КРЕСТЬЯНЕ

В названных главах собраны законы, регулирующие правовые взаимоотношения феодалов по вопросам владепия как крестьянами, так и холопами. Тем пе менее правовые нормы, касающиеся крестьян, пе сводятся в УЛОЯЇЄПИИ ТОЛЬКО К нормам XI главы. Значительная часть их паходится во многих других главах (см. табл. 4).

Из таблицы следует, что законодательные нормы о крестьянах представлены в паиболее ваяшых разделах Уложения, регулирующих как базисную, так и надстроечную сферу. Удельный вес их в ряде глав весьма значителен. Здесь-то и выступает первое отличие положения крестьяп от полоя^енпя холопов. Если законодательство о холопах выделено в одну главу, то о крестьянах говорится в той или иной мере в 17 из 25 глав Уложепия.

Итак, 111 статей в 17 главах Уложепия упоминают о крестьянах. Сказанное означает, что роль крестьянства в общественной жизни России того времени была значительной, от его жизнедеятельности зависели очень многие сферы общественной и государственной жизни феодальпого строя. Это нашло отражепие в том, что законы, касающиеся крестьяп, находятся во многих разделах русского права XVII в, Поэтому трудно согласиться с мнением тех историков, которые все значение Уложепия в отпошении

Таблица 4

Количество статей по главам Уложения, в которых упомянуты крестьяне №

главы Наименование главы Количество статей в главе Количество

статей, в которых упомянуты крестьяне II О государьской чести и как его государь- 22 1 VI ское здоровье оберегать О проезжих грамотах в и(ы)ные государьства 6 2 VIII О искуплении пленных 7 2 IX О мытах и о перевозех, и о мостах 20 3 X О суде 287 16 XI Суд о крестьянах 34 34 XII О суде патриарших приказных и дворовых всяких людей и крестьян 3 2 XIII 0 Монастырском приказе 7 4 XIV О крестном целовании 10 2 XV О вершеных делах 5 2 XVI О поместных землях 69 5 XVII О вотчинах 55 2 XVIII О печатных пошлинах 71 7 XIX О посадских людех 40 9 XX Суд о холопех 119 7 XXI О разбойных и татиных делех 104 12 XXV Указ о корчмах 21 1

крестьян сводят к XI главе, а эту последнюю к одной норме — отмене урочных лет.254

В равной мере неправомочно и мнение тех дореволюционнных авторов (В.

В конце XVI в. был узаконен принцип крестьянской крепости по писцовым книгам, но крепости не полной и окончательной, а ограниченной. Институтом, ограничивающим действие крестьянской крепости, были урочные годы, введенные указом от 24 по- ября 1597 г.256 Отсюда в основе самого закона о прикреплении крестьян и в практике его применения сложилось противеречие, суть которого удачно выражена А. А. Новосельским. Наличие указов об урочных годах, по его словам, «находилось в противоречии с установившимся признанием писцовых книг решающим документом в делах о крепостной зависимости крестьян. Указы об урочных годах как бы снижали значение писцовых книг».257Данное противоречие и было снято Уложением 1649 г. Уложение признало незыблемой и постоянной крепостную зависимость по писцовым и переписным книгам и в силу этого отменило урочные годы, как противоречившие указанному назначению писцовых и переписных книг. Такое нововведение было принято правительством в ответ на настоятельные челобитья дворян и детей боярских большинства центральных уездов страны.258 Челобитная 1645 г. послужила толчком для составления наказа писцам 1646 г., в котором содержалось следующее обещание: «А как крестьян и бобылей и дворы их перепишут и по тем переписным книгам крестьяне и бобыли, и их дети, и братья, и племянники будут крепки и без урочных лет».259 Исследуя наказ писцам 1646 г., С. Б. Веселовский пришел к заключению, что «перепись не преследовала финансовые цели». Ее цель и цель «последующей записки вольных людей состояла в переписке и прикреплении людей к тяглу».260 Указанные положения писцового наказа 1646 г. легли в основание первых статей XI главы Уложения.

/ Монопольное право владения крестьянами закреплялось в Уложении за всеми категориями служилых чинов по отечеству (XI, 1, 2). Закон о наследственном (для феодалов) и потомственном (для крепостных) прикреплении крестьян является наиболее крупной и радикальной нормой Уложения, а отмена урочных лет сыска беглых стала необходимым следствием и условием претворения этой нормы в жизнь. Ничего подобного ни по значению, ни по последствиям другие главы Уложения не содержат.

