УНГЕРН

Род Унгернов-Штернбергов вел свою родословную с XIII в. Баронское достоинство они получили из рук шведской королевы в XVII столетии, а к концу XIX представители семейства расселились по всей Прибалтике.

Рудольф Унгерн-Штернберг, отец будущего генерала, несмотря на свои воинственные рыцарские корни, занимался вполне мирным делом — имел степень доктора философии, жил в Петербурге и подвизался при Министерстве государственных имуществ. 29 декабря 1885 г. в его семье появился на свет первый и единственный ребенок — сын Роберт. Супруги тогда путешествовали по Европе, и местом рождения мальчика стал австрийский город Грац. Через пять лет родители Роберта развелись, и он остался с матерью. В 1894 г. София-Шарлотта вторично вышла замуж за барона Йерваканта, от которого родила еще одного сына и дочь.

Дом отчима в Ревеле Роберт считал родным (как и сводных брата с сестрой). Некоторое время он посещал ре- вельскую Николаевскую гимназию, но был исключен из- за «плохого прилежания и многочисленных школьных проступков». Мальчика решили отдать в петербургский Морской корпус, но стать военным моряком ему помешала война с Японией. Роберт самовольно уехал в Маньчжурию и определился рядовым в пехотный полк. Правда, под огнем ему побывать не пришлось: к тому времени, когда часть попала на фронт, война уже закончилась. Вернувшись в столицу, юноша поступил в Павловское пехотное училище.

В 1908 г. молодого Унгерна произвели в офицеры, но не в подпоручики, а в хорунжии Аргунского полка Забайкальского казачьего войска. Второразрядное Забайкалье он выбрал, поддавшись слухам о приближении новой войны с японцами. Именно там барон поменял свое немецкое имя на славянское — Роман Федорович. Однако в части Унгерн не задержался. После пьяной драки на саблях по приговору офицерского суда ему было предложено покинуть армию. Положение спас родственник, служивший в Генштабе.

Здесь из газет он узнал, что в далекой Халхе, или Внешней Монголии, началось восстание против китайского владычества. В столице края Урге на престол взошел «живой Будда» — Богдо-гэген. Китайская династия Цинь пала, но новое правительство не желало смириться с утратой северной провинции: началась война за независимость. Вернувшись на Дальний Восток, Унгерн попросил отправить его к монголам инструктором. В прошении отказали, и тогда он подал в отставку. Не дождавшись ответа, барон отправился в Кобдо (северо-запад Халхи) «в поисках смелых подвигов». Совершить их он надеялся в отряде партизана Джа-ламы. Но Монголия удовлетворилась автономией, и война быстро затухла. Роману Федоровичу пришлось устраиваться внештатником в гарнизон Верх- неудинска.

Первая мировая война застала его в Ревеле. Вместе со 2-й армией Самсонова Унгерн совершил поход в Восточную Пруссию и буквально чудом избежал плена. Некоторое время он служил в Нерчинском полку под началом другого прибалтийского барона — П. Н. Врангеля.

Воевал Роман Федорович отважно, но его строптивый характер отнюдь не способствовал успехам в карьере. К концу войны он дослужился всего лишь до есаула. После Февральской революции Унгерн съездил домой в отпуск, затем поучаствовал в корниловском мятеже и наконец присоединился к формируемому его другом атаманом Семеновым монголо-бурятскому «регименту».

После Октябрьской революции Семенов устроил собственное государство со столицей в Чите. Своему другу он выделил «феодальное княжество» — станцию Даурию. Здесь Роман Федорович создал Азиатскую дивизию, первоначально состоявшую из монгольских и бурятских всадников. В дальнейших планах Семенова стояло объединение с Монголией и уничтожение большевиков при помощи «наследников Чингисхана». Правда, планы повисли в воздухе, после того как в Халху вошли войска китайского генерала Сюй-Шучена, а Богдо-гэген подписал отречение от престола.

