<<
>>

ОДИНОЧЕСТВО В АМЕРИКЕ

Судьба эмигранта никогда не бывает легкой. Чтобы пробиться в чужом обществе, проложить себе путь в чуждой культурной среде, всегда требуется много энергии и нервного напряжения. Даже эмигранту, которого хозяева встретили с распростертыми объятьями, трудно отрешиться от сознания своей непохожести, которую он может высоко ценить, даже переоценивать, но которую он, тем не менее, ощущает как неисчезающее клеймо.

Обычаи принявших его людей — это не его обычаи, и их язык остается чужим, даже если ему удается овладеть всеми его тонкостями. Лишенный прежней поддержки семьи и друзей, установленных обязательств и уз общности, эмигрант, вероятно, должен чувствовать себя «одиноким и напуганным в мире, которого он никогда не созидал». Даже те эмигранты, которые приобретают новых друзей и коллег и находят новые привязанности, по-видимому, остаются в какой-то степени чужими, если учесть, например, что основой дружеских отношений между взрослыми являются совместное обучение в школе или соседство. Эмигрант же навсегда лишен этих основ общности.

Однако многим, если не большинству эмигрантов удается по прошествии некоторого периода времени избавиться, по крайней мере, частично, от своего страха быть отвергнутыми и испытать чувство душевного подъема, которое их охватывает, когда их признают в принимающем сообществе. Очевидно, это никогда в полной мере не относилось к Сорокину. Напротив, его сознание собственной маргинальное™ оставалось еще более резко выраженным в Америке, чем это было в России.

Американцы, конечно, не испытывали интереса к его зырянскому происхождению и считали его одним из многих русских эмигрантов. Но как бы то ни было, по-видимому, и в Миннесоте, и особенно в Гарварде Сорокин никогда не чувствовал себя полностью признанным; да и сам он не был полностью все принимающим. Он получал постоянную помощь и поддержку от многих известных социологов, хотя eft) резко выраженные антисоветские взгляды, которые он демонстрировал с характерной для него силой и откровенностью, делали его пугалом для многих либералов и радикалов в социологии и вне нее, которые считали Сорокина закоренелым реакционером.

Его книги широко рецензировались и хорошо продавались, но значительно чаще рецензенты на него нападали, нежели хвалили. Еще более показательным является то, что получаемые им благоприятные отзывы поступали чаще всего от популярных журналов, тогда как научные журналы обычно отзывались прохладно или отрицательно. Господин А. Тиббс, классифицировавший "все рецензии, появившиеся на «Социальную и культурную динамику», устаноЁил, что из семи рецензий, опубликованных в популярных журналах, только две (С. Хука и JL Мамфорда) были отрицательными. И, напротив, из шести критических рецензий, написанных специалистами не-социологами, четыре были отрицательными, одна — нейтральной и только одна — одобрительной. Наконец, из одиннадцати рецензий, опубликованных в социологических журналах, шесть были двойственными, четыре — отрицательными и лишь одна — положительной. Более того, рецензии Р. Макай- вера и X. Шпайера, опубликованные в «Американском социологическом обозрении» («American Sociological Review») и официальном журнале Американского социологического общества, были резко критическими, а Р. Бирштедт, пишущий в том же журнале, высказал еще большее неприятие556. Вскоре после за вершения своей работы по «Динамике» Сорокин в значительной степени отказался от попыток убедить своих собратьев-со- циологов, которые его порицали, и писал преимущественно для широкого круга читателей, которых он считал более восприимчивыми.

Сорокин приобрел нескольких друзей среди своих американских коллег, но самые тесные связи он поддерживал с русскими эмигрантами, которых он знал с петроградских времен. К их числу принадлежали дирижер Сергей Кулвицкий и историк Михаил Ростовцев, два друга, которым он посвятил свою «Динамику». В автобиографии Сорокин с любовью отзывается о многих американцах — мужчинах и женщинах, хотя они и не были столь близкими ему, как его русские друзья. В Миннесоте, особенно во время длительных загородных поездок с семействами Чэпина и Циммермана, он обрел более близкое по духу дружеское общение, чем то, которое он имел позднее в Гарварде.

