Как указывают специалисты, урбанизация — это всемирно-исторический процесс. Однако формы его протекания в различных условиях неодинаковы, различаются они и на разных фазах. Повторим, что для нашей страны, как впоследствии и для некоторых других, характерна была фаза урбанизации, которую можно назвать «столичной». Этот вариант урбанизационного процесса обычно реализуется в странах с резко преобладающим аграрным населением. Городское население обычно рассеяно по городам и городкам небольшого размера. Среди них выделяются один-три города, резко отрывающиеся по численности от прочих. Это города-центры, политические, культурные столицы. Городской образ жизни, урбанизм, в том смысле понятия, который вложен в него социологией города в XX веке (Ф. Теннис, Г. Зиммель, М. Вебер, Р. Парк, Э. Берджесс, Л. Вирт, Р. Редфилд и др.), применительно к этим странам если и может быть отыскан, то скорее всего в этих центрах. В сознании их жителей, как и прочих горожан и селян, ценности собственно городские также связываются именно со столицами. При такой форме урбанизации модель (прототип, образец) города и городского образа жизни может распространяться только из центра на периферию, находя там свои более или менее адекватные повторения. Наша страна прошла эту фазу урбанизации в конце XIX — начале XX века, В 1897 году было всего 16 городов с населением свыше 100 тысяч, из них два (Москва и Петербург) — с населением свыше миллиона человек и три (Одесса, Рига, Киев) — свыше 200 тысяч, большая часть остальных имела примерно 100—130 тыс. жителей каждый. В начале XX века доля городского населения в Российской Империи составляла 15“ 18%. Между тем к 1984 году число больших городов (свыше 100 тыс. жителей) достигло 285, миллионеров стало более 207. Отрыв двух лидеров от прочих крупных городов уменьшился. Острота столичной формы (или фазы) урбанизации утрачивается по мере того, как происходит умножение копий центра в масштабе 1:1. Появление десятков городов размером около 1 млн человек начинает качественно менять ситуацию в стране. В настоящее время число горожан, проживающих в условиях людности, которые прежде считались монополией столицы, т.е. в условиях миллионного города, приближается к полусотне миллионов человек. Столичный образ жизни уже существует отнюдь не только в административных центрах высшего ранга — столицах республик На миллионный или близкий к нему уровень населения стремительно вышли города с самыми разными градообразующими факторами и разной историей. В городах, демонстрирующих рывковый способ развития, обостряются сложности, которые вообще характерны для процесса выхода из столичной фазы урбанизации. Трудности сводятся к следующему (мы говорим только о распростране- 7 Статистические данные приведены по кн.: Народное хозяйство СССР в 1984 г.: Статистический ежегодник. М.: Финансы и статистика, 1985. нии городского образа жизни как суммы образцов поведения). На собственно столичной фазе происходит сравнительно постепенное нарастание числа горожан в столице. Прибывающие сюда, как и родившиеся здесь, застают столичный образ жизни как данность, данность безусловно ценную и ценностно доминирующую, что подтверждается количественным превосходством «старых» горожан над «новыми». В условиях скоротечного, или взрывного, нарастания численности горожан и в данном городе, и в обществе в целом городские сообщества центров, что на рубеже миллиона, формируются совсем иным путем. В один и тот же город одновременно прибывает множество мигрантов из поселений более низкого ранга. В пределах одного поколения совокупность иммигрантов начинает преобладать над носителями данной городской традиции. В результате прежний способ социализации к городскому, в частности крупногородскому, столичному, образу жизни не может быть реализован на столь больших массах приобщаемых. Столичный образ жизни начинает меняться. Ведь не следует забывать, что мигранты в крупные центры (превращающие эти центры самим своим прибытием в города-миллионеры) — люди с вполне определенной волей, ожиданиями и установками на приобщение именно к столичным образцам поведения (иначе бй они не оказались мигрантами). И в таких больших социальных новообразованиях на первых порах именно эти экспектации (ожидания) в сумме и становятся материальной силой. Повторим, в этих условиях не может реализоваться социализация по прежнему способу; один