>>

ПРЕДИСЛОВИЕ

Всероссийскому Учредительному собранию история отвела всего один день жизни — 5 января 1918 г. Измотанные напряженным ожиданием его открытия, а затем и многочасовыми ожесточенными прениями, почти без сна проведя остаток ночи (заседание закрылось уже в пятом часу утра), депутаты вечером 6 января вновь потянулись к Таврическому дворцу.

Однако решетки дворцовых ворот были наглухо запечатаны и охранялись стражей с пулеметами и двумя полевыми орудиями. Картина была зловещей и символичной.

В ночь на 7 января ВЦИК Советов, составленный из большевиков и левых эсеров, принял заготовленный В.И.Лениным декрет о роспуске Учредительного собрания. Роспуск мотивировался тем, что Учредительное собрание после ухода из него обеих упомянутых партий могло «играть роль только прикрытия борьбы буржуазных контрреволюционеров за свержение власти Советов»1.

Так завершилась эпопея первого всероссийского народного представительства, самая долгая по своей предыстории, самая короткая, если говорить о его реальном существовании, самая драматичная по своей судьбе, по масштабу связанных с ним надежд и разочарований, ближайших и отдаленных последствий. Как справедливо замечено, «нигде столько не было нагромождено лжи, как вокруг Учредительного собрания»2. И потому исследователю, взявшемуся за столь рискованную тему, надлежит прежде всего разобраться в корнях историографической аберрации, дабы не громоздить на старую ложь новую.

История революций обычно принадлежит победителям и под пером их историков принимает желаемую форму. В.И.Ленин уже назавтра назвал 5 января 1918 г. «потерянным днем», а депутатов-учредиловцев — «людьми с того света». Скоропалительный и беспощадный приговор диктатора-вождя много десятилетий воспринимался нашим сознанием как высший суд, как приговор окончательный, обжалованию не под

1        Л.Г.Протасов Всероссийское Учредительное собрание

лежащий.

В памяти ряда поколений соотечественников этот эпизод сохранился, пожалуй, даже как трагикомический: со школьной скамьи запомнились знаменитые слова матроса А.Железнякова «караул устал, пора закрывать». Если Учредительное собрание и не было забыто вовсе, то лишь потому, что в нем видели некоего антипода, оттеняющего своей жалкой участью торжество и величие подлинной, советско-пролетарской демократии. Его изучение шло в идеологически строго заданных координатах послеоктябрьских ленинских оценок. Редкие монографии о нем пестрели нелестными эпитетами, образами, сравнениями. «Учредительное собрание в нашей революции промелькнуло, подобно тени, на историческом экране и, подобно тени, бесследно отошло в вечность»3, — писала в 1928 г. Н.А.Шавеко. Уже спустя полвека О.Н.Знаменский, наиболее серьезный исследователь темы, глубоко изучивший технико-организационные ее аспекты, в итоге пришел к выводу, что «Всероссийское Учредительное собрание, его идея еще до 5 января приняли политическую смерть»4. Нелогичность таких сентенций ныне очевидна: зачем же тогда надо было силой оружия устранять учреждение, которое и без того бессильно и даже мертво? Если же продолжить образный ряд, то уместнее сравнить Учредительное собрание с яркой и скоротечной кометой, прочертившей в 1917 году российский политический небосвод и до конца непознанной. Комета сгорела, но след ее остался...

Есть суд победителей, но есть и суд самой истории, не столь скорый, но более справедливый. В этом вновь убеждает всплеск широкого общественного интереса к событию давнего прошлого. Известно, что значимость исторических событий проверяется временем — подлинно великие не уходят в полное небытие, продолжают влиять прямо, а чаще опосредованно, на последующий ход истории. К.Ясперс писал: «Настоящее совершается на основе исторического прошлого, воздействие которого мы ощущаем на себе»5. Показательно, что те, кто разогнали Учредительное собрание, уже через несколько дней сымитировали его в виде съезда Советов. Как бы то ни было, на определенном историческом рубеже вдруг открылось, что идея Учредительного собрания вовсе не умерла в общественном сознании, что она выжила в политическом анабиозе, в долголетнем забвении и вновь напомнила о себе в обстановке коренных политических перемен на рубеже 1980—1990-х годов.

