Н. Н. Покровский КУПЧИЕ, ДАННЫЕ И МЕНОВНЫЕ ГРАМОТЫ КАК ИСТОЧНИК ПО ИСТОРИИ ЧЕРНОСОШНОГО ЗЕМЛЕВЛАДЕНИЯ РОССИИ XIV—ПЕРВОЙ ЧЕТВЕРТИ XVI в.

Среди актовых источников по истории русской феодальной собственности XIV—XVI вв. значительную роль играют грамоты, оформляющие различные частные сделки на недвижимость, в том числе купчие, данные н меновные грамоты.

Формуляр этих грамот содержит указания на участников, объект и характер сделки; границы отчуждаемой земли обозначаются либо подробным указанием межей, либо общей формулой: «куда соха, плуг, коса ходили». Употребление в грамоте последней формулы отнюдь не значит, что реальные границы данного владения все еще не установлены. Для центра России уже в XV в. эта формула грамот несомненно является традиционным шаблоном. В удостоверительной части грамоты перечисляются свидетели (послухн) сделки, называется писец грамоты, приводится дата и указание о печати; подписи свидетелей и участников сделки становятся обычными с начала XVI в. и помещаются на обороте грамоты. Следует отметить, что формуляр этих грамот имел определенные местные отличня; можно проследить также эволюцию формуляра грамот в течение XIV—XVI вв.

Более ранние грамоты обычно предельно лаконичны, а более поздние содержат ряд подробностей об объекте сделки, ее условиях и т. д. Примерно с 60-х годов XV в. в грамотах центра России часто указывается район, где расположена отчуждаемая земля; в 90-х годах XV в. подобное указание делается обязательным (причем называется уезд, волость, стан). То же самое можно сказать н об указании в этих грамотах, на каком основании владел землей ее прежний владелец: была ли она его вотчиной, куплей. Купчие, данные и меновные грамоты часто содержат специальную статью, направленную против выкупа отчуждаемой земли родственниками ее прежнего владельца («а купил ту землю себе н детям своим впрок без выкупа» и т. д.). Статья эта до последней трети XV в. встречается в грамотах скорее как исключение и лишь позднее становится обычной. Наконец, датировка частных актов делается обязательной лишь с конца XV в., а в некоторых районах и несколько позднее (для Волоколамска н Рузы — только с первой четверти XVI в.).

Наиболее резко отличаются по своему формуляру от грамот центра России грамоты Новгорода и новгородских земель. Прежде всего бросается в глаза, что новгородские частные акты пишутся, как правило, в третьем лице («Се купи Есип Иванович землю у...»), в то время как в центре России они пишутся обязательно в первом лице («Се яз, игумен Никон, купил еемь у...»). Новгородские акты не знают формулы «куда соха, плуг, коса ходили», заменяя ее при указании границ землн различными специальными выражениями. Вместо формулы «купил впрок без выкупа» новгородские грамоты употребляют выражения «ввеки без вывета» и др. Удостоверительная часть новгородских актов также весьма специфична. Внутри этого новгородского формуляра частных актов можно наблюдать некоторые небольшие отличия, характерные для различных новгородских земель (например, для Двины). С присоединением Новгорода к Московскому государству большинство этих особенностей новгородского формуляра быстро исчезает; однако некоторые из них (например, в обозначении объекта сделки) держатся очень стойко и в XVI в. Формуляр белозерских купчих, данных и меновных грамот в целом близок к формуляру грамот центра России, но некоторые особенности сближают его с формуляром новгородских грамот.

Переходим к содержанию купчих, данных и меновных грамот. Исследователи неоднократно отмечали, что грамоты каждого из этих трех типов оформляют довольно разнообразные юридические сделки с недвижимым имуществом. Наряду с чистыми договорами продажи, передачи, обмена земель встречаются более сложные случаи: обмен землями с одновременной доплатой денег одной из сторон gt;, соединение продажи землн духовному феодалу с передачей ему части полученных от продажи денег в качестве вклада «по душе»[117] или соединение продажи одной части землн с передачей другой ее части в качестве вклада [118].

Известны грамоты монастырям, формально являющиеся данными, но предусматривающие, наряду с «пеминанием души» за вклад, некоторую денежную компенсацию вкладчику за землю [119]; в нескольких данных грамотах говорится о том, что монастырь, получивший землю, должен заплатить долги вкладчика третьим лицам[120]; в других данных сообщается, что земля передается в .качестве уплаты долга самому монастырю*.

