Вопросные пункты

«1 -й. Его Императорскому Высочеству о том, чтоб от двора Ея Императорскаго Величества российской нации людей отрешить и определить чюжестранных, для чего ты в противность государственных прав предлагал и с кем в том согласие ты имел?» (л.

«2-й. О всем российском императорском дворе и о генералитете и о многих знатных персонах и о всей российской нации людех какие и с кем имянно разговоры и разсуждении имел и в каком намерении».

«3-й. Понеже видно, что оными представлениями у Его Высочества совершенную ненависть о российской нации возбудить ты хотел и какую имянно и для чего, и с кем о том ты советовал и с какими своими представлениями Его Высочеству представлял; сверх же того подлинно о вы- шеписанном изобличители имеютца, при которых ты о вышеписанном представлял Его Высочеству» (л. 81 об. — 82, 104 об.).

Допрос был произведен Василием Казариновым через переводчика Андрея Волкова, а записывал протокол канцелярист Федор Афанасьев (с двух последних была взята подписка о неразглашении). После этого все материалы — «тот белый и черной допросы и вопросные пункты» — были отосланы в Петербург (л. 105, 105 об.). К сожалению, этих первоначальных ответов нам найти не удалось; но существуют аналогичные по другим вопросным пунктам, и о них пойдет речь ниже.

26 февраля 1747 года в Тайной канцелярии граф А.И. Шувалов представил присланные из Москвы документы и объявил: «Оные вопросные пункты с показанием ево, Румберха, всеподданнейше от него, генерал лейтенанта, поданы были Ея Императорскому Величеству сего ж февраля... дня, и Ея Императорское Величество, слушав оного всего, соизволила разсуж- дать, что оной Румберх противу оных вопросных пунктов и в роспросе о происходящих от него, Румберха, Его Императорскому Высочеству государю великому князю Петру Федоровичу злостных и подозрительных внушениях и произведенных интригами представлениях и о прогчем, показанном в тех пунктах, не показывает и скрывает вымышленно знатно, хотя закрыть противные свои намерении и отбыть от наидальнешиаго следствия; а понеже ужу на то на все достоверные обличители имеются, к тому же Ея Императорскому Величеству известно, что он кроме того будучи во дворце, идучи мимо гоф штап квартермистра Маркова и некоторого иноземца (о котором ему, Румберху, и объявлять не должно), говорил он, Румберх, слова такие: увидите де впред, что мы лутче вас будем.

сударственных прав неотменно имеет быть в том он розыскиван» (л. 113— 113 об.; курсив наш. — О. И.).

Очевидно, что Елизавета Петровна была убеждена в виновности Рун- берга, и ее сведения не ограничивались только показаниями «некоторого иноземца». 4 марта 1747 года в Тайной канцелярии был оглашен именной указ императрицы от того же числа, которым повелевалось доставить Рунберга из Москвы в Петербург «под крепким караулом в самой скорости» (л. 71—71 об.), оставив его жену и детей в Москве (л. 72). 15 марта «колодник иноземец Густав Румберх» был доставлен в Тайную канцелярию и отдан под присмотр «обретающегося в Тайной канцелярии на безсменном карауле лейб-гвардии Семеновского полку капралу Сергею Жилину». Последнему было велено обыскать Рунберга — «не имеетца ль при нем ножа и других каких орудий, повреждение человеку учинить могущих; и ежели оное найдется, то, отобрав все оное, объявить в Тайной канцелярии» (л. 73—73 об.). У Рунберга был найден серебряный вызолоченный знак и под рубашкою шелковый, украшенный золотом шарф (л. 74). Жилин потребовал их у Рунберга. Последний уперся и сказал, что «оных знака и шарфа ему не отдаст, понеже то пожаловано ему, Румберху, от Его Императорскаго Высочества».

