Как уже упоминалось, современные исследования показали несостоятельность гиперкритицизма и надежность римской традиции, хотя, пожалуй, в том, что касается ранней религии, сведения о ее архаической стадии в большей мере, чем другие данные, были затемнены попытками осмысления того, что стало непонятно в более поздние времена, и философскими спекуляциями. О наиболее древних верованиях италийских племен известно мало, и интерпретация соответственных археологических данных зависит отчасти от общих точек зрения авторов на этнический состав древнего населения Италии, в частности на соотношение индоевропейцев и предшествовавшего им неиндоевропейского субстрата, к которому относят и занимавших довольно значительную часть Италии и самого Лация лигуров, хорошо известных в исторические времена. Но, как бы ни решался вопрос об атрибуции археологически засвидетельствованных культов тому или иному этносу, важно, что в древнейшей Италии найдены как следы культа богинь- магерей (изображавшие их статуэтки), так и солярные символы (колесо с лучами и крест). К культу небесного, солнечного и вместе с тем военного бога (или героизированного вождя) относится и найденный на территории племени вестинов «всадник из Капестрина» — бог в военной одежде, в шлеме и с ореолом вокруг головы. Культ животных засвидетельствован как их статуэтками, так и названиями таких племен, как гирпины (от hirpus — волк), пицены (от picus — дятел), бовианы (от bos — бык), тогда как названия других племен происходили от имен богов: от Марса — марсы и мамертины, от Опс — оски, от Весты — вестины, от Вулкана — вольски \ Видимо, это были древ- ' Levi М. A. Italia antica. Milano, 1972. Р, 21—22, 39, 68. нейшие божества* как уже упоминавшиеся Акка, Купра и соответствовавшая ей Bona dea. Очевидно, сюда же можно причислить арицийскую Диану с ее святилищем на озере Неми, типичную богиню плодородия, леса, «хозяйку зверей» с ее погибшим и воскресшим смертным любовником Вирбием, впоследствии отождествленным с греческим Ипполитом, растоптанным конями, воскрешенным Асклепием по просьбе Артемиды и перенесенным ею в лес у Арицин, где он почитался как прислуживавшее Диане младшее божество, (Ovid. Metamorph. XV, 443, 497, 545; Serv. Aen. V, 95; VI, 348; VII, 84, 761) 25. Почитание Солнца, видимо, впоследствии большой роли не играло. Согласно традиции, только род Аврелиев имел своим богом Sol (Fest. s. v. Auselii). Его связывают с сабинами, поскольку Аврелии-Аузелии (от ausel — сабинское Sol) были сабинским родом. Известна также надпись (CIL. I, 324), упоминающая праздник Sol Indiges, известный также из календаря. Эпитет этот вызывал разные толкования в связи с неясностью уже самим римлянам значения термина «индигеты» 26. Наиболее полно вопрос о культе солнца и о богах индигетах проанализирован в работе К. Коха «Почитание светил в древней Италии»27., В пользу существования культа Солнца в древнейшей Италии, по мнению Коха, свидетельствует обычай авгуров ориентироваться на восток и юг — например, круговое движение при молитвах справа налево имитировало движение солнца; круговой обход при люстрации и возможная связь слова «люстрация» со словом «lux» — «свет». Корень ausaur, пишет автор, встречается и в италийских диалектах, и у этрусков, на зеркалах которых уже в VI—V вв. до н. э. изображалось заимствованное у италиков солнечное божество, и означал «солнце».# Впоследствии тот же корень сохранился в словах «aurora» и «aurum». Культ Солнца, некогда родовой культ Аврелиев, затем стал общественным, так как в календаре на 9 августа значилось: Soli Indi- geti in colle Quirinale sacrificium publicum. * Кох отмечает связь цирковых игр с Солнцем и Луной и предполагает, что она обусловливалась первоначальной неразрывно стью культа Солнца с культом Юпитера, которому затем посвящались игры. На связь Солнца и Юпитера, замечает автор, указывает обычный символ Солнца колесо, помещавшийся в храме Dius Fidius — Юпитера, и то, что жрец, принося жертву отождествленному с Юпитером Фидием Semo Sancus, держал в руке круг, причем и колесо, и круг были символами союза, скрепленного клятвой. На то же указывает и лучистая корона, которую, по Вергилию, носил царь Латин. Особенно выделяет Кох тот факт, что и Sol, и Юпитер именовались Индигетами, и чрезвычайно детально исследует все упоминания этого термина, начиная с отмеченного в календаре agonium (т. е. жертвоприношения) Индигетам, предназначавшегося, по его мнению, Солнцу Индигету, по-гречески Генарху, т. е. родоначальнику. Рассмотрев затем упоминания об Индигетах у древних авторов, К. Кох приходит к хорошо фундированному выводу о том, что Индигеты принадлежали к древнейшему слою римской религии, в одном ряду с Вестой, пенатами, Фавном, Энеем, Ромулом как наиболее чтимые божества. Опираясь на сообщение Диодора о клятве, принесенной италиками Ливию Друзу, включавшую и богов Рима, и богов Италии — Юпитера, Весту, Марса, Землю и Sol Indiges, Кох заключает, что культ последнего в Италии был популярен и живуч. Индигеты, считает он, были древними царями и родоначальниками, им и был посвящен агоний, параллельный материнскому празднику Матралий. Культ Отца Индигета и Весты был основным в Лавинии, где Индигет был связан с культом вод, в частности — реки Нумика, в которой по преданию утонул Эней, обожествленный под именем Юпитера Индигета. Там Sol Indiges и Iuppiter Indiges были одним и тем же богом, слившимся с прародителем Энеем. Солнце было и прародителем сабинян. Сам термин «indigetamenta», «indigetare» первоначально означал обращение к прародителям, затем стал означать записанный в понтификаль- ных книгах порядок обращения к богам вообще. Выводы Коха представляются очень убедительными. < Спорен и вопрос о древности культа Луны28. Традиция приписывала основание ее храма на Авентине Сер- вию Туллию, основавшему также храм Дианы. Поскольку Диана впоследствии отождествлялась с Луной, оба храма могли идентифицироваться. По Псевдоакрону, крестьянки в новолуние возносили мольбы к небу (Pseu- doacr. Carm. Ill, 23, 2). Сам обычай совершать публичные и частные жертвоприношения в календы, иды и ноны, совпадавшие с фазами луны, возможно, говорит о древности ее культа, затем, видимо, отчасти утратившего свое значение до нового оживления при Империи# Некоторые факты позволяют предположить и вероятное наличие в глубокой древности культа звезд. Так, когда авгуры очищали предназначенное для их наблюдений место от всех ранее связанных с ним сакральных обязательств (так называемая инавгурация), могущих им помешать, то на этом месте (templum) клалась сделанная иа листка меди звезда, которая означала счастливый и благоприятный авгурий (Fest. s. v. Stella). Звезды же изображались на шкуре козла, опоясывавшей луперков. Интересен в этом плане ритуал augurium canarium, вызывающий разные толкования. Он совершался при восходе находившегося в голове созвездия Большого Пса Сириуса и заключался в жертвоприношении рыжих, близких к красному цвету собак для спасенщя посевов от засухи и жары, наступавших с появлением Сириуса (Fest. s. v. rutilae). П. Каталано, собравший все сведения источников об этом обряде, приходит к выводу, что авгуры определяли день, благоприятный для жертвоприношения, и приносили жертву с мольбой об отвращении зла®. Никакого упоминания о боге, которому предназначалась жертва, нет. Но, учитывая, что цвет жертвенных животных должен был соответствовать природе божеств, которым они приносились, можно полагать, что здесь с мольбой и жертвой, по крайней мере некогда, обращались к самому красному Сириусу. Овидий, рассказывая об augurium canarium в «Фастах», пишет, что собаки возлагались на алтарь ради «звездного пса» (Ovid. Fast. IV, 938—994). Именно поэтому не понтифики, а авгуры, наблюдавшие за небом и, следовательно, определявшие день восхода Сириуса, совершали жертвоприношение. Возможно, этот составлявший исключение из правила обычай был связан также с тем, что коллегия авгуров, существовавшая и в других городах Италии, была древнее коллегии понтификов, почему и совершала это восходившее к глубокой старине жертвоприношение, причем впоследствии было забыто, кому оно предназначалось. 