Следовательно, и легкость, с которой оно было ликвидировано и на которую обычно ссылаются в доказательство его нежизнеспособности, оказалась обманчивой. В сущности всю пережитую в недавние времена эпоху можно назвать эпохой учреди

Предисловие

1

тельных собраний, разных по форме и названию, но заложивших основы совершенно новой государственности (или, точнее, забытой старой, либерально-рыночной модели) на руинах советской системы и СССР.

Всероссийское Учредительное собрание — одно из тех мировых явлений, которые воплощают в себе глобальные тенденции развития человеческой цивилизации и служат вехами ее истории. Чувствительный нерв нашей истории был затронут, и эта тема, можно сказать, обречена на популярность. Осмысливая ее как насущную научную и общественную потребность, важно понять мотивы того интереса, который проявляют к Учредительному собранию историки, юристы, публицисты, политики, просто читатели. Вызваны ли они неудовлетворенностью казенными историческими версиями, статусом самого учреждения, призванного установить конституционно-парламентский строй в стране, успевшей взять лишь первые уроки демократии, сожалением об упущенном шансе гражданского примирения и цивилизованного развития общества? Означало ли само Учредительное собрание окончательный перевод стрелки российского исторического развития на западный цивилизацион-ный путь, а его неудача — обреченность такой попытки? Каждое из таких объяснений может быть правомерным, но ни одно из них не достаточно.

История Всероссийского Учредительного собрания полна загадок и парадоксов. На это обратил внимание еще «первый летописец» Октября Джон Рид. В предисловии к знаменитой книге о десяти днях, «которые потрясли мир», обращенном к американскому читателю, он задавался вопросами: «Если до Ноябрьской революции (по новому стилю — Л.П.) большевики боролись за Учредительное собрание, то почему впоследствии они разогнали его силой оружия? И если до того момента, как большевистская опасность стала явной, буржуазия выступала против Учредительного собрания, то почему же впоследствии она стала его поборницей?»6

Добавим еще один парадокс к сказанному.

В мировой истории редко пристальное внимание потомков привлекает событие, так сказать, несостоявшееся, несбывшееся, не в прямом, физическом, а в сугубо историческом смысле, ведь Учредительное собрание не исполнило своего предназначения: не создало власти, признанной большинством народа, не провело насущных и долгожданных реформ, не предотвратило гражданской войны в России. Не смогло или не могло? Ответ на этот вопрос прежде казался однозначно простым — не могло! — теперь его надо признать вообще неразрешимым, дабы не стать на точку зрения исторического фатализма.

1        Л.Г.Протасов Всероссийское Учредительное собрание

Как феномен истории Учредительное собрание всегда будет смущать умы ученых своей давней и неразрешимой загадкой: как сложилась бы российская история, будь иной и его судьба? Незавершенное, по тонкому замечанию Марка Блока, обладает для всякого живого ума очарованием не меньшим, чем нечто, успешнейшим образом завершенное7. Уместно добавить к этому, что и сам анализ исторической альтернативы, сколько бы он ни критиковался, если он основан на твердой почве конкретных фактов, важен и нужен как инструмент научного познания прошлого.

Современная историография Всероссийского Учредительного собрания отражает эволюцию общественного самосознания от простых объяснений, вроде злокозненных действий большевиков, до более глубокого понимания причин его крушения в самой российской исторической традиции, в национальной почве, в уровне правосознания общества, реальной роли всех социалистических партий и т.д.8 Прежняя идеологизированная дилемма — демократия буржуазная или пролетарская? — в последние годы почти вытеснена дилеммой общенаучной — демократия или диктатура? Даже марксистско-исторический взгляд на это событие эволюционировал от лобовой апологии разгона Учредительного собрания в духе сакральное™ ленинских оценок к более прагматичным и вполне правдоподобным конструкциям, в коих этот факт предстает как печальный, но неизбежный результат объективно сложившейся политической обстановки.

Во всяком случае нужда более не выдается за добродетель.

