном процессе.

Язык, безусловно, это и комплекс книг, написанных на нем. Сюда необходимо включать и художественную литературу, и научную, и общественную, и жанр эпистолярный. Одним из наиболее подверженных всяким политическим и экономическим влияниям является язык средств массовой информации. И хотя оценка содержательной стороны текстов должна быть предметом специального исследования, стоит напомнить, что часто о значимости

и,              более того, общественной полезности того или иного текста стремятся судить на основании неуглубленного контент-анализа. Нельзя удивляться тому, что, как правило, критике подвергаются тексты выходцев за рамки принятых приличий. В связи с этим акция молодежного движения «Идущие вместе» по замене книг «вредных» для подрастающего поколения авторов может быть отнесена к разряду плохо продуманных действий. Отрицательное отношение к ней со стороны российской интеллигенции может объясняться известными историческими аналогиями, когда сразу же после прихода к власти национал-социалистов берлинские студенты устроили в скверике возле университета костер из книг, запрещенных авторов. Но есть и еще один факт, определяющий настороженное отношение к инициативе «Идущих вместе». Это то, что среди нежелательных изданий оказались книги Карла Маркса, которые организаторы акции после сбора были намерены отправить в Германию.

Конечно, при всех новациях лингвистическое пространство сохраняет свою значимость благодаря заботе о поддержании культурной традиции. И все же, будучи частью глобальной коммуникационной сети, оно может быть рассмотрено с позиций, характеризующих эту общность. А они также свидетельствуют о ее подчиненности законам хаотической динамики. Поэтому нет ничего удивительного в том, что Интернет, даже структура сети которого подтверждает его приверженность такой динамике, так активно влияет на зарождение новых лингвистических конструкций, имеющих трансграничные значения.

Анализ перечисленных параметров международного лингвистического пространства позволяет сформулировать проблему практического плана о принципиальной возможности урегулировать конфликт, обнаруживаемый, в том числе на основе лингвистического анализа, методами собственно языковой политики или, применяя лингвистические механизмы? Для этого, как минимум, требуется сохранять высокий уровень гуманитарной составляющей в культуре общества, иметь юридические нормы, регламентирующие языковые взаимоотношения, как на международном, так и на внутригосударственном уровне. Необходимо создавать экономические условия для свободного развития языков малых народов и региональных языков.

Как отмечалось выше, ошибки перевода, даже если они случайны, могут исказить смысл текста. Хуже, если они осложняют и без того не очень простые международные отношения. Так, столкновение американского самолета- разведчика ЕР-3 с китайским истребителем, приведшее к гибели китайского летчика, весной 2001 г. стало причиной серии дипломатических встреч и потребовало поиска лингвистического разрешения инцидента. Дело в том, что китайские власти потребовали от американской стороны извинений, которые та отказалась дать в связи с тем, что столкновение произошло в международном воздушном пространстве. Понимая необходимость разрешения коллизии, китайская сторона привлекла к переговорам лингвистов, участвовавших еще в 1972 г. в выработке текста договора об установлении дипломатических отношений США и КНР. И вот «Нью-Йорк тайме» опубликовала

экспертное заключение. В нем американским читателям разъяснялось, что китайцы требуют не просто извинений, а действия, присущего этикету маньчжурского двора и называемого «дао цянь». «Сожаления», полученные от самых высокопоставленных представителей американской администрации, переводятся термином «и хань», который не содержит достаточной степени внутреннего раскаяния. Но так как Китай желает показать готовность к сотрудничеству, он готов согласиться на более мягкий вариант извинений, чем «дао цянь», «бао цянь». На этом и договорились.

Лингвистические аспекты международных отношений актуальны и в отношениях государств постсоветского пространства. Еще в 80-е годы отношение к русскому языку стало своеобразным индексом прочности сначала социалистического содружества, а потом и СССР, когда студенческая молодежь выступала с требованиями сокращения количества учебных часов, уделяемых изучению русского языка, а то и полного изъятия его из вузовских учебных программ. Многие из этих требований были удовлетворены сразу же после крушения социализма.