29 Сходный обряд жертвоприношения собаки в день, указанный аналогичными авгурам «братьями Атиедиями», имел место и у умбров30. П. Каталано считает, что augurium canarium не был связан с наблюдением за восходом Сириуса, так как астрономические наблюдения не входили в компетенцию авгуров, задачей которых было лишь определить по полету птиц, угоден ли богам данный день для совершения жертвоприношения. Однако сам П. Каталано приводит цитату из Феста о том, что авгуры совершали некие тайные жертвоприношения, на« столько недоступные знанию непосвященных, что их даже не доверяли записям, но передавали преемникам по памяти. Что это были за тайные знания, неизвестно, но допустимо предположить, что именно авгуры, следившие за полетом птиц, наблюдали и за небесными светилами и держали свои знания в тайне, как первоначально втайне держалось и все, касавшееся календаря. Наблюдения за небесными светилами, несомненно, имели место издревле (по мнению археологов, некоторые доримские сооружения в Италии предназначались именно для этой цели). Г. Гундель, специально исследовавший знания римлян о светилах, доказывал, что Каникула, т. е. Сириус, была известна римлянам с древнейших времен31, так же как и те звезды и созвездия, которые носили не греческие, а латинские названия: Юбар и Весперуга (Венера как вечерняя и утренняя звезда), Югула — ключица (Орион), Септемтрионы — повозка, запряженная быками (Большая Медведица), Вергилии — ветка, ягоды, виноград (Плеяды), Сукули — свинки (Гиады). Все эти светила, по мнению Гун деля, и в архаические, и в последующие времена были особенно важны для определения времени земледельческих работ. Каникула же имела особое значение из-за начала губительной для посевов и животных жары. Такую же роль она играла в верованиях других италиков: автор ссылается на Валерия Флакка, писавшего, что, когда в Калабрии Сириус губил скот и поля, толпы сельчан шли в священную рощу и жрец сообщал им, какие надо принести обеты. Наблюдали восход Каникулы и приносили по указаниям жрецов жертвы также египтяне, тавры, жители острова Кеоса и др. Связь Сириуса с губительной жарой требовала искупительных жертв для отвращения зла. По словам Феста, жертвоприношение рыжих собак совершалось для умилостивления звезды Каникулы, чтобы плоды созрели, так как она враждебна плодам. Высказывалось предположение, что созвездия Пса, Орион, Медведица были известны ариям еще до их разделения. У них небесные псы стерегли ворота Неба или мосты, разделявшие небесную и подземную сферы, и отсюда вели свое начало представления о созвездиях Большого и Малого Пса с Сириусом, так же как греческие мифы о Кербере, Орионе и др.32 Стоит упомянуть также пролог к «Rudens» Плавта. Часто у него прологи произносят боги или персонифицированные понятия: в «Aulularia» — фамильный Лар, в «Cistelaria» — божество Auxilium, в «Trimimmus» — Luxuria и Inopia, в «Poenulus» — Приап. В «Rudens» в таком же качестве выступает звезда Арктур. Она говорит, что движет все племена, моря и земли и принадлежит к гражданам города богов. По ночам, белая и блестящая, она пребывает среди небожителей. Повелитель неба Юпитер распределил звезды между племенами, предназначив каждому свою звезду, чтобы они узнавали дела и нравы людей. Имена тех, кто творит несправедливости, звезды записывают и докладывают Юпитеру, и то.т их карает. Имена хороших людей записаны на других таблицах, и он к ним благосклонен. Заканчивает Арктур призывом соблюдать pietas и fides. Конечно, весь довольно длинный монолог звезды носит шуточный характер (например, среди «неправедных» называются сутяги), но он не имел бы смысла, если бы у зрителей не было некоего смутного представления о близости звезд к богу33, хотя бы и занимавших более низкое место в божественной иерархии, как Лар и Приап,—представления, ставшего впоследствии питательной средой для успехов астрологии. Все эти данные позволяют высказать догадку о наличии в Италии и Риме в древнейшие времена культа светил, свойственного и многим другим при* митивным народам, в частности кельтам и иллирийцам, вошедшим в этногенез Италии. Многослойность этнического состава населения древней Италии могла сказаться и на некоторых мифах. Так, божества Как и Кака некогда составляли такую же божественную пару, как Фавн и Фавна, Либер и Либера и др. (Перуцци считает такие пары наследием иллирийцев.) Кака как сына Вулкана сближают с основателем Пренес- те Цекулой34. Для римлян Как был огнедышащим чудовищем, угнавшим стада Геракла, когда тот посетил Эвандра, возвращаясь из Испании со стадами Гериона. По одной версии Геракл нашел пещеру Кака благодаря мычанию запертых там быков, по другой — пещеру ему указала Кака, за что получила в Риме святилище с неугасимым огнем, где приносили жертву весталки (Serv. Aen. VIII, 190). Может быть, Как был некогда богом огня какого-то обитавшего в Италии или в самом Лации племени (в Риме сохранилась «лестница Кака»), враждебного последующим обитателям Лация, и, как то часто бывает в истории примитивных религий, был превращен последними из бога в подземное чудовище, тогда как Кака, благодаря сходству с Вестой, избежала дискриминации, хотя в общем была забыта. Сходна судьба Тарпеи, некогда богини, на гробнице которой весталки приносили жертвы, в последующей интерпретации — дочери защитника Капитолия во время войны Ромула с Тацием, предательницы, сброшенной с Тарпейской скалы. Радке связывает Тарпею с культами иллирийского слоя населения Италии35. Древняя Акка в Риме имела культ как Акка Ларентия, на предполагаемой гробнице которой 23 декабря, в праздник Ларенталий, фламин Квирина или понтифик приносил жертву. Для самих римлян ее характер был неясен. Ее считали или женой пастуха Фаусту- ла, подобравшего Ромула и Рема, кормилицей близнецов (отсюда ее трактовка как проститутки — lupa), матерью 12 сыновей, одного из которых, умершего, заменил Рому л, образовав с остальными коллегию Арвальских братьев; или знаменитейшей гетерой Рима, которую храмовый служитель, проиграв в кости Гераклу ужин и девушку, привел на ночь к Гераклу, за что бог даровал ей брак с богачом Тарутием. Унаследовав его богатство, она передала его римскому народу, в благодарность воздававшему ей культ. Идентифицировали ее и с матерью ларов. Современные исследователи видят в ней или богиню мертвых, или богиню зеленеющей растительности, слившуюся с аналогичной богиней сабинян Ларундой13. Так, под влиянием этногенетических процессов модифицировалась сущность древних божеств, культ которых сохранялся, но первоначальный их характер и значение забывались. Такой характер имело и раннее влияние греков, о результатах которого уже говорилось выше в связи с Лу- перкалиями. В Луперкалиях видят следы обряда инициации 14: ножом, смоченным кровью жертвенного козла, прикасались ко лбу двух юношей, затем стирали кровь шерстью, смоченной молоком, при этом юноши должны были смеяться. Предположение о древнем обряде инициаций, возможно, подтверждается известным обычаем посвящать богине Мании куклы, заменявшие мальчиков и девочек как принесенных ей в