Однако, несмотря на все разнообразие сделок, оформляемых данными, купчими и меновными грамотами, для изучения содержания мы можем объединить их. Исходя из различий в социальном составе участников сделок и в характере отчуждаемой земли грамоты этих типов делятся на: 1) грамоты, по которым князья передают свои черные земли отдельным феодалам; 2) грамоты, оформляющие сделки между отдельными феодалами на их вотчинные земли; 3) грамоты, оформляющие сделки на черные крестьянские земли междуЛсалСИми крестьянами и между крестьянами и феодалами. Лишь после такой группировки следует начать обзор тех социальных отношений, которые характерны для каждой из этих групп.

Однако подобная группировка актов встречает и определенные трудности. Если акты первой группы довольно легко отличаются от всех остальных обязательным обозначением титула князя и ссылкой на принадлежность ему отчуждаемых земель, то отделить друг от друга акты второй и третьей групп значительно сложнее. Зачастую сделки на крестьянские земли маскировались под обычные операции по отчуждению земель феодалов; выявление таких сделок возможно, как правило, лишь на основании материала судебных актов. Часть остальных крестьянских купчих и данных (посильные, отступные, отдавчие грамоты) довольно резко выделяется по своему формуляру и будет ниже рассмотрена отдельно. Другие акты третьей группы на крестьянскую землю не отличаются обычно по своему формуляру от актов на землю феодалов и могут быть выделены лишь на основании косвенных данных, содержащихся как в этих, так и в иных актах[124]. Но здесь на помощь приходит следующее обстоятельство.

Посмотрим теперь, какие вопросы освещают частные акты каждой нз этих трех групп. Купчие, данные и меновные грамоты первой группы сообщают о передаче князьями своих (черных) земель отдельным духовным и светским феодалам. Таким образом, по своему содержанию они в основном совпадают с жалованными купчими, данными и меновными грамотами. Однако если в этих последних передача черных земель облечена в форму публично-правовую (княжеское пожалование), то в купчих, данных и меновных первой группы этот акт выступает в качестве частной сделки между князем и феодалом. В связи с этим намечается и некоторое различие в содержании тех и других грамот: в жалованных грамотах передача феодалу земли сопровождается обычно пожалованием ему определенных иммунных прав на эту землю, чего не делается в частных актах. Но различие это не проводится достаточно четко, известны многие исключения из правила (в обоих случаях).

Таким образом, купчие, данные и меновные грамоты первой группы освещают в основном те же вопросы, что и жалованные грамоты, закрепляющие переход в собственность феодалов княжеских земель. Поэтому мы ие будем останавливаться больше на этом вопросе, а только приведем один пример купчей грамоты первой группы.

Следует, правда, отметить, что иногда акты этой группы отличаются от обычных частных актов отсутствием указания на послухов и писца грамоты |5.

Переходим ко второй группе купчих, данных и меновных грамот, которая содержит акты, оформляющие сделки между отдельными феодалами на их земли. В отличие от актов предыдущей группы здесь речь идет все время не о черных княжеских землях, а об обычных вотчинах духовных и светских феодалов. Таким образом, эти грамоты сообщают нам о перераспределении феодальной земельной собственности внутри lt;класса феодалов, o росте землевладения одних феодалов за счет земель других феодалов. К этой группе принадлежит большинство данных, купчих и меновных грамот, и она сильнее всего привлекала к себе внимание исследователей. Поэтому в исторической литературе уже отмечены основные проблемы, которые освещаются этой группой актов. К ним относятся вопросы о характере сделок, оформляемых на монастырских и митрополичьих землях |в, о праве выкупа феодалами своих родовых вотчин и другие проблемы. Частные акты этой группы являются одним из наиболее массовых источников по вопросу о перераспределении земель между светскими феодалами, с одной стороны, и духовными — с другой. В частности, они позволяют довольно подробно нарисовать картину роста отдельных крупных монастырских вотчин за счет земель соседних светоких феодалов.

