Начало дела
23 мая 1746 года в Канцелярии тайных розыскных дел генерал-лейтенант А.И. Шувалов объявил, что «сего числа Ея Императорское Величество именным своего Императорскаго Величества высочайшим указом изволила повелеть обретающагося в Санктпетербурге иноземца Густава Румберха за некоторые его продерзости, о которых известно Ея Императорскому Величеству, арестовав, с квартиры {...}[††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††] з будущими при нем отправить ево, Румберха, в Москву в Тайной канцелярии в контору под караулом и содержать ево во оной конторе до указу под надлежащим караулом же...» (л.
40 об.).В Москве Рунберга и сопровождавших его предполагалось разместить «обще всех на особливой одной квартире, которая была бы поблизости к Тайной канцелярии конторе». Особо подчеркивалось, чтобы «никого к ним ни для чего отнюдь не допускать и видитца им ни с кем отнюдь не давать и смотреть над оным Румберхом накрепко, чтоб он или кто из бу-
дущих при нем не могли 6 учинить ис под караулу побег или над собою и караульными какова повреждения». Вместе с тем, чтобы сбить с толку тех, кто стал бы искать Рунберга, предполагалось дать ему возможность вести переписку, но под бдительным контролем. «Ежели же оной Рум- берх, — сказано в деле, — пожелает в Санкт Петербурх х кому писать какие писма, в том ему не возбранять, токмо сперва объявить ему, Румбер- ху, указом Ея Императорскаго Величества под смертною казнию, чтоб он те свои писма писал по немецки и ни для чего б их на российском языке не переводил и кроме партикулярных дел о других ни о каких делах тако ж и об арестовании своем отнюдь ничего ни х кому не писал; буде же оной Румберх пожелает писать о оставших ево пожитках кому принять, то в том ему позволить; тако же, ежели пожелает писать, что он обретается в Москве и почему получает жалованье; и по написании оные писма брать у него, Румберха, в Тайную контору, а ис той Конторы, не запечатывая и не оставливая с них переводу, присылать в Тайную канцелярию в пакетах Тайной конторы, а окроме того других никаких писем ни х кому никуда отнюдь ему писать не давать, чего ради перо, бумагу и чернила давать толко ему, когда потребует объявленные в Санкт Петербурх писма писать, а окроме тех случаев пера, бумаги и чернил отнюдь {...} при нем не было, тако ж объявленных ево писем в Санкт Петербурх кроме конторского пакета ни на каких почтах отнюдь не посылать.
Если ж ко оному Румберху чрез почту или чрез кого нибудь получены будут какие писма, то их приняв, не отдавая оному Румберху, и не распечатывая для разсмотрения присылать в Тайную канцелярию» (л. 42—42 об.).Караульным солдатам с сержантом, доставившим Рунберга из Петербурга в Москву, предполагалось быть при арестованных «бессменно»; при этом с них взяли подписку «под страхом смертныя казни», чтоб они «об означенном Румберхе и о будущих при нем отнюдь нигде и никому ни под каким видом не объявляли и ни чрез что не разглашали и содержали об них в самом вышнем секрете» (л. 42 об. — 43). Тайной конторе настоятельно рекомендовалось «во всем в содержании оного Румберха против вышеписанного неослабно главное смотрение и наблюдательство иметь... и в каковом состоянии оной Румберх и будущие при нем находится будут», и о том в Тайною канцелярию «репортовать каждые две недели».
Все было сделано с огромной скоростью в один день: указы, деньги, выделение караульных солдат, написание инструкции; и в тот же день, 23 мая, Рунберг, которого окрестили как «некоторого арестанта», и его родные — жена, дети — и слуги были отосланы в Москву на двенадцати подводах (л. 43—43 об., 44). Кроме того, в Москву с пожитками хозяина был отправлен «бывший во услужении у Румберха иноземец Андрей Петров» да кормившая дочь Рунберга жена солдата Никиты Гаврилова, Мат
рена. Арестованный прибыл в Москву, но никаких допросов ему не устраивали. Только 4 августа 1746 года последовал указ о смене караула. Солдаты Астраханского пехотного полка заменялись шестью солдатами и капралом лейб-гвардии Московского батальона, которым также было объявлено о повышенной секретности арестанта. Прошел август, сентябрь; о Рунберге как будто забыли.
23 октября в Тайную канцелярию пришли графы Ушаков и Шувалов[‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡] и объявили о том, что 23 октября императрица повелела «содержащегося в Тайной конторе иноземца Густафа Румберха в той же Канторе раз- спросить в том: будучи он в Санкт Петербурге Его Императорскому Высочеству о том, чтоб от двора российской нации людей отрешить, а определить чужестранных, в каком имянно намерении представлял и каким имянно образом и чрез что он у Его Высочества совершенную ненависть к российской нации возбудить намерен был и с кем о том он советовал.
Також о всем российском Императорском дворе и о генералитете и о многих знатных персонах и о всей российской нации какие и с кем имянно разговоры и {...} же он имел и в каком намерении, и притом оному Румберху объявить {...} о всем объявил сущую правду без всякого закрытия, а ежели об оном сущей правды не объявит и, ведая о чем, покажет что ложно, и в том будет изобличен, и за то по силе государственных прав будет он истязан, а ежели об оном сущую правду [объявит], то оная ево вина может быть упущена без всякого истязания, токмо отлучен будет от двора Ея Императорскаго Величества с ежегодною пен- зиею во иное отдаленное место или отпущен будет в отечество свое, и что оной Румберх покажет, о том доложить Ея Императорскому Величеству, а ево, Румберха, до указу содержать в той же Конторе под караулом же и для оного тому Румберху роспроса Ея Императорское Величество соизволила им генералом и кавалером отдать с реверсу[§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§ онаго Румберха перевод, которой они при сем отдали ж в Тайную канцелярию подлинной за подписанием Их Сиятельств...» (л. 62, 63; курсив наш. — О. И.).Обвинения Рунбергу были очень серьезные, если учесть, что основная линия Елизаветы Петровны была на устранение пролезших во все щели русского государственного аппарата иностранцев. А тут речь шла о наследнике престола. И опасаться было чего. Екатерина писала во втором варианте Записок: «Уже тогда великий князь выказывал очень сильное пристрастие ко всем иностранцам и начало отвращения ко всему, что было русским или тянуло к России. Это отвращение впоследствии все росло, но в то время Его Императорское Высочество имел еще достаточно здравого смысла, чтобы не выставлять эти чувства напоказ, хотя часто у него вырывались уже очень многозначительные проблески такого настроения» (176). Но в этом своем пристрастии великий князь натолкнулся на серьезное препятствие в лице императрицы.