В то же время не только на постсоциалистическом пространстве, но и во всем мире существует значительное число людей. Которых можно отнести к разным группам: «русскоязычные», «русскоговорящие», «выходцы из России и СНГ», «граждане Российской Федерации». Но всех их объединяет знание русого языка и использование его как средства межличностного и международного общения. Так, по различным статистическим данным, в отдельных странах мира насчитывается: США - от 2 до 3 млн. русскоязычных; Австрии - 10 тысяч «русских», т.е. выходцев из СССР; Великобритании - 40 тысяч русских и до 400 тысяч выходцев из СССР; Венгрии - 20 тысяч «русских», т.е. опять выходцев из Советского Союза; Аргентине - 300 тысяч русских и русскоязычных; Германии - 2 млн. русскоязычных; Дании - 5 тысяч «русских», из них 1600- граждане России; Канаде от 250 до 450 тысяч русскоязычных; Испании - 40 тысяч русскоязычных; Финляндии - 25 тысяч русскоязычных; Норвегии - 3,5 тысяч выходцев из бывшего СССР; Польше - 9 тысяч русскоязычных; Словении - 10 тысяч русскоязычных; Новой Зеландии - 7-8 тысяч выходцев из России и

СНГ; Японии - 3 тысячи русскоговорящих[57].

Эти даже весьма разнородные данные показывают, что пространство русского языка простирается по всем континентам. Но одновременно нельзя не замечать появления новых «белых пятен» там, где это пространство еще в совсем недавнем прошлом полностью совпадало с географическим. Что же касается других регионов, то можно констатировать наличие в их социокультурной жизни активного общения на русском языке. Например, В Лондоне в ноябре 2002 г. прошла конференция, на которой было решено учредить Ассоциацию европейских общин европейских стран, первой такого рода организации с массовым членством, преследующей цель в том числе лоббирования интересов выходцев из СССР в странах их настоящего проживания.

Произошло серьезное изменение возрастного состава русскоязычной диаспоры

и,              главное, ее активной и наиболее мобильной части. Диаспора заметно помолодела. Причем наблюдатели отмечают, что язык, культура и традиции выступают объединяющими элементами для выходцев из бывших советских республик, обосновавшихся в других странах. В Лондоне, например, открыт информационный центр русскоязычной диаспоры. И в его рамках можно видеть, как развиваются контакты литовской, российской, белорусской и украинской общин. Издается журнал «Инфоцентр», который предполагается преобразовать в панъевропейский. Но вот в самих странах СНГ и Балтии отношение к русскому языку часто не встречает такого энтузиазма.

Одним из первых идеологов дерусификации постсоветского пространства считают известного политолога Збигнева Бжезин- ского, который в момент распада СССР выразил мысль, что сохранение русского языка в разговорной речи и печатных изданиях новых независимых государств угрозой их национальной безопасности. Но позже выяснилось, что вопрос русского языка следует рассматривать не столько в аспекте политики безопасности, сколько экономики. С каждым годом население этих стран, которое считает русский язык своим родным, становится все меньше.

Особенно болезненная ситуация сложилась в Туркмении после отмены там института двойного гражданства.

Сужение пространства русского языка характерно даже для тех стран, которые ориентированы на развитие многостороннего сотрудничества с Россией. А в некоторых государствах русский язык вместо роли средства общения начинает играть противоположную роль - средства «разобщения». Особенно там, где сохраняется хотя бы незначительная угроза территориальной целостности. Можно сказать, что проблем со статусом и изучение русского языка не возникало только в Белоруссии, Казахстане, Азербайджане и Киргизии. Но даже и там оппозиция готова использовать фактор русского языка в борьбе за власть.

