НАВОДНЕНИЯ В 1861 И 1863 ГОДАХ.

Не успели казаки освоиться с новыми местами, как их постигло несчастье: разливом реки затоплены были пашни, покосы и самые селения. Из станиц, расположенных по верховью Амура, наиболее пострадали: Ваганова, Свербеева и Ушакова, из них последние две пришлось переносить на новые места: Ушакову за 15 верст вверхот бывшего места, Свербееву — на две версты выше.

Амурские от берега, на низинах, был потоплен весь засеянный хлеб и сено. У казаки Михайло-Семеновской станицы водой оторвало берега на семьдесят сажен. Убытки были огромные, своего хлеба у казаков не осталось ни одного зерна. Разрешено было переселиться пострадавшим на новые места, а для прокормления семей отпущен был казенный провиант на один год и оказано небольшое денежное вспомоществование по 15 рублей на семью. В Уссурийском батальоне разливом Уссури были уничтожены все зачатки домоустройства и казаки остались совершенно без хлеба...

1862 год прошел благополучно. Пострадавшие селения перетаскивались на высокие места, а в тех селениях, которые вода не трогала, усилили запашки, предположив, что они уже застрахованы от потопления.

Весна 1863 года стояла благоприятная, всходы хлебов были хороши, урожай, казалось, был обеспечен. Но в начале июля пошли дожди и к 30 июля Амур вышел из берегов и селения большей частью стояли в воде. Губернатор Буссе выехал на пароходе для осмотра пострадавших селений и так доносил генерал-губернатору:

«Покровка окружена водой, часть огородов в воде, из 112 десятин засеянного хлеба затоплено 60, сена унесло более двух тысяч копен. В станице Амазарской дома до окон в воде, огороды затоплены, хлеб, засеянный на китайской стороне, уничтожен...

В общем, наводнению подверглись все верховые станицы до Благовещенска. В станицах, лежащих от Благовещенска вниз, наводнения не было, здесь урожай был хороший. Некоторые станицы имели свободные запасы хлеба, например, Константиновская имела к продаже 5 тысяч пудов, а Пояркова — 3 тысячи.

Но в более плачевном состоянии оказались станицы Уссурийского батальона, командир которого Дьяченко, доносил 16 августа адмиралу: «Со 2-го августа и по сие время идет дождь; все хлеба, посеянные не на горах, и все луга затоплены. Все же незатопленные и сжатые, но иные, совершенно уничтожены двухнедельным дождем, зерно бросло, а у поваленных — разбухло. Убрать хлеба нельзя. Огородные овоши все погибли. Дома с усадьбами в воде. Скот выгнан на высокие места. Эта вода выше воды 1861 года». Просит о высылке продовольствия...

Через несколько времени он же доносил: «Надежды нет никакой на сбор урожая; с низких мест вся мышь собралась к пашням на высоких местах и опустошила их, пшеницу и ячмень пожрала голодная птица, греча же от сырости истекла... На обсеменение и прокормление бата- ьона требуется до осени будущего года 82 тысячи пудов хлеба...»

Вот как росли казачьи долги! А Пржевальский упрекает казаков, о «они рады лезть в долг по горло, лишь бы только не работать дома».

у него есть «свой дом»? Дело в том, что в первые годы заселения начальство ввело общие домохозяйства наподобие коммуны. Земля была общая; распашка полей, сенокос и прочее велись всеми сообща и результаты делились не по числу работников, а по числу ртов. Существовал, так называемый экономический скот: лошади, употреблявшиеся на общую пользу. Сама работа не зависела от казаков, а шла по указанию сотенных командиров; от работ никто не избавлялся — женщины делали кирпичи, гребли сено; ребятишки пасли телят, свиней. Даже случавшийся остаток свободного времени казак не мог использовать по своему желанию, на все было расписание, все делалось по барабану и трубе: на охоту за зверем люди назначались по приказу, указывалось место охоты и время возвращения с нее и, что забавнее всего, результаты охоты шли на общую пользу. Даже свои собственные вещи, привезенные из Забайкалья, казак не мог назвать своими, они были общие: понадобится солдату лошадь с седлом, он заходит в первый двор и без всякого рассуждения берет, что ему надо.

При такой системе хозяйствования (системе, принятой в бывших аракчеевских военных поселениях), где воля хозяина была порабощена, нельзя было рассчитывать на то, чтобы казак обзавелся своим домком и не залезал в долги. На это его толкали непривычные, новые условия борьбы с природой и введенные небывалые, разорительные повинности: одна возка почты, курьеров и эстафет была положительно невыносима для молодого и бессильного колониста. Надо видеть было, какие муки испытывали казак и его бедное животное при перетаскивании тяжелого возка через какой-нибудь хребет по первобытным, неочищенным дорогам. Одно горе было: нетерпеливый пассажир торопит казака, казак коней, а возок ни с места — в результате 25 розог за медленность езды. Обязательная доставка дров на пристани для казенных пароходов отнимала самое дорогое время для подготовительных полевых работ — нужно было к 15 апреля выставить на берег в районе одной бригады 4600 сажен дров, а к 15 июня 500 сажен для штабных помещений; за первые казаки получали по 1 рублю с сажени, а вторые — бесплатно.