Елизавета Петровна, всходя на престол, обещала, что она «освободит русскую нацию от притеснения ее иноземцами»568.
С.М. Соловьев писал: «С первых же дней царствования Елисаветы было видно, что национальное движение будет состоять в возвращении к правилам Петра Великого, следовательно, согласно с этими правилами должен был и решиться вопрос об отношении русских к иностранцам, а правило Петра было всем известно: должно пользоваться искусными иностранцами, принимать их в службу, но не давать им предпочтения пред русскими, и важнейшие места в управлении занимать исключительно последними»569.Мы уже видели, по рассказу Екатерины II, как реализовывал эту линию относительно иностранцев, окружавших Петра Федоровича, А.П. Бестужев. Прошло время, и она совсем по-иному взглянула на данную ситуацию. Еще будучи великой княгиней, Екатерина будто бы сказала английскому посланнику: «Вообще я считаю Россию для иностранцев пробным камнем их достоинств и что тот, кто успевал в России, мог быть уверен в успехе во всей Европе. Это замечание я считала всегда безошибочным, ибо нигде, как в России, нет таких мастеров подмечать слабости, смешные стороны или недостатки иностранца; можно быть уверенным, что ему ничего не спустят, потому что естественно всякий русский в глубине души не любит ни одного иностранца» (376, 377).
Рунбергу предлагалось подписать специально приготовленный для него реверс (по указу императрицы от 23 октября), в котором говорилось: «Понеже я нижеподписавшийся не токмо моими в присудствии многих достоверных персон и знаемых свидетелей произведенными безразсуд- ными и безбожными речми и безстыдными разсуждениями как о всем Российской Империи дворе, генералитете и многих знатных персонах, так и о всей российской нации, но и моими ж Его Императорскому Высочеству великому князю противу разных при Его Высочестве находящихся служителей злостными и подозрительными внушениями и произведенными интригами, дабы у Его Высочества совершенную ненависть к российской нации возбудить, сей мой арест сам на себя навлек и тягчайшего и жестокого наказания виновным и достойным себя учинил.
Ея же Императорское Величество [императрица] всероссийская без определяемого о том предварительно справедливого изследования единственно толко ис природной всевысочайшей милости мне такие мои грубые и безответственные преступлении и поступки не токмо всемилости-
вейше простить, но и меня от всевысочайшего Ея Императорскаго Величества двора с ежегодною пензиею, состоящею в 350 рублях, отдалить от Санктпетербурга в иное место, куда высочайше заблагоразсудит {...} сослать соизволила...» (л.
63, 64).Рунберг должен был признать решение императрицы за высочайшую милость и клясться на Евангелии, что никогда и ни с кем не будет допускать подобные «наказания достойные рассуждений», а также не будет делать попыток вступать в контакт с великим князем. Рунберг, однако, этот реверс не подписал[*********************************************************].
9 декабря 1746 года в Тайной канцелярии графами Ушаковым и Шуваловым был объявлен именной указ Елизаветы Петровны «о распросе содержащегося в Москве в Тайной канторе иноземца Густава Румберха о его противных делах и намерениях», на основании предшествующего указа и перевода так и не подписанного Рунбергом реверса. Для расспроса было приказано подготовить «вопросные пункты» и послать их в Москву в Тайную контору. А там рекомендовалось «присудствующе- му советнику Казаринову секретно чрез перевод иностранной конторы переводчика роспросить о всем обстоятельно с подлинною очисткою. И оной подлинной ево распрос за ево рукою, також и писанной начерно, не оставливая копии, и объявленных пунктов, не оставливая же с них копий, прислать в Тайную канцелярию с первою почтою...». А у переводчика, присутствовавшего при допросе Рунберга, взяли расписку о сохранении тайны — «содержал бы о том всем в самом вышнем секрете» (л. 101 а - 102 об.).
Еще по теме Начало дела:
- 2.1. Изучение материалов уголовного дела, составление выписок и копий процессуальных документов, использование для подготовки электронной версии материалов уголовного дела
- РАЗДЕЛ 59. ДЕЛА, СВЯЗАННЫЕ С БРАКОМ1
- Дела семейные
- Издержки, связанные с рассмотрением дела
- Подготовка дела к судебному разбирательству
- Церковные дела
- Дела ленинградские
- Дела семейные
- Рассмотрение дела по существу
- Порядок рассмотрения дела об административном правонарушении
- Судьба участников дела
- Рассмотрение дела об административном правонарушении
- Фактическая сторона дела
- РАЗДЕЛ 59. ДЕЛА, СВЯЗАННЫЕ С БРАКОМ (ПРОДОЛЖЕНИЕ)
- РАЗДЕЛ 59. ДЕЛА, СВЯЗАННЫЕ С БРАКОМ (ПРОДОЛЖЕНИЕ)
- Глава IV. ПРИМАТ ДЕЛА