В суверенных государствах постсоветского пространства и отношение к русскому языку, и его статус отличаются разнообразием. Многие граждане СНГ разделяют мнение депутата украинской Верховной Рады В. Алексеева: «Язык - это лакмусовая бумажка. Если в государстве по одному вопросу значительную часть населения ставят на колени, указывая на каком языке обращаться в органы власти, то это значит, что и в остальных сферах будет то же самое. Пенсионеру будут предписывать, за какой месяц получать пенсию, предпринимателю - куда девать его прибыль»1.

В некоторых странах столкновения на лингвистической почве приобретали форму открытой конфронтации власти и оппозиции. Например, в Молдавии. Сначала в этой стране основные политиколингвистические проблемы были у русскоговорящего населения, не знающего молдавского языка. Затем появились сложности у поколения, выросшего за десятилетия независимости. На этот раз из- за незнания русского языка. Но, когда в 2002 г. власти выступили с предложением изучать русский язык не с пятого, а со второго класса школы и придать русскому языку официальный статус посредством внесения некоторых поправок в закон о функционировании языков от 1989 г., оппозиция в лице Народного фронта Молдавии выступила против таких предложений. Были организованы ежедневные акции протеста, в которых самое активное участие при

Цит. по: Попов А. Русский язык под защитой Европейской хартии // Независимая газета. 2000. 28 июня.

няла студенческая молодежь. Кроме того, румынский МИД также в специальном заявлении выразил негативную оценку действий Кишинева, что можно считать вмешательством в дела суверенного государства. И все же в вопросе об изменении статуса русского языка власти Молдавии вынуждены были отступить.

Европейская хартия региональных языков и языков меньшинств, принятая Советом Европы, содержит комплекс обязательств по использованию таких языков в образовании, судопроизводстве, СМИ, культуре, экономической жизни, взаимоотношениях граждан с государством. Надо сказать, что государство само вправе выбрать модуль применения Хартии, взяв на себя обязательства по ее 35 пунктам. Но и такая свобода национальной языковой политики, вполне допускаемая Хартией, оказалась для ряда стран СНГ не слишком удобной. Украина не торопилась с ратификацией этого документа. В Азербайджане была принята поправка к Кодексу административных нарушений: «О препятствиях применению государственного языка в Азербайджанской Республике», согласно которой за пропаганду против государственного языка, за ограничение сферы его применения (в том числе при использовании русского языка), за воспрепятствование распространению латинской графики полагаются штрафы, распространяющиеся на должностные и юридические лица. В целом, картина, представляющая статус русского языка на постсоветском пространстве, выглядит следующим образом: Азербайджан - язык межнационального общения; Армения - язык национального меньшинства; Белоруссия - государственный язык; Грузия - язык национального меньшинства; Казахстан - язык официального общения; Латвия - иностранный язык; Литва - иностранный язык; Молдавия - язык межнационального общения; Таджикистан - язык межнационального общения; Туркмения - язык межнационального общения; Узбекистан - язык межнационального общения; Украина - язык национального меньшинства; Эстония - иностранный язык. />Естественно, от статуса языка зависят и положение СМИ на русском языке, и положение русских школ, и отношение к образованию, полученному в российских высших учебных заведениях, и непосредственное существование русских вузов. Поэтому, на

пример, в белорусских вузах преподавание на русском языке составляет почти 90%о, в Казахстане во всех вузах обучение разбито на два потока - казахский и русский, в большинстве киргизских вузов преподавание ведется на русском языке. И в то же время русские школьники в Латвии больше не имеют возможности изучать родной язык в необходимом объеме. И со своими требованиями они дошли даже до Страсбургского суда по правам человека. Но латвийские власти не посчитали необходимым придерживаться принятых в Европе актов, защищающих права человека и их культурную свободу.

Следует признать, что на пространстве СНГ русский стал постепенно вытесняться английским. Так, председатель Союза писателей, депутат миллимеджлиса Азербайджана Анар считает, что за 200 лет, прожитых «рядом с Россией в азербайджанский язык вошло от силы пять - шесть русских слов, а за 10 лет независимости наш язык пополнился куда большим количеством английских»

И это, по мнению, Анара, также подчеркивает необходимость политики защиты государственного языка.