Помимо этого, во всех сотнях были ежегодно лагерные сборы, на которые казаки собирались со своими харчами. Знание службы от казаков требовали наравне с линейными солдатами, без снисхождения. Так, стоило только приехавшему в 1863 г. ревизору генералу Лут- ковскому заметить, что вообще все войска на Амуре, «оторванные работой», плохо стреляют, как начались чуть ли не еженедельно занятия с казаками пальбой, литьем пуль, деланьем патронов и пр. Тог же генерал Лутковский* нашел, что в обучении войск много есть своеобразного, отжившего, несогласного с уставами — долго он смеялся над начальником станицы, рапортовавшим: «Все обстоит благополучно, нового ничего нет».

А «нового» в то время, действительно, было много и недаром же в

Амурские почетных рапортах, может быть только на Амуре, писалась эта добавка. С казаки каждым днем казаки ожидали для себя что-нибудь новенькое. После последнего наводнения стал валиться скот: «нажрется корова травы с илом и тут же дохнет». Появилась в первый раз «сибирка», лошади стали пропадать в каждом дворе, гонять почту было не на ком... разрешили казакам сходить в Забайкалье на родину для привода лошадей. Многие с радостью навестили «благословенные места Унды»* и привели хороших лошадок, коров и пр. Князь Кропоткин, с константиновскими казаками, из Цурухайтуя,* напрямик в Благовещенск, привел более 200 лошадей. Хорунжий Михайлов, также удачно, этим же путем, пригнал лошадок и даже устроил вроде конского завода у себя на заимке возле Константиновки.

Генерал Буссе ввел премию за убитого тигра в 25 рублей, но Михаил Семенович Корсаков отменил этот расход, сказав: «На что же у них ружья, пусть сами справляются с тигром».

Ветеринарный врач Сандерс разъезжал по станицам и лично учил казаков травить стрихнином волков.

На Уссури тигры также наносили огромный вред. Пржевальский очень обстоятельно описывает проделки этого хищного зверя: «В Раздольном* селе он забрался через крышу в конюшню и задавил двух лошадей. В станице Козловской тигр перетаскал 25 собак и нагнал такой страх на жителей, что ночью все боялись выходить из домов»; или: «У казака было два быка, одного съел тигр; чтобы спасти второго казак 'WBSskero в ДРУГУЮ станицу, к куму во двор. На дороге неожиданно встретил его тигр. «На, ешь и другую мою скотину», — закричал казак и, бросив быка, пустился бежать обратно».

Понятно, что все эти неудачи, по словам изучавших быт казаков, ослабляли энергию самых сильных, слабые же падали духом; поражавшие путешественников «бедность, безжизненность, пустота и бездомность» наших станиц объяснялись беспристрастными людьми не леностью казаков, а скорее стечением неблагоприятных обстоятельств. «Хлебопашество идет здесь худо» — говорит Носков («Отечественные записки»* за 1865 год), — «и в трудах казаков видна какая-то безнадежность; сколько ни заботится о них их попечитель-

ное начальство (вроде Бабста*) и ни старается устроить их благосостояние, но все напрасно: против природы ничего не сделать».

Амурские

казаки

1866 год замечателен был повсеместной переменой начальствующих лиц в войске: губернатор Николай Васильевич Буссе, находясь не в ладах с Корсаковым по поводу неудачного «посольства» в Цицикар правителя канцелярии Малевича* с казаками, взял отпуск и выехал в Иркутск, но, не доезжая до него, 26 августа умер от апоплектического удара на станции Домно-Ключевской. Вместо него губернатором был назначен полковник Иван Константинович Педашенко,* находившийся уже в Благовещенске.

Командир бригады полковник Черняев 9-го февраля 1866 г. был отозван в Иркутск и назначен впоследствии якутским губернатором. Командуя бригадой в течение восьми лет, Георгий Федорович заботился о развитии хозяйства в станицах и в этом отношении станицы бригады стояли выше таковых же в Амурском и Уссурийском батальонах. Он приказал построить в крупных станицах риги для молотьбы и хранения хлеба и водяные мельницы. При нем была открыта в Благовещенске бригадная школа, первая рассельница народного образования на Амуре, куда присылались лучшие ученики из сотенных школ.