В Записках Екатерины II упоминается обычай Петра Федоровича и его ближайшего окружения носить упомянутые атрибуты. «В это время (1754—1755 гг. — О. И.), — пишет императрица, — и еще долго спустя главной забавой великого князя в городе было необычайное количество игрушечных солдатиков из дерева, свинца, крахмала, воска... Он очень аккуратно праздновал придворные торжества, заставляя эти войска производить ружейные залпы; кроме того, каждый день сменялись караулы, то есть с каждого стола снимали тех солдатиков, которые должны были стоять на часах; он присутствовал на этом параде в мундире, в сапогах со шпорами, с офицерским значком и шарфом, и те из его слуг, которые были допущены к участию в этом прекрасном упражнении, были обязаны также там присутствовать» (378, 379; курсив наш. — О. И.).              '

В Тайной канцелярии началась работа над новыми «вопросными пунктами». Проблема состояла в том, чтобы не выдать лиц, донесших на Рун- берга. В его деле есть несколько вариантов вопросов; к сожалению, их нельзя точно отнести к какому-то определенному допросу. Наиболее ранним является следующий черновик с правками, сделанными, возможно, по указанию самой императрицы:

«Вопросные пункты Густаву Румберху» [надписано над зачеркнутым: Румберха спросить] Каким образом он подзывал Его Императорское Высочество во Швецию при Андрее [надписано:] Чернышеве? Говорил ты при камор лакее Иване Николаеве, что будем и мы скоро велики и более вас? Какия он разсуждения слышал о черкасах и когда надевались в пол- ское платье[†††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††], как бил Его Императорское Высочество? Сам ты Его Императорскому Высочеству представлял, чтоб русских не жаловать и отогнать, а держать бы иноземцов?

[Далее зачеркнут вариант 5-го пункта: «Вуде же оной Румберх сам чего не представлял, то кто имянно?» Вместо него написан новый другой рукой:] Знак и шарф (которые у тебя взяты в Тайной канцелярии) для чего он, Румберх, из Москвы с собою взял и на себя надевал?» (л. 131).

Обвинения, содержащиеся в этих пунктах, были одно страшнее другого. Как можно было наследника русского престола агитировать за отъезд в Швецию? Как можно было намекать при живой и очень подозрительной императрице, что «будем и мы скоро велики и более вас»? Вспоминаются тут предупреждения прусского посла Мардефельда: «Следует также избегать тесных уз с великим князем или, по крайней мере, не показывать сего, ибо по прихоти своей к Его Императорскому Высочеству ревнует»570.

Из первого пункта становилось ясным, что тем упомянутым «секретным иноземцем», имя которого не должен был знать Рунберг, был Андрей Чернышев. Тот, кто вел следствие, вообще очень тесно связывал эти два имени. Так, сохранились следующие «вопросные пункты» (ответы на которые также отсутствуют в деле):

«1. В прошлом 1744-м году по прибытии Ея Императорскаго Величества и Его Императорскаго Высочества в Москву, Его Высочество камор лакея Андрея Чернышева призвав чрез тебя в уборную комнату, приказать тебе снять меру оного Чернышева росту изволил ли и для чего имянно. И по снятию тобою с того Чернышева росту, что ты имянно с Его Императорским Высочеством по-немецки говорил? В бытность Его Императорскаго Высочества в Москве, Его Высочество тебе чтоб переписать имена всех комнат Его Высочества камор, гоф фурьров, муншенка, кофишенка, тафелдекаря, каморлакеев и лакеев, гайдуков, скороходов, истопников приказать изволил ли и для чего имянно, и ты оных людей переписал ли? Во время Его Императорскаго Высочества забав солдатами, ты каким назван был чином? .От Его Императорскаго Высочества майором ты, Румберх, назван был ли и в каком случае? В 1745-м году до сочетания Его Императорскаго Высочества брака, как Его Высочество изволил комнаты своей камор лакеев и лакеев, и пажей жаловать денгами, то тебе, Румберху, в то время Его Высочество скол- ко оных денег пожаловать изволил, и ис каких имянно денег Его Высочество тебя и протчих жаловать изволил? В том же 745-м году в одно время, как Его Императорское Высочество изволил зделать латерею и в той латереи сколко имянно было штофов, грезету, шпажек, ефесоф и табакерок серебряных, и ис тех вещей ты сколко чего имел выиграть?» (л.

В результате этой работы возникли следующие «вопросные пункты», по которым 23 марта в Тайной канцелярии Рунберг в присутствии А.И. Шувалова через переводчика Семена Иванова был допрошен вновь:

«1. Каким образом ты подзывал Его Императорское Высочество во Швецию и при ком имянно [?]. Говорил ты при камор лакее Иване Николаеве, что будем и мы скоро велики и более вас [?]. Какие ты разсуждения слышал о черкасах и когда надевал полское платье как бил Его Императорское Высочество [?]. Сам ты Его Императорскому Высочеству представлял, чтоб русских не жаловать и отогнать, а держать бы иноземцов [?]. Знак и шарф (которые у тебя взяты в Тайной канцелярии) для чего ты из Москвы с собою взял и на себя надевал» (л. 77).