Открытое дружелюбие, которое можно было найти на Среднем Западе Америки, не присуще атмосфере Гарварда. Существует впечатление, что русский эмигрант с его своеобразной манерой речи, нестандартными мнениями и странностями навсегда остался чужаком в Гарварде. То, что было характерно для Гарварда вообще, было также характерным и для коллег Сорокина по факультету. За исключением друга Циммермана, которого Сорокин уговорил последовать за ним из Миннесоты в Гарвард, у него не возникло прочных корпоративных связей с факультетскими коллегами, как за время пребывания в качестве руководителя факультета, так и после. Когда мы упоминаем

о его коллегах по Гарварду, ими оказываются экономисты, историки, естественники или музыканты, а не только социологи. Конечно, они были его студентами, но, несмотря на проявленный ими первоначальный восторг, большинство из них не стали его последователями.

Сорокин никогда не ощущал себя «своим» в Гарварде и всегда был «готов к обороне». Он уже и ранее был предрасположен относиться в высшей степени критически к работам других ученых, и эта склонность еще более усилилась в Гарварде, и порой она приобретала гротескные черты. Особенно после его отставки с поста руководителя факультета он вступил в почти непрекращающуюся борьбу против всех многообещающих пришельцев. В процессе этой борьбы он отвратил от себя большое число своих коллег по социологическому содружеству, которые, по-видимому, вначале были к нему хорошо расположены и потенциально могли бы воспринять, по крайней мере, некоторые из его идей. И в результате ряда своих неудач Сорокин обратился к поискам другой аудитории, людей, которые были готовы внимать его проповеди рокового конца и катастрофы.

Еще одну причину такого поворота внимания следует искать в мотивах, вызванных депрессией и кризисом в Америке. В течение первых лет пребывания Сорокина в Америке страна наслаждалась плодами своего невиданного ранее процветания, и социальные проблемы оставались для него относительно приглушенными.

Это можно объяснить отчасти тем, что Сорокин, очевидно, не слишком интересовался американскимичоциаль- ными событиями. Он все еще пытался разобраться-со своим роковым русским опытом, осмыслить его и ощущал потребность просветить американских слушателей о том, что собой представляли ужасы русской революции. Но уже в сочинениях, написанных в Миннесоте, он обратился к таким проблемам научных исследований, как социальная мобильность, история социологической теории и социология деревни. Однако к тому времени, как он очутился в Гарварде, экономическая депрессия была уже в полном разгаре, неотложные социальные вопросы резко обострились. Представители левого крыла социальной мысли марксистского м околомарксистского толка начали совершать серьезные продвижения в академйческую сферу. Тогда в ответ Сорокин решил изложить в популярной форме свою антиреволюционную философию, а пока представить свои социально-политические взгляды в виде ряда брошюр (философских памфлетов). Вначале его руководство делами факультета отнимало у него большую часть времени, а поставленная им монументальная задача написать четыре тома «Социальной и культурной динамики» занимала остальное. Но после того, как эта работа была завершена, и он оставил свое руководство факультетом, Сорокин начал публиковать работы, насыщенные нравственными и политическими наставлениями, начав с «Кризиса нашего времени». К тому же, как указывалось выше, и сама «Динамика» отнюдь не была лишена социокультурных призывов. Очевидно поэтому, что обращение Сорокина к ясному определению лекарств от недугов века можно приписать, по крайней мере отчасти, вызовам времени и места.

РЕЗЮМЕ

Одиночество Сорокина, хотя и очевидное, никогда не было полным. Ему оказывали поддержку многие знаменитые европейские философы и историки, а также некоторые не американские социологи старшего поколения. Арнольд Тойнби относился к нему с глубоким уважением; Коррадо Джини, итальянский статистик, Лусио Мендьета-и-Нуньес, выдающийся южноамериканский социолог, и немец Леопольд фон Визе следили за его работой с постоянным вниманием.

