3.1. Судебные протоколы Меровингской Нейстрии: Происхождение и особенности

Судебные протоколы, частный случай раннесредневековых правовых актов, значительно отличаются но характеру от нарративных историй и житий и позволяют дополнить картину происходившего в Галлии в VII в.

Сохранившиеся записи меровиигского королевского суда (относящиеся к VII VIII вв.), наряду с формулярием из Анжера (formulae Andecavenses), являются интересным примером правовых источников, впитавших как правовые традиции Поздней Античности, так и реалии раннего Средневековья, и дают возможность посмотреть на взаимодействие королей, епископов, аб-

батов и представителей знати с особой точки зрения.[102] Эти протоколы суда (традиционно называемые современными исследователями placita) возникли как результат записи хода судебных заседаний при дворе меровингских королей Нейстрии (северо-западной Галлии) во второй половине VII - первой четверти VIII в. Первая из этих записей относится к 653 г., а последний из меровингских документов подобного рода относится к 715 г. Подавляющее большинство этих записей запечатлело иски, связанные с монастырем Сен- Дени, усыпальницей франкских и французских королей.

Эти документы позволяют рассмотреть вопрос о путях синтеза римского и варварского начал в правовых традициях королевства франков.

ролевская власть вводила новые порядки в праврвые традиции варварского франкого общества.' Как считают исследователи, у франков, в отличие от других королевств, право служило для подчинения королем поданных, а не для защиты их от произвола королевской власти.[105] Но королевство франков было наследником Римской империи по ряду признаков: короли его обладали абсолютной властью, которая была свойственна императорам.[106] Для поддержания мира (mundium), короли обладали всей полнотой власти.[107] Кроме этого, галло-римляне чувствовали себя уверенно среди франков.[108] Церковь обладала особыми привилегиями, и была фактически единственной силой, способной оспаривать власть королей.[109] Сложившиеся представления обладают рядом неточностей, и обращение к судебным протоколам может помочь нам уточнить характер романо германского синтеза в области правовых традиций, и в особенности в области представлений современников о границах королевской юрисдикции.

В ряде вышедших рабой1 исследователи рассмотрели судебные протоколы с различных точек зрения.К ним обращались, чтобы показать, что королям удавалось поддерживать порядок в меровингской Галлии и приводить правонарушителей к ответу.13 В фундаментальном исследовании дипломатики этих протоколов было проведено их детальное сравнение с обычными королевскими грамотами.

пломы.[110] Эти записи отличались друг от друга написанием слов, грамматическими особенностями, и тем более протоколом, что говорило исследователям об их случайном характере.[111] Третье исследование, хотя и не уделило много внимания именно судебным протоколам, поставило вопрос о том, насколько эти судебные записи связаны но форме с императорским рескриптом.[112] Представляется необходимым поставить вопрос о том, насколько эти документы отражают представления о роли королевской власти в создании практики взаимодействия между светской властью, знатью и церковью. Ведь именно эти источники, в отличие от историй и житий, были прямым результатом поиска согласия между королями, епископами, аббатами и знатыо.

При исследовании судебных записей из меровипгской Галлии исследователи допускают терминологические неточности, анализ которых дает возможность поставить вопрос относительно представлений о прерогативах властителя в меровипгской Галлии. Среди англоязычных ученых стало обычным называть эти судебные записи словом placita.[113] Эта традиция берет свое начало в Высоком Средневековье, так как термин placitum стал широко применяться для обозначения заседаний королевского суда только в послекаро- липскую эпоху, в X XI вв.[114] В XII XIII вв. хранители монастырского архива Сен-Дени, следуя обычаям своего времени, стали называть их именно так, о чем свидетельству ют пометки, находящиеся на «дорсальной» (оборотной) стороне грамот. Однако употребление этого термина может затруднить понимание процессов, происходивших в меровипгской Галлии. Ведь словом placitum в поздней Античности обычно назывались договоренности, которые

могли не быть связаны с судебными заседаниями, а тем более с заседаниями наместнического суда или с петициями императору.19 С началом домината императорская канцелярия (officium a libellis) приобрела большое влияние в формулировании практики частного права, и может показаться неудивительным, что в раннем средневековье эти традиции сохранились.20 Об этом, казалось бы, свидетельствует и сравнение меровингских судебных записей с императорскими рескриптами времен поздней империи.21 Ведь рескрипты, которыми императоры отвечали на запросы, направленные в их адрес ио поводу сложных аспектов частного права, стали одним из важнейших источников правовой практики в поздней Античности.

Однако именно сравнение с императорским рескриптом дает возможность поставить вопрос о том, каковы были представления о прерогативах властителей в области судопроизводства.

предпринята усиешая попытка составить сборник, сведя в нем все постановления, которые могли использоваться в качестве источника нрава.[115] Ученые спорят о том, являлся ли этот сборник единым законом империи, но можно быть уверенным в том, что он представлял из себя установления, на которые юристы могли ссылаться в суде. Процесс создания Кодекса Феодосия дает возможность понять процедуру, благодаря которой эдиктам императора был придан статус источника права. Этот кодекс был составлен юристами, издан императором, и затем утвержден сенатом сначала восточноримской, а затем западноримской империи в 438 г.[116] Эта процедура дает возможность утверждать, что в поздней Римской империи прерогативы императора в области частного права были сильно ограничены, и только сложные ритуалы придавали постановлениям императоров легитимный статус правовой нормы.

С падением Западной Римской империи представление о праве властителей высказывать свое мнение но спорным вопросам частного права и способствовать установлению правовых норм в этой сфере изменились ненамного. Ученые предположили, что властители королевств, сменивших имперскую администрацию, во многом подражали императорам. Было показано, что издание варварских правд во многом проходило с соблюдением процедуры и формальностей, характеных и для издания кодекса Феодосия.20 Например, Бургундская правда представляет из себя сборник постановлений по отдельным юридическим вопросам, выпущенным королями бургундов в пе-

риод между серединой V в.

На основании исследования хроник и житий исследователи делали вывод о том, что королевский двор являлся высшей судебной инстанцией в королевстве франков времени правления Меровингской династии.[119] Это не вызывает сомнения, потому что даже те группы знати, которые стремились к увеличению своего влияния во франкском королевстве, могли возвести на престол своего короля, но никогда не подвергали сомнению право существующего правителя на последнее слово в области разрешения споров и конфликтов.[120] Но вопрос о судебных прерогативах короля и о правовой культуре

королевского окружения представляется весьма интересным с точки зрения задач, которые поставлены в настоящем исследовании. А именно, исследование записей королевского суда может дать ответ на вопрос о том, как долго сохранялась в Галлии нозднеантичная правовая культура, нашедшая свое выражение в Кодексе Феодосия (438 г.). Мы знаем, что несколько списков этого кодекса сохранились во франкском королевстве, и поэтому вопрос о сохранении этой правовой культуры становится особенно актуальным.[121]

В качестве отправной точки нашего доказательства можем обратиться к тому факту, что название судебных записей дает возможность утверждать, что в меровингской Галлии сохранились представления об ограниченности прерогатив верховной власти в области судопроизводства и частного права, характерные для поздней империи.

стремившиеся к власти.