ГЗакои о прикреплении Уложение распространяет на все категории крестьян и бобылей. Оно делит крестьян на две крупные разновидности: крестьяне государевы — дворцовые и черносошные («государевы дворцовых сел и черных волостей крестьяне и бобыли») и крестьяне вотчин и поместий служилых людей по отечеству. Подвидом частновладельческих крестьян предстают крестьяне патриарших, властелинских (митрополичьих, епископских) и монастырских вотчин. Препарируя эту классификацию, следует отметить, что в Уложении речь идет о двух основных разновидностях крестьян и бобылей — частновладельческих и государственных.264 Уложение провозглашало закон о прикреплении черносошных крестьян к своим наделам наряду с прикреплением крестьян частновладельческих. Основанием прикрепления тех п других становились писцовые книги 1626 г. (XI, 1). Правительство, следовательно, пошло дальше обещаний, данных в наказе писцам 1646 г.265 В отношении вотчинных и поместных крестьян для периода после 1626 г.

В качестве другого основания крепостной зависимости па будущее время устанавливались переписпые кпиги 1646—1648 гг., которые учитывали мужское население крестьянских и бобыль- ских дворов любого возраста. На будущее зйачительпо расширялся круг родственников крестьян и бобылей, на которых рас- пространялась крепостная зависимость. Помимо жен и детей, закрепощенных писцовыми книгами 20-х гг*, в этот круг по переписным книгам 1646—1648 гг. включались братья, племянники и внучата с женами и детьми (XI, 9). Уложение, следовательно, распространяло потомственную крепостную принадлежность по прямой нисходящей до четвертого колена (правнуки) и по боковой нисходящей до третьего колена (дети племянников), включая жен и мужей. Писцовые книги 20-х гг. и переписные 40-х гг. как основание крепостной зависимости могли дополнять друг друга (отцы могли значиться в первых, а дети — во вторых) или выступать независимо друг от друга: крепостная принадлежность устанавливалась 1) по записи отцов в писцовых книгах, если даже дети почему-либо не попали в переписные; 2) по записи в переписных книгах, если отцы записанных в них не значились в писцовых книгах (XI, 11).

Правительство рассматривало переписные книги 40-х гг. как наиболее точный и исчерпывающий по своим данным документ, в силу чего считало их показания окончательными. Отказывая в приеме челобитных об утаенных крестьянских дворах с 1 сентября 1648 г., законодатель мотивировал этот шаг тем, что в 1646—1647 гг.

^Крепостное право включало в себя две формы прикрепления непосредственного производителя: прикрепление к земле — к феодальному владению и прикрепление к личности феодала — к вотчиннику и помещику. На протяжении истории крепостного права в России соотношение этих форм прикрепления менялось. На первой стадии развития (включая XVII в.) преобладала первая, на поздней стадии (XVIII в.—половина XIX в.) — вторая.

Первенствующая роль прикрепления крестьян к земле, а не к ее владельцу в значительной мере была связана с высоки? удельным весом поместной системы в феодальном землевладений,.

Все сказанное, естественно, отражено в Улоя^ении 1649 г Крестьянин выступает в нем как органическая принадлежности поместья и вотчины независимо от личности владельца. Это очевидно прежде всего из запрета переводить крестьян из поместий в вотчины даже в пределах одного владения. Стоя на позициях охраны поместного землевладения и мотивируя запрет перевода крестьян опасением, что в противном случае поместья могут запустеть, законодатель исходил из принципа прикрепления крестьян к земле, а потому и распространял запрет перевода на тех крестьян, которые записаны в книгах за поместьями (XI, 30). Мена земельных владений между феодалами допускалась при условии равного состояния имений — пустое на пустое и жилое на жилое, т. е. без крестьян и с крестьянами (XVI, 3, 4, 5). Мепа жилого поместья или вотчинного владения на пустое разрешалась, если владелец вывозил крестьян в другие свои поместья или вотчины (XVI, 7). Признание экономической связи феодального владения с крестьянским хозяйством очевидпо из защиты законом имущества крестьянина от произвола феодала. За црабеж помещиком крестьянского хозяйства предусматривалось наказание по усмотрению царя (XVI, 45).269 При переходе по судебпому иску вотчипы или поместья из одних рук в другие устапавлива- лось возмещение в двойном размере ущерба, причиненного крестьянам их прежним владельцем (XVI, 37). Закон рассматривал вотчинников и помещиков как представителей государственной власти на местах прежде всего в пределах своих владений, сообщая им не только определенные права, но и обязанности. При обнаружении какого-либо «дурна», «шатости», измены среди своих людей и крестьян, в особенности в порубежных уездах, помещики и вотчинники обязаны подавать воеводам «изветные челобитные» и приводить к ним подозреваемых крестьян, в отношении которых должен быть произведен сыск (VI, 6). При наличии разбойников и татей среди своих же крестьян владелец обязан, не прибегая к самосуду, привести таких крестьян в губу. А} случае отказа выдать крестьян публичной власти и применения самосуда закон предписывал «у такова помещика за такое воровство отняти поместье, и отдати в роздачу, да на них же велеть доправити исцовы иски» (XXI, 79) .270 Столь решительные меры против самосуда показывают вместе с тем стремление законодателя поставить государственное судебное преследование по крайней мере в отношении наиболее крупных преступлений выше частного.271 Закон защищал крестьянский хлеб от потравы. Наконец, предписание ряда указов, а затем и Уложения о возвращении беглых крестьян с их имуществом, включая высеяпный хлеб, говорит таїте о связи крестьянина и его хозяйства с феодальным владением. Крестьянин выступает в Уложешш как активно действующее в хозяйственном процессе лицо пе только на своем паделе, по и во всем хозяйственном комплексе вотчппы и поместья. Оп имеет право задержать любую чужую скотппу, потравившую его хлеб или хлеб его помещика, и потребовать возмещения ущерба (X, 208). Оп призпается наравне с помещиком возмояшым соучастником папесеппя хозяйственного ущерба соседнему владению (например, угон бобров п разорение бобрового гнезда) и песет в таком случае равную с помещпком ответственность. С возникновением крепостного права объект собственности феодала становится комплексным — земля п сидящий на пей крестьянин. Собственность феодала па крестьянина в отличие от собственности рабовладельца па раба никогда не была полной, по объем ее менялся с развитием крепостного права. В лору его наивысшего развития и вместе с тем разложения (вторая поло- вина XVIII в.—первая половина XIX в.) положение крепостного крестьянина наиболее приближалось к положению раба.

