3.3. Политика согласия и король как арбитр

рижа и брату епископа Леодегара Отэыского.[142] Право Барина владеть этой землей являлось важешим фактором политики в Нейстрии, так как его брат обладал огромнейшим влиянием при дворе франкского короля Нейстрии.[143]В борьбе с епископом Леодегаром Теодорих III конфисковал собственность и отдал ее монастырю Сен-Дени. Когда позже Теодорих III был взят под стражу Хильдериком II, мажордом взял на себя заботу о Сеи-Дени и надзор за владениями.[144] Это создало затяжной конфликт между мажордомами и монастырем, который потребовал присутствия большого количества епископов и представителей знати на судебном заседании. Хильдерику II было важно обеспечить согласие между Сен-Дени и семьей мажордома, двумя важнейшими опорами власти королей Нейстрии, и он хотел, чтобы вся знать и королевские чиновники своим влиянием но/щержали это решение.[145]

Как было показано выше, ученые, как правило, подходили к вопросу о королевском суде с точки зрения важности его роли в урегулировании конфликтов, и отмечали эффективную роль судебных собраний для поддержания порядка в меровипгской Галлии.[146] Ученые обычно разбивают судебные записи па две группы - настоящие и «притворные» процессы.

сутствие четких юридических норм условного держания и прав женщин и

г

вдов на собственность. Судебные разбирательства середины VII в. показывают, что нормы владения землей были размыты, и что скорее всего дела попадали в королевский суд но причине отсутствия устоявшейся правовой традиции. Судебные разбирательства в присутствии меровиигских королей, таким обраом, имели своей целью уточнение правовой нормы и ее санкционирование в ходе судебных процедур. Однако следует заметить, что конфликты, которые разбирались в королевском присутствии, не были результатом ослабления королевской власти. Поводом для судебного разбирательства служили ссоры но поводу держания земли, которые более походили на вырвавшиеся на публику затянувшийся спор между владельцем и держателем, нежели чем на действительную угрозу общественному спокойствию, которая подрывал а, бы устои франкского общества. Однако эти случаи действительно были сложными с правовой точки зрения. Король играл роль судьи в разрешении конфликтов, не стремясь показать свою абсолютную власть, на которую теоретически он имел право.[148] Роль арбитра при решении конфликтов в суде позволяла королям Нейстрии демонстрировать свою значимость и способствовать вовлечению политических группировок в процесс нахождения приемлемого решения. Судебные протоколы стремились создать впечатление, что решение суда было результатом совместных усилий всех присутствующих. Интерес королей к следованию всем деталям судебных заседаний, а так же к перенесению на аристократов ответственности за принятие решений рисует меровингский суд не как место разрешения конфликтов, а скорее как собрание знати, королевских чиновников и епископов, которое давало возможность для взаимодействия между различными политическими группировками.

этому можно утверждать, что роль королей Галлии в отношении частного права была ограничена, и что судебные заседания являли собой пример юридически сложных случаев, которые нельзя было разрешить в соответствии с принятыми нормами права.

Записи судебных заседаний появляются не только во франкской Галлии, и исследователи подчеркивают, что они могли брать начало в ноздне- античных традициях. В одном из своих писем Сидоний Аполлинарий описывал, как вестготский король Теодерих II выслушивал разные вопросы, среди которых, вероятно, были и судебные дела.[149] В Италии при лангобардах широко развилась практика записи судебных решений (judicatum) .[150] В Галлии существовала традиция записи решений обычного суда, на котором король не присутствовал.[151] Они назывались secnritates, notitiae и др. Однако следует отметить особенность развития этого вида заседаний и самих записей в Галлии, так как они не были лишь рабским следованием позднеантичным образцам и представлениям. Есть основания предполагать, что важнейшую роль для поднятия их престижа сыграла деятельность франкской церкви. Судебные записи VII в. идентичны по форме и содержанию решениям епископских синодов, которые собирались, чтобы разрешить проблемы, возникавшие в отношениях между представителями франкской знати, монастырями, епископами и королями.[152] Например, Григорий Турский цитирует одно из таких решений полностью, что дает возможность увидеть сходство между решением епископского синода и королевского суда. Текст, который он приводит, составлен по тем же правилам, что и судебные записи, относящиеся к VII в.'2 Поэтому вероятно, что меровингские документы подобного рода стали

появляться в достаточно больших количествах потому, что деятели церкви, представители монастыря Сен-Депи, которым были известны подобного рода документы, специально заказывали записи судебных решений.

Исследователи считают, что несмотря на сходство записей заседаний епископских соборов с решениями королевского суда, между ними есть и различия.

ний, ритуалов и правовых норм поздней Античности.'0 Известно, что меро- вингские короли использовали римский ритуал входа в город (adventus) для подчеркивания своего статуса преемников провинциальной администрации Римской империи в Галлии. Их попытки символического поднесения подарков святыне Св. Мартина в г. Тур в VI в. были провинциальным вариантом императорских дарений, которые, как правило, были направлены панскому престолу в Риме.[155] Таким образом, многочисленные свидетельства рисуют картину адаптации позднеримских традиций, ритуалов и понятий меровинг- скими королями в VI - VII в.[156]' Суд при участии короля франков является одним из примеров постепенной адаптации римской правовой практики к ре- алям королевства франков. Но здесь важно подчеркнуть не только момент заимствования римских образцов, а то, что практика власти выстраивалась гибко и что и в VII в.