Однако полное «онаучивание» проблемы как преодоление ее политизации и неизбежной при этом мифологизации еще предстоит, и она нуждается в системном исследовании, включающем связи Учредительного собрания с эволюцией российской государственности, социума, национального менталитета и пр. Гносеологически историк находится в весьма сложном положении. С одной стороны, ему надо абстрагироваться от очевидных результатов изучаемого процесса, «вжиться в эпоху», учесть субъективное видение людьми 1917 г. реальной обстановки, поскольку именно на основе этого видения они формировали цели и мотивы своих действий. Но, с.другой стороны, изучать жизнь и судьбу Учредительного собрания лишь сквозь призму политических страстей 1917 г. и той не лишенной налета исторической случайности конъюнктуры значит в конце концов вернуться к эсхатологическому признанию необходимости именно данного варианта развития событий. Не только потому, что реальная история убедительнее и достовернее вообще, чем гипотетическая, просто действия большевист

Предисловие

1

ского руководства в отношении Учредительного собрания были и впрямь логичны и последовательны, поскольку были адекватны политическим и этическим принципам этой партии, позволившим ей прорваться к власти.

Корень же вопроса не в том, как и почему была разогнана учредительная власть, формально выражавшая волеизъявление народа, а в том, почему она при всей ее легитимности оказалась беззащитной и беспомощной перед явной ее узурпацией в свободной стране. Ведь в тот момент большевики не были настолько сильны, чтобы не считаться с широким общественным мнением, с его твердой и решительной позицией.

Таким образом, само Учредительное собрание, его поучительная судьба автору представляются как бы верхушкой огромного айсберга, в основании которого долгая история развития самой идеи народного представительства, подготовка к созыву российской Конституанты и борьба вокруг нее, наконец, вершина политической демократии 1917 года — свободное всенародное голосование.

Предпосылки для такого исследования вполне созрели. Спал публицистический азарт перестроечных лет, когда зачастую научная логика и точность исторических фактов подменялись игрой авторского воображения, а в самом Учредительном собрании виделась панацея ото всех постигших Россию бед. Совершенно очевидно, что оно не было ни гадким утенком российской демократии, как полагали одни, ни ее прекрасным лебедем, как считали другие. Время простых ответов прошло, и путь к истине лежит только через профессионализм историка.

Кроме того, ощущается настоятельная потребность в критическом пересмотре всего накопленного запаса фактов из истории Учредительного собрания, дискредитированных односторонним, зачастую просто необъективным истолкованием, когда в обороте были источники, в выгодном свете выставлявшие одну из борющихся сторон в ущерб другим. Правда, в последние годы не раз переиздавались стенограмма заседания Учредительного собрания и другие связанные с ним документы9. Однако источниковая база проблемы все еще остро нуждается в обогащении и переосмыслении как почва для формирования новых, более глубоких исторических представлений.

Со смешанным чувством неловкости и сожаления приходится признать, что картина первых в России свободных общенациональных выборов, происходивших на основе демократического избирательного закона, какого не было тогда ни в одной другой стране мира, напоминает незавершенный

1        Л.Г.Протасов Всероссийское Учредительное собрание

эскиз, набросок. С чувством неловкости потому, что в любой цивилизованной стране эти выборы стали бы предметом законной национальной гордости, а гордость за свое прошлое и есть одно из проявлений цивилизованности. С чувством сожаления — поскольку современное состояние документалистики проблемы оставляет немного надежд на то, что картину выборов удастся когда-либо полностью реконструировать.

Можно возразить, что трудами историков разных поколений, начиная с Н.В.Святицкого, собран и систематизирован обширный статистический материал. Это отчасти так, но в нем слишком много приблизительности, фрагментарности, просто зияющих пустот. До сих пор единственным монографическим исследованием по истории самих выборов в Учредительное собрание в масштабах всей России остается книга... американского историка Оливера Рэдки10, вышедшая двумя изданиями в 1950 г. и в 1989 г. Не переведенная на русский язык, она практически недоступна российскому читателю. С уважением относясь к оригинальности наблюдений О.Рэдки, следует, однако, заметить, что этого нельзя сказать о документальной базе его исследования.

Ценность избирательной статистики 1917 г. уникальна. В свое время, впервые публикуя сводные итоги выборов в Учредительное собрание, Н.В.Святицкий писал: «Историку они дадут богатейший материал и ключ к решению происходивших и ныне происходящих великих событий»11. Столь же высоко, хотя и с иных позиций, оценил их В.И.Ленин: «Данные о выборах в Учредительное собрание, если уметь ими пользоваться, уметь их читать, показывают нам еще и еще раз основные истины марксистского учения о классовой борьбе»12.