В середине XVII в. крестьянин был уже объектом феодального права, круг правомочий феодала в отношении крестьянина был достаточно широк, и наряду с этим крестьянин обладал как субъект права, определенными правами владения своим наделом и хозяйством. В Уложении 1649 г. обе эти взаимосвязанные стороны правового положения крестьянина как объекта феодального -права и как субъекта права, обладающего определенным, хотя и ограниченным, комплексом гражданско-правовых полномочий, нашли свое отражение. Своеобразным фокусом пересечения обязанностей и прав дворян в отношении крестьян своих владений служил закон, согласно которому дворяне «за крестьян своих ищут и отвечают... во всяких делех, кроме татьбы и разбою, и поличного и смертных убийств» (XIII, 7). Эта общая и емкая формула открывала широкий простор для внутривотчинного судопроизводства феодалов, определяя вместе с тем четкий водораздел между частной и публичной юрисдикциями. Реальный объем юрисдикции помещиков в XVII в. был шире и глубже тех определений, которые даны в законе.272 Фактически в пределах вотчин и поместий юрисдикция феодалов не регламентировалась законодательством. Однако имущество и жизнь крестьянина ограждались законом от крайнего проявления своеволия феодалов. Одновременно в права распоряжения как имениями, так и крестьянами правительство вмешивалось довольно энергично. Связано это было прежде всего с наличием двух групп крестьян — вотчинных и поместных. Правовой статус каждой из них имел отличительные признаки.

