Отношение великой княгини к Елизавете Петровне

С первой встречи Елизавета Петровна потрясла и очаровала принцессу Софию. Во втором варианте Екатерина II пишет: «Поистине нельзя было тогда видеть ее в первый раз и не поразиться ее красотой и величественной осанкой.

Это была женщина высокого роста, хотя очень полная, но ничуть от этого не терявшая и не испытывавшая ни малейшего стеснения во всех своих движениях; голова была также очень красива; на императрице в этот день были огромные фижмы, какие она любила носить, когда одевалась, что бывало с ней, впрочем, лишь в том случае, если она появлялась публично. Ее платье было из серебряного глазета с золотым галуном; на голове у нее было черное перо, воткнутое сбоку и стоявшее прямо, а прическа из своих волос со множеством брильянтов» (39). Прекрасно шло императрице и мужское платье (56). «Мое уважение и благодарность к императрице были чрезвычайны, я смотрела на нее, как на божество, лишенное всяких недостатков..» (482).
Принимая первый план своего поведения, как мы видели, Екатерина вторым пунктом ставила — «Нравиться императрице». Это давалось Екатерине с трудом. Для того чтобы оправдаться перед Елизаветой Петровной в той лжи, которую доносили ей о великой княгине, она «тысячу и тысячу раз просила о том, чтобы поговорить с ней (императрицей. — О. И.) частным образом, но что ей никогда не было угодно на это согласиться» (498). Конечно, все это не могло не вызвать изменения взглядов великой

княгини на императрицу. Екатерина II, отличный психолог-практик, оставила нам прекрасный портрет Елизаветы Петровны на фоне ее постоянного быта: «Императрица Елизавета имела от природы много ума, она была очень весела и до крайности любила удовольствия; я думаю, что у нее было от природы доброе сердце, у нее были возвышенные чувства и [вместе с тем] много тщеславия, она вообще хотела блистать во всем и желала служить предметом удивления; я думаю, что ее физическая красота и врожденная лень очень испортили ее природный характер. Красота ее должна была бы предохранить ее от зависти и соперничества, которое вызывали в ней все женщины, не слишком безобразные; но, напротив того, она была до крайности озабочена тем, чтоб эту красоту не затмила никакая другая; это порождало в ней страшную ревность, толкавшую ее часто на мелочные поступки, недостойные Величества. Ее лень помешала ей заняться образованием ее ума, и в ее первой молодости [воспитание ее] было совсем заброшено. Отец ее обращался сначала со своими двумя дочерьми, как с незаконнорожденными. При них находились с самого нежного возраста только служанки-финки, а впоследствии — такие странные немки, что они служили им игрушками. Льстецы и сплетницы довершили дело, внеся столько мелких интересов в частную жизнь этой государыни, что ее каждодневные занятия сделались сплошной цепью капризов, ханжества и распущенности, а так как она не имела ни одного твердого принципа и не была занята ни одним серьезным и солидным делом, то при ее большом уме она впала в такую скуку, что в последние годы своей жизни она не могла найти лучшего средства, чтобы развлечься, как спать, сколько могла; остальное время женщина, специально для этого приставленная, рассказывала ей сказки» (547, 548).
Екатерина II подробно рассказывает о темах разговоров, обсуждение которых не любила Елизавета Петровна.

«Говорить в присутствии Ее Величества, — пишет она, — было задачей не менее трудной, чем знать ее обеденный час. Было множество тем разговора, которых она не любила; например, не следовало совсем говорить ни о прусском короле, ни о Вольтере, ни о болезнях, ни о покойниках, ни о красивых женщинах, ни о французских манерах, ни о науках; все эти предметы разговора ей не нравились. Кроме того, у нее было множество суеверий, которых не следовало оскорблять; она также бывала настроена против некоторых лиц, и тогда она всегда была склонна перетолковывать в дурную сторону все, что бы они ни говорили, а так как окружавшие охотно восстановляли ее против очень многих, то никто не мог быть уверен в том, не имеет ли она чего-нибудь против него; вследствие этого разговор был очень щекотливым..» (549, 550). Екатерина II пишет во втором варианте, что, говоря с Елизаветой Петровной, «всегда рискуешь, что она прицепится к не по-