жертву. Мания, мрачная хтоническая богиня, связанная с культом предков, которой по преданию некогда действительно приносились человеческие жертвы, могла быть аналогом чудовища, игравшего у разных примитивных народов наряду с предками главную роль в обряде инициаций: чудовище как будто пожирало посвящаемых, затем воскресавших* По Псевдоакрону, юношей бичевали на алтаре ариций- ской Дианы, что тоже могло быть связано с инициациями (Pseudoacr. Carm. I, 7, 10)#Как бы ни толковать сам обряд Луперкалий — как заимствованный или туземный, он, несомненно, не только очень древен, но имеет аналогии со сходными обрядами других примитивных племен, имевшими целью и очищение, и повышение плодородия, и защиту стад от волков. По мнению Де Мартино, в нем сохранились тотемические верования в священного козла, оплодотворяющего женщину (луперки на бегу стегали женщин ремнями из шкуры жертвенного козла), и в священного, посвященного Марсу волка. Де Мартино предполагает наличие тотемической группы lupi на Палатине, слившейся с группой hirci (козлы) на Квиринале1S. Почитание волка, как и Фавна, обладавшего и благодетельными и зловредными качествами, сохранилось во 18 Ibid. s. v. Larentia. 14 Bayet J. Histoire politique et psychologique de la religi?n roma- in. P., 1969. P. 79-80. 15 De Martino F. Storia econ?mica di Roma antica. Firenze, 1979, Vol. 1, P. 58—59. многих связанных с ним поверьях. Так, во время свадьбы порог в доме жениха натирался волчьим жиром; жир и члены волка считались лекарством от многих болезней, а шерсть с кончика его хвоста служила для любовного колдовства, и, вообще, волк был тесно связан с магией (Iun. Phylarg. Bucol. VIII, 97). Распространено было свойственное не одним римлянам поверье о превращении людей в волков (Serv. Aen. VIII, 97; IX, 54; Plin. NH. VIII, 34, 1—2). С одной стороны, встретить переходящего дорогу волка было очень благоприятным знаком {Plin. NH. VIII, 24, 3). Ливий рассказывает, что во время битвы с галлами в 295 г. до н. э. волк — Martius lupus, напомнивший римлянам, что они из рода отца их основателя, Марса, пробежав через строй римского войска, предвестия ему победу (Liv. X, 27, 8—9). С другой — появление волков в городе относилось к знамениям, которые следовало предотвратить умилостивлением богов — реминисценции амбивалентности образа волка. Верили, что волчица вступает в брак в присутствии совета многих сородичей, а овдовев, не берет другого мужа (Serv. Aen. IV, 458), т. е. подобна матроне univira, пользовавшейся особым уважением и особой ролью в ряде религиозных церемоний. Паредрой бога Луперкалий — Лу- перка — была Луперка, впоследствии отождествлявшаяся с волчицей, кормившей Ромула и Рема (Arnob. IV, 3 со ссылкой на Варрона) и, очевидно, занимавшей то же место, что и другие паредры женского рода, и культ этих богов слился с культом Фавна и Фавны, выделившихся из множества фавнов. Так же множественны были сильваны, нимфы, дриады, маны, лары, что тоже характерно для наиболее примитивных культов, в которых множественности предшествовали отдельным выделившимся из их числа божествам. Сходство архаической римской религии с другими стадиально близкими религиями проявилось и в существовании как исключительно женских, так и исключительно мужских культов. К первым принадлежал культ Bona dea, одноименной с Купрой (что тоже означает «добрая») у пиценов, умбров и вестинов, известной как Gupra Mater, а также как Mater Matuta. Мужскими были культы Геркулеса и Сильвана. Впоследствии сохранились реминисценции соответствующих запретов (так, возможно, запрещение употребления вина в культе Bona dea было связано с запрещением Женщинам пить вино). Из некоторых священнодействий исключались целые группы людей. К священнодействиям не допускались чужеземцы (Serv. Aen. VIII, 172). По Фесту, перед началом священнодействий ликтор провозглашал: «Уйдите, не присутствуйте, чужеземец, закованный, женщина, девушка»1в. По мнению Виссовы, это запрещение было вызвано опасением, как бы враги не узнали имен богов и не переманили их на свою сторону. Но упоминание закованных и женщин говорит скорее о магическом характере обрядов и каких-то древнейших пережитках обрядов инициаций мужчин, составлявших тайну для женщин. Очень интересно предположение И. Л. Маяк относительно упоминавшихся выше подробностей культа Матери Матуты. Она считает, что то были далекие отголоски некогда существовавшего группового брака, почему женщины и молились за детей сестер 36 37. Тогда изгнание рабыни может быть истолковано как существовавшее при переходе к моногамной семье символическое изгнание наложниц мужа в пользу законной жены, матроны, состоявшей под покровительством Матери Матуты, так же как и Юноны, из культа которой наложницы также исключались: им запрещалось касаться ее алтаря (Aul. Gell. IV, 3, 3). К реминисценциям подобных запретов может быть отнесена и надпись из Ланувия: «Посвящено Мавортию. Рабу трогать это изображение нечестиво (nefas est)» (CIL. XIV, 4176). Некогда рабы как чужаки, стоявшие вне общества свободных, очевидно, исключались из культа прародителя римлян и бога их общины Марса. Возможно, объединением различных этнических компонентов и общин, вошедших в состав Рима, объясняется то, что одно и то же божество могло быть разного пола, что, как мы видели, истолковывалось как неясность представлений римлян о своих безличных numina. В доказательство ссылались на пример Палее, которая могла быть и мужского рода и почитаться как двое Палее, а также на упоминаемого в песне салиев Cerus, бога, одноименного Церере (Fest. s. v. Cerus; Varro. L. L. VII, 26), выступавшей то как богиня, то как бог (Serv. Georg. Ill, 1). Но вряд ли в этом содержится нечто специфически римское. Исследования крестьянских связанных с аграрным циклом и сменой времен года обрядов, проведенные Маннхардом38 и Фрезером, показывают, что лица, представлявшие в соответствующих церемониях духов деревьев, хлеба, последнего снопа, мая, весны, зимы, могли в разных селах быть мужчинами или женщинами, девушками или пожилыми женщинами^ могли выступать в одиночку или парами, например король и королева мая. То же могло иметь место и в древней Италии: в одном поселении почитались Церус и Палее как боги или пара Палее, в другом Палее и Церера как богини39. И если такие пары, как Либер и Либера, действительно были привнесены иллирийцами, то тем скорее они могли быть приняты и освоены, что подобная разнополость функционально идентичных божеств имела под собой соответственную почву. При тесном же общении соседних поселений, а тем более после их синойкизма взаимопроникновение верований было неизбежно, и результаты такого смешения никак нельзя считать признаком какой-то особой римской «ментальности», сказавшейся на неопределенном представлении о божестве. Не свидетельствует о ней и такое обращение к божеству, как «sive deus, sive dea, sive mas, sive femina»: оно имело место лишь в тех случаях, когда было неизвестно, к какому божеству следует обращаться, например, при землетрясениях (Aul. Gell. II, 28), или когда имя и пол божества скрывались, чтобы его не переманили враги (Serv. Aen. II, 351); так как римляне, как и другие примитивные народы, придавали решающее значение имени, поэтому и скрывали имя божества, защищающего Рим, а в глубокой древности рабам запрещалось чужим называть имя господина. Таким образом, можно полагать, что в своих истоках римская религия, как и сходные с ней верования других италийских племен, имела много общего с другими примитивными религиями. Это подтверждается и другими фактами. Например, кроме некоторых животных, почитались возвышенности и камни. Юпитер носил, между прочим, эпитет «камень» — lapis, и клятва камням была особенно священна (Serv. Aen. VIII, 641; Aul. Gell. I, 11). Со скалами была связана и Bona Dea (Ovid. Fast. V, 149—159). Так называемый lapis manalis выкатывался в засуху с тем, чтобы вызвать дождь. Как общепринятый упоминается Апулеем обычай умащивать камни (ApuL Apolog. 