Различен был объем нрав феодалов на вотчинных и поместных крестьян. Запрещался перевод крестьян, записанных в книгах-за поместьями, на вотчинные земли (XI, 30, 31). В другом случае сформулирован закон о запрещении отпускать па волю и давать отпускные поместным крестьянам. В случае перехода поместья к иному владельцу по его челобитью отпущенный па волю крестьянин подлежал возврату. Наоборот, выдача отпускной вотчинному крестьянину допускалась, и такой акт оставался в силе при переходе вотчины из одних рук в другие (XV, 3). Вслед за указом от 9 марта 1642 г.273 в Уложении нашел отражение закон, запрещавший кабдлить^т. е. превращать в кабальных холопов и закреплять ссудой своих крестьян, бобылей и члепов их семей. Санкция в таком случае определялась по усмотрению государя (XX, 113). В равной мере запрещалось оформление служилых кабал и ссудных записей па беглых крестьян и бобы- лей. При йозвраїе бегльїх законному владельцу ЗакабалитШ» терял право на возврат ссуды за незаконное держание беглых крестьян (XI, 23). Запрещалось кабалить наймитов из крестьян. По истечении срока найма такие крестьяне должны были вернуться к своему владельцу (XI, 32). Закон предписывал Холопьему приказу рассылать по городам воеводам и приказным людям государевы грамоты с запрещением оформлять и давать кабалы на крестьян и крестьянских детей (XX, 6). В общем запрете должностным лицам (воеводам, приказным людям, губным старостам) брать себе в холопы или в крестьяне как находящихся в тюрьмах убийц, татей и разбойников, так и оправданных после следствия и суда заметна общая тенденция ограничения произвола в закрепощении и похолопливании крестьян.274Закон карал феодалов за убийство крестьянина. Уложение повторяло боярский приговор 1625 г. об ответственности за неумышленное и преднамеренное убийство крестьян, подходя в определении санкции дифференцированно — в зависимости от мотивов преступления и социальной принадлежности убийцы. За убийство чужого крестьянина в драке или в пьяном состоянии, но без умысла (что устанавливалось путем пытки виновного) феодал был обязан отдать хозяину убитого лучшего своего крестьянина с семьей и имуществом, возместить кабальные долги убитого, а сам подвергался тюремному заключению «до государева указу» (XXI, 7). Если убийцей при тех же обстоятельствах был крестьянин (или холоп), то он подвергался паказаншо кнутом и передавался с семьей и имуществом взамен убитого крестьянина.275 В таком различии санкций нашел отражение характерный для феодализма принцип права — привилегии. В случае непредумышленного убийства крестьяпипа крестьянином назначалось, как видим, двойпое наказание: для крестьянина — кнут п перемена владельца, а для его хозяина — потеря рабочих рук. Тем самым и в данном случае срабатывала установленная законом ответственность феодала за своего крестьянина. И в то же время' законодатель был озабочен возмещением во всех случаях потери рабочей силы, понесепной владельцами убитых. Интересы же семьи пострадавшего крестьянина ни в какой мере пе принимались во вппмапие.276 И лишь предумышленпое убийство крестьянина влекло смертную казнь убийцы независимо от его социальной принадлежности (XXI, 72, 89). Иначе обстояло дело в отношении холопов. Уложение ограничивалось лишь рекомендацией холоповладельцам не убивать и не увечить беглого холопа, не предусматривая за это никакого наказания господину (XX, 92) .277

, Приведенные нами законоположения о запрете похолоплива- ния крестьян и охране их жизни наряду с основным законом о полном закрепощении крестьян и значительном расширении власти над ними феодалов свидетельствуют о стремлении законодателя сохранить крестьян как класс-сословие в интересах феодалов и феодального государства. Эти наблюдения можно продолжить и дальше^

Законодательство XVII в., включая Уложение, рассматривало крестьянина и его имущество (инвентарь, скот, хлеб во всех видах) в неразрывном единстве. Отсюда категорические требования закона о возврате беглых крестьян вместе с имуществом (XI, 1, 3, 9, 10). Едва ли, однако, правы те историки, которые на данном основании считают, что имущество крестьянина было собственностью помещика.278 Приводя свод мнений историков по этому поводу, А. В. Венедиктов усматривает в такой постановке вопроса противоречие основному принципу феодального строя: наделение непосредственного производителя средствами производства и наличие у крестьянина единоличной собственности на орудия производства.279 Помимо общей постановки вопроса можно указать и на некоторые особенности его правового решения в самом Уложении.

Закон в одинаковой мере требовал возвращения крестьян с имуществом независимо от того, из каких земель они бежали — частновладельческих или черносошных. Черносошные крестьяне сидели на земле, принадлежавшей государству, но дворы, скот, инвентарь и другое имущество крестьянского двора было собственностью крестьян.

Наконец, поскольку с отменой урочных лет сыск беглых становился бессрочным, возврат беглого с имуществом через большой промежуток времени мог означать, что крестьянин возвращался с имуществом, приобретенным на новом месте, у нового хозяина. Закон не оговаривал, что последний лишался крестьянского имущества в виде санкции за держание беглого (как, например, это оговорено в Уложении относительно ссуды). Имущество и в данном случае принадлежало крестьянину. В Уложении закреплено право помещика и вотчинника наряду с предъявлением иска к кому-либо о своем беглом крестьянине предъявлять иск и об имуществе (животах) беглого. Если при этом истец не укажет ни состава, ни цены животов, все равно иск об имуществе удовлетворялся (в размере пяти рублей), невзирая на утверждение ответчика, будто беглый крестьянин пришел к нему без животов. Такие животы назывались «глухими» (XI, 26, 26). Если на суде ответчик отрицал наличие беглых крестьян и их имущества, а затем признавался в их сокрытии при крестоцелова- нии, то все равно он нес наказание — возмещал стоимость крестьянского имущества. Законодатель мотивировал это стремлением покорыстоваться крестьянским имуществом (XI, 29). Во всех указанных случаях закон исходил из понимания неразрывной связи крестьянина с имуществом как исходного условия его производительной деятельности.27 Более того, по той же причине земля фактически принадлежала крестьянину, что влекло за собой закрепление за ним определенного (весьма ограниченного и условного) права владения и пользования ею. Особенно ясно это обстоятельство прослеживается па черносошных землях в перпод развитого феодализма. Крестьяне и крестьяпскпо общины закладывали и продавали земли (с передачей податных обязанностей), выступая нередко в качестве истцов и ответчиков в спорах о земле.280