Только надо учитывать, что в этой политике, как, впрочем, и в любой другой возможны крайности, доводящие ее до абсурда. Можно привести лингвистические примеры внедрения в жизнь в Киргизии «киргизофильства». Люди переставали понимать друг друга, когда радио обозначили сочетанием «ун аглы (брать голос), телевидение - «сын аглы» (брать облик). Для галстука была найдена аналогия с тесьмой, которая в мужском национальном костюме используется в качестве брючного пояса - «ычкыр». Галстук «мада- ний ычкыр» - превратился в «культурный подпоясок». Все эти языковые нововведения прожили очень недолго и сохранились лишь в передачах киргизской службы Радио Свобода2.

После установления советской власти многие языки народов СССР графически были переведены на кириллицу. Однако с распадом Советского Союза началось обратное движение. Смена алфа

Цит. по: Бабаева У. Говоришь по-русски - будешь наказан // Независимая газета. 2002. 30 апреля.

См.: Мамбеталиев К. «Русский вопрос» в Киргизии // Независимая газета.

2002. 4 февраля.

вита становится формой политической демонстрации. Начинает ее Молдавия за исключением Приднестровья. С кириллического письма на латинское перешли в Азербайджане, Узбекистане и Туркменистане. Некоторые специалисты увидели в этом процессе не признаки досоветской реставрации, а непременное общецивилизационное требование, соответствующее глобализации. И все же «алфавитные войны», которые возникали в результате изменения системы письма в Молдавии, показывают, что в данном случае региональный фактор развития преобладает над глобальным. Ведь не торопятся переходить на латиницу Китай и Япония, которые активно вовлечены в глобализационные процессы. А насильственная латинизация в русскоязычном Приднестровье привела к тому, что власти этой непризнанной республики стали запрещать деятельность на ее территории молдавских школ, запустив тем самым «лингвистический бумеранг».

Возвращение к лингвистическим истокам, безусловно, направлено на утверждение национально-культурной идентичности. Это можно сказать о стремлении некоторых народов увязать свою историю с турками-кипчаками. Но вот стремление с помощью топонимики резко расширить их ареал порой вызывает недоумение. Например, обнаружение тюркской топонимики в Подмосковье: Коломенское, старое название Каслома, означало по-тюркси «охранение», Копотня «высокое поселение» или «высокая трава», Кунцево - «пристанище» или «заезжий двор». Не только Подмосковье, но и западноевропейские земли, по этой версии, имеют тюркское происхождение: название Германии, Альмания по- тюркски, происходило от слова «альман» (дальний), название «Англия» (тюркское Ингленд) составлялось из тюркского сочетания, в котором «инг» означало добычу, а земля за морем считалась «добычей» \

Этимология - наука сложная, а поэтому может преподносить неожиданные сюрпризы. Вряд ли следует высказывать спорные историко-лингвистические предположения, когда никто не отрицает глубоких связей различных народов в прошлом, а важно

поддерживать эти связи в настоящем и будущем. Нельзя исключать и того, что со временем именно лингвистические источники остаются тем немногим, что позволяет определить не только направление, но и характер существовавших у наших предков межэтнических контактов. А проблема удельного веса скифских или скандинавских инъекций в славянский этнос до сих пор остается актуальной с точки зрения национальной самоидентификации[58].

Справедливости ради, надо заметить, что это положение относится ко всем странам СНГ, в том числе и России. Стремление ограничить количество употребляемых иностранных слов в России ничуть не меньше, чем в других государствах, что отмечено и на уровне законодательной власти, и в педагогической среде. Так, в летнем подмосковном детском лагере под названием «Славянский» в 2003 г. детей призывали возвращаться к устаревшей славянской лексике, заменять не только выражения «фильтруй базар» и им подобные, но и более привычные, употребляемые в устной и письменной речи лексические формы. Что же касается депутатов, то они в своей законотворческой деятельности обязаны учитывать, что любая реформа (даже орфографическая) способна породить ситуацию, когда «русский русский», «белорусский русский», «казахский русский» и другие варианты русского языка постепенно могут становиться не только разными наречиями, но и разными языками. И пока законодательно такие ограничения не закреплены, лингвистический дрейф на постсоветском пространстве не очень заметен. Но он существует и не дает оснований считать язык тем инвариантом, который, как, и в советские годы, будет способствовать сближению стран СНГ.

