<<
>>

Начало дела

23 мая 1746 года в Канцелярии тайных розыскных дел генерал-лейтенант А.И. Шувалов объявил, что «сего числа Ея Императорское Величество именным своего Императорскаго Величества высочайшим указом изволила повелеть обретающагося в Санктпетербурге иноземца Густава Румберха за некоторые его продерзости, о которых известно Ея Императорскому Величеству, арестовав, с квартиры {...}[††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††] з будущими при нем отправить ево, Румберха, в Москву в Тайной канцелярии в контору под караулом и содержать ево во оной конторе до указу под надлежащим караулом же...» (л.

40 об.).

В Москве Рунберга и сопровождавших его предполагалось разместить «обще всех на особливой одной квартире, которая была бы поблизости к Тайной канцелярии конторе». Особо подчеркивалось, чтобы «никого к ним ни для чего отнюдь не допускать и видитца им ни с кем отнюдь не давать и смотреть над оным Румберхом накрепко, чтоб он или кто из бу-

дущих при нем не могли 6 учинить ис под караулу побег или над собою и караульными какова повреждения». Вместе с тем, чтобы сбить с толку тех, кто стал бы искать Рунберга, предполагалось дать ему возможность вести переписку, но под бдительным контролем. «Ежели же оной Рум- берх, — сказано в деле, — пожелает в Санкт Петербурх х кому писать какие писма, в том ему не возбранять, токмо сперва объявить ему, Румбер- ху, указом Ея Императорскаго Величества под смертною казнию, чтоб он те свои писма писал по немецки и ни для чего б их на российском языке не переводил и кроме партикулярных дел о других ни о каких делах тако ж и об арестовании своем отнюдь ничего ни х кому не писал; буде же оной Румберх пожелает писать о оставших ево пожитках кому принять, то в том ему позволить; тако же, ежели пожелает писать, что он обретается в Москве и почему получает жалованье; и по написании оные писма брать у него, Румберха, в Тайную контору, а ис той Конторы, не запечатывая и не оставливая с них переводу, присылать в Тайную канцелярию в пакетах Тайной конторы, а окроме того других никаких писем ни х кому никуда отнюдь ему писать не давать, чего ради перо, бумагу и чернила давать толко ему, когда потребует объявленные в Санкт Петербурх писма писать, а окроме тех случаев пера, бумаги и чернил отнюдь {...} при нем не было, тако ж объявленных ево писем в Санкт Петербурх кроме конторского пакета ни на каких почтах отнюдь не посылать.

Если ж ко оному Румберху чрез почту или чрез кого нибудь получены будут какие писма, то их приняв, не отдавая оному Румберху, и не распечатывая для разсмотрения присылать в Тайную канцелярию» (л. 42—42 об.).

Караульным солдатам с сержантом, доставившим Рунберга из Петербурга в Москву, предполагалось быть при арестованных «бессменно»; при этом с них взяли подписку «под страхом смертныя казни», чтоб они «об означенном Румберхе и о будущих при нем отнюдь нигде и никому ни под каким видом не объявляли и ни чрез что не разглашали и содержали об них в самом вышнем секрете» (л. 42 об. — 43). Тайной конторе настоятельно рекомендовалось «во всем в содержании оного Румберха против вышеписанного неослабно главное смотрение и наблюдательство иметь... и в каковом состоянии оной Румберх и будущие при нем находится будут», и о том в Тайною канцелярию «репортовать каждые две недели».

Все было сделано с огромной скоростью в один день: указы, деньги, выделение караульных солдат, написание инструкции; и в тот же день, 23 мая, Рунберг, которого окрестили как «некоторого арестанта», и его родные — жена, дети — и слуги были отосланы в Москву на двенадцати подводах (л. 43—43 об., 44). Кроме того, в Москву с пожитками хозяина был отправлен «бывший во услужении у Румберха иноземец Андрей Петров» да кормившая дочь Рунберга жена солдата Никиты Гаврилова, Мат

рена. Арестованный прибыл в Москву, но никаких допросов ему не устраивали. Только 4 августа 1746 года последовал указ о смене караула. Солдаты Астраханского пехотного полка заменялись шестью солдатами и капралом лейб-гвардии Московского батальона, которым также было объявлено о повышенной секретности арестанта. Прошел август, сентябрь; о Рунберге как будто забыли.