в политически выгодный брак с маньчжурской принцессой, которую, впрочем, он почти сразу же отослал к родителям. Исходя из этого, некоторые современники называли его гомосексуалистом, однако, судя по всему, мужчины интересовали его не больше, чем женщины. Единственными страстями барона были войны, политика и собственное честолюбие.

Ни Семенов, ни Унгерн фактически не помогали Колчаку в его борьбе с красными. В сущности, в 1918— 1919 гг. их единственными противниками были небольшие партизанские отряды, а также местные крестьяне, жестоко наказываемые по любому подозрению в большевизме. Однако к лету 1920 г. Красная армия вплотную приблизилась к Чите и Даурии. В этой ситуации Роман Федорович решил все-таки попытаться создать новую Монгольскую империю.

Азиатская дивизия перешла границу с Халхой и подступила к пригороду Урги — Маймачену. Город занимала многотысячная, прекрасно вооруженная и экипированная китайская армия, а под началом Унгерна было всего несколько сотен измученных и полуголодных всадников, одна пушка и минимальный запас патронов. После неудачного боя барон отступил к берегам Керулена и здесь получил поддержку со стороны монгольских князей, провозгласивших его своим предводителем.

И все же, несмотря на пополнения, численность Азиатской дивизии по-прежнему не превышала 2 тыс. Китайцы же обладали десятикратным перевесом и мощной артиллерией. Однако Сюй-Шучэн допустил политическую ошибку, арестовав «живого Будду» Богдо-гэгена. Население Урги было возмущено, китайских солдат охватил суеверный ужас.

Роман Федорович вновь подошел к Урге и развернул своеобразную психологическую войну. В город вместе с лазутчиками поплыла всякого рода дезинформация, ламы запугивали солдат всевозможными карами. Последней каплей стало похищение Богдо-Гэгена, спланированное Унгерном: заговорщики, переодевшись ламами (монаха-

ми), проникли в Зеленый дворец и похители «хутухту» вместе с супругой. Нападение было столь неожиданным, что китайская охрана почти не оказала сопротивления.

Смятение гарнизона вылилось в бегство кавалерийского корпуса Го Сунмина, а 2 февраля унгерновцами был взят пригород Маймачен. Тем временем основная часть китайской армии покинула Ургу, и столица была занята практически бескровно.

Подобно полководцам древности Чингисхану или Тамерлану, Унгерн отдал город на разграбление своим войскам. «Разоренные китайские лавки зияли разбитыми дверьми и окнами, трупы китайцев лежали вперемешку с обезглавленными, замученными евреями», — писал очевидец. Офицеры Азиатской дивизии были возведены в ранг монгольских чиновников, а сам барон, помимо титула цын- вана (т. е. князя 1-й степени), получил прозвище «Возродивший государство Великий батор». 26 февраля 1921 г. тысячи монголов из самых отдаленных кочевий съехались в столицу на коронацию Богдо-гэгена. Этот день стал подлинным триумфом для «бога войны» — Унгерна. Однако впереди у него уже маячили новые цели — реставрация монархии на Востоке и в России.

Тем временем отступивший из Урги китайский генерал Чу-Лицзян решил отбить город обратно. Близ уртона Цаган-Цэген разыгралось крупнейшее и почти не замеченное историками сражение. Пятитысячная дивизия Ун- герна разбила превосходящие силы противника, чему, в первую очередь способствовали распри среди китайских военачальников. Последняя крупная битва этой неизвестной войны произошла возле местечка Чойры, вблизи китайской границы. Пехота «гаминов» была вырезана поголовно, кавалерия же успела уйти в Китай. Унгерну достались огромные трофеи.