Оба оппонента оставили пример и образцы политического прочтения материалов электоральной статистики, быстро давшие зловредные всходы. Идеологическая утилизация результатов голосования в Учредительное собрание стала нормой в советской историографии параллельно тому, как все более формальными становились и сами выборы в органы государственного управления. Итоги голосования привлекались историками обычно с заданной целью, для подтверждения определенного тезиса, в качестве цифровой иллюстрации. Такой подход не нуждался в привлечении всей совокупности статистических сведений и не стимулировал их поисков.

Неудивительно поэтому, что в конечном счете в забвении оставалось само социокультурное состояние российского общества в 1917 году, проявлением и одновременно отражением которого и были выборы. Г.Л.Соболев имел основание писать о

Предисловие

1

преобладающей в нашей науке тенденции изучать общественное сознание главным образом в его идеологических формах, недооценивая социальную психологию масс13. Если кому-то это раъяснение покажется маловразумительным, достаточно вспомнить, какую сложную, многокрасочную картину являют собой современные демократические выборы, и помножить все связанные с ними страсти на те ожидания мира, земли, порядка, с которыми в 1917 году ассоциировалось Учредительное собрание. Сама статистика тайного голосования, именно по причине его тайности, интимности, представляется наиболее аутентичным источником для изучения политических настроений общества.

Автор много лет занимался сбором статистики по выборам в Учредительное собрание, не ставя больших научных задач и не переоценивая значимость своего труда. Лишь постепенно необременительное увлечение, материализовавшееся время от времени в различные публикации, превратилось в страсть коллекционера. Процесс эмпирического собирания фактов дарит свои радости, признавался М.Блок: «Добрый землепашец любит пахать и сеять не меньше, чем собирать жатву»14. Каждая новая находка, вроде сводки голосов в каких-нибудь Богом забытых, затерянных в северной глуши вятском Яранске или вологодском Яренске, в любом из шестисот уездов страны, становилась маленьким праздником души. В ходе поисков постепенно оформлялся общий замысел, а сами усилия обретали конечный смысл: собрать, насколько возможно, максимально полный свод избирательной статистики Учредительного собрания и представить его общественному взору. Наука, как и природа, не терпит пустоты. Итоги выборов в захолустных городах и деревнях для будущего исторического знания могут оказаться не менее ценны и полезны, чем результаты голосования в столицах. Поиски с их успехами и неудачами редко бывают скучными, однако раньше или позже они подходят к грани, за которой должно последовать обобщение, — нельзя подняться к новому пониманию проблемы, не освоив новой эмпирики. Может быть, эта книга найдет не только читателей, но и последователей, и это будет наилучшее ее продолжение.

Американский историк О.Рэдки задался вопросами, на которые не мог дать определенного ответа. Что оно, Учредительное собрание? Жертва несчастных обстоятельств или чужеродный цветок в России? Вернется ли однажды народ к этому политическому принципу или это такой политический принцип, который никогда не прорастет на равнине Восточной Европы15? Эта книга также не дает готового ответа на сакрамен

1       Л.Г.Протасов Всероссийское Учредительное собрание

тальный для всей нашей истории вопрос, но она содержит историческую конкретику, которая поможет читателю самому сделать из нее вывод. А потому будет уместно завершить это предисловие словами А.И.Герцена: «Наука не требует ничего вперед, не дает никаких начал на веру. Если же под началом понимать первую страницу, то в ней истины науки потому не может быть, что она — первая страница, и все развитие еще впереди»16.

| >>
Источник: Протасов Л.Г.. Всероссийское Учредительное собрание: история рождения и гибели. 1997

Еще по теме ПРЕДИСЛОВИЕ:

  1. ПРЕДИСЛОВИЕ
  2. ПРЕДИСЛОВИЕ
  3. X. Штейнталь Предисловие (С сокращениями)
  4. Предисловие ко второму изданию
  5. ПРЕДИСЛОВИЕ
  6. Предисловие
  7. ПРЕДИСЛОВИЕ
  8. ПРЕДИСЛОВИЕ
  9. Предисловие 1
  10. ПРЕДИСЛОВИЕ