23 октября в Тайную канцелярию пришли графы Ушаков и Шувалов[‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡] и объявили о том, что 23 октября императрица повелела «содержащегося в Тайной конторе иноземца Густафа Румберха в той же Канторе раз- спросить в том: будучи он в Санкт Петербурге Его Императорскому Высочеству о том, чтоб от двора российской нации людей отрешить, а определить чужестранных, в каком имянно намерении представлял и каким имянно образом и чрез что он у Его Высочества совершенную ненависть к российской нации возбудить намерен был и с кем о том он советовал.

Також о всем российском Императорском дворе и о генералитете и о многих знатных персонах и о всей российской нации какие и с кем имянно разговоры и {...} же он имел и в каком намерении, и притом оному Румберху объявить {...} о всем объявил сущую правду без всякого закрытия, а ежели об оном сущей правды не объявит и, ведая о чем, покажет что ложно, и в том будет изобличен, и за то по силе государственных прав будет он истязан, а ежели об оном сущую правду [объявит], то оная ево вина может быть упущена без всякого истязания, токмо отлучен будет от двора Ея Императорскаго Величества с ежегодною пен- зиею во иное отдаленное место или отпущен будет в отечество свое, и что оной Румберх покажет, о том доложить Ея Императорскому Величеству, а ево, Румберха, до указу содержать в той же Конторе под караулом же и для оного тому Румберху роспроса Ея Императорское Величество соизволила им генералом и кавалером отдать с реверсу[§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§ онаго Румберха перевод, которой они при сем отдали ж в Тайную канцелярию подлинной за подписанием Их Сиятельств...» (л. 62, 63; курсив наш. — О. И.).

Обвинения Рунбергу были очень серьезные, если учесть, что основная линия Елизаветы Петровны была на устранение пролезших во все щели русского государственного аппарата иностранцев. А тут речь шла о наследнике престола. И опасаться было чего. Екатерина писала во втором варианте Записок: «Уже тогда великий князь выказывал очень сильное пристрастие ко всем иностранцам и начало отвращения ко всему, что было русским или тянуло к России. Это отвращение впоследствии все росло, но в то время Его Императорское Высочество имел еще достаточно здравого смысла, чтобы не выставлять эти чувства напоказ, хотя часто у него вырывались уже очень многозначительные проблески такого настроения» (176). Но в этом своем пристрастии великий князь натолкнулся на серьезное препятствие в лице императрицы.

Елизавета Петровна, всходя на престол, обещала, что она «освободит русскую нацию от притеснения ее иноземцами»568.

С.М. Соловьев писал: «С первых же дней царствования Елисаветы было видно, что национальное движение будет состоять в возвращении к правилам Петра Великого, следовательно, согласно с этими правилами должен был и решиться вопрос об отношении русских к иностранцам, а правило Петра было всем известно: должно пользоваться искусными иностранцами, принимать их в службу, но не давать им предпочтения пред русскими, и важнейшие места в управлении занимать исключительно последними»569.

Мы уже видели, по рассказу Екатерины II, как реализовывал эту линию относительно иностранцев, окружавших Петра Федоровича, А.П. Бестужев. Прошло время, и она совсем по-иному взглянула на данную ситуацию. Еще будучи великой княгиней, Екатерина будто бы сказала английскому посланнику: «Вообще я считаю Россию для иностранцев пробным камнем их достоинств и что тот, кто успевал в России, мог быть уверен в успехе во всей Европе. Это замечание я считала всегда безошибочным, ибо нигде, как в России, нет таких мастеров подмечать слабости, смешные стороны или недостатки иностранца; можно быть уверенным, что ему ничего не спустят, потому что естественно всякий русский в глубине души не любит ни одного иностранца» (376, 377).

