ВЛИЯНИЕ СОВРЕМЕННИКОВ НА ИДЕИ МАРКСА

Критическое отношение к доктрине Гегеля, с которой Маркс познакомился и воспринял в среде младогегельянцев, оказало глубокое влияние на его мировоззрение. В последний период берлинской карьеры Гегеля в его мировосприятии все более усиливаются консервативные тенденции.

Именно против такого политического и философского квиетизма своего старого учителя и выступили его бывшие ученики в 1830 г. Воспользовавшись рядом замечаний, высказан- ных Гегелем к концу жизни, они утверждали, что подлинно реальное является идеальны^ и что борьба за его достижение по- прежнему находится на повестке дня истории42. Гегель научил их видеть, как, используя опыт прошлого человечества, философская мысль всегда критически воспринимала существующее положение вещей; как отрицающая критика философии оставалась главным инструментом разрушения довольства существующим и подготовки путей к рождению новых культурных возможностей. Необходимость в едкой критике существующего положения вещей, утверждали они, ни в коем случае не утратила своей значимости и в настоящее время.

Главное назначение философии по-прежнему сводится к необходимости сохранения своего критического духа. Страдая от духовного гнета правления короля, которого превозносил Гегель, они (младогегельянцы) обратили свое критическое оружие на рассмотрение культуры своего времени.

Немецкое государство, утверждали младогегельянцы, отмечено духом слепого безрассудства и духовного хаоса, и поэтому его вряд ли можно было бы рассматривать в качестве «реального» в метафизическом смысле. В частности, отмечали они, немецкая культура до сих пор находится под влиянием непросвещенной и угнетающей религиозности. Следовательно, критика религии стала для них главной философской задачей дня.

В 1835 г. Д. Штраус, один из младогегельянцев, опубликовал критический трактат «Жизнь Иисуса», в котором использовал исторический метод Гегеля, чтобы показать, что отдельные части Евангелий были чистым вымыслом, тогда как остальные — всего лишь отражением полумифологических верований, общих для всех христианских общин. Б. Бауэр, стоявший на более радикальных позициях, шел еще дальше, вообще отрицая историческое существование Христа и рассматривая Евангелия как плод чистого воображения, как простое отражение идеологии того времени.

Наконец, Л. Фейербах в работе «Сущность христианства» (1841) и в других философских произведениях определил религиозные верования всего лишь как отображение элементов человеческого опыта в объектах религиозного поклонения43.

Используя для своих целей понятия, сформулированные Гегелем, Фейербах охарактеризовал религиозные представления как отчужденные овеществленные явления, которые могут быть проанализированы с точки зрения тех социальных отношений, которым они обязаны своим происхождением. Согласно Фейербаху, антропология — это порождение теологии. Существование религии свидетельствует о том, что человек отчуждается от самого себя. Посредством религии людьми управляет и их подчиняет их собственное неосознанное воображение (unconscious creation). Фейербах утверждал, что настало время для подлинно коперниковского поворота в истории идей. Именно люди, действующие совместно друг с другом, а не Бог и не гегелевский Абсолютный Дух должны теперь находиться в центре внимания для понимания прошлого человека и его будущего. Богоцентристское мировосприятие лишенного свободы прошлого должно уступить дорогу антропоцентристскому видению освобожденного будущего.

Эта критическая философия младогегельянцев оказала значительное содействие собственному философскому развитию Маркса, который видел в религиозных верованиях лишь отражение «реальных» социальных явлений. Особое впечатление на Маркса произвел поворот Л. Фейербаха от богоцентристского или духоцентристского восприятия мира к анализу тех пагубных социальных условий, которые заставили людей искать утешение в мире созданных ими самими религиозных сущностей.

Другие стороны философии младогегельянцев, такие, например, как активный радикализм А. Руге или иконоборческий индивидуализм М. Штирнера, также различным образом повлияли на Маркса. Но следует упомянуть еще одну личность — мятежного социалиста М. Гесса, который в значительной мере способствовал переходу Маркса от критического либерализма к анализу социальных отношений с позиций радикального социализма.

