1860 ГОД. ПРОДОЛЖЕНИЕ ПЕРЕСЕЛЕНИЯ.

По случаю неурожая в Забайкалье в 1859 году и вследствие крайне неудачного сплава в том году продовольствия, переселение в 1860 году коснулось только Амурской конной бригады и Амурского пешего батальона.

Амурские и заботливый начальник сплава, сотник Кукель 2-й, не распорядился, казаки именем Муравьева, поздно осенью взять и доставить по станицам муку из Хабаровского казенного склада, то голод был бы повсеместный.

Летом 1860 года в Амурскую конную бригаду было прислано 232 семейства пеших казаков из десяти пеших батальонов (NN 1, 3-6, 8-12). В Амурский пеший батальон прибыло переселенцев 317 семей из тех же батальонов. Переселенцы эти частью расселились по существовавшим уже станицам и частью образовали следующие новые станицы: Игнатьеву,* названную в честь генерал-майора Игнатьева, заключившего Пекинский договор* в 1860 г.; Сторожевую,* названную Буссе так потому, что она, как первая станица Амурского батальона, при входе в щеки Хингана, обязана была сторожить этот вход; Союзную,* названную Буссе так по расположению на местности, связывающей Хинганский хребет с низменной частью Амура; Венцелеву,* названную в честь адъютанта Муравьева — сотника Венцеля, бывшего неоднократно на Амуре со сплавами войск и груза; Кукелеву — в честь начальника штаба войск Восточной Сибири полковника Кукеля 1-го, в ведении которого были все дела по переселению казаков на Амур; Новую,* названную так губернатором Буссе (В деле есть пометка графа Муравьева, что названия этой станицы, а также Союзной и Сторожевой не соответствуют принятой им системе наименования станиц и он хотел им дать другие названия, но не успел или просто забыл.).

С прибытием этих переселенцев колонизация Амура почти была закончена.

Сам Муравьев не мог выехать на Амур. «При всем моем желании», — писал он Корсакову, — «побывать последний раз на Амуре — я не мог и не могу: здоровье мое становится день ото дня все хуже и чувствую себя совершенно неспособным к отдаленным путешествиям и к перенесению физических трудностей». Вместо этого он поручил губернатору Буссе сделать инспекторский смотр Амурскому войску, результат которого со своими замечаниями и послал в Петербург.

В отчете этом Буссе, между прочим, доносил:

1. Хозяйство казаков конной бригады лучше ведется, нежели у казаков пешего батальона, хотя обработка земли очень тяжела. В 1859 году снято: в бригаде — озимых 6931 пуд, яровых 24938 пудов; в Амурском батальоне — озимых 471 пуд, яровых 1850 пудов. В бригаде: лоша- ggjfcg 2278, рогатого скота — 3777, овец — 193 и свиней — 700 штук; в ^^Р^^альоне: лошадей — 971, рогатого скота — 1163 и овец — 440 штук.

^2) Глиняные постройки-мазанки, устроенные солдатами, при- негодный вид и все сразу разрушаются.

3. Дворы и самые дома большей частью содержатся грязно: в домах сушатся кирпичи и выделывают кожи, что, по мнению Буссе, объясняется одной ленью хозяев. Из этого он исключает 2-ю и 3-ю сотни 2-го полка, где дворы и дома содержатся весьма чисто.
4. Дома построены без полатей; приказал строить не ниже

5. аршин.

5. В селениях, где имеются две и более улиц, дома поставлены в шахматном порядке. Велел придерживаться инструкции.
6. Не везде есть поскотины.

7. Замечено им, что казаки вырубают растущие в станицах деревья, якобы в них заводятся «зверьки», истребляющие овощи.
   Предписано уничтожать зверьков, не трогая деревьев.

8. Во всех сотенных школах обучается всего 300 мальчиков и 50 девочек. Обучение девочек, по мнению Буссе, важнее, чем обучение мальчиков, так как первые, будучи впоследствии матерями, легко и удобно сами могут обучать детей грамоте, а потому он предписал командирам частей наблюсти, чтобы девочки обязательно посещали школы. Бригадная школа еще не открыта.
9. На замечание Буссе, что прогоны у казаков задерживаются и на них строят экипажи, лодки и пр., Муравьев сделал пометку: «Подтверждаю особым предписанием, чтобы экипажи, лодки и пр. заводились за счет денег, следующих казакам за провоз почты, а прогоны за проезд выдавать полностью казакам».
10. Все казаки сидят на длинных стременах, что, по мнению Буссе, неправильно, так как при коротких стременах казак поворотливее на седле. Муравьев не согласился с ним и приписал: «Пусть ездят, как кому удобно».
11. В отношении здоровья: казаки много страдали скорбутом и лихорадкой по непривычке к новому климату. В 1859 году в бригаде: заболело 475, выздоровело 405, умерло 70; в батальоне: заболело 570, выздоровело 499, умерло 71. В Черняевой строится лазарет на 18 кроватей, в Благовещенске постройка бригадного лазарета оканчивается.
12. В отношении нравственности*. Буссе нашел, что кроткий и миролюбивый характер забайкальских казаков с переселением на Амур не изменился. Преступлений не было. Нарушения тишины и порядка незаметно.
13. Претензий и жалоб на начальников население не заявило, что доказывает добросовестную заботливость и попечение начальников о вверенных им людях. Из 8 сотенных и 5 ротных командиров Буссе особенно хвалит сотника Чеснока за отличное управление им сотней. Муравьев приписал: «Представить этого отличного офицера в есаулы и назначить командиром полка».