Рунбергу предлагалось подписать специально приготовленный для него реверс (по указу императрицы от 23 октября), в котором говорилось: «Понеже я нижеподписавшийся не токмо моими в присудствии многих достоверных персон и знаемых свидетелей произведенными безразсуд- ными и безбожными речми и безстыдными разсуждениями как о всем Российской Империи дворе, генералитете и многих знатных персонах, так и о всей российской нации, но и моими ж Его Императорскому Высочеству великому князю противу разных при Его Высочестве находящихся служителей злостными и подозрительными внушениями и произведенными интригами, дабы у Его Высочества совершенную ненависть к российской нации возбудить, сей мой арест сам на себя навлек и тягчайшего и жестокого наказания виновным и достойным себя учинил.

Ея же Императорское Величество [императрица] всероссийская без определяемого о том предварительно справедливого изследования единственно толко ис природной всевысочайшей милости мне такие мои грубые и безответственные преступлении и поступки не токмо всемилости-

вейше простить, но и меня от всевысочайшего Ея Императорскаго Величества двора с ежегодною пензиею, состоящею в 350 рублях, отдалить от Санктпетербурга в иное место, куда высочайше заблагоразсудит {...} сослать соизволила...» (л.

63, 64).

Рунберг должен был признать решение императрицы за высочайшую милость и клясться на Евангелии, что никогда и ни с кем не будет допускать подобные «наказания достойные рассуждений», а также не будет делать попыток вступать в контакт с великим князем. Рунберг, однако, этот реверс не подписал[*********************************************************].

9 декабря 1746 года в Тайной канцелярии графами Ушаковым и Шуваловым был объявлен именной указ Елизаветы Петровны «о распросе содержащегося в Москве в Тайной канторе иноземца Густава Румберха о его противных делах и намерениях», на основании предшествующего указа и перевода так и не подписанного Рунбергом реверса. Для расспроса было приказано подготовить «вопросные пункты» и послать их в Москву в Тайную контору. А там рекомендовалось «присудствующе- му советнику Казаринову секретно чрез перевод иностранной конторы переводчика роспросить о всем обстоятельно с подлинною очисткою. И оной подлинной ево распрос за ево рукою, також и писанной начерно, не оставливая копии, и объявленных пунктов, не оставливая же с них копий, прислать в Тайную канцелярию с первою почтою...». А у переводчика, присутствовавшего при допросе Рунберга, взяли расписку о сохранении тайны — «содержал бы о том всем в самом вышнем секрете» (л. 101 а - 102 об.).

<< | >>
Источник: Иванов О.А.. Екатерина II и Петр III. История трагического конфликта. 2007

Еще по теме Начало дела:

  1. 2.1. Изучение материалов уголовного дела, составление выписок и копий процессуальных документов, использование для подготовки электронной версии материалов уголовного дела
  2. РАЗДЕЛ 59. ДЕЛА, СВЯЗАННЫЕ С БРАКОМ1
  3. Дела семейные
  4. Издержки, связанные с рассмотрением дела
  5. Подготовка дела к судебному разбирательству
  6. Церковные дела
  7. Дела ленинградские
  8. Дела семейные
  9. Рассмотрение дела по существу
  10. Порядок рассмотрения дела об административном правонарушении
  11. Судьба участников дела
  12. Рассмотрение дела об административном правонарушении
  13. Фактическая сторона дела
  14. РАЗДЕЛ 59. ДЕЛА, СВЯЗАННЫЕ С БРАКОМ (ПРОДОЛЖЕНИЕ)
  15. РАЗДЕЛ 59. ДЕЛА, СВЯЗАННЫЕ С БРАКОМ (ПРОДОЛЖЕНИЕ)
  16. Глава IV. ПРИМАТ ДЕЛА