приезжий новичок приобщается к жизни большого города и затем становится заправским горожанином. Здесь само скопление приезжих образует «сырье» будущего большого города, а роль образцов выполняют не налично данные сто- личные формы — будь то градостроительные, архитектурные, поведенческие или вещные образцы8 (их нет, ибо их не было здесь), — а те идеалы и экспектации, которые привезены иммигрантами с собой. Образующиеся формы социальности в этих высоконаселенных центрах ведут к порождению оригинальных, сугубо ситуативных и местных, композиций из этих привезенных с собой идеалов, из смеси привезенных из разных мест элементов тех или иных культур. Процесс идет при ферментации и оформляющем воздействии различных систем массовых коммуникаций, транслирующих образующимся сообществам некие более или менее обязательные стандарты, предлагающих такие-то архитектурные условия, такие-то вещные образцы, тексты и пр. В результате появляется новый вариант крупногородского, фактически столичного, образа жизни. Статистически, а порой и ценностно, он может получить преобладание над прежними стандартами урбанизма. Для нашей темы эти процессы интересны хотя бы тем, что возникновение массы жителей крупных городов в масштабах, близких к стране средних размеров (несколько десятков миллионов человек), означает помимо прочего появление огромного очага спроса на специфически столичные товары и услуги. Именно в таких центрах наиболее сильно воздействие моды, влияние внешних образцов. Именно здесь концентрируется с течением времени групповое разнообразие поведения, в том числе в отношении бытовых вещей. Здесь, и только здесь (а не вообще «в жизни»), обособляется внутри всего времени досуг, выделяются как сферы жизни культура, искусство, политика и т.п., т.е. происходит функциональное разве- 8 Подчеркнем, что в условиях большого «настоящего» города тра- диционная для села регуляция через обычай, через празднично-календарную временную упорядоченность годового и жизненного циклов замещается ценностной функциональной и пространственной рефляцией. В структуре городского поведения функции города как социального институга репрезентированы не только во времени, но и в пространстве. дение различных ее сфер и значений, а ценностная окраска всей жизни приобретает характер «повседневности», которой противостоит экзотика «древнего», «героического» или «тайного», «особого» и т.п. С ростом интенсивности социальных перемещений, мобильности, а также с развитием аудиовизуальных средств эти образцы столичной культуры, урбанизма распространяются гораздо быстрее и часто уже минуют ту или иную форму персонального посредничества, будучи воспринимаемыми по тем или иным обобщенным образцам или даже их фрагментам. Складывающиеся именно в больших городах — зонах максимального социального и культурного многообразия — образцы поведения (в том числе и вещного), стандарты расселения и проживания, потребления, оборудования дома, нормы социальных взаимодействий становятся авторитетными для всей страны. Этот универсализм воспринимается под знаком «современности», не будучи связанным ни с какой из локальных групп. Вместе с тем именно в больших городах возникают группы, выступающие лидерами бытовой инновации. Это лидеры потребления, готовые к принятию нетрадиционных форм вещного поведения, способов оборудования жилой среды и т.п. Здесь наличествуют максимальное для данных условий разнообразие товаров и услуг, наибольшее развитие механизмов спроса и предложения, обмена, безличной, обобщенноценностной регуляции. Устойчивые формы и системы взаимодействия, складывающиеся в совокупность образа жизни, определяются в этих условиях именно наибольшей концентрацией и максимальным усложнением самих сфер и систем деятельности — производственной, образовательной, развлекательной и т.п., т.е. всего того, что и составляет специфику городской избирательной жизни. Именно в городских условиях действуют такие интегративные избирательные механизмы, как мода. Они участвуют в интеграции посредством последовательного распространения ценностного значения, семантики той или иной вещи. Касаясь моды, сразу же оговоримся, что необходимо различать два типа модного процесса: собственно моду и «квази- моду» (по выражению Ю.