В заключение Буссе говорит, что казаки при таком управлении в скором времени освоятся со своим новым положением и поймут истинное назначение КАЗАКА — ВОИНА, подчиняющегося всем требованиям дисциплины и своего начальства, и КАЗАКА — ЗЕМЛЕПАШЦА, полного хозяина в своих домашних делах и своем хозяйстве, в котором начальство предоставляет ему совершенную свободу, не стесняя никаким вмешательством. Так говорил Буссе.

С занятием кордонной линии по Амуру и Уссури состоялось 1 -го июня 1860 г. и Высочайше утверждено положение об Амурском войске. Согласно этого положения войско обязано охранять юго-восточную границу Империи от станицы Покровской по Амуру до Уссури и, затем,' наверх по Уссури до морского побережья.

Войско обязывалось выставлять на службу два конных полка и

Амурские четыре пеших батальона (два дей- казакиствующих и два резервных). В административном и военном отношениях войско подчинялось губернатору Амурской области, а Уссурийский батальон еще подчинялся, за дальностью расстояния, губернатору Приморской области.

П. А. Кропоткин, сотник Амурского казачьего войска.

Срок службы определен был для офицеров 25 лет, а для нижних чинов 30 лет, из коих 22 года полевой и 8 лет внутренней службы.

Первая казачья форма состояла из короткого однобортного чекменя с белыми погонами, серых штанов навыпуск с красным кантом, огромной медвежьей папахи, серой шинели и пр. Первоначально носили нагрудные патронники: у офицеров они были серебряными. Кроме сего, Муравьев усиленно просил дать конным казакам кинжалы, а пешим - ножи. Но просьба его не была уважена, а красивые патронники были сняты, якобы «за дороговизной и невозможностью приобресть таковые на месте». Такая грошовая экономия покажется странной, если вспомнить, что на заведение ненужного аляповатого седельного вальтрапа требовались две кожи, которые действительно в то время были дороги и негде было достать.

В общем, наш казак, в то время одетый во все воинские доспехи, с огромной медвежьей папахой, на маленькой пузатой лошади, замученной в беспрестанной почтовой гоньбе, окутанной во всю спину вальтрапом, сзади и спереди торчащими чемоданчиками, саквами, коновяз- ными кольями, арканами — имел вид, нельзя сказать, чтобы «непреклонный и непобедимый», но внушительный для беспечных манджуров.

«Собирали нас на учения», — рассказывают старики, — «смех и горе тогда было. На подушке, набитой бельем, еле сидишь; того и гляди свалишься. Смешно смотреть, как старик с бородой, на жеребой кобыле, сидит рядом с молодым. Ему бы пора телят пасти, а он заменил сына- - некому дома работать. В то время допускались заменщики. Но вот началось ученье... Тут-то начиналось наше горе с вьюком. Подъезжает Командир с немецкой фамилией, которую мы едва выговаривали — Амадий-Карл Пезе-де-Корваль,* суровый такой. «Смотрите, ребята», — скажет он, — «аллюр быстрей лани, шенкель в бок, чтоб был наскок, начнем с атаки. Слушать команду: Шашки вон, пики в руки! Веретенников, подыми морду! Смирно! Равнение на Усиху (излюбленный кабак), с гиком и криком, марш-марш!»

«Боже мой, что за каша тогда получалась: прежде чем домчаться о Усихи, половина всадников свалится на землю; папахи, чемоданчи- колья по дороге растеряют... Пезе-де-Корваль вне себя бегает по полю и сыплет нагайки направо и налево. Наконец сыгран «сбор», все собира-

ются кое-как». «Спасибо за ученье! Песенники вперед! Закуривайте трубки!» — скомандует и, лихо подбоченясь, гарцует впереди на обозной лошади. Как ничего не бывало, едем домой, а запевало заливается:

Молодец Амадий Карл - Он же Пезе-де-Корваль,

Он не спал, не дремал,

Свою сотню обучал...

Запевало переходит к наиболее любимой в то время казаками песне:

Я не видывал сподобной красоты!

Красна-девица, скажи, откуля ты?

Роза, роза, роза алая моя,

Красна девица и т.д.

Я родилася в деревне и взросла;

Горькой участи коров дома пасла.

Красна-девица, поедем-ка со мной И ты будешь мне названною женой!

Аль не видишь, на мне в золоте кафтан:

Я по всем местам Амура атаман!

Роза, роза, роза,алая моя,

Я по всем местам Амура атаман...

А проезжая мимо Чуринской* лавки, в дверях которой стоят выскочившие поглядеть приказчики, запевало непременно зычным голосом споет:

Это братцы закутил Чуринский прикащик, Видно ручку запустил Во хозяйский ящик!...

Не спускал запевало и немецкому купцу и для него был куплет:

А вот здесь, напротив лужи,

Притаился немец вчуже.

Кривдой правду разуверит - На аршин тебя обмерит.

«Унты проклятые!»- скажут казакам обиженные приказчики, скрываясь со стыда в лавку. «Еще бывало», — заканчивает рассказчиц, — «и унты нашивали, а иной раз кобыла во время ученья ожеребится... поругается командир, а ничего не поделаешь: в строй допускались и кобылицы, а мастей и совсем не разбирали.»

Если свою форму казаки недолюбливали, называя ее «в золоте кафтан», то не лучше была форма и офицерская. Князя Кропоткина.* фельдфебеля Пажеского корпуса, по окончании курса выбравшего, к удивлению всех, наше Амурское казачье войско, засмеяли товарищи:

Амурские «Ты только подумай», — говорили они, — «что за мундир там: черного казаки сукна, с простым красным воротником, без петличек! Папаха из собачьего или какого-то меха... шаровары — серого сукна!... Ты только подумай: серые... как у фурштадтов!» (Воспоминания П. Кропоткина).