В период после Уложения эти права все более ограничиваются. В обстановке крепнущих крепостпическпх отношений экономическая связь крестьянского и помещичьего хозяйства получала в правовой сфере выражение в форме растущих правомочий собственника-феодала на совокупный объект собственности — землю и крестьян с их имуществом. Отсюда вытекало установле- ниє материальной ответственности крестьянина за своего помещика. Когда дворянин за отказ удовлетворить обращенный к нему материальный иск будет поставлен на правеж, Улоя^ение разрешало (если на правеже ответчик в течение месяца не погашал долга) отдать «в истцов иск» его дворы и имущество или погасить иск за счет имущества его людей и крестьян (X, 262). Точпо так же взыскание иска, обращенного к поручителям, допускалось с их людей и крестьян (X, 122). Закон, следовательно, рассматривал материальное взыскание с имущества крепостных крестьян как санкцию, равную по значению взысканию с самого феодала. Но и в данном случае допущенные законом вторжения феодалов в пределы крестьянской собственности говорят лишь об определенной степени условности, ограниченности собственности крепостного, но не о полном ее отсутствии. Закон не ставил преград крестьянину в сфере его непосредственной производственной деятельности — сельскохозяйственной и связанной с ней промысловой. Поместный и вотчинный крестьянин в дополнение к своему наделу имел право на оброчное держание сенных покосов, бобровых гонов и других угодий. Неприкосновенность оброчных держаний оговаривалась в законе (XVII, 23). Однако за пределами сельскохозяйственного производства законодатель ограничивал хозяйственную деятельность крестьян. В целях охраны сословных иптересов посадского населения была запрещена крестьянская собственность на посадах (дворы, лавки, соляные промыслы) и связанная с нею торгово-промысловая деятельность крестьян в пределах посадов (XIX, 5, 15). Торговля крестьян в городах разрешалась только с возов и стругов (XIX, 18). Уложение предусматривало возможные пути проникновения частновладельческих крестьян в посад и пыталось нейтрализовать их. Даже женитьба беглых крестьян на дочерях посадских людей и на тяглых вдовах не влекла за собой прикрепления их к посадскому тяглу, в то время как женитьба на тяглой посадской вдове вольного человека прикрепляла его к посаду (XIX, 22, 37). В Уложении имеется единственный казус, с которым связан перевод владельческого крестьянина в посад. Это женитьба его на беглой или подговоренной дочери посадского человека (XIX, 38). Наличие, однако, обратного казуса — возвращения помещику бежавшего в город и женившегося там на посадской дочери или вдове его крестьянина вместе с новой семьей — показывает, что законодатель расценивал обе пормы как санкцию за прием беглых (XIX, 37). Из сказанного видно, что Уложепие пыталось замкнуть и посад, и крестьянство в сословные рамки, ставя преграды проникновению представителей одного сословия в^ другое.

"Однако такая политика была предпринята исключительно в отношении частновладельческих крестьян в интересах феодалов. Относительно государственных крестьян в Уложении пе содержится прямого запрета их перехода в посад. Государственные

Крестьяне ймейи и более широйиё ирайа хозяйственной деятельности:. В этом отношении их положение было блинке к положению посадских людей, нежели помещичьих и вотчинных крестьяп. Наряду с посадскими людьми черносошные крестьяне получали право брать на откуп таможни, кабаки и другие статьи государственного дохода. Частновладельческие крестьяне лишались этого права (XVIII, 23).

Ролью крестьянина в сельскохозяйственном производстве п заинтересованностью феодалов в этом объясняется стремление законодателя сохранить крестьянскую семью как производственную ячейку. Все зоконоположения относительно возврата крестьян и крестьянок, вступивших в брак в бегах, предусматривали возврат или (по отсутствии законных для него оснований — записей в писцовых и переписных книгах самих беглых или их отцов) оставление на новом месте всей семьи (мужа, жены, детей) (XI, 3, 12, 15, 18). Что материальная санкция за прием беглого в данном случае не была определяющей, видно из того казуса, что выход беглой крестьянки замуж за вдовца, имевшего детей от первого брака, пе влек возврата последних вместе с их отцом и мачехой ее хозяину (XI, 13). А при возврате беглых, вступивших в брак за рубежом, в целях сохранения семьи применялась жеребьевка меясду владельцами мужа и жены (XI, 34). Закон не ограничивал вступление крестья^иа^брак. Практически этот~процесс мог целиком зависеть от воли феодала. Однако при выдаче девок или вдов замуж в другое имение обязательно было оформление отпускной и выплаты вывода «по договору» (XI, 19).281 Принадлежность крестьянки помещику определялась по отцу или по мужу, поскольку только мужчины вносились в писцовые и переписные книги и другие акты крепостной зависимости.