А. Левады)12. Первая предполагает социальные способности ценностной регуляции, имеющие сугубо городскую природу, такие как вкус, такт, мера и подобные им. Квазимода же таковых не принимает. Она опирается на демонстрацию самого факта наличия или количества предметов — символов статуса. Знаки у «квази-модников» могут сочетаться самым причудливым образом, оскорбляя вкус носителей городской моды. Объединяются эти знаки вне зависимости от ситуативной принадлежности самих вещных символических значений и только одним признаком — статусной означенностью. В случае ква- зимоды мы имеем дело не с обобщенно-ценностной, а с кон- кретизированно-нормативной регуляцией, прямой вещной предписательностью (аскриптивностью). Последняя может рассматриваться как рудимент или симптом присутствия отношений, характерных для завершения фазы первичной урбанизации и образования поселков городского типа, как производный, вторичный продукт подсистемы «служба», но проявляющийся не в собственных условиях, а в обстановке иной фазы урбанизации — когда идет формирование гетерогенной и сложной городской среды. (Напомним, что укладу первой фазы в социальном плане соответствует статусное общество, а в экономическом — распределительная экономика.) Городское разнообразие есть выражение разных систем ценностей — разных по содержанию значений и по способам регуляции — для групп, стоящих на разных фазах урбанизации. В городах исторически впервые находит свое выражение и личностная автономия, т.е. утверждение значимости собственной системы ценностей, кладущейся в основание внутригрупповой консолидации и межгрупповой дифференциации. В вещном плане и в пространственной организации городского быта, жилья это превращается в столь важную и всячески обозначаемую зону приватности, персональности. Здесь, наконец, возникает спрос на массовые ценностно окрашенные изделия, т.е. продукты дизайна. - Ф * * ? Урбанизационные процессы, о" которых шла речь в данной статье, обладают не монотонным течением, они демонстрируют весьма живую динамику при переходе от периода к периоду и от региона к региону. В связи с этим рассмотренные социальные явления будут в одних случаях выступать на пер- вый план, в других сходить на нет. Не вдаваясь в детали, мы можем сделать несколько предположений о предстоящих этапах этих процессов. В широком поясе промышленных регионов страны — от запада до востока — потенциалы миграции из села в город снижаются и достигнут вскоре нижнего стабильного уровня. Можно ожидать постепенного нарастания обратного движения населения из городов, в том числе крупнейших, в поселения меньшего масштаба, в сельскую местность. Сальдо миграции «город—село» станет нулевым, а размеры потоков незначительными и стабильными. Однако распространение городского образа жизни будет идти и далее широким фронтом, ибо во всех городах, кроме самых больших, еще очень велики зоны, не охваченные набором стандартных городских форм услуг и обслуживания. Отметим в этой связи важную для дизайна тенденцию. Следует предвидеть сначала все более широкое распространение спроса на атрибуты современного городского образа жизни с минимальным разбросом различий, т.е. характерного для квазимодного поведения, а затем, начиная с высокоурбанизированных центров, нарастание дифференцированного спро- са на вещи городской семантики. Дифференциация среди прочего может привести и к появлению своеобразного нового сельского образа жизни — как продукта развития собственно городской цивилизации. Диалектическое взаимодействие укладов «работа» и «служба», как представляется, неоднократно заявит о себе в различных сферах, в том числе и в городской жизни. Так, можно ожидать, что жилые внедомашние среды, обсуждавшиеся в статье, а также иные механизмы подсистемы «служба» будут использованы для регуляции социальных взаимодействий и разрешения коллизий между укладами: малоурбанизированным и демографически активным, с одной стороны, и высокоурбанизированным и демографически пассивным — с другой. Такое развитие дел означает для дизайна расширение заказов централизованного характера, относящихся к изделиям и средам тиражированного и массовизированного рода. Относительное значение регуляторов типа моды, спроса, вкуса, а значит, и соответствующих областей и способов проектной работы в таких зонах будет ниже, чем в высокоурбанизированных столичных средах. Отечественному дизайну предстоит выработать свои ответы многообразию форм социальной реальности, возникающих в процессах урбанизации в нашей стране.