Однако здесь все время нужно помнить об одной особенности, которая присуща грамотам этой группы наряду с остальными дошедшими до нас актами. Так как огромное большинство известных нам актов сохранилось в составе архивов церковных организаций, эти акты ярко рисуют рост землевладения духовных феодалов и очень слабо — рост светского землевладения. Отсюда опасность искажения общей карт тины феодального землевладения, особенно большая при пользовании актами этой группы.

Данные, купчие, и меновные грамоты этой группы наряду с жалованными грамотами и судебными актами содержат иногда весьма интересный материал об отчуждении крестьян вместе с их землей. Многие акты упоминают о передаче одним феодалом другому вместе с землей и крестьян |7. Иногда частные акты прямо указывают, что один феодал передает другому землю «со крестьяны», или перечисляют крестьянские дворы на отчуждаемой земле|а.

Наконец, акты этой группы, сообщая историю отчуждаемой земля, рассказывают иногда о случаях пожалования черных земель, неизвестных по другим источникам. Поскольку такие сведения доходят лишь как рассказ о том, каким путем земля попала в руки ее нынешнего владельца, точная датировка времени пожалования в таких случаях затруднительна ,9. Судебные акты свидетельствуют, что часто во время суда феодал приводит купчие, меновные и данные грамоты иа землю, которую черные крестьяне считают своей. Если признавать справедливость точки зрения крестьян (которая чаще всего соответствует действительности), то здесь перед нами могут быть два случая. Либо феодал заключал сделку с черным крестьянином на его землю, маскируя такую сделку под обычный акт отчуждения земли феодалом феодалу, либо феодал отстаивал на суде черную землю, захваченную ранее другим феодалом, у которого он приобрел ее по обычной купчей, меновной, дайной грамоте. В обоих случаях частные акты этой группы являются источниками для изучения процесса захвата черной земли феодалами[127].

Третью группу данных, купчих и меновных грамот составляют акты, оформляющие сделки по отчуждению черными крестьянами своих земель. При этом возможны два различных случая: крестьянин отчуждает свою землю феодалу или же другому черному крестьянину.

В первом случае акты, фиксирующие подобные сделки, являются крайне важным источником, освещающим различные способы перехода черной крестьянской земли в руки отдельных феодалов. Ценность этого источника возрастает еще и вследствие того, что он рисует тот глубокий экономический процесс образования феодальной собственности, который обычно слабо освещается другими типами актового материала 2|.

Встает вопрос о том, считались ли подобные сделки законными с точки зрения феодального права того времени. Поскольку собственником всех черных земель являлось феодальное государство в лице своего главы — князя, все права по распоряжению черными землями должны были также принадлежать князю, а не черным крестьянам. Отсю-

да как будто следует вывод о том, что все подобные сделки должны были феодальным государством рассматриваться как незаконные. В пользу этого говорит и тот факт, что в центральных районах России феодалы стремились придать такой сделке вид обычного отчуждения феодальной собственности (вотчины).

Однако здесь зачастую юридическая форма вступала в противоречие с главной задачей феодального государства по охране собственности класса феодалов. Судебные акты и жалованные грамоты показывают, что во многих подобных случаях правительство считалось с создавшимися реальными отношениями собственности и санкционировало переход черных земель в руки отдельных феодалов.

Кроме того, сила феодальных отношений иа черных землях не была одинаковой в различных местах. На Севере эти отношения были более слабыми и там феодальное государство на практике зачастую признавало за черными крестьянами определенные права по распоряжению своими землями и принимало во внимание подобные сделки крестьян с феодалами. Белозерские князья также утверждали своими пожалованиями права монастырей на земли, которые были нм проданы или переданы крестьянами. Однако жалованная грамота Ивана III пермскому епископу Филофею[128] от 19 ноября 1490 г. свидетельствует о том. что и на Севере правительство пыталось иногда бороться с подобными сделками, приводившими к расхищению черных земель,—грамота аннулирует все сделки по продаже черных земель епископскому дому.

Переходим к тем грамотам третьей группы, которые говорят о передаче черной земли одним крестьянином другому. В исторической литературе уже отмечалось, что так как право собственности иа черную землю принадлежит князю, в этих грамотах речь может идти о передаче ие права собственности, а только права пользования данным участком земли. Это зачастую находит свое выражение в самом тексте таких грамот, которые иногда оговаривают, что отчуждается «земля великого князя, а мое (крестьянина) владение» (или просто «мое владение»); в некоторые грамоты вносятся специальные статьи, говорящие о порядке уплаты податей с отчуждаемой земли и т. д. Подобные особенности приводят в конце концов к выделению особого типа актов, называющих себя «посильными», «отступными», «отдавчими» грамотами. О специфике этих грамот ниже будет сказано подробнее, а сейчас нам важно отметить, что большинство сделок между крестьянами в XV—XVI вв. оформлялось все же не такими грамотами, а самыми обычными купчими, меновными, данными.