Подсудность крестьяп вне компетенции поместпо-вотчипной юрисдикции осуществлялась по гражданским искам посторонних лиц и по уголовным делам в тех приказах, «где кто судпм». Уложение внесло еще большую дробность в состав судебных инстанций учреждением Монастырского приказа, которому по недуховным делам были подведомственны духовепство и зависимые от церкви и монастырей люди, в том числе п крестьяне.282За преступления против религии и церкви духовенство п зависимые от них люди отвечали в церковном суде.

Прирост количества частновладельческих крестьяп происходил прежде всего путем царского пожалования, о котором в разной связи и по разным поводам говорится в ряде статей и глав Уло- жения. Это пожалование в вотчину или поместье населенных дворцовых или государевых черносошных земель — процесс, хорошо изученный в нашей литературе. В условиях, во-первых, неполного закрепощения всего крестьянства и, во-вторых, узаконенной практики отпуска препостных крестьян и кабальных холопов на волю существовала возможность пополнения феодально зависимого населения вотчин и поместий за счет гулящих «вольных» людей. Уложение вслед за писцовым наказом 1646 г. вводило в практику прием в крестьяне и бобыли пришлых людей, которые «скажутся вольными»; если у них не было отпускных, устанавливалось их свободное состояние. Запись пришлых в крестьяне осуществлялась в Москве — в Поместном приказе, в Казани — в приказе Казанского дворца, для новгородцев — в Новгороде, для псковичей — во Пскове (XI, 20). Если кто-либо, не установив свободного состояния пришлых людей, приведет к записи беглых крестьян, то за это, а в равной мере и за держание беглых, в качестве санкции назначался «за государевы подати и за вотчин- никовы доходы» штраф по 10 рублей в год за каждого крестьянина (XI, 21). Использование чужих и черносошных крестьян на работах в вотчинах и поместьях допускалось лишь в форме краткосрочного найма по записям и без них. Ставилось условием жилых и ссудных записей и служилых кабал от наймитов пе брать и отпускать их беспрепятственно по окончании срока найма (XI, 32).

Законодательная регламентация путей увеличения численности феодально зависимого населения вотчин и поместий в немалой мере связана с тем, что внутриполитическое значение феодальных владений определялось не пространством их земельных площадей, а количеством крепостного населения. Улоя^епие запрещало выбирать к губным делам целовальников, сторожей и подъячих из вотчин и поместий, имевших менее 20 крестьян (XXI, 98).

По Уложению частновладельческий крестьяпип был прежде всего крепостным, т. е. принадлежащим землевладельцу. Ограничение прав крестьян в процессе лишало их дееспособности по значительной массе дел. Однако было бы ошибкой видеть в Уложении только эту сторону. Как следует из 7-й же статьи XIII главы, по уголовным делам крестьянин остается субьектом преступления: «за крестьян своих ищут и отвечают... дворяне во всяких делех, кроме татьбы и разбою и поличного и смертных убийств». Но и в ряде гражданско-правовых деяний оп выступал в качестве лица, обладавшего определеппой правоспособностью. Со стороны городовых людей разных чинов ему мог быть предъявлен материальный иск, как в равной мере и крестьяпип мог вчинить иск тем же лицам (XIII, 3) ,283

В поземельных спорах — за нарушение межи между владениями или внутри волостей между наделами — крестьянин нес равное с другими лицами наказание — битье кнутом. Уложение предусматривало различнее формы участия крестьян в следственном и судебном процессах. Наряду с другими лицами крестьяне могли быть участниками «повального обыска» — массового опроса населения (X, 161). А крестьяне дворцовых или черных волостей при спорах о межах с феодалами сами могли ссылаться на показания окольных людей (X, 235). Истец или ответчик имел право ссылаться на показания крестьян (не менее чем на десять человек) в исках, не превышающих 20 рублей (X, 159). По показаниям крестьян о незаконном взимании с них мыта и мостов- щины при транспортировке ими господского имущества мытчики возмещали ущерб втрое (IX, 3).