35). Почитались водные источники, как имевшие определенное божество — Тибр, Ютурна, Кармента, Каме- ны, так и остававшиеся безымянными, но имевшие все же свое божество (millus fons non sacer — Serv. Aen. VII, 84) и объединенные в культе бога Фонта с праздником Фонтаналий. Огромную роль играл культ рощ и деревьев. Д. Фрезер подчеркивал связь Юпитера с дубом и связь, с этим деревом царей Альбы, называвшихся Сильвии (лесовики) и носивших венки из дуба, называл он и Латина, который под именем Юпитера Латиариса почитался в дубовом лесу20. Известно, что Юпитер как fagulalis (буковый) почитался в буковом лесу, как vimi- nalis (тростниковый) — на Виминале. Почитался каменный дуб, по словам Плиния Старшего, более древний, чем Рим, и три такие же дерева были священными в Тибуре, где около них получил авгурий основатель Тибу- ра Тибурт (Plin. NH. XVI, 15, 1; 87, 1). У эквов культ воздавался огромному дубу: в 458 г. до н. э. они призвали его, наряду со всем другим, посвященным богам, в свидетели нарушения римлянами союза с ними (Liv. Ill, 25, 7—8). Священной была смоковница, под которой волчица кормила Ромула и Рема, и еще во времена Тацита признаки ее увядания считались предвестниками угрожавшей Риму опасности (Tacit. Ann. XIII, 58). Священные деревья почитались в каждом имении (Porphi- rion. Od. Ill, 22, 1). За порубку деревьев хозяин должен был принести искупительную жертву (Cato. Agr. 139). По преданию Ромул, получив авгурий, бросил копье с Авентина на Палатин, и оно превратилось в священное дерево (Serv. Aen. Ill, 46). «Счастливыми» считались дубы разных видов, бук, смоковница, олива, грушевое дерево, яблоня, слива, финиковое дерево (Macrob. Sat. Ill, 20, 2 — со ссылкой на юриста I в. до н. э. Вера- ния). Ветвь дерева имела большую силу, поэтому ее носили магистраты (Serv. Aen. IV, 242). Священной была посвященная Марсу вербена, росшая на Капитолии, и вообще дерн, который клали на алтари перед жертвоприношением (Serv. Aen. XII, 119—120). Древнейшие изображения богов изготовлялись из ветвей (Serv. Aen. I, 125). Большей части древних богинь были посвящены рощи. В объединенный праздник лесов и рощ Лукарии в рощи Dea Dia приносились жертвы Юпитеру, Янусу, ларам и г» фрезер Д. Указ. соч. Выл. 1. С. 176. их матери, Флоре и Весте во искупление порубок леса40. Бог лесов Лукорис хранил убежище, основанное Ромулом «между двумя рощами» (Serv. Aen. VI, 761). Священные рощи сохранялись в Италии и во времена Империи: такую рощу, например, имела Минерва. По словам юриста I в. до н. э. Требация, рощи, находившиеся на завоеванной земле, должны были сохраняться при любых размежеваниях полей и почитаться по тем же обычаям и церемониям, что на земле древней — antiquo agro (Serv, Aen. XI, 316) ; очевидно, имеется в виду Лаций. В римской религии, как и в других примитивных религиях, придавалось большое значение обрядам очищения, люстрации. Они производились по самым различным поводам, начиная от смертного случая в фамилии, которую следовало очистить, принеся жертву Церере. В праздник Амбарвалий коллегия Арвальских братьев очищала территорию города, обходя ее и совершая жертвоприношения в роще Dea Dia. Аналогичный, но более сложный ритуал (с остановками и жертвоприношениями у всех городских ворот, с обращением к разным богам), известный из игувинских таблиц, существовал у умбров. Таким же обходом территории совершалась люстрация сельских общин, пагов, причем маршрут процессии оставался неизменным, -даже если паги впоследствии разделялись между различными городами. Периодическое очищение земли производилось и в отдельных имениях. С очищением или искуплением связывались и игры, так же как люстрации народа, умилостивлявшие богов (Serv. Aen. Ill, 27, 9). В посвященные Палее Пали- лии очищению подвергались стада, проводившиеся между костров, и пастухи, прыгавшие через костры. Они молили богиню за себя, за свои стада и собак и просили очистить их, если они по неведению со своими животными вступили на какое-нибудь освященное место или в священную рощу. Считалось, что очищение можно производить огнем, водой и воздухом. Взятое у врага оружие очищалось сожжением в честь бога огня Вулкана или богини Матери Луи, как-то связанной с Сатурном (L?a Saturai), хотя у Ливия она упоминается в связи с Вулканом (Liv. VIII, 10, 23). После возвращения войска из похода очищалось оружие и военные музыкальные инструменты — armilustrium и tubilustrium. Обычай качаться на качелях в праздник Либера объясняли, между прочим, и тем, что таким образом достигалось очищение воздухом. При святилищах обычно были резервуары воды для очищения приходивших в святилище водой. Все это было связано с древними обрядами очищения. В более поздние времена сохранялись и реминисценции фаллических культов, возможно, раньше игравших более значительную роль. К этим культам относился бог Mutunus Tutunus (Arnob. IV, 11). По Фесту, ему приносили жертву матроны в святилище на Велии со времени основания города. Он же имел известное значение и в свадебных обрядах. Сделанный из зелени и цветов фалл в праздник Либера возили по городу, а затем водворяли в храм. Как уже упоминалось, спорен вопрос о существовании у римлян культа предков, столь характерного для примитивных народов. Ссылка Латте на почитание отдельными родами общеримских богов вряд ли убедительна, ибо знатные роды могли именно их считать своими родоначальниками: так, Фабии возводили себя к Геркулесу, Аврелии к Солнцу. Некоторые мелкие божества носили имена, совпадавшие с гентильными, например Ан- хария, Домиция, Фабула, Герсилия, Матусия, Нумений, Патульций, Сентия и др.41 Латте считает некоторых из них божествами местности, но и это не решает дела, поскольку имя рода и местности могли совпадать (как известно, сервиевы сельские трибы именовались по наиболее знатным родам). Де Мартино42 к гентильным, существовавшим еще до основания Рима, культам относит культ Л у перка у Квинкциев и Фабиев, представители которых были луперками (luperci Quinctii и luperci Fabiani), культ Геркулеса у Потитиев и Пинариев, которых по преданию Геркулес, будучи у Эвандра, назначил жрецами при его алтаре— ara maxima, культ подземного Вейовиса у Юлиев (известен посвященный этому богу «по альбанскому ритуалу» алтарь от gentiles Iulii.— CIL. I, 1438), культ Юноны Сорории у Горациев (согласно легенде о поединке Горациев и Куриациев Гораций во искупление убийства сестры учредил культ этой богини), «культ Минервы у Наутиев, считавших себя потомками Энея, принесшего в Рим деревянную статую Афины — Палладий, ставший одним из залогов мощи Рима, культ Фортуны у Семпрониев. Можно еще прибавить надпись III в. до н. э., посвященную родом Магиев — gentiles Magiei — Диспатеру — sancto Deiveti (A. ?p. 1972. N 138), а также приведенное Ливием возражение патрициев против предложенного в 445 г. до н. э. дозволения браков патрициев с плебеями: они говорили, что это приведет к смешению родов и священнодействий — sacra (Liv, IV, 1), под которыми, несомненно, подразумеваются sacra gentilicia. Известно также, что в домах хранились маски предков, выносившиеся во время похорон члена рода, а на пирах восхвалялись великие деяния предков (Serv. Aen. I, 641), что свидетельствует в пользу родовых культов предков. Роды и фамилии имели свои святилища, отличавшиеся от общественных храмов тем, что они не были посвящены жрецами согласно церемонии инавгура- ции, поэтому, например, кража в таком святилище не считалась святотатством. Они были доступны и посторонним. Бывали случаи, когда частные лица захватывали общественные святилища, видимо, для отправления родового или фамильного культа (Cicer. De harusp. resp. 14, 19). Преемниками родовых культов стали культы фамильные; так, Макробий говорит как о фамильных о праздниках Клавдиев, Эмилиев, Юлиев, Корнелиев, справляемых фамилиями по обычаям своего дома (Мас- rob. Sat. I. 16, 7—8). И Фест говорит не о роде, а о фамилии Аврелиев, получившей участок для отправления культа Солнца. Но во всех этих случаях речь все же идет именно о древних родовых культах. Роды имели не только свои святилища, но и общие места захоронения, свой особый ритуал. Так, у рода Клавдиев это особый ритуал жертвоприношения свиньи (Ateius Capito. Fragm. 