Фейербах использовал понятие отчуждения главным образом в нападках на религию, а М. Гесс взял его на вооружение в едкой критике современных ему социальных и экономических построений. Согласно Tecqy, царство денег и частная собственность символизируют отчужденное положение человеческого рода в такой же, если не в большей степени, как и существование богооткровенной религии. В ранних работах Гесс позволял себе увлекаться достаточно туманными абстракциями эфемерного социализма, но в 1847 г. он обратился к реалистическому анализу экономических явлений. По словам С. Хука, «в его работе «Последствия революции пролетариата» мы найдем... теорию накопления и централизации капитала, теорию растущего обнищания, теорию перепроизводства, объясняющую периодичность возникновения кризисов, учение о том, что крах ка питализма неизбежен... теории, которые несколькими месяцами позже должны были получить свою классическую формулировку в Коммунистическом Манифесте»44. Хотя Маркс в значительной степени и не признавал этого, он многим обязан Гессу.

Младогегельянцы в целом, а Л. Фейербах в особенности, обеспечили Маркса теми элементами теоретического оснащения, которые позволили ему сосредоточить внимание на изучении социальной системы — именно тех сложных социальных отношений, в которые вовлечены люди, а не мира бесплотных идей и духа.

Но лишь в свои парижские годы Маркс полностью перешел на позиции социализма, благодаря непосредственному общению с его главными сторонниками и проводниками и основательному чтению их произведений. С некоторыми из них он начинал внимательно знакомиться еще в Германии (под влиянием Гесса и работы Л. Штейна «Социализм и коммунизм в современной Франции», 1842).

Собственную и самобытную социалистическую доктрину Маркса не следует воспринимать в этом узком контексте. Однако важным для нее является именно тот размах, с которым он использовал некоторые аспекты современной и почти современной ему французской социальной мысли, оформленные в его собственное видение истории и социального порядка. У Сен-Симона и его последователей, а также у «буржуазных историков», таких как Гизо и Тьери, он позаимствовал элементы своей теории классовой борьбы. Сен-Симону в особенности он обязан пониманием того, что человеческая история — это в значительной мере история битв между классами. По словам Франка Манюэля, «классы были ключом к философии истории Сен-Симона... и исторический процесс может быть объяснен только с позиций классовой борьбы»45.

В сочинениях Сен-Симона можно найти концепцию не только борьбы между классами, но также и того, что именно отношения собственности, а не формы правления являются главными для понимания истории. «Форма правления, — писал он, — всего лишь форма, а отношения собственности — это базис; следовательно, отношения собственности составляют реальную основу общественного здания»46. В отличие от гегелевской традиции, где основное внимание сосредоточено на государстве, учение Сен-Симона сконцентрировано на социальных отношениях. Более того, стоит вспомнить, что Сен-Симон был одним из первых, кто видел общество как гигантскую мастерскую производственных отношений.

Учение о классовой борьбе, о решающем значении рабочего класса в современном индустриальном мире, акцент на главной роли промышленности и труда и, сверх того, на активизирующей роли социальной философии, которая призвана не только объяснить мир, но и изменить его, — все эти элементы осуществленного Марксом синтеза были стимулированы изучением произведений основоположников французской социалистической доктрины или их сторонников, особенно близких Сен- Симону. Позднее Маркс и Энгельс усиленно отрицали это наследие в своем учении и рассматривали французских социалистов как «утопистов», которым они весьма неблагосклонно противопоставляли собственную «научную» версию социализма. Но историку философских идей не стоит соглашаться с этим суждением. Они обязаны этим утопистам гораздо больше, чем позднее были склонны признавать.

Находясь в Париже, Маркс обратился от философских изысканий к анализу противоречий и битв в гражданском обществе, т. е. внутри самих общественных структур. Именно во время пребывания в Париже он пришел к мысли, что «анатомию гражданского общества следует искать в политической экономии». Экономисты-классики от Смита до Рикардо и Мальтуса, а также их неортодоксальные критики, такие как Сисмонди, во многом способствовали окончательному синтезированному формированию взглядов Маркса.

Итак, достаточно »было сказано в обоснование утверждения, что истоки учения Маркса происходят из слияния огромного разнообразия течений европейской мысли: идей французского и немецкого Просвещения; немецкого идеализма, особенно в его гегелевском выражении; критической традиции младогегельянцев и антропологического мировоззрения Фейербаха; французской социальной мысли в сен-симоновском варианте и английской политической экономии.