Либерал Милюков назвал четырехмесячное пребывание барона в Урге самой удручающей страницей в истории Белого движения. Режим, установленный Унгерном в монгольской столице, очень напоминал даурский период его деятельности: палочная дисциплина, насильные мобилиза-

ции местного населения, террор белых отрядов за пределами города. Все нововведения — создание национального банка, чеканка монеты, возобновление добычи угля и т. д. — подчинялись главной цели: снабжению Азиатской дивизии.

В Советской России тем временем вовсе не забыли об Унгерне и уже готовили для него неприятные сюрпризы. В марте 1921 г. в Кяхте было образовано Монгольское революционное правительство. Красные цэрики постепенно расползались по северу и западу Халхи, а их численность постоянно возрастала. И все же Унгерн не верил, что большевики решатся на прямую интервенцию, а цэ- риков Сухэ-Батора вообще не считал за противников.

Между тем в Урге население все более тяготилось постоем Азиатской дивизии и режимом «бешеного барона». Унгерн, учитывая положение дел, попытался установить контакт с Богдо-гэгеном и занять при нем пост главнокомандующего, но «живой Будда», понимая, что звезда барона клонится к закату, не ответил на письмо своего спасителя, вернувшего ему трон и свободу. В войсках появились первые признаки разложения: мародерство, грабежи, дезертирство. Поправить положение могла лишь победоносная война, но с кем? Ответ пришел с письмом атамана Семенова, в котором тот сообщал, что в мае при поддержке японцев он открывает широкомасштабные действия против Советской России. Унгерн ухватился за это предложение как за спасительную соломинку.

21 мая Азиатская дивизия, оставив Ургу, двинулась на север. Численность ее войск определялась в 3300 сабель, вооруженных двумя десятками пулеметов и восьмью орудиями. Экипировка была отвратительной — отсутствовали радиостанции, полевые телефоны, походные кухни и даже котлы.

Белым противостояли силы 5-й Красной армии, насчитывавшие 8 тыс. бойцов, 24 орудия, 150 пулеметов и не-

сколько сотен цэриков Сухэ-Батора. Имелись также конные партизанские отряды и пехотная бригада войск Дальневосточной республики. В конце мая перешедшие границу передовые отряды Азиатской дивизии были наголову разбиты и отброшены обратно в Монголию.

В июле Нейман и Сухэ-Батор торжественно вступили в Ургу, а «Живой Будда» с готовностью признал власть революционного правительства. Переформировав свою дивизию, барон принял решение вновь двинуться на север. Отчасти его побудили к этому слухи о начале наступления японцев в Забайкалье. Захватив Гусиноозерский монастырь, Унгерн жестоко расправился с пленными и двинулся дальше. Его целью было перерезать движение по Транссибирской магистрали. Однако от перебежчиков и крестьян он узнал, что в Забайкалье нет ни Семенова, ни японцев. Тогда Унгерн приказал повернуть на юг и, искусно лавируя между охватывающими его крупными частями красных, прорвался обратно в Монголию.

Но степи Халхи уже горели под его ногами. В Урге крепко сидели красные; китайцы, памятуя о недавней войне, тоже встретили бы его с оружием. Наконец, отход на Запад Монголии был чреват полным окружением. И тогда Роман Федорович решил уйти в Тибет и поступить на службу к Далай-ламе. Идея подобной экспедиции в глазах измученных предыдущими переходами солдат представлялась безумной. Среди офицеров дивизии созрел за-

говор, и в ночь на 21 августа они обстреляли палатку барона. При первых же выстрелах Унгерн успел выскочить и спрятаться в кустах. Он попытался укрыться в монгольской части своего войска, но некогда боготворившие его азиаты скрутили «цын-вана» и передали бойцам красного командира Щетинкина.

На этом похождения Романа Федоровича закончились. Барона переправили сначала в Иркутск, а оттуда в Ново- николаевск, где и состоялся судебный процесс. Унгерн даже не пытался отрицать зверства, в которых его обвиняли, и свой приговор встретил абсолютно спокойно. Казнили барона в тот же день, 15 сентября 1921 г.