15). Ливий и Флор рассказывают, как во время осады Капитолия галлами Гай Фабий, род которого должен был совершать священнодействия на Квиринале, неся в руках священные предметы, сошел с Капитолия, пробрался между врагами, взошел на Квиринал, совершил священнодействия и вернулся обратно, надеясь на благосклонность богов, которым он воздал должное, не устрашившись смерти, ради религии, всегда чтившейся его родом (Liv. V, 46, 2—3; Flor. VII, 16). Таким образом, можно полагать, что культ предков в Риме как родовой культ играл не меньшую роль, чем у других стадиально близких народов. Существовал ли также культ основателей городов и родоначальников племен, подобный культу греческих героев и обожествленных царей и вождей, у многих других народов? Для ответа на этот вопрос важно одно место у Ливия. Когда в 343 г. до н. э. послы кампанцев пришли просить у римлян помощи против самнитов, они, между прочим, сказали: «Если вы нам поможете, вы будете для нас в числе основателей, предков и богов бессмертных» (numero nobis eritis conditorum, parentium, deorum immortalium.—Liv. VII, 30, 18—19). Здесь перечислены все объекты культа, йак их себе представляли римляне и италики, и это не только боги, но и предки и основатели (городов). К последним, очевидно, относились некие аналоги греческих героев, включавших не только основателей городов, но и родоначальников, «культурных героев», вождей, знаменитых своими подвигами полубогов и многие объекты локальных культов, деяния и самые имена которых были забыты, но сами культы сохранялись. От «героев», особенно последней категории, не слишком отличны «предки», уже совсем близко стоявшие к «герою», почитавшемуся в доме. Можно полагать, что такие культы были и в Риме. Культ Ромула, иногда считавшийся поздним установлением, на самом деле, видимо, очень древен. Варрон, сообщая об архаических Аргеях, называет «хижину Ромула» его храмом43. На месте древних комиций была его «гробница». Об основателях других племен и городов сохранились некоторые сведения у авторов, заимствовавших их из «Origines» Катона. Известно, что некоторым из них воздавался культ, например основателю Патавия Антенору (Verg. Aen. I, 247), основателю Тибура Тибурту была посвящена роща (Porphirion. Od. I, 13), основателем Таррацины был бог Анксур, затем слившийся с Юпитером (Porphir. Serai. I, 5, 25). Культ других не засвидетельствован, но им приписывалось божественное происхождение: родоначальником и царем мессапиев был сын Нептуна Meccan (Verg. Aen. VIII, 634), марру- биев — одноименный царь (Serv. Aen. VII, 75), основателем Лаврента был Пик, сын Сатурна, отец Фавна, превращенный затем в дятла, птицу Марса, особенно значимую в авгуриях (Serv. Aen. VII, 678; Dion. Halic. I, 14, 5; Plin. NH. X, 40; XXV, 29). Родоначальником царей Вей был Halesos, сын Нептуна, поминавшийся в песнях салиев (Serv. Aen. VIII, 285); основателем Пизы —кельтский царь Пизук, сын Аполлона Гиперборейского, или Тевтат (у кельтов бог туата), именем которого раньше назывался город Тевта (Serv. Aen. X, 179). Мантую основал Окн, сын Тибра и дочери Геракла Манто (Serv. Aen. X, 198). Сабины вели свое происхождение от Саба, сына бога Санка (Dion. Halic. II, 49). Об основателе Пренесте Цекуле сохранилась легенда, несколько напоминающая историю Ромула: девушка, сестра двух братьев Депидиев, или Дигидиев, забеременела от искры из очага, или от бога Вулкана, и родила возле храма Юпитера мальчика. Его, брошенного матерью, нашли около огня девушки, шедшие по воду, или в золе очага пастухи. Когда Цекула вырос, он собрал юношей и вместе с ними основал Пренесте. Жители соседних мест смеялись над ним, когда он утверждал, что его отец Вулкан. Тогда Цекула, собрав их на праздник, попросил Вулкана подтвердить свое отцовство, и тот окружил собравшихся гостей пламенем, после чего сомнения в божественном происхождении Цекулы отпали (Serv. Aen. VII, 678; Schol. Veron. Aen. VII, 681). Тертуллиан считал, что Цекулу начитали как бога (Tertul. Ad Nat. II, 15), но других свидетельств его культа нет. Зато братья его матери считались божествами и отождествлялись, по свидетельству Сервия, в Пренесте с богами инди- гетами44. Основателем города Куры считался Модий Фабидий, сын знатной девушки, танцевавшей в храме Квирина, там заснувшей в забеременевшей (Dion. Halic. II, 48 —со ссылкой на Варрона). Культ его не засвидетельствован, но, возможно, некогда имел место (Радке считает возможным связать его с волком^45). Наиболее известна, конечно, история основателей Рима Ромула и Рема (типичных представителей близнич- ного культа), в которой переплелись более древние и последующие элементы. С историей Цекулы их роднит версия, согласно которой они были сыновьями бога домашнего очага и рабыни, посланной царем Альбы Тар- хетием этому богу вместо своей дочери (Plut. Rom. 2). Сходно и предание о рождении Сервия Туллия от рабыни и связанного с очагом Лара. Правда, Сервий Туллий не был основателем города, но поскольку ему приписывалось введение определявших жизнь Рима институтов, он может быть причислен к устроителям городов, хотя культ ему не воздавался 46. Как уже отмечалось, новые данные археологии подтверждают древность культа Энея на месте еще более древнего героона. Согласно традиции, оп был обожествлен под именем Индигета, и Дионисий Галикарнасский сообщает, что видел его героон (Liv. I, 2; Dion. Halic. I, 64): ему был посвящен лес (Plin. NH. III, 9, 4), понтифики и консулы ежегодно приносили ему жертвы (Schol. Veron. Aen. I, 259). Большинство древних авторов считали индигетов обожествленными людьми. Выше мы уже приводили соответствующие выводы К. Коха. Э. Перуцци28 ссылается на грамматика Диомеда, писавшего, что Нума ввел в культ песни и пляски са- лиев, которые patrios placaverunt indigetes, т. е. индиге- ты выступают как отеческие боги, родоначальники или герои, подобно Гераклу, жрецы которого в Тибу ре также именовались салиями. По Сервию, аборигены Италии еще до Троянской войны воздавали умершим божеские почести (Serv. Aen. VIII, 275). Дионисий Галикарнасский говорит, что римляне почитали богов и героев (Dion. На- Ис. I, 32), и упоминает святилище героя Горация, подавшего голос во время войны римлян с этрусками (Ibid. V, 14, 16), алтарь Эвандра, где ему ежегодно приносились жертвы (Ibid. I, 31). Как родоначальников племени и фамилий он толкует и пенатов (Ibid. I. 67). Индигетов паряду с другими древнейшими богами призывает в devotio Деций Мус (Liv. VIII, 9, 6). Возможно, что героями, культ которым воздавался обычно у их гробниц, были Акка Ларенция, Кака, Тарпея. Известны у римлян и «культурные герои», хотя предания о них очень неясны: в их образах смешивались черты древних царей и древних богов, что, впрочем, свойственно и «культурным героям» других народов. У римлян к ним причислялся Сатурн, бог и соправитель в Лации Януса, который принял его, изгнанного сыном, и разделил с ним власть. Сатурн научил диких подданных Януса земледелию, виноградарству и вообще более статуе царя, стоявшей в храме Фортуны, им основанном. Лицо статуи было скрыто вуалью, и она пользовалась особым почитанием народа. У нас нет данных об обожествлении царя Тита Тация. Коллегия sodales Titii, к концу Республики заглохшая и восстановленная Августом, по Варрону, обслуживала культ введенных Титом Тацием богов. Но по аналогии ее наименования с sodales Augustales допустимо предположить, что она была посвящена культу самого Тита Тация. 