Закон допускал изветы людей и .крестьян на своих господ в случаях их замыслов об измене или причинении зла государю, по требовал непреложных доказательств под угрозой наказания за ложный извет (II, 13). Широко применявшаяся в практике феодального судебного процесса система доказательства в форме крестоцедования, практиковавшаяся в отношении низших разрядов населения, была совершенно обязательной при всех свидетельских показаниях феодально зависимых людей (X, 173).284Признавались достаточными показания крестьян и холопов, полученные под пыткой, если они совпадали с показаниями на предварительном допросе (XX, 25; XXV, 14).

Классовый характер феодального суда очевиден из способов применения средств дознания. При доносе какпх-либо лиц па дворянина и его людей и крестьян в разбое первыми подвергались пытке оговоренные люди и крестьяне, если предварительная стадия в виде очной ставки не выясняла дела. Однако показания людей и крестьян под пыткой о причастпости их господ к разбою служили основанием назначения пытки и сампм господам. С дру-г гой стороны, привод дворянином свопх людей ц крестьян с обвинением их в разбое и татьбе слуяшл достаточным основаппем назначения им пытки даже при отсутствии другпх свпдетельскпх показаний (XXI, 47, 48).

Судебную пошлину крестьянин платил па общих с представителями других сословий основаниях.

О наличии у крестьянина определенных граячгданскпх прав говорит шкала штрафов за бесчестье, построопная в полном соответствии с иерархией феодального общества, па нпзшей ступепп которого нашлось место крестьянину. Степень наказуемое™ за бесчестье была пропорциональна положению оскорбленного. Уло- жепие вводило в данпом случае большую дифференциацию наказаний: от выдачи головой за оскорбление патрпарха, от возмещения 400 рублей за оскорбление митрополита до 1 рубля за оскорбление крестьянина. Вопрос об уплате бесчестья крестьянам выделен в статью, которая устанавливала выплату бесчестья всем людям недворянского происхождения и не являвшимся слугами господ — от именитых людей Строгановых, гостей и через различные категории городского населения до крестьян. И здесь дифференциация была большой. За бесчестье Строгановым полагалось 100 рублей, гостю — 50 рублей, а крестьянину — 1 рубль (X, 94) зз ЕдИНЬщ размер бесчестья для черносошных и частновладельческих крестьян подчеркивает общность их социального положения. В отношении крестьян вопрос о бесчестьи сопряжен в законе с вопросом об увечьи. Увечье квалифицировалось одновременно и как бесчестье и каралось штрафом в пользу потерпевшего по 10 рублей человеку; за битье крестьянина без причинения увечья назначался штраф в размере 2 рублей.

Из приведенного материала видно, что крестьяне, будучи в социально-правовом отношении приниженным классом-сосло- вием, от которого господствующий класс был отделен значительными перегородками права-привилегии, тем не менее обладали определенными правомочиями и дееспособностью.

Борьба с побегами крестьян была важнейшей задачей Уложения и прежде всего его XI главы. Крупной вехой на пути достижения этой цели в ответ на требования дворянства явилась отмена урочных лет сыска беглых. И несмотря па то что никакие законы не были в состоянии приостановить побеги, как и другие формы протеста крестьян, отмена урочных лет облегчила все же господствующему*.классу, его основной массе — дворянству, возвращение беглых крестьян и тем самым открыла пути к наиболее полной реализации д?ава на зависимое население.

