ЕСТЕСТВЕННАЯ НАУКА, СОЦИАЛЬНАЯ НАУКА И ЦЕННОСТНОЕ СООТВЕТСТВИЕ

Вебер отрицал как доктрину позитивистов, утверждавших, что познавательные установки естественных и социальных наук по существу одинаковы, так и противоположную ей немецкую доктрину историцизма, исходившую из того, что в сфере культуры и духа (т.

Согласно Веберу, различия между естественными и социальными науками определяются различиями в тех познавательных целях, которые,,,ставит перед собой исследователь, а отнюдь не предполагаемой неприменимостью методов научного исследования и обращения к такому предмету, как человеческое действие. То, что отличает естественные и социальные науки, определяется различиями не методов исследования, а различиями научных интересов и целей исследователя. Оба вида науки — естественные и социальные — предполагают абстракцию. В самой природе и в истории содержится такое множество и разнообразие фактов, что их полное, всеобъемлющее объяснение в каждой из этих сфер знания обречено на неудачу. Даже в физике невозможно предсказать будущие явления во всех их конкретных деталях. Например, никто не может заранее рассчитать рассеяние осколков разорвавшегося снаряда.

Исследователь в естественных науках прежде всего проявляет интерес к тем аспектам природных явлений, которые можно объяснить и сформулировать на языке абстрактных законов. Хотя социальный ученый также может стремиться к подобным абстрактным обобщениям, имеющим силу закона, для него в исследованиях человеческого поведения также представляют интерес и специфические особенности действующих индивидов, и те значения, которые они придают своим действиям. Любой научный метод обязательно предполагает выбор из бесконечного разнообразия граней эмпирической реальности. Когда социальный ученый использует генерализующий метод, он абстрагируется от случайно выбранных и единственных в своем роде элементов действительности, которые он рассматривает. Отдельные конкретные действия представляются им как «отдельные случаи» или «образцы», которые подлежат теоретической генерализации. Напротив, индивидуализирующий подход пренебрегает общими (родовыми) элементами и концентрирует внимание на специфических особенностях явлений или конкретных исторических персонажей. Оба метода оправданны при условии, что ни один из них не утверждается в качестве всеобъемлющего, способного охватить явления во всей их полноте. Ни один из методов не обладает правом преимущественного использования или же по своей сути не считается превосходящим другой.

Выбор ученым конкретной проблемы и уровень научного объяснения, к которому он стремится, как утверждает Вебер, зависит от ценностей и интересов исследователя. Выбор проблем исследования всегда является «ценностно-зависимым». «Не существует абсолютно «объективного» научного анализа культурных или социальных явлений, не зависящих от индивидуальных или пристрастных взглядов, в соответствии с которыми они (явления) — явно или скрыто, сознательно или бессознательно — выбираются, анализируются и организуются для их объяснения»59.

Когда утверждают, что рациональное знание и понимание причинной обусловленности следствий может быть достигнуто только в мире естественной природы и что социальный мир не поддается рациональному объяснению из-за его непредсказуемости и иррациональности, Вебер возражает своим оппонентам, платя им той же монетой.*Наше знание естественной природы должно, как бы то ни было, всегда поступать извне. Мы можем лишь наблюдать за внешним ходом событий и регистрировать их неизменность. Но в том, что касается действий людей, мы можем не просто протоколировать повторяющуюся последовательность событий; мы можем попытаться приписать им определенную мотивацию, объяснив действия и слова людей. Отстаивая такой подход, Вебер, несомненно,-^выступает также и против позитивистов: «Социальные факты,— это, в конечном счете, доступные пониманию факты». Мы можем понять человеческое действие, лишь постигнув тот субъективный смысл, который действующие индивиды придают собственному поведению и поведению других людей. «Социология» курятника может объяснить лишь постоянство поведения, иначе говоря, ход склевывания корма. Социология человеческих групп обладает неоценимым преимуществом, состоящим в том, что она имеет доступ к субъективным аспектам действия, к сфере его смысла и мотивации. Отсюда следует и данное Вебером определение социологии «как науки, ориентированной на интерпретирующее понимание (Verstehen) социального поведения, на объяснение его причин, проявлений и следствий»60.

Понятие «интерпретирующее понимание» не принадлежит самому Веберу. Впервые оно было предложено немецким историком Г. Дроузеном и широко применялось такими учеными, как, например, В. Дильтей и т. д. Но для них данный метод — это прежде всего интуитивное постижение, которое они ставят выше рационально-причинного объяснения.

