С цензурой и беззаконием достойной жизни не будет

На совести советских цензоров десятки миллионов жизней.

Советская пресса всегда умалчивала о тех, кто погиб от рук коммунистов во время развязанной Лениным гражданской войны.

О массовом терроре Ленина — Сталина против крестьян во время заготовок хлеба, а затем и коллективизации, против интеллигенции, собственников, духовенства, несогласных с режимом было строжайше запрещено упоминать в печати или просто в любой беседе.

В печати 30 — 40-х годов освещались единичные публичные показательные судебные процессы. Родственники сотен тысяч расстрелянных уже после исполнения приговора получали от властей фальшивки: «Ваш брат (отец, сын) осужден на 10 лет без права переписки».

Разве кто-нибудь знал у нас о действительных масштабах наших жертв в концлагерях принудительного труда 20—50-х годов или о масштабах наших потерь во второй мировой войне?

Жесточайшая цензура помогала скрывать от своего и мирового общественного мнения любые преступления режима, любые ошибки экономической политики. Ведь и при Ленине — Сталине, и при Хрущеве — Горбачеве вся статистика была фальсифицированной. Даже та, что шла под грифами «для служебного пользования» и «секретно». Далекими от реальности были оперативные сводки КГБ и МВД, МИД и Минобороны, все научные отчеты НИИ гуманитарного профиля, все оптимистические реляции любого советского учреждения — от министерства и вуза до санэпидстанции и базы по переработке вторсырья. Каждый начальник любого ранга знал, какой официальный отчет хотело бы видеть от него его вышестоящее начальство.

Тотальное молчание и бездействие послушной, карманной прессы давало властям гарантию того, что публичного скандала не будет никогда. Критика в прессе всегда была дозированной, санкционированной свыше. Наше общество теряло миллионы людей в окопах и на лесоповалах, на каторжных стройках коммунизма и в больничных палатах без лекарств.

При реформаторе Горбачеве предварительная цензура средств массовой информации существовала до 1 августа 1990 года, когда она была отменена согласно новому Закону СССР о печати.

Если бы цензура пала на пять лет раньше, можно было бы спасти от воздействия чернобыльской радиации миллионы людей. А так при полном молчании прессы на годы затянулось отселение жителей зараженных районов, и вся страна годами потребляла в пищу зараженные сельхозпродукты, облученным выплачивали по 15 рублей (в то время это было три доллара) в месяц, никто их толком не лечил, чистые продукты в зараженные районы не завозили и т.д. Только пять(!) лет спустя после катастрофы власти опубликовали в прессе строго секретную до той поры для всех (даже для глав местных администраций) карту европейской части СССР с помеченными на ней огромными пятнами местностей, зараженных радиоактивными дождями Чернобыля. Тема радиации перестала быть табу для печати, и мы узнали, что в одном только курортном городе Сочи обнаружили 800 радиоактивных участков. Спустя пять(!) лет выяснилось, что весь грузинский чай с Черноморского побережья также отравлен и что СССР закупил и успел споить собственному населению десятки тысяч тонн чая из Турции, который был заражен цезием и стронцием еще больше, чем грузинский чай.

Только после отмены цензуры в 1990 году мы узнали, что война в Афганистане с приходом Горбачева стала куда более масштабной и интенсивной, чем прежде. СССР завершил ее в 1989 году, убедившись, что выиграть эту войну возможно лишь при условии уничтожения всех афганцев.

Сама по себе отмена цензуры мало что изменила в стране, где КПСС де-факто имела монополию на телевидение, полиграфические мощности, производство бумаги и почтовые услуги по распространению печати. СССР развалился из-за вечного страстного желания всех союзных республик выйти из-под жесткого пресса Кремля. Последний в отместку в конце 80-х годов усилиями КГБ и ГРУ стал моделировать межнациональные конфликты (между армянами и азербайджанцами, грузинами и осетинами, турками-месхетинцами и узбеками), грубо давить националистические верхушки в Узбекистане и Казахстане, Прибалтике и Грузии, Армении и Молдове.

Пресса во всех союзных республиках открыто или завуалированно поддержала «националистов», которых все почему-то называли «демократами» — наверное, чтобы легче было их отличать от коммунистов- сталинистов. Как известно, человека можно заставить работать только под страхом смерти или заплатив ему как следует. Кровавые тираны Ленин — Сталин умерли, нефтедолларов эпохи Брежнева — Горбачева уже не было. Стало быть, и разбежались подальше от Москвы — сначала государства-сателлиты Восточной Европы, затем союзные республики, теперь на очереди — бывшие национальные автономии России или даже целые экономические регионы к востоку от Урала.

Приватизация в России затягивается. Точнее, она еще не начиналась, несмотря на то что уже перестали существовать марксизм-ленинизм, СССР и КПСС, — появились гласность и свободные выборы. Но дух КГБ остался, т.е. у власть имущих не хватает политической культуры и здравого смысла, чтобы согласиться с очевидными выгодами от наличия свободной прессы.

Свободы у российских средств массовой информации тем не менее больше, чем у всех остальных общественных институтов и слоев населения. С августа 1990 года любой россиянин может учредить газету (радио или телестудию, книжное издательство), и многие воспользовались этим правом. В этом нет ничего удивительного. Гласность была первым и единственным достижением горбачевской перестройки. Под строго контролируемые ЦК КПСС очень дерзкие свободолюбивые выступления московских изданий, таких, как «Огонек», «Новый мир» и «Московские новости» 1985 — 1990 годов, Горбачеву давали западные кредиты, которые надо теперь возвращать. Обидно, конечно, что нам не подарили и доллара за уступку Афганистана, Польши, ГДР, Венгрии, Болгарии, Чехословакии, Румынии. Горбачев и Ельцин дали возможность Западу закончить гонку вооружений и тем самым сэкономить огромные суммы. Но «плана Маршалла» мы так и не увидели. Потому что нет у нас доказательств того, что наш нынешний антикоммунизм необратим. Приватизация большей части средств производства, нормальные законы для иностранных капиталовложений, соблюдение прав человека, свободная пресса — вот необходимые условия для нашего процветания.