За недостатком отпускаемых средств, обучение в этих школах было крайне неудовлетворительное; учителями были простые казаки, едва умевшие сами читать и писать; учебных пособий было недостаточно; писали гусиными перьями, чернила делали из сажи... Были библиотеки, наполненные книгами, присланными для переселенцев епископом Иркутским Евсевием: беседы на воскресные и праздничные евангелия, утешение в скорби и печали, беседы к своей душе, беседы о семи спасительных таинствах, о воспитании детей в духе христианского благочестия и т.д.

Кроме этих при Черняеве в бригаде были открыты десять «детских» школ, содержавшихся на средства исключительно казаков. Эти школы были крайне бедны. Учитель, какой-нибудь солдат из штрафованных, получал три рубля в месяц и ходил обедать по очереди к жителям, как пастух. Про таких учителей сохранились стишки:

Во землянке детский крик:

Учит грамоте ребят Весь пропившийся старик, Отставной солдат:

Буки — аз, буки — аз,

Счастье в грамоте для вас!

Я согнулся, я уж стар,

А виды — видал.

Сколько всыпали мне в спину Шпицрутенов? Бог лишь знал. Буки — аз, буки — аз,

Счастье в грамоте для вас!

У меня для всех вас есть

Розги              про              запас,

Кто соврет, тому сейчас Всыплю! Сколько будет 6x6? Пьянство — матерь всех пороков Говорил нам Сумароков.

Я ж твержу, что без вина

Жить на свете нам нельзя. Дружно дети, все зараз - Буки — аз, буки — аз, Счастье в грамоте для вас!...

На смену Черняеву приехал 28 сентября 1866 г. войсковой старшина Рудольф Оттович фон Буксгевден. Чин и бригаду он получил за отличие при усмирент в 1866 г. взбунтовавшихся сосланных поляков и других политических преступников при работах на Кругобайкальском тракте. Он любил рассказывать об этом деле и даже приказал выслать в станичные школы прописи для чистописания следующего содержания: «Казак Рябов, находясь на полевых работах с двумя своими сыновьями, был окружен шайкой поляков-мятежников, принудивших Рябова, под страхом смерти, указать дорогу для бегства их. Казак Рябов, памятуя долг присяги Царю, вывел их на казачий отряд, но за то поплатился жизнью своею, будучи изрублен в куски мятежниками на глазах скакавшего отряда. Слава казаку Рябову! Слава второму Сусанину! Амурцы, казак Рябов — ваш брат, гордитесь его подвигом!» Впрочем, Буксгевден был в войске недолго, в 1868 г. его сменил полковник Сумароков.*

В Амурском батальоне, на место ушедшего войскового старшины Бабста, командиром назначен был войсковой старшина Чеснок. За заботливое отношение Бабста к казакам и за человеческое с ними обращение губернатор Буссе приказал переименовать в честь него образовавшуюся при нем Ключевую станицу — в Бабстовскую.*

В конце своего губернаторства Николай Васильевич Буссе обратил внимание на народное образование вообще в области. С увеличением Благовещенска открылась настоятельная потребность в учреждении народного училища для всех сословий города. Бригадная школа, предназначенная для приготовления состава учителей для станичных школ, только обслуживала казачьи интересы и прием частных лиц был закрыт. И вот по инициативе офицеров и чиновников в 1864 году открывается частная школа для детей всех состояний. На покупку разных учебных предметов составляется подписка среди местных купцов и других горожан. Преподавание предметов распределяется между учредителями и к концу 1864 года это первое народное училище открыло двери 25 мальчикам. Но так как офицеры и чиновники люди все должностные, а потому, при всем их добром усердии, они, часто отвлекаясь по службе, не могли вести успешно дело обучения. Вследствие этого губернатор Буссе, относясь сочувственно к возникшему первому училищу, вошел с ходатайством об учреждении народного

г. состоялось Высочайшее утверждение это- [ для девочек. За неимением в области учи-   г г              преосвященному              Иннокентию,              архиепис-

ерства народного просвещения с откры-

копу Камчатскому, — последний, призывая благословение Божье на первое

зародное училище, назначил смотрителем и учителем священника Иоан- за Гомзякова, впредь до подыскания другого лица с соответствующим образованием. Но подыскать такого учителя оказалось нелегко: в области ювершенно не было подходящих лиц, а из Иркутска, куда неоднократ- ю обращался губернатор, охотников за небольшое жалованье (600 рублей) не находилось. Чтобы выйти из такого положения губернатор Буссе, пользуясь пребыванием в городе генерал-губернатора Корсакова, делает

ему доклад о слиянии казачьей бригадной школы с народным училищем таким образом, чтобы оба учебных заведения помещались в одном здании, имели бы общих учителей и один общий надзор. Доклад этот полностью утвержден генерал-лейтенантом Корсаковым и приведен в исполнение уже вновь назначенным губернатором Иваном Константиновичем Педашенко.