Другое важное'обстоятельство, облегчавшее возвращение беглых крестьян, состояло в законодательном закреплении широкого круга документальных оснований сыска — писцовых,, переписных книг, актов пожалования вотчин и поместий с крестьянами, актов сделок на крестьян между их владельцами и т. п. В порядке борьбы с побегами крестьян Уложение стремилось исключить возможность получения ими убежища. Отсюда запрет «впредь (после Уложения) отнюдь никому чюжих крестьян не принимать и за собою не держать» (XI, 9). Соответственно устанавливалась ответственность за прием беглых п определялась санкция — в качестве возмещения государственных податей и помещичьего дохода за каждого беглого крестьянина и бобыля назначался штраф в размере 10 рублей в год в пользу истца (XI, 10). Уложение не устанавливало новой системы сыска беглых, но ликвидация урочных лет создавала условия для сыска массового, обезличенного и государственно организованного, который и получил раз- витие во второй половине XVII в.285 Вместе с тем Уложение фиксировало целый ряд норм, положенных в основу сыска беглых крестьян. При обвинении кого-либо в держании беглых ему давался срок для проверки этого обстоятельства в своем имении (X, 229). Устанавливалось в порядке судопроизводства о беглых крестоцелование, а в случаях клятвопреступления — битье кнутом по торгам в течение трех дней и заключение в тюрьму на год (XI, 27, 29). Отказ беглых крестьян и холопов на очной ставке от своих родителей и иных родственников влек пытку. Но если беглые не винились со второй пытки, то оставались у тех, кому дали служилые кабалы (XX, 24). Процедура возврата беглых их владельцам включала составление отписей «впредь для спору», которые в дворцовых селах и черных волостях передавались приказчикам, а в вотчинах и поместьях — владельцам. В Москве и городах отписи составляли площадные подьячие, а в селах и деревнях — земские и церковные дьячки. Самих же беглых крестьян и бобылей, возвращенных по сыску, суду и просто по Уложению, надлежало регистрировать в Поместном приказе за их владельцами (XI, 4, 6). Таким образом, Уложение шло по пути увеличения видов крепостной документации, возникшей в итоге сыска беглых и возвращения их прежним владельцам. Узаконялось и вчинение исков об имуществе беглых крестьян. /Решение спора о яшвотах с применением крестоцелова- ния допускалось в пределах 5 рублей, «а в больших животах вершити по суду» (XI, 25). В порядке судебного разбирательства решались дела и о сносе имущества беглыми. В соответствии с общим упорядочением судопроизводства все полюбовные сделки и судебные решения о беглых, осуществленные до Уложения, оставались в силе и не подлежали обжалованию (XI, 8). Улоя;ение закрепляло непреложный закон возврата беглых с семьей и родственниками по прямой и боковой линиям и со всем прпнадлея^а- щим им имуществом,

Подводя итог анализу норм Уложения, относящихся к крестьянству, отметим, что с ^Уложением 1649 г, связано установление постоянной паследственпой и потомственной крепостной зависимости крестьяп, включая пх семьи, а также прямых и боковых родственников. В силу этого были отменены урочные годы сыска беглых. Сыск становился бессрочным.

К волостным общинам приклеплялись п черносошные крестьяне, подлежавшие сыску и возврату на преяшпе наделы на общих основаниях. И если, как пишет Н. М. Друяшнпн, «петровскими указами 1719—1724 гг. было закончено формирование особого сословия феодальных держателей государственной земли, обязанных уплачивать казне докапиталистическую ренту»,286 то для предшествующего периода формирования этого сословия Уложение 1649 г. было крупнейшим и решающим этапом. Оно закрепляло монопольное право владения крестьянами за всеми категориями служилых чинов по отечеству. Юридическим основанием прав на крестьян, их прикрепления и сыска служили писцовые книги 20-х гг. XVII в., а для периода после Уложения в дополнение к ним — переписные книги 1646—1648 гг., отдельные ж отказные книги, жалованные грамоты, акты сделок на крестьян между феодалами, отписи возврата крестьян в результате сыска. Уложению принадлежит разработка правовых основ сыска беглых крестьян. Для придания частным актам сделок на крестьян официальной силы была обязательна их регистрация в Поместном приказе.

Уложение завершило процесс правового сближения бобылей с крестьянами, распространив на бобылей равную меру крепостной зависимости. Будучи важным этапом на пути правового сближения поместий и вотчин, Уложение вместе с тем в целях сохранения поместной системы, преобладавшей еще в первой половине XVII в., ограничивало права распоряжения крестьянами, записанными в книгах за поместьями: запрещалось переводить пх на вотчинные земли и давать им отпускные. Права на вотчиппых крестьян были полнее. Признание экономической связи феодального владения с крестьянским хозяйством нашло выраясепие в защите законом имущества и жизни крестьянина от произвола, феодала, хотя санкция феодалу в таких случаях определялась значительно слабее, чем представителям низших сословий (за исключением предумышлепного убийства крестьянина). Таким образом, Уложение, следуя за непосредственно предшествующим законодательством и дополняя его, решало поземельный и крестьянский. вопросы во взаимосвязи, подчиняя вопрос о крестьянстве поземельному вопросу.

По основной массе дел дееспособность крестьян была ограничена (за них «искали» и «отвечали» помещики), но в уголовпых делах они оставались субъектом преступления. Как субъект права крестьянин мог участвовать в судебном процессо в качестве свидетеля, быть участником повального обыска. В гражданско-правовой сфере он мог предъявлять материальные иски в пределах 20 рублей. В факте возмещения за бесчестье и увечье, предусмотренного Уложением, крестьянин наряду с другими сословиями получил призпапие (с позиций феодального общества) — определенный комплекс гражданских прав, присущих низшему классу-сословию этого общества. Крестьянин, по Уложепию, обладал определенной право- и дееспособностью. У черносошных крестьян объем этих прав был больше, чем у частновладельческих.