28 Peruzzi Е. Aspetti culturali del Lazio primitivo. Firenze. 1978. P. 72. цивилизованной жизни (Serv. Aen. VIH, 319, 332; Mac- rob. Sat. I, 7, 27—36; 8, 4—5). Братья Пилумн и Пи- тумн, или Пикумн, были и богами, функции которых интерпретировались по-разному (как богов брака и рождения, как богов заслуженной похвалы), и «культурными героями»: Пилумн, царь Лаврента, отец Пика, изобрел пест для дробления зерна, за что особенно почитался хлебопеками; Пикумн, он же Стеркулин, изобрел унавоживание полей (Serv. Georg. I, 21; Aen. IX, 4; X, 76). Можно назвать и жену Тарквиния Приска, воспитательницу Сервия Туллия, Танаквиль, известную также под именем Гаи Цецилии, статуя которой в храме бога Санка имела прялку и шерсть. Ей приписывалось изобретение тканья особого рода туник, и в храме Фортуны хранилась якобы сотканная ею для Сервия Туллия царская одежда (Plin. NH. VIII, 74, 1 — со ссылкой на Варрона). Если от культа героев сохранились лишь незначительные реминисценции, то это можно объяснить тем, что он был вытеснен аналогичным культом ларов. Современные историки часто отрицают подобную аналогию, считая, что греки называли ларов героями за неимением лучшего термина, но вряд ли такие знатоки греческих и римских верований, как Дионисий Галикарнасский и Плутарх, могли допустить такое отождествление без всяких на то оснований и вряд ли, не имея оснований, Плавт во взятой из греческого оригинала «Aulularia» назвал Героя Ларом. В пользу упомянутой аналогии говорит также ряд других соображений. Лары почитались и как один фамильный Лар, и как множество ларов. В доме им воздавался культ как фамильному Лару или ларам, а на перекрестке дорог — как компитальным ларам, где соседи сходились на праздник посвященных им Компиталий, как и на другие праздники — Цереры (Serv. Aen. IV, 609; Bucol. Ill, 26), Либера (Serv. Georg. II, 385, 387, 389), Термина (Ovid. Fast. Ill, 638—659). Возможно, Термин, божество границ, был некогда «культурным героем», установившим размежевание полей, хотя затем это приписывалось Юпитеру и Церере. Термин был связан с миром мертвых (Pseudoacr. Ер., II, 69), т. е. предков. С подземным миром была связана и Церера. Позже на перекрестках появлялась со своей адской свитой Геката, богиня мертвых и колдовства. Перекрестки и у других народов считались местом, особенно пригодным для чародейства, там появлялись феи, «белые дамы» и другие призраки47. Таким образом, самое место культа ларов говорит об их хтонической, близкой к природе героев сущности. Древние комментаторы выводили культ ларов из культа предков, которых некогда хоронили в домах (Serv. Aen. V, 64; VI, 152). По Фесту (Fest. s. v. La- neae effigiae), лары превратились в богов из душ людей. Современные исследователи склонны отрицать связь ларов с предками и видят в них божества имения или всякой обжитой территории. Но, как видно на примерах верований других народов, не было разницы между духами какой-то человеческой группы и духами — хранителями неразрывно связанной с этой группой территории, как не было строгой дифференциации между духами леса, растительности и дома. Так же и лары были тесно связаны как с фамилией и ее очагом, так и с посвященными им в усадьбе деревьями и рощами, а также дорогами, разделявшими соседние участки. Сервий определяет как священные (religiosi) — по восходящей — дороги, дома, храмы (Serv. Aen. II, 365); и лары почитались как в доме, так и на дорогах как lares viales, т. е. как божества сельской общины, поскольку термин via был равнозначен vicus (Serv. Aen. II, 932). В доме местом их культа был очаг (focus); перед трапезой, при общем почтительном молчании, совершалось возлияние в очаг, и мальчик (puer) возглашал, что боги благосклонны (Serv. Aen. I, 730); очаг украшался венком в праздники, он был прибежищем членов фамилии, боявшихся гнева pater familias. Очаг же, с одной стороны, был связан с культом огня, с другой — с мертвыми, так как, по Варрону, очаги принадлежат подземным богам, алтари же —небесным. Почитание мертвых в Риме достаточно хорошо известно. Сыновья считали умершего отца богом (Serv. Aen. V, 47), и сын, подняв кость с его погребального костра, провозглашал, что покойный стал богом (Plut. Quaest. Rom. 14). Боги маны считались или богами-предками (divi paren- tes), или богами предков (divi parentum). Общению с ними и их умилостивлению были посвящены паренталии, аналогичные лемуриям (лемуры — тени умерших), кари- стии, когда на могилы приносили жертвы, а на семейные трапезы являлись и тени умерших родственников (Ovid. Fast. II, 21-36, 532-582, 618-620; Ps?udoacr. Ер. II, 2, 209)so. Вход в обиталище мертвых (mundus) находился на месте комиций и был закрыт камнем (lapis mana- lis). Трижды в год (24 августа, 6 октября и 8 ноября) он открывался. По Катону, mundus назывался по аналогии с тем миром (mundus), который находится над нами и который одинаковой с ним формы, как можно было убедиться, войдя в него. Его нижняя часть была посвящена манам, и в дни, когда он был открыт, нельзя было ничего предпринимать из-за этой тайной и скрытой религии манов, как бы выводившихся на свет. Нельзя было сражаться с врагом, набирать войско, созывать комиции, вступать в брак и вообще делать что-либо, не вызванное крайней необходимостью (Fest. s. v. mundus — со ссылкой на Катона и Атея Капитона). Угощение мертвых во время каристий Овидий связывает с жертвоприношением ларам (Ovid. Fast. II, 654), и впоследствии лары и маны часто отождествлялись. О связи предков и ларов говорит и популярность во время Империи распространенной и в Италии, и в провинциях коллегии (главным образом из императорских рабов и отпущенников) почитателей imagines (т. е. изображений предков) и ларов императоров. Существовало поверье, что путем неких священнодействий (sacra) души людей превращаются в богов, называемых animales, и это пенаты и lares viales, т. е. лары перекрестков, сел (Serv. Aen. III, 168 — со ссылкой на книгу Лабеона «De dis animales»). Здесь сказывается позднейшее влияние веры в бессмертие души, но само представление о связи умерших с ларами, видимо, очень древнее. Как и предки других племен, лары у римлян следили за жизнью фамилии, соблюдением ее сочленами pietas, карали проступки против pater familias и его самого за жестокость к подчиненным (Plaut. Aulular. proem; Plut. Quaest. Rom. 2; Pseudoacr. Ep. II, 5, 14). Если фамильные лары были предками фамилии или рода, то можно полагать, что компитальные лары или lares viales вели свое происхождение от некогда обожествленных покровителей кровнородственных и соседских общин, аналогичных Героям. Лары были связаны с лесами, и в лесах жили души таких Героев, владевших рощами (Serv. Aen, I. 441). Рощи никогда не бывают без религии, так как в них живут маны тех, кто соблюдали pietas 48 и стали lares viales, а потому