Гораздо более важными мы находим те уже затронутые выше обстоятельства, которые определяли роль женского в эпоху, когда совершалась социализация этих зрительниц. Иначе говоря, мы имеем в виду судьбу женского начала в нашей социальной культуре в советский период ее существования. Формы этой культуры, как мы покажем, были заданы советским контекстом. Но первичные импульсы лежали вне его пределов. Мы не будем обсуждать национальную традицию, образы русских женщин в русской литературе и тому подобные широко известные факты. Обратим внимание на эффекты, произведенные предыдущими волнами культурных заимствований с Запада. Вспомним суфражисток, участниц социал-демократических кружков и организаций. Из дореволюционной эпохи в советскую они перешли в виде нескольких социальных типов. Массовому зрителю они известны по довоенным советским фильмам, например «Сельская учительница», «Член правительства». Именно эти ролевые композиции дали начало двум социальным типам более поздней советской эпохи: женщина — партийно-профсоюзно-советский руководитель низшего и среднего звена и женщина-учитель. Их наши зрительницы рекламы могли видеть не только в кино и по телевизору, но и в реальной жизни, не говоря о том, что многие сами принадлежали к этим массовым женским профессиям. Идеи равноправия и «освобождения женщин» времен А. Бебеля и К. Цеткин сработали не раз в советский период истории. Если в первые десятилетия этого периода они осуществлялись доктринально, то в последующие времена политика правительства в «женском вопросе» выросла во вполне оригинальную, и внешние влияния (хотя они и были, в том числе влияние социальной политики Третьего рейха) имели подчиненное значение. К 1950—1960-м годам то, что начиналось как «освобождение женщины от оков быта», вылилось в поголовно е привлечение женщин к так называемому общественнополезному труду. Советский Союз к началу 1960-х занял первое место в мире по доле женщин, участвующих во внедо- машнем платном труде. Но распределение женщин по отраслям и сферам этого труда отнюдь не было равномерным (потому и разговоры о «равноправии» были во многом обманом). В ходе этих модернизационных преобразований сохранилось гендерно-специфичное разделение функций, характерное для архаического общественного устройства. Как и в традиционном крестьянском обществе, женщины обеспечивали репродуктивные функции, только эти функции стали опосредоваться государством. В итоге именно женщинами были заняты отрасли, которые теперь известны под именем «бюджетных», — здравоохранение, дошкольное воспитание, образование. К этому списку надо добавить общественное питание и торговлю. И особо помянуть так называемую культуру — дополнявшие школу, партработу, печать системы «мягкой» политической мобилизации и индоктринации через библиотеки, клубы и дома культуры. Все это суть ролевые обязанности матери в крестьянском доме — готовить, кормить, следить за здоровьем, воспитывать, только вынесенные из дома и обезличенные, регулируемые не обычаем, семьей и общиной, а инструкцией, начальством, «коллективом». Подобному преобразованию подверглись и некоторые ролевые обязанности хозяйки в барской усадьбе — приглядывать, вести учет, копить, хранить, выдавать. Сфера рутинных бюрократических функций (чиновничество низшего звена), сфера массового бухучета (т.н. экономисты), сфера рутинных технологических функций в промышленности (инженеры, технологи) заполнились женщинами. Это был по преимуществу квалифицированный труд. Среди лиц с высшим образованием доля женщин была не только выше, нежели доля мужчин, но и выше, чем доля женщин в населении. Как распространение, так и потребление массовых продуктов отрасли культуры (книг, грампластинок, кинофильмов, концертов и спектаклей) осуществлялось женщинами. (За этот счет мы и стали считать себя самым читающим народом на свете, а нашу систему образования — лучшей в мире.) Наряду с этим имелся сегмент женского неквалифициро- ваного тяжелого физического труда. Клише раннесоветского времени — женщина, выполняющая мужскую работу, женщина с атрибутами мужского труда. Вспомним типичные скульптуры, украшавшие советские общественные здания и пространства. Это был этап ранней поэтизации равноправия. Тогда оно было предметом гордости. Закон, составленный на основании передовых для своего времени воззрений на охрану здоровья женщин, запрещал им определенные физические нагрузки и виды занятий. Но сложившаяся в годы Великой Отечественной войны в тылу практика нарушения этих норм далее распространилась на послевоенный период. То, что могло бы считаться эквивалентом рекламе, — контролируемая Агитпропом массовая художественная продукция (кино, плакат, пресса, живопись и скульптура) — содержало множество трактуемых как социальный идеал образов этой женщины. Об этом, равнотяжком мужскому труде как о национальном позоре в семидесятые годы писал А. Солженицын, ему вторили другие публицисты. Но в конце 1990-х в телерекламе на это был отклик, вновь опоэтизировавший женщину с кайлом (видеоклип с Н. Мордюковой в «Русском проекте»).