нравившемуся ей слову, чтобы напасть на тебя и наговорить тебе неприятностей; часто видала я, как случалось это в разговоре с великим князем, и это мне придавало больше сдержанности, заставляя взвешивать и подбирать свои выражения прежде, чем их высказать» (81). В выражениях, кстати сказать, Елизавета Петровна не церемонилась. Провинившуюся Чоглокову, например, она в гневе называла глупой, дурой, скотиной (133).
В Записках Екатерины II там и сям разбросаны наблюдения за поведением и характером Елизаветы Петровны. «Моя дорогая тетушка, — пишет Екатерина II, — была очень подвержена такой мелочной зависти, не только в отношении ко мне, но и в отношении ко всем другим дамам; главным образом преследованию подвергались те, которые были моложе, чем она. Эту зависть она простирала так далеко, что случилось, что однажды при всем дворе она подозвала к себе Нарышкину, жену обер-егермейстера, которая, благодаря своей красоте, прекрасному сложению и величественному виду, какой у нее был, и исключительной изысканности, какую она вносила в свой наряд, стала предметом ненависти императрицы, и в присутствии всех срезала ножницами у нее на голове прелестное украшение из лент, которое она надела в тот день. В другой раз она лично сама обстригла половину завитых спереди волос у своих двух фрейлин, под тем предлогом, что не любила фасон прически, какой у них был; одна из них была графиня Ефимовская, вышедшая впоследствии замуж за графа Ивана Чернышева, а другая княжна Репнина, жена Нарышкина, — и обе девицы уверяли, что Ее Величество с волосами содрала и немножко кожи» (139,140). Что касается собственных туалетов Елизаветы Петровны, то они у всех на слуху; называют десяток тысяч платьев и тысячи пар туфель. Это, правда, было лишь утрировкой общей тенденции того времени. Екатерина II пишет: «Дамы тогда были заняты только нарядами, и роскошь была доведена до того, что меняли туалет по крайней мере два раза в день; императрица сама чрезвычайно любила наряды и почти никогда не надевала два раза одного и того же платья, но меняла их несколько раз в день; вот с этим примером все и сообразовывались: игра и туалет наполняли день» (61)[††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††]. Тут можно только заметить, что Елизавета Петровна после себя оставила тысячи платьев, а Екатерина II — многие тысячи писем, указов и других документов. В этом отношении дочь Петра Великого не пошла за своим отцом, многотомный свод бумаг которого издается с 1883 года поныне.
Великая княгиня и ее «друзья»
Отношение Екатерины Алексеевны к своим (а точнее, маминым) «друзьям» — Шетарди, Брюммеру и Лестоку — с годами менялось от очень теплого к весьма критическому. Начнем с маркиза Шетарди — главы французско-прусской партии.

<< | >>

↑

Источник: Иванов О.А.. Екатерина II и Петр III. История трагического конфликта. 2007

Еще по теме Отношение великой княгини к Елизавете Петровне:

- Безопасность жизнедеятельности и охрана труда - Химические науки - Бизнес и заработок - Горно-геологическая отрасль - Домашнему мастеру - Естественные науки‎ - Зарубежная литература - Информатика, вычислительная техника и управление - Искусство. Культура - История - Литературоведение. Фольклор - Международные отношения и политические дисциплины - Науки о Земле - Общеобразовательные дисциплины - Педагогика, образование, воспитание - Промышленность - Психология - Религиоведение - Социология - Строительство - Техника - Транспорт - Филология - Философские науки - Экология - Экономика - Юридические дисциплины -