В современном мире язык выступает одним из основных инструментов выражения политкорректности. Но также противоположные модели общения, например, неприязнь к другим народам, отражаются в первую очередь в языке. В русском языке оскорбительные и пренебрежительные наименования инородцев получили самое широкое распространение. И этим грешит не только обыденная лексика, но и средства массовой информации. Причем

язык российской прессы в упоминании оскорбительных названий рас и наций несколько отличается от языка Рунета. Для сравнения, в российских изданиях, по данным Группы 808, по частоте таких упоминаний иные национальности и расы располагались в следующем порядке: янки, хохлы, жиды, фрицы, чухонцы, москали, чичики (чехи), латиносы, ниггеры, жидомасоны, узкоглазые, америкосы, азеры (айзеры), немчура, макаронники. В Рунете с помощью поисковой системы Япйех можно убедиться, что этот список выглядит несколько иначе: хохлы, жиды, янки, америкосы, москали, ниггеры, чичики, хачики, узкоглазые, черномазые, фрицы, чухонцы, жидомасоны, латиносы, кацапы[59]. Правда, и в других языках имеются не менее оскорбительные наименования для других национальностей. В том числе, для русских в немецком языке таковым является «иван». Здесь, как и в норвежском языке, вероятно влияние Второй мировой войны. Поскольку в это время в норвежских концлагерях погибло несколько десятков тысяч русских солдат, то с тех пор появился и закрепился пренебрежительный термин «русский узник», который также употребляется в значении «доходяга». В то же время в русском языке презрительное обозначение для норвежцев отсутствует. Языковые признаки ксенофобии очень легко обнаруживаются, и поэтому можно их считать, если и не индикаторами этнополитических конфликтов, то признаками этнополитической нестабильности. И это не может не проявляться в международном сотрудничестве. У чистоты словоупотребления находится много защитников. Однако мировой опыт убеждает, что защищать, тем более законодательно, надо не язык, а культуру, потому что только культура обеспечивает стабильность и консервативность языка. Отсюда и проблемы сохранения за русским языком значения языка общения на постсоветском пространстве в первую очередь зависят от того, смогут ли страны СНГ сохранить единое культурное пространство.

Особой лингвистической проблемой является внесение элементов политкорректности в известные литературные произведения. В феврале 2011 г. американское издательство NewSouth Books выпустило новое, исправленное издание «Приключений Тома

Сойера» и «Приключений Гекльберри Финна» Марка Твена. В этих изданиях слово «негр» будет заменено на расово нейтральное слово «раб». «Приключения Гекльберри Финна», в которых слово «негр» употребляется 219 раз, не впервые подвергаются гонениям. В 1957 г. роман был исключен из списка обязательного чтения в младшей и средней школах Нью-Йорка. В 1998 г. родители ученика в штате Аризона подали на школу в суд за то, что данная книга входила в обязательную программу. В «Приключениях Тома Сойера» неполиткорректное слово встречается всего лишь четыре раза, поэтому данная книга не беспокоила борцов за расовое равноправие. Но современная инициатива по редактированию хрестоматийных текстов принадлежит ученому, специалисту по творчеству Марка Твена А. Гриббену. Несмотря на неоднозначную общественную реакцию, ученый уверен в своей правоте. По его словам, во время публичных чтений он давно уже заменяет «обидные» слова на нейтральные, и публика слушает его с большей охотой. Но после редактирования Марка Твена возникает вопрос о внесении корректировок в «Хижину дяди Тома» Гарриет Бичер- Стоу или «Унесенные ветром» Маргарет Митчелл, в которых слово «негр» встречается довольно часто[60].