Отвечая на возражения о том, что такой способ толкования социального действия подвержен опасности воздействия ценностей самого исследователя, Вебер заявлял, что всякие объяснения можно подвергнуть проверке фактами, методом доказательства. И именно этим, утверждал Вебер, выбор объяснения отличается от выбора предмета исследования, который проистекает из ценностной ориентации ученого, что присуще также и исследователям в области естественных наук.

Вебер утверждал, что ценностный элемент неизбежно присутствует при выборе той проблемы, за разрешение которой берется исследователь. Здесь не существует чисто научных критериев выбора предмета исследования; здесь каждый человек должен следовать своему собственному искушению, своей собственной нравственной позиции, но это ни в коей мере не лишает объективности социальные науки. Вопрос о том, является ли научное утверждение истинным или ложным, логически отличается от вопроса о его соответствии исповедуемым ценностям. Соответствие ценностям (\Vertbeziehung) касается лишь выбора проблемы исследования, но ни в коей мере не затрагивает объяснения исследуемых явлений. Т. Парсонс так сформулировал этот принцип: «Как только явление описано, установление причинных связей между ним и его антецедентами и следствиями возможно уже только при помощи, прямо или косвенно, формальной схемы доказательства, не зависящей от какой-либо системы ценностей, кроме ценности научного доказательства»61.

Зависимость от ценностей следует отличать от ценностной беспристрастности, поскольку их определяют два различных ряда соображений. Прежде всего этическая нейтральность (беспристрастность) предполагает, что сразу после того, как соци- /альный ученый выбрал проблему исследования в соответствии / со своими ценностями, он должен временно абстрагироваться [ от ценностей — своих собственных или чужих — пока он сле- \дует тем ориентирам, которые раскрывают ему полученные им 'данные. Он не может применить свои ценности к этим данным (навязать их) и должен продолжать свой ход исследований, независимо от того, соответствуют или нет полученные результаты тому, что является для него ценным. Так, например, генетик, придерживающийся либеральных убеждений, не должен отказываться от выбранного им направления исследований, даже если бы полученные им данные свидетельствовали о том, что различия в уровне интеллекта связаны с биологическими особенностями. Ценностная беспристрастность, в первом значении этого понятия, связана с нормативным предписанием, гласящим, что люди науки должны обязательно руководствоваться духом науки, выстушя в качестве ученых, но совершенно не обязательно — в роли граждан.

Кроме того, не менее важным для характеристики ценностной беспристрастности является и другой ряд соображений: она предполагает необходимость отделения сферы фактов от сферы ценностей, невозможность выведения «предполагаемых (ожидаемых) суждений» из «реальных (существующих) суждений». Как утверждал Вебер, эмпирическая наука никогда никому не может предписывать, что он должен сделать, однако может помочь исследователю уяснить себе, что он может или хочет сделать.

«Научное рассмотрение ценностных суждений может не только помочь объяснить и убедительно проанализировать результаты, к которым* стремится исследователь, и те идеалы, которые лежат в их основе; оно позволяет также оценивать их критически.

живаться этих высших стандартов в своих личных делах, то это предполагает добрую волю и сознание, а не эмпирическое знание»62.

Вебер принципиально не соглашался с теми, кто ратовал за науку, построенную на основах этики. В этом отношении он противостоял как Дюркгейму, так и тем современным психоаналитикам, которые заявляют, что имеют научные основания рекомендовать своим пациентам «приспособление» либо «самоактуализацию».

Ученый как таковой, полагал Вебер, может определить воз- t можные последствия различных линий действия, но он не может \ выразить своих ценностных суждений. Вебер придерживался 1 строгого взгляда на науку: «Современная наука, — писал он, — является профессией, организованной по специальным дисциплинам, служащей задаче «самообъяснения» (self-clarification) и познания взаимосвязанных фактов. Она не является даром провидцев и пророков, проповедующих священные ценности и откровения, нет в ней ничего и от созерцательных раздумий мудрецов и философов о смысле мироздания»63. Царство моральных ценностей, считал Вебер, это царство сражающихся кумиров, требующих верности противоречивым этическим представлениям. Поэтому подлинный ученый как таковой (qua scientist) не смог бы дать ответа на толстовский вопрос: «Что нам делать?» «Чисто теоретическое пророчество... может привести к созданию только сект фанатиков, — считал Вебер, — но никогда — к подлинной общности»64. Ученый не должен стремиться к господству над людьми; он обретает достоинство и удовлетворение в поисках истины. Когда Вебера однажды спросили, почему он отважился на столь всеобъемлющие исследования, он ответил: «Я хочу знать, сколько я могу охватить».