Подавляющее большинство актов по сделкам между черными крестьянами относится к землям русского Севера[129]. Для центральных районов известно лишь несколько подобных актов, причем все оии являются носильными, с обязательным докладом лицам великокняжеской администрации[130]. На Севере, наоборот, докладные грамоты представляют крайне редкое исключение среди актов такого рода. Двинские крестьяне этого времени обычно бесконтрольно распоряжались своими землями; в отдельных случаях они даже избегали уплаты со своих земель феодальной ренты, фактически сводя к минимуму феодальные отношения собственности великого князя на их землю.

Крестьянские купчие, меновные и данные грамоты помогают разо- Браться еще в одном важном вопросе: они являются таким же ценным источником по истории землевладения северной крестьянской общины, каким для черных земель центра России служат судебные акты. Частные акты третьей группы помогают проследить взаимоотношения между общинным н частным крестьянским владением землей, концентрацию земель в руках отдельных членов общины, иногда выделение таких богатых крестьян нз общины и их превращение в своеземцев. Массовый и территориально компактный материал частных актов дает даже возможность проследить историю землевладения отдельных крестьянских семей в XV—XVI вв. В некоторых случаях эти акты содержат ценнейшие сведения о применении на своих землях такими крупными владельцами труда половников и зависимых крестьян25.

То, что говорилось о третьей группе купчих, меновных и данных грамот, относится н к тем специфическим по форме грамотам, которые известны под именем «посильных», «отступных», «отдавчих» и которые обычно содержат те или иные статьи, свидетельствующие о верховном праве собственности феодального государства на отчуждаемую землю. Фактически эти акты по содержанию вопросов, освещаемых ими, совпадают с рассмотренными актами третьей группы. Но при изучении их возникают и некоторые другие вопросы, которых следует коснуться особо.              .

Эти грамоты давно уже привлекали внимание исследователей. Еще И. Д. Беляев использовал известные ему посильные для доказательства того, что крестьяне продавали великокняжескую землю, на которой они сидели, и, следовательно, имели право собственности на нее25. Для историков юридической школы эти грамоты представляли собой необъяснимое юридическое явление: указание на то, что земля является «вотчиной великого князя» и лишь «владением», «посильем» крестьян, противоречило самому факту отчуждения этой земли обычно без ведома администрации великого князя. Этому же противоречили и гораздо более многочисленные факты продажи крестьянами земли по обычным купчим. Мы замечаем противоречие и в том выводе, к которому пришел М. М. Богословский, касаясь данного вопроса: «Не забывая теорию верховного собственника, крестьяне владели и распоряжались свонми земельными участками как своею полною собственностью»27. Подобное противоречие невозможно объяснить с формально-юридической точки зрения, в данном случае перед нами юридическое противоречие, вытекающее из самой жизни, из динамики становления феодальной собственности на черных землях Севера.

Последнюю попытку как-то «снять» это противоречие источника предпринял в 1916 г. в своей ранней работе А. И. Андреев, занимавшийся в студенческие годы в известном источниковедческом семинаре А. С. Лаппо-Данилевского2В. Эта единственная специальная работа, посвященная данной теме, тем более заслуживает внимания, что значительно расширяет круг источников и содержит ряд ценных наблюдений. Однако общие ее выводы ие могут быть признаны правильными.

35 «Сборник грамот Коллегии Экономии», т. 1. Иг., 1922. № 52 (далее —«Сб ГКЭ»); РИБ, г 14, СПб., 1894, № 25; т. 25. СПб.. 1908. № 5. 6, 8. а И. Д. Беляев, Крестьяне на Руси, изд. 4, М.. 1903. стр. 78.

27 М. М. Богословский. Земское самоуправление на русском Севере в XVII веке. т. 1, М.. 1909. стр. 56.

