Социальное развитие и социальная стабильность. Кризис современного общества
Как было уже сказано, основной принцип, на котором строится социология Дюркгейма, заключается в рассмотрении общества как верховной самодостаточной реальности, конституируемой общепринятыми верованиями, нормами и ценностями, т.е. тем, что в современной терминологии можно назвать культурной суперструктурой. В этом контексте подлинной проблемой является не генезис таких культурных суперструктур, являющихся производными от социальных, а то, как общество, первоначально построенное на «сходстве сознаний», «механической солидарности» и не знающее разделения общественного труда, начинает дифференцироваться. По Дюркгейму, стимулом дифференциации является борьба за существование. Рост численности того или иного общества, особенно на ограниченном пространстве, приводит к борьбе за ресурсы, которая, будучи ничем не ограниченной, может разрушить систему. Поэтому объединения дифференцируют свою деятельность таким образом, чтобы ослабить соревновательность и усилить кооперацию в защите, производстве и распределении ресурсов. Если произошла дифференциация, если достигнута интеграция разнообразия в данной системе, то она растет и дифференцируется дальше. Главными факторами осуществления процессов дифференциации и интеграции выступают факторы культурные. В общей форме проблема, на решении которой и сосредоточивается Дюркгейм в «Элементарных формах религиозной жизни», — это проблема взаимосвязи между социальной дифференциацией и ценностной общностью. Главная интегративная сила в менее дифференцированных обществах — коллективное сознание, описываемое как механическая солидарность. Она ослабляется по мере прогрессирующей социальной дифференциации, порождающей общие ценности, обеспечивающие рост индивидуальной свободы, но это значит, что существуют и должны быть найдены альтернативные механической солидарности способы интеграции. Основные условия социальной солидарности выражены в моральных правилах: «Право и нравственность — это совокупность уз, привязывающих нас друг к другу и к обществу, создающих из массы индивидов единый связный агрегат. Морально, можно сказать, все то, что служит источником солидарности, все, что заставляет человека считаться с другими, регулировать свои движения не только эгоистическими побуждениями. И нравственность тем прочнее, чем сильнее и многочисленнее эти узы. Неточно, очевидно, определять ее (как это часто делали) через свободу; она состоит скорее в состоянии зависимости. Она не только не служит освобождению индивида, выделению его из окружающей среды, но, наоборот, имеет существенной функцией сделать из него неотъемлемую часть целого и, следовательно, отнять у него кое-что из свободы его действий... Нравственность состоит в том, чтобы быть солидарным с группой, и она изменяется вместе с этой солидарностью»1. Если на первых порах (механическая солидарность) элементарные формы религии сопутствовали и обеспечивали солидарность, при которой «быть частью целого» означало для индивида «не быть индивидуальностью», быть, «как все», то солидарность более высокого типа (органическая солидарность) обеспечивает мораль, которая требует уважать человеческую личность повсюду, где она встречается, т.е. «как у себя, так и у себе подобных». Поэтому, подчеркивает Дюркгейм, «обязанности индивида по отношению к самому себе суть в действительности обязанности по отношению к обществу»1. Вслед за И. Кантом и французским неокантианцем Ш. Ренувье Дюркгейм принимает тезис о ведущей роли морали в человеческом существовании. Мораль призвана соединить принцип свободы и достоинства личности с представлением о ее долге по отношению к другим индивидам, с которыми она связана узами взаимозависимости. Если в первых работах Дюркгейм подчеркивал внешний и принудительный характер социальных фактов, то в последующем он часто обращается к таким понятиям, как «чувство долга», «моральный авторитет» общества и другим психологическим и символическим посредникам между индивидом и обществом. Наконец, как мы видели, Дюркгейм признает, что в современном обществе наука способна конкурировать во влиянии на общество с религиозными и политико-юридическими функциями, и прежде всего — социальная наука, помогающая обществу правильно осознать его подлинные идеалы и цели. Р. Арон достаточно убедительно показывает, что для Дюркгейма и таких крупнейших социологов его поколения, как Вебер и Парето, основной темой размышлений были отношения между религией и наукой2. Они констатировали, что к началу XX в. общие верования трансцендентного порядка, с помощью которых общества способны были поддерживать свою «связность», упорядоченность и стабильность, были поколеблены развитием научной мысли. Проблема заключалась для них именно в том, как сохранить общественную стабильность, для которой необходимы общие верования, в условиях, когда наука разрушает общие верования в форме традиционных религий. Общая посылка в поисках решения заключалась в том, что общество может сохранить свою связность и упорядоченную структуру только при условии, если общая вера объединяет его членов и обеспечивает согласие, обладая абсолютным значением. Но традиционная религия, по мысли Дюркгейма, больше не отвечает требованиям «научного духа». Традиционная мораль основывалась на религии. В средние века, утверждает Дюркгейм, «всякая религиозная община составляла нравственную среду, а нравственная дисциплина обязательно стремилась принять религиозную форму»1. Развитие науки и рационализма изменило эту ситуацию. Кризис современного общества как раз и является результатом того, что на смену морали, основанной на религии, не пришло ничего адекватного. Социология должна была, как полагал Дюркгейм, с одной стороны, помочь сознанию кризиса традиционной религии и перспектив ее обновления, а с другой — способствовать созданию морали, отвечающей требованиям научного духа.