«имиерский» язык власти и быть просвещенными (в римском смысле этого слова) властителями. Но использование этого языка, который выражал роль короля как верховного арбитра и хранителя мира, вовсе не требовало серьезных конфликтов. Судебные заседания и записи их результатов были важны для королей, а не только для сторон, участвовавших в конфликте, так как они подчеркивали один из важнейших аспектов воззрений на власть в эту эпоху.

Рассмотренные примеры показывают, что для принятия решения король должен был лавировать между различными группами знати и предста- вителями церкви. Состав суда мог меняться в зависимости от сложности дела и от того, чьи интересы были затронуты. Само решение, даже если оно было принято в присутствии короля, епископов и знати, могло быть заменено на противоположное в последний момент, если оказывалось, что хотя бы одна из юридических формальностей не была соблюдена. Поскольку решение могло быть изменено, главным для значимости суда был вовсе не приговор короля. Судебные записи говорят о том, что следование юридическим формальностям имело важнейшее значение. Аббат Хайнон должен был ждать в королевском суде три дня подряд от рассвета и до заката, чтобы ответчики, Амалберт и его сын Амальрик показались па судебном заседании в 692-93 гг. Их отсутствие говорит о том, что представители знати отдавал и себе отчет в том, что именно короли и их двор были хранителями верховной судебной власти, и что единственным способом избежать проигрыша было игнорирование процессов.'9 Большинство дел проходило со сложными перипетиями, которые вовсе пе свидетельствовали о необоснованности претензий

сторон, а скорее говорили о том, что королевский суд был местом, где нор-

мы права выковывались, а не только применялись.[158] Даже если судебное разбирательство носило в значительной степени «политический» характер (в смысле участия в нем сторон, которые, как известно из других источников, открыто боролись за влияние на короля), многое в исходе дела зависело от того, насколько стороны могли обосновать свои претензии с помощью документальных свидетельств.

Другая запись показывает, что значимость и престиж королевского суда зависели ие столько от права выносить решение, а скорее от способности согласовывать различные, подчас конфликтовавшие между собой нормы права. Причем было важно, были ли согласны с этим решением представители знати и клира. Например, «совет» из епископов и аристократов собрался, когда представители (agentes) Сен-Дени поссорились с Дрогоном, сыном мажордома Пипина. Этот спор возник из-за собственности, которая ранее принадлежала Варину, графу Парижа и брату епископа Леодегара Отэнского.[160]

Этот епископ обладал большим влиянием на королей Нейстрии, и поэтому это дело можно рассматривать как попытку передела собственности между различными группами знати и королевских чиновников.[161] Теодорих III конфисковал эту собственность и отдал ее в сокровищницу и в монастырь Сен-Дени. Когда позже Теодорих III был взят под стражу Хильдериком II, мажордомы дворца взяли на себя заботу о владениях.[162] Это послужило причиной затяжного конфликта между мажордомом и монастырем Сен Дени. Возрастание напряженности потребовало присутствия всех затронутых конфликтом епископов и аристократов. Хильдерика III было чрезвычайно важным обеспечить соглашение между различными группировками знати и епископов.80 Это судебное заседание по сути являлось способом обеспечить поддержку королям и осудить набиравших силу мажордомов.

Построение судебных записей показывает, что образованные современники не считали, что именно приговор короля было показателем значимости его власти. Каждая из судебных записей начиналась с упоминания королевского имени и в некоторых случаях с обращения к знати. Записи также описывали имевшие место дискуссии и обсуждения от имени короля. Тем не менее, когда дело доходило до поддержки приговора суда путем его подписания, имя короля не появлялось па документах. Вместо этого за короля подписывался канцлер. Знать, присутствовавшая на суде, подписывалась иод решением суда.[163] Несмотря на то, что имя короля появлялось в начале документа, оно, похоже, носило только церемониальное значение.

Впечатление, которое создается самим построением судебных записей,

только усиливается тем фактом, что во время судебных заседаний короли стремились подчеркнуть, что хотя они и были верховными арбитрами, но судебная власть принадлежала им не в полной мере. Они не торопились разрешить дело в суде своим приговором, и их главной заботой было, чтобы тяжущиеся стороны сами пришли к соглашению. В этом смысле судебные протоколы показывают, что судебная власть короля состояла прежде всего в его прерогативе быть хранителем мира, который должен был не выносить приговор, а обеспечить согласие сторон. Представления о юрисдикции короля не требовали от него принятия решения, если ни видно было пути достижения согласия между тяжущимися сторонами. После того, когда тяжущиеся стороны представляли дело, присяжные из числа аристократов, епископов или графа королевского дворца решали, позволяют ли обстоятельства дела принять соответствующее решение. Только если они соглашались на последнем, дело передавалось па рассмотрение короля.87 Более того, даже когда конфликт перерастал в открытую борьбу, и дело передавалось королю для принятия им решения, ои часто назначал отсрочку, чтобы могли быть собраны все документы но делу.[164] В некоторых случаях король даже предписывал конфликтующим сторонам самим разрешить их проблему внесудебным путем (placitum).[165] Так короли вообще могли воздержаться от принятия решения. Если дело было сложным, король мог потребовать от сторон предоставления доказательств. Более того, стороны должны были сами решить, как можно было разрешить их спор в соответствии с «местным правом».[166] Король также мог принять решение, не влекущее за собой обязательного исполнения для обоих сторон. Например, одно судебное решение рекомендовало ответчику

подчиниться требованиям истца, если последний потребовал бы возмещения

убытков.[167] Короли Нейстрии неохотно принимали решения. Однако в каждом из рассмотренных выше примеров задержка в вынесении решения была мотивирована требованиями процедуры. Следование судебным формальностям до малейшей детали являлось важным аспектом разрешения споров в королевском суде.