14 А. И. Андреев, Отступные грамоты (К истории крестьянского je.«левладени» на Севере я XVI в ). Пг.. 1916.

особенно сейчас, когда мы имеем возможность в несколько раз увеличить количество анализируемых документов.

А.              И. Андреев старался доказать, что статьи о принадлежности отчуждаемой земли великому князю характерны лишь для одного вида крестьянских купчих — «отступных» грамот и объясняются тем, что эти (и только эти) грамоты оформляют всегда лишь сделки с оброчной землей великого князя. Таким образом, указанное противоречие «разрешается» очень просто: при отчуждении оброчных земель крестьяне всегда указывают, что это — земля великого князя, при сделках на черносошную крестьянскую землю такое указание отсутствует, так как крестьяне (и государственная власть) считают эту землю крестьянской собственностью. А. И. Андреев утверждал, что во II половине XVI в. крестьяне попытались «освоить» оброчные земли, сделать их также своей полной собственностью. Однако вместо этого «неожиданно» в XVII в. крестьяне потеряли право собственности не только на оброчные, но и на обычные черносошные земли.

Первую нзаестную ему тогда отступную грамоту А. И. Андреев датировал 1528 г. Появление отступных грамот он связывал с окончательным обособлением и оформлением великокняжеских оброчных земель; поэтому он считал, что в конце XV— начале XVI в. отступные грамоты вряд ли могли существовать, так как в это время такое обособление не было еще закончено. Однако щам известно по крайней мере семь подобных отступных грамот, относящихся к 1495—1526 гг. (1495—96 г., 1507—08 г., 1509—10 г., 1519—20 г., 1524—25 г., 1525—26 г., 1526 г.) ®. Кроме того, около двух десятков других купчих грамот за это же время содержат отдельные формулировки, характерные для отступных. Мы видим, что невозможно начинать историю северных отступных грамот лишь с 1528 г., она начинается во всяком случае не позднее конца XV в.

Дошедшие до нас отступные грамоты относятся преимущественно к Нижнему Подвинью, от которого вообще сохранилось наибольшее число различных крестьянских купчих. Известны также отступные грамоты, относящиеся к ряду других территорий (Устюгу, Нижнему Новгороду, Галичу, Костроме, Соли Вычегодской, Ваге и др.) [131].

Следует особо остановиться на вопросе о том, в каком отношении находятся отступные грамоты к посильным и другим крестьянским купчим. А. И. Андреев отмечает ряд особенностей формуляра отступных грамот и считает, что эти особенности резко отличают отступные грамоты (как купчие на великокняжеские оброчные землн) от всех остальных крестьянских купчих. Формальный анализ имеет в данном случае немалое принципиальное значение для изучения степени развития феодальных отношений на черных землях Севера. Для выяснения действительного места отступных грамот среди различных крестьянских купчих нам необходимо подробнее рассмотреть указанные А. И. Андреевым особенности формуляра отступных грамот, сравнивая эти грамоты с посильными и другими крестьянскими купчими.

Первая из этих особенностей—формула начала отступных, которая определила само название этого вида купчих «Се яз (такой-то) отступился есми (такому-то)...» Участники сделки не решаются, таким образом, именовать эту сделку продажей, что говорит о наличии верхов- иой собственности феодального государства на крестьянскую землю. Однако даже эта характерная формула не позволяет нам четко выделить отступные грамоты из числа других купчих на крестьянские земли.

Уже А. И. Андрееву известны пять грамот, которые он признает отступными, но в которых это выражение заменено обычным для крестьянских купчих «продал семи» или же «продал и отступился»[132].

Количество подобных примеров легко можно увеличить[133]. Еще более важным является тот факт, что термины «продал и отступился» н даже просто «отступился» очень часто встречаются в начале обычных крестьянских купчих, которые не могут быть названы отступными[134]. Мы не говорим уже о том, что термином «отступился есми» начинаются многие земельные акты, вообще не имеющие никакого отношения к купчим [135].

Не лучше обстоит дело и со следующей характерной особенностью формуляра отступных: прямым указанием на то, что отчуждаемая земля является «вотчиной великого князя» («землей великого князя»[136]), «а моим (крестьянина) владением, поенльем». А. И. Андреев считает, что эти формулы применяются только к оброчным землям II поэтому среди купчих грамот встречаются лишь в отступных. Однако и этот решающий признак не помогает нам резко отделить отступные грамоты от остальных крестьянских купчих.