Ответы арестанта звучали так:

«На 1-е. Его Императорское Высочество во Швецию никогда ни при ком он не подзывал, и никаких разговоров о том никогда он, Румберх, не имел, токмо де Его Императорское Высочество с ним, Румберхом, да с Крамером изволил говорить неоднократно: лутче б де мне остатца в Гол- штиндии и я 6 де имел свою волю; и оной, Румберх, х Его Императорскому Высочеству предлагал, чтоб де Его Высочество о том говорить опа- мятовався, понеже де Всемилостивейшая Государыня Императрица Его Высотечеству матушка и в России де Его Высочеству жить лутче, и о на- следствии Российском и Швецком может быть у Его Высочества разговоры и были, токмо де не в таком намерении, чтоб в действо произведены быть могли.

На 2-й. При камор лакее Иване Николаеве о том, что будем и мы скоро великими и более вас, ни для чего он, Румберх, не говаривал, токмо де он, Румберх, (л. 129 об.) при Его Высочестве служить не желал, и у Его Высочества он, Румберх, просил, дабы отпустил ево, Румберха, во отечество ево; и когда де Его Высочество соизволит чинить эзерцицию и он де, Румберх, Его Высочество от того унимал и притом доносил, чтоб Его Высочество изволил от экзерциции отстать, понеже Ея Императорское Величество жаловать не изволит и за то изволит гневатца; и Его де Высочество более всех будущих при Его Высочестве служителей на него, Румберха, гневался, нежели бы был милостив.

На 3-е. О черкасах и когда надевались в полское платье Его Высочество никак по тому платью не бивал и никаковых разсуждений он, Румберх, от Его Высочества не слыхал, но Его де Императорское Высочество украинское платье изволит жаловать и хвалить.

На 4-е. Его Императорскому Высочеству, чтоб российских всех не жаловать и отогнать, а держать бы иноземцов, сам он, Румберх, ни для чего не представлял, а другие кто о том представляли ль, того он, Румберх, не знал; токмо де как свободно в спалню Его Высочества вхаживали иноземцы Ди- кер, Бредаль и Вилбои, и он, Румберх, Его Высочеству представлял, чтоб и российским кавалерам в спалню Его Высочества свободно входить было позволено, или б означенным Дикеру, Бределю и Вилбое было запрещено, понеже де российския в том возымеют ненависть.

На 5-е. Знак де и шарф он, Румберх, из Москвы с собою взял и на себя надевал потому, как де ево, Румберха, велено отправить в Санктпетербурх и тогда де пришед в квартеру ево, в которой он от Тайной конторы содержан бывал, караульной капитан да канцелярист, а он де, Румберх, в то время обедал, объявили, что де велено ему, Румберху, ехать в Санкт Пи- тербург, и он де, Румберх, спросил: подлинно де ему, Румберху, велено ехать в Санкт Питербург, и оные де капитан и канцелярист ему, Румберху, говорили: Бог де и Всемилостивейшая Государыня до него, Румберха, милостивы, и потом де ево стали отправлять, и он де, Румберх, взял шарф при караульном капрале и опоясал по рубахе и тому де капралу он, Румберх, без всяких разговоров говорил, что де оной шарф пожалован от Его Императорскаго Высочества и Его де Высочество тот шарф изволил приказать ему, Румберху, иметь по смерть ево, и с тем де шарфом дорогою все ехал, а знак имел в камзоле в кармане и за пазухою, а как проехали Новгород на первой перемене лошадей надел на себя он знак под камзол, токмо де того посланной за ним капрал с салдаты не видали, а не себя де надел для того, что в кармане было вести ему беспокойно, и с тем де знаком и шарфом привезен он в Тайную канцелярию, где де у него и взят» (л. 77 об. - 78 об., 129,130).

Что касается первого и самого серьезного пункта обвинения против Рунберга, то тут вспоминаются слова Екатерины II из третьего варианта Записок о том, что Петр Федорович «не раз давал почувствовать, по предубеждению ли, по привычке ли или из духа противоречия, что предпочел бы уехать в Швецию, чем оставаться в России» (207).