там приносятся жертвы dis infer?s (Serv. Aen. Ill, 312). То были маны viri fortes, т. e. таких же, как греческие Герои,—смелых, сильных и знатных мужей (Corp. Glossar, latin. VI, 516), эти маны-лары были вполне аналогичны Героям. Сервий специально поясняет, что в рощах почитаются души Героев; так, луканцы в роще воздают культ Полинуру у его кенотафа (Serv. Aen. VI, 378, 673). Лары непосредственно связывались с Индигетами, толковавшимися как люди, заслужившие божеские почести (Brev. exposit. Georg. I, 498), т. e. Герои. Против возможного соображения о позднем появлении таких конструкций говорит надпись IV в. до н. э., посвященная «Лару Энею» (А. ер. 1960, N 138), где Лар уже, несомненно, идентичен Герою Энею, культ которого, судя по приведенным выше предположениям, слился с культом Индигета. Как мы помним, по предположению К. Коха, таким же Героем Индигетом могло быть Солнце, обожествленное как родоначальник Аврелиев, а затем получившее общественный культ. С Героями ларов сближают и их хтонические черты, и некогда существовавшие человеческие жертвоприношения, замененные обычаем вешать на посвященных им перекрестках (иногда там сооружались небольшие святилища) кукол, изображавших свободных членов фамилии, и шерстяные шары, заменявшие рабов, с тем чтобы никто в фамилии не умер; как и Герои, лары защищали своих почитателей от врагов (Fest. s. v. lares hostiles). Как и когда, если справедливо наше предположение об идентичности ларов Героям, они потеряли имена и стали безымянным множеством, сказать нельзя из-за отсутствия данных. Но безымянными были и многие греческие Герои. Может быть, в Риме сыграло роль представленное Катоном направление, не одобрявшее «славолюбивых греков», воздававших культ выдающимся лицам, Героям. Может быть, культ Героев был вытеснен культом богов, с которыми те слились, как Лар Эней с Юпитером Индигетом, царь Латин с Юпитером Латиарисом, Ромул с Квирином. Такой путь позволяет предположить как отправление культа общеримских богов отдельными родами, так и — культа таких же богов пагами, возможно, некогда имевшими собственных богов, как общины Галлии, Испании, Германии. Возможно, сыграла роль общая демократизация и сильная оппозиция плебса viri fortes, а знати — царской власти. Но, как бы то ни было, все же можно полагать, что некогда культ обожествленных* царей и вождей, т. е. Героев, в Риме и Италии имел место, и что и в этом отношении римская религия в своих истоках не особенно отличалась от других религий стадиально близких племен. Наиболее яркой спецификой религии архаического Рима обычно считается отсутствие в ней мифологии, хотя, как мы видели, А. Гренье и Ж. Дюмезиль, каждый подходя к вопросу со своих позиций, предполагали возможность ее существования и лишь последующего исчезновения или, вернее, трансформации под влиянием общих изменений в римской «ментальности». Другие авторы (особенно последовательно Г. Виссова) считали все приводимые более поздними авторами свидетельства о мифах позднейшими выдумками. Но изменение отношения к римской традиции позволяет оказать ей большее доверие, видеть в ней следы первоначальной мифологии, хотя ! трансформированные последующими наслоениями. Возможно, некогда существовали мифы о животных, связанные с тем же волком. Так, например, Дионисий Галикарнасский рассказывает, что видел на форуме Ла- виния очень древние бронзовые изображения волка, орла и лисы, напоминавшие о цредзнаменовании, имевшем место, когда Эней основывал город: в лесу загорелся огонь, волк в пасти принес сухое дерево и бросил его в пламя, а орел раздувал пламя крыльями; лиса же безуспешно пытались загасить огонь хвостом, намоченным в реке. Эней понял, что это означает процветание города и зависть соседей, которую он сможет победить (Dion. Halic. I, 59). Краткие упоминания животных Марса, ведших к месту их поселения разные племена, могли быть взяты из каких-то более подробных мифов. К мифам о сакральных браках бога с жрицей могли восходить истории основателей и устроителей городов, сыновей Вулкана или живущего в очаге Лара. То, что матери некоторых из них были рабынями, можно сопоставить с общераспространенным мотивом сказок, в которых притесняемая падчерица становится избранницей царского сына. Особенно показателен в этом смысле вариант истории рождения Ромула и Рема, в котором их матерью становится рабыня, сочетавшаяся с божеством очага вместо царской дочери. А так как считалось, что служение рабов особенно приятно ларам, рабыня вполне могла выступать в качестве их домашней жрицы. Миф о «хозяйке леса» и ее смертном любовнике, видимо, был некогда посвящен Диане и Вирбию. Может быть, существовал миф о происхоя«- дении людей от деревьев. Сервий, комментируя содержащийся в «Энеиде» рассказ Эвандра о живших некогда в лесах Лация людях, рожденных стволом крепкого дуба, не знавших никакой культуры и цивилизованных Сатурном, пишет, что так как древние люди не имели домов и жили в дуплах, видевшие, как они оттуда выходят со своим потомством, думали, что они рождены деревьями (Serv. Aen. VIII, 315). Первых людей, рожденных дубом, упоминает Ювенал (Iuvenal. Sat. VI, 10—15). Мифы о происхождении людей или отдельных родов от деревьев известны у многих других народов. Значение же культа лесов, рощ, деревьев и обитавших в лесах древних божеств у римлян говорит в пользу наличия и у них таких же мифов. Не исключена возможность существования мифов, связанных с одним из древнейших римских богов, Янусом, который, как с некоторым удивлением писал Овидий, посвятивший ему начало «Фаст», не имел аналогий в греческом пантеоне. Впоследствии он считался богом всяко-' го начала, входа и выхода, ему был посвящен первый день года и месяца, его имя первым называлось во всякой молитве, его храм открывался во время войны и запирался во время мира. Он изображался с ключами, двумя, реже четырьмя, лицами, что вызывало разные комментарии позднейших авторов (V.arro. L. L. VII, 76; Serv. Aen. I, 291—292; VII, 609; XII, 198; Macrob. Sat. I, 9, 7, 4, 16). Но в древнейшей песни салиев он именовался «богом богов», «добрым создателем» (Macrob. Sat. I, 9, 14—18). По мнению Э. Перуцци, салии сочиняли свои песни и после организовавшего их коллегию Нумы, посвящая их отдельным богам — Минерве, Юноне и тому же Янусу, песнь в честь которого была наиболее древней 49. Видимо, первоначально Янус был создателем мира, космоса, затем стал первым царем предков латинян, жившим на Яникуле, и богом начала всего (Serv. Aen. VIH, 319, 322; Macrob. Sat. I, 7, 18-33). Но отголосок древнего мифа сохранился в трактовке Януса как «мира» (mundus — Serv. Aen. VII, 610; Macrob. Sat. I, 9, 13), как бога, который все формирует и всем правит, знает прошлое и будущее (отсюда его два лица), как силы, связующей все элементы, как создателя человеческого рода, продолжению которого он способствует (Macrob. Sat. I, 9, 14—18 — со ссылкой на авгура М. Мессалу и Варрона). Овидий в «Фастах» (Ovid. Fast. I, 104—270) рисует его как царя, при котором процветали справедливость, совестливость, мир, благополучие, когда боги общались с людьми, как бога, обуздывающего войну, бога союзов, в частности союза Ромула с Титом Тацием, и вместе с тем как первобытный хаос, из которого выделились составляющие мир элементы, возник упорядоченный космос, а сам Янус из шара приобрел облик бога, блюстителя мирового порядка, стража мира, вращающего его ось. Радке толкует его имя как «сообщающий ход» 82, что подходит божеству, сообщившему движение возникшему из космоса миру. На первоначальное первенствующее значение Януса указывает тот факт, что его жрецом был rex