Прежде всего значительное количество крестьянских купчих, которые причисляются А. И. Андреевым к отступным, не содержат этой формулы. А. И. Андрееву было известно восемь таких отступных XVI в.; однако ознакомление с северными купчими XVI в. позволяет значительно увеличить эту цифру™. Но главное, эта формула не является специфической для отступных грамот, так как довольно часто встречается в других видах крестьянских купчих. Характерный пример в этом отношении представляют копийные книги Соловецкого монастыря на соляные варницы в Неноксе и Лудском црене: среди сотен крестьянских купчих XVI в. почти половина грамот является отступными; выражение «царя и великого князя разеол, а мое владение» астречается одинаково часто как среди отступных, так и среди иных крестьянских купчих[137]. Можно привести большое число примеров, когда эта формула применяется в крестьянских купчих, нс являющихся отступными грамотами [138].

Согласно А. И. Андрееву, третье характерное отличие формуляра отступных грамот (вплоть до конца 60-х годов XVI в.) — своеобразная формулировка статьи о цене: «А взял есми (такой-то) на посилье у (такого-то) (столько-то) денег московских». Однако сразу бросается в глаза тот факт, что именно такая формулировка этой статьи является вместе с тем обязательной для посильных грамот и поэтому ие помогает нам отделить посильные грамоты от отступных[139].

Мы не говорим уже о том, что статья, обычно отсутствующая в отступных позднее 60-х годов XVI в., не может являться характерным отличием для всех отступных грамот. Да и в более ранних отступных она встречается далеко не всегда[140].

Две другие статьи формуляра отступных грамот, говорящие о феодальной ренте с отчуждаемых земель, еще менее способны отделить отступные грамоты от посильных и других крестьянских купчих. Речь идет, во-первых, о статье, объясняющей причину продажи земли: «А не мэмогл есми с той земли государя великого князя дани давать, и службу служить...» и т. д. Во-вторых, следует указать на специальную статью, регулирующую будущую уплату покупателем всех повинностей с земли (с определенного времени). Впрочем, по поводу этой последней статьи сам А. И. Андреев говорит, что она отсутствует в огромном большинстве отступных; для предыдущей статьи он признает то же самое с 60-х годов XVI в.[141]. И в этих случаях также нетрудно привести многочисленные примеры, доказывающие, что многие отступные не содержали этих статей н, наоборот, они находились во многих купчих, не являющихся отступными [142].

Мы видим, таким образом, что невозможно выделить «идеальные» отступные грамоты из числа прочих крестьянских купчих с достаточной определенностью; особенности, характерные для ряда отступных грамот, отсутствуют в других отступных н в то же время встречаются в посильных и прочих крестьянских lt;купчих. Отступные грамоты весьма близки к остальным крестьянским купчим, прежде всего к посильным. Зачастую совершенно одинаковые по формуляру грамоты назывались то купчими, то посильными, то отступными. До нас дошло огромное количество грамот, которые в целом близки к одному из этих видов, но содержат одну или две статьи, более часто встречающиеся в грамотах другого вида (многочисленные примеры этому приводились выше).

Разбор особенностей формуляра отступных грамот помог нам выяснить действительное соотношение различных видов крестьянских купчих. Мы вндим, что тут подчас трудно даже говорить о различных ви- дах: можно только более или менее четко выделить из всей массы крестьянских купчих те, которые имеют обычный формуляр вотчинных купчих и не содержат никаких упоминаний о праве собственности великого князя иа отчуждаемую землю. Однако даже такое выделение будет иметь несколько условный характер. Просматривая сплошь обильный материал крестьянских купчих в монастырских «опийных книгах, обращаешь внимание, каким незаметным бывает иногда переход от обычной «вотчинной» купчей к посильной или отступной, особенно когда речь в этих грамотах идет об одном и том же владении. Но все «обычные» крестьянские купчие имеют довольно четкий признак, отличающий их от остальных крестьянских купчих: отсутствие какого-либо упоминания о праве собственности великого князя на отчуждаемую землю.