Но несомненно также и то, что мало кто из его друзей и коллег удостаивал Сорокина постоянным критическим вниманием. Порой у него было много студентов и всегда ряд преданных учеников, но, вероятно, очень немногие лица из его интеллектуального окружения были равными ему по своим интеллектуальным достижениям или положению. Если взять на себя смелость, можно предположить, что, будь в его окружении такие равные ему фигуры, многие изъяны социологических работ Сорокина можно было бы исправить и, несомненно, от некоторых из очевидных и явных несообразностей последних «пророческих» произведений можно было бы избавиться. Не имея такой постоянной критической поддержки своих коллег, Сорокин все больше и больше стал делить мир (в своеобразной ма- нихейской манере) на друзей и врагов, причем большинство американских социологов он относил к числу последних. Некоторые из его бывших студентов — Роберт Мертон, Уилберт Мур, Бернард Барбер, Эдвард Тириакьян — оставались преданными ему. Но не создается впечатления, что они продолжали поддерживать с ним интеллектуальный диалог после того, как покинули Гарвард. И таким образом, подобно Огюсту Конту в конце его жизни, когда его исключили или он сам себя исключил из социального окружения и перестал поддерживать социальные связи, голос Сорокина становился все более резким, а взгляды — все более эксцентричными. Следует, вероятно, сказать, что многие из его последних работ тягостны для чтения. Он заплатил большую цену за свою социальную и интеллектуальную изоляцию.

Вечный одиночка, чужак, желавший показать ближним ошибочность их пути, он был движим своими интеллектуальными побуждениями и духовной энергией, которые помогли ему выполнить такое огромное количество научных работ. Однако занятая им позиция одиночки в конечном счете также отвратила от его многих потенциальных сторонников. Несмотря на то что в его честь были опубликованы два юбилейных сборника557, а в 1963 г. он был избран председателем Американской социологической ассоциации, он был почти забыт в последние 10 лет своей жизни.

Я надеюсь, что эти страницы помогут возвратить П. А. Сорокина на то достойное место, которое он, несомненно, заслуживает. Они должны также показать ту высокую цену, которую он заплатил за свои эксцентричность, интеллектуальное высокомерие и самонадеянность — плоды его социально обусловленной и добровольной ИЗОЛЯЦИИ. ; -Ч

<< | >>
Источник: Козер Льюис А.. Мастера социологической мысли. Идеи в историческом и социальном контексте / Пер. с англ. Т. И. Шумилиной; Под ред. д. ф. н., проф. И. Б. Орловой. — М.: Норма. — 528 с.. 2006

Еще по теме ОДИНОЧЕСТВО В АМЕРИКЕ:

  1. Друзья и одиночество
  2. РАЗДЕЛ 11 Общение и Одиночество
  3. Время наступления одиночества.
  4. Методика диагностики уровня субъективного ощущения одиночества Д. Рассела и М. Фергюсона
  5. ОДИНОЧЕСТВО КАК ФЕНОМЕН ЧЕЛОВЕЧЕСКОГО БЫТИЯ Пищулина Е.С., Квеско Р.Б.
  6. Пределы возможностей дружбы для Ницше и его одиночество.
  7. Джеймс Хиллман СТО ЛЕТ ОДИНОЧЕСТВА: НАСТУПИТ ЛИ ТО ВРЕМЯ, КОГДА ПРЕКРАТИТСЯ АНАЛИЗ ДУШИ?
  8. Манакова Екатерина Александровна. ТИПЫ ПЕРЕЖИВАНИЯ ОДИНОЧЕСТВА В КОНТЕКСТЕ ПСИХОЛОГИЧЕСКОГО ЗДОРОВЬЯ ДЕВУШЕК- СТУДЕНТОК, 2015
  9. Занятие 7 Диагностика отдельных психических состояний, основанная на самооценке (тревога, агрессия, фрустрация, нервно-психическое напряжение, депрессия, дистимия, одиночество, эмоциональное выгорание, уверенность/неуверенность, интерес и др.)
  10. СОЕДИНЕННЫЕ ШТАТЫ АМЕРИКИ
  11. ЛАТИНСКАЯ АМЕРИКА
  12. Глава V. О ДЕМОКРАТИЧЕСКОМ ПРАВИТЕЛЬСТВЕ В АМЕРИКЕ
  13. УСПЕХ В АЗИИ— НЕУСПЕХ В АМЕРИКЕ
  14. Открытие Америки
  15. Первобытный человек в Америке
  16. «ПРОСНИСЬ, АМЕРИКА!»
  17. Северная и Южная Америка
  18. ЭКСПАНСИЯ СОЕДИНЕННЫХ ШТАТОВ АМЕРИКИ