Все отмеченные проблемы необходимо учитывать в вербальной межкультурной коммуникации. Ее правила требуют обращать внимание на: отношение к темпу речи, паузам, молчанию, принятым в разных культурах. Даже молчание, принятое в разных культурах, можно интерпретировать по- разному, например, древнекитайская пословица гласит: «Кто знает - молчит, а кто не знает - говорит», а для «слушающих культур» Восточной Азии молчание в ответ на вопрос не равнозначно прекращению коммуникации, а наоборот, оно является важнейшей частью социального взаимодействия. В США не любят пауз в разговоре, которые воспринимаются крайне негативно, могут раздражать собеседника;

частоту использования в речи определенных речевых формул, оборотов, словосочетаний, вопросов, формул вербального приветствия; стандартные или «допустимые» темы ведения разговоров или поддержания беседы, например, в арабской культуре, стандартными темами являются последние новости, здоровье и благополучие собеседника, его родных; запретные или закрытые темы, связанные с необходимым соблюдением этнических норм и правил. Так, на Ближнем Востоке не принято затрагивать религиозных тем, затрагивать интимные и личные темы; использование запретной лексики, инвективов и эвфемизмов, нецензурных слов и лексики, которые могут обидеть, задеть чувства, оскорбить достоинство собеседника, окружающих; применения общепринятых метафор, так как то, что является ценностью в одной культуре, может неоднозначно восприниматься в другой; различия, связанные с сословной принадлежностью и социальной дифференциацией в вербальных приветствиях.

Лингвистическое пространство подчиняется общим законам развития. А значит, и для него наступает время выхода на языковый метауровень, перехода к системе метаописаний. Именно этот уровень позволяет описать особенности разворачивающейся глобализации. Но необходимо помнить, что издержки глобализации уравновешиваются второй важнейшей мировой тенденцией - фрагментацией. Современный мир после все ярче демонстрирует сложность соотношения этих двух тенденций. Поэтому сохраняет свою значимость утверждение древних: Quot Unguis quis calet, tot homines valet - «Сколько языков знает, столько тот человек и стоит». Однако на каком бы языке человек ни говорил, важно, что он говорит, а в любой конфликтной ситуации требуется не осуждать поступки других, а говорить о своих проблемах. И это правило социолингвистики в равной степени применимо как на личностном, так и на более высоких уровнях общения, вплоть до международного.

Контрольные вопросы Как соотносятся политическая и лингвистическая карты мира? Какие основные международные документы определяют правила международного лингвистического общения? В чем заключаются сложности, связанные с сохранением роли русского языка как средства межцивилизационного общения на постсоветском пространстве»? Какие элементы «языка вражды» ушли из политического обихода, а какие - нет?

Литература Блакар Р. Язык как инструмент социальной власти / Язык и моделирование социального взаимодействия. М., 1987. Будаев Э.В., Чудинов А.П. Современная политическая лингвистика. Екатеринбург, 2006. Волъфсон И.В. Язык политики. Политика языка. Саратов: Са- рат. гос. ун-т, 2003. Исаева Т.Е. Речевая коммуникация в туризме. М.: Дашков и Ко, Наука Спектр, 2009. Клемперер В. LTI. Язык Третьего рейха. Записная книжка филолога. Пер. с нем. А.Б. Григорьева. М.: Прогресс-Традиция, 1998. Jle Э. Лингвистический анализ политического дискурса. Язык статей о чеченской войне в американской прессе // Полис. 2001. №2. Мухарямов Н.М. Пара дипломатия в языковых измерениях: к построению

концептуальной модели:              [международная активность субнациональных

регионов и геополитика языка] // Вестник Московского университета. Сер. 18. Социология и политология. 2009. Янв. - март (№ 1). - С. 101-108. Тер-Минасова С.Г. Война и мир языков и культур. М.: Слово,

2008. Чудинов А.П. Политическая лингвистика. М.,: Изд-во «Флинта» 2006.