Обнаружить различие между другими видами крестьянских купчих: посильными, отступными, отдавчими, отданными — почти невозможно; зачастую, как мы говорили, речь идет лишь о различной терминологии. Можно отметить, что более ранние отступные, посильные и подобные им грамоты выражают идею принадлежности отчуждаемой земли великому князю менее развернуто н четко, чем более поздние грамоты. Однако анализ формуляра грамот не дает возможности точно связывать это различие с определенным видом таких грамот или с определенной категорией черных земель.

Среди отступных грамот часто встречаются грамоты на оброчные земли. Но нам известны отступные, в которых речь идет явно не об оброчных землях (о посадских, черносошных, церковных)4*. В то же время сделки па оброчные земли и воды оформлялись подчас посильными грамотами и даже обычными купчими [143]. В довершение всего известен ряд случаев, когда одна и та же земля переходила то по обычной купчей, то по отступной, то по носильной [144], а также случаи, когда по отступной грамоте одновременно переходят и оброчные и черные земли 4в.

А.              И. Копаиев уже на материале Судебника 1589 г. доказал неправильность высказанного в 1916 г. А. И. Андреевым мнения о том, что формула «Земля царева и великого князя, а моего владения», встречающаяся в отступных грамотах, относится лишь к оброчным землям [145].

Итак, анализ текстов крестьянских купчих несомненно свидетельствует о разнообразии видов этих купчих и в то же время — о значительной близости этих видов между собой. Указание о принадлежности отчужденной земли великому князю имеет различные формулировки. Это указание не стало еще обязательным для того или иного вида крестьянских купчих, оно может то появляться, то исчезать даже в купчих, оформляющих сделки на одну и ту же землю.

Бее эти противоречия источников отражают действительные противоречия исторического процесса. В рассматриваемое время на Севере (особенно на Двине) шел процесс феодализации земель черных крестьян. Для него характерны различные пути, среди которых главным (по широте охвата) было увеличение прав феодального государства на черные земли. Процесс этот не сразу и не везде на Севере приводил к одинаковым результатам. Многое зависело от тысячи местных обстоятельств, особенностей исторического прошлого не только отдельных земель, но даже отдельных владений, случайностей политической обстановки, реальной силы феодального государства и т. д. Вспомним к тому же, что крестьяне зачастую предъявляли особые права на участки леса, ими самими расчищенные под пашню, вспомним также частые случаи заклада крестьянских земель феодалам. Все это создавало пестроту юридических прав крестьянина на землю. Понятно, что подобная пестрота действительных отношений и прав собственности зачастую вела к невозможности четко определить права крестьянина или феодала (феодального государства) на данную землю. А это в свою очередь приводило к разнообразию типов грамот, оформляющих переход прав на крестьянскую землю из рук в руки, к невозможности провести резкие грани между этими типами, к случаям замены обычной купчей грамоты отступной или посильной на ту же землю и т. д.

Если мы возьмем весь комплекс дошедших до нас купчих на крестьянские земли Севера XV—XVI вв., то увидим, что в течение всего этого времени преобладают купчие, в которых отсутствует какое-либо указание иа право собственности великого князя на отчуждаемую землю. Купчие, в которых говорится об этом праве, появляются на Севере, видимо, в конце XV в.[146] и в течение XVI в. (особенно, его второй половины) получают все более и более широкое распространение; однако численно они продолжают уступать обычным крестьянским купчим. Можно отметить также, что постепенно. идея принадлежности земли великому князю начинает выражаться в таких купчих более подробно, однако этот процесс нельзя считать характерным лишь для одного какого-либо вида крестьянских купчих — ему подчиняются м отступные, п посильные, и иные подобные купчие[147].

Таким образом, многочисленные противоречия, вскрывающиеся при изучении крестьянских купчих Севера, отражают сложность и противоречивость самого процесса феодализации черных земель.

Важно особенно подчеркнуть, что эти купчие очень часто не упоминают об уплате феодальной ренты с крестьянской земли; это обстоятельство, конечно, ие означало того, что рейта с земли действительно не уплачивалась крестьянам. Но если такой важный вопрос, как взимание феодальной рейты с крестьянской земли, купчие освещают плохо, то по вопросу о свободе распоряжения крестьянами этой землей они дают, как видим, весьма обильный материал. Добавим только, что значительный интерес для нас представляет факт отсутствия представителен великокняжеской администрации при заключении купчих; доклад или явка купчей этим представителям, как это видно из грамот, также обычно ие практиковались.