sacrorum, заменивший некогда возглавлявшего культ царя, а значит, первоначально сам царь. Даже жрец Юпитера flamen dialis занимал по сравнению с ним более низкое положение. Обычные эпитеты Януса — Clusius, Clusivius, Consevius, Patulcius, Iunoni- us, Matutinus, Quirinus.. Его ассоциация с Юноной и Ma- тутой как с матерями, по убедительному предположению Радке, вызвана его функцией умножителя человеческого рода (propagator generis humani), что отразилось и в обращении к нему как к «отцу». По словам Феста, его молят первого как отца. Clusivius и Patulcius, по Сервию, означали его власть над отпиранием и запиранием дверей. Радке связывает эти эпитеты с отпиранием и запиранием вод, с потоком вод и преданием о том, что Янус отогнал сабинян Тита Тацпя мощным потоком горячей воды. Consevius, Gonsivius Радке производит от глагола «делать целым», что хорошо согласуется с произведенным им превращением хаоса в упорядоченный космос. Связь Януса с отпиранием и запиранием входов и ключ как его атрибут, возможно, говорят о его древней связи с магией. Дверь — ею ведала особая древняя богиня Кардейя, или Карна, охранявшая детей от злых духов (стриг), которой был посвящен праздник Карнарии, когда publice et privatim приносилась в жертву бобовая каша (Non. Marcell. 341 — со ссылкой на Варрона),— порог играли большую роль в культе. Открывание же и закрывание дверей может быть сопоставлено со значением развязывания и завязывания узлов в культе и магии. Узы и узлы были воплощением магических сил, гарантируя постоянное бытие космоса. Боги — господа 50 космоса — имели власть связывать и развязывать, создавая или гармонию, или хаос. Впоследствии такой силой наделялись Iuppiter summus exsuperantissimus, Гермес Гелиос. Такое же значение имели узел и гвоздь. В одном заклинании магическое развязывание узлов сопровождается открыванием дверей. Развязывание узла было одной из форм очищения. Чародейки, помимо других богов, специально ведающих колдовством,— Гекаты, Гермеса, обращались и к Янусу51. В доме роженицы развязывались все узлы; входившие в храм богини родов Луцины развязывали узлы и распускали волосы. Жрецу Юпитера flamen dialis было запрещено иметь на одежде и в доме узлы, носить кольца. Закованный не мог входить в его дом, а если входил, оковы с него снимались и выбрасывались через имплювий (Serv. Aen. II, 75; Aul. Gell. X, 15 — со ссылкой на Фабия Пиктора). Узлы, узы, кольца означали несвободу, торможение, препятствие действию как человека, так и благодетельных сил. Сходное значение, скорее всего, имели и закрытые двери в противоположность открытым. И их связь с Янусом, впоследствии низведшая его до положения привратника, могла первоначально означать его творческую потенцию при создании мира, регулировании его движения, а также при управлении человеческим родом, связывании и развязывании его сил и действий. Открытие во время войны в его храме двери могли направлять эту потенцию в помощь войску, освобождать силы, дающие победу и уже ненужные во время мира. В пользу роли Януса как демиурга говорят некоторые соображения А. Кука52, отмечавшего наличие у других народов древних двуликих богов неба — демиургов, а также связь Януса с архаическим представлением о небе как о выкованном богом металлическом своде. Первоначально Янус изображался в виде такого свода, затем замененного двойной, крытой бронзой аркой на колоннах, именовавшейся Ianus Ge- minus. Если приведенные соображения справедливы, то должен был существовать космогонический миф, в центре которого стоял Янус, бог или царь древнейшего поколения людей (а может быть, и богов), к каковым часто принадлежали творцы космоса, затем отступавшие на задний план, как Янус отступил перед Юпитером. Любопытно, что Юпитеру приписывалась способность творить смеясь. По Эннию, когда Юпитер смеется, бури успокаиваются и тоже смеются, все происходит от смеха всемогущего Юпитера (Serv. Aen. I, 254 — со ссылкой на Эн- низ). Как показал В. Я. Пропп, творческая роль смеха засвидетельствована в мифах разных народов53. Общераспространенным был и культ огня в разных его формах, между прочим, и в виде негасимого огня, обслуживавшегося девственными жрицами54. Все это подтверждает, что в своих истоках римская религия не отличалась резко от других примитивных религий. Вряд ли можно считать справедливым предположение К. Латте, что римская религия возникла из религии «крестьянской усадьбы», если учесть, что Рим возник не из объединения отдельных ойкосов, а из общин, основывавшихся на соединении кровнородственных и соседских связей55 56 57 58 59 60. Каждая такая община, как и каждый род, имела свои культы, видимо, также сочетавшие гентидь- ный и территориальный элементы,— культы, постепенно сливавшиеся. *, Известно, что своих жрецов, куриопов, имели курии и что еще долго сохранялся справлявшийся по куриям праздник Фордицидии — принесение в жертву Матери Земле (Tellus Mater) стельной коровы. Во все времена римской истории свои культуры имели наги, многочисленные в Италии, но известные до конца Республики и на территории Рима некогда самостоятельные поселения. Примером объединения родовых культов могут служить уже упоминавшиеся объединенные коллегии луперков Quinctii и Fabiani, а территориальных— объединение коллегий служителей Марса салиев как salii Palatini и salii Collini. Объединение племен и поселений на соответственном этапе развития начинается обычно с создания культовых союзов. Так, для более позднего времени известно общее для племен Норика святилище бога Латобия, а для некоторых племен Бетики — Нетона и т. п. Латинские племена объединялись культом Юпитера Латиариса на Альбанской горе, считавшегося обожествленным царем Латином. В посвященном ему празднике среди 30 других племен участвовали и римляне. Общим был и культ Арицийской Дианы. Латины и сабины собирались у храма Феронии, совместно приносили жертвы и обменивались товарами (Dion. Halic. Ill, 32, 1). Общины, первоначально вошедшие в римский синойкизм — Палатин, именовавшийся Палатуар, Велий, Фагутал, Субура, Кермал, Опий, Целий, Циспий (Fest. s. v. Septimon- tium), участвовали в празднике Септимонтия и обряде Аргеев — торжественной процессии, обходившей 27 или 24 святилища курий и бросавшей в Тибр 24 куклы — аргеи, как считалось, заменявшие человеческие жертвоприношения. Большую роль в культе играл общий очаг и общий водный источник, что как раз свидетельствует в пользу приоритета общинных культов над культами домашними. Огонь и вода символизировали единство общины. Человек, из пее изгонявшийся, «отлучался от огня и воды». С применением огня и воды заключались союзы между общинами. К огню и воде мужа приобщалась новобрачная. «Когда мы хотим кого-либо изгнать из нашей общности,— писал Сервий,— мы его отлучаем от огня и воды, как от вещей, которые скрепляют общность — Consortium» (Serv. Aen. IV, 103, 167; XII, 119). У каждой курии был свой очаг, как общий очаг — храм Весты — был у всей римской общины. Огонь Весты в день Нового года тушился и заново зажигался путем трения дощечек из «счастливого дерева» или впоследствии от сфокусированного зеркалом света солнца, и от него зажигались огни в очагах курий (Dion. Halic. II, 65; Macrob. Sat. I, 9, 16). Так же и в городах и селах средневековой Европы трением дерева или с помощью выпуклого стекла зажигался в центре поселения общий для всех его жителе костер, от очищающего огня которого зажигались костры в усадьбах и в домашних-очагах, что также символизировало единство сельской или городской общины 38 и ее первичность по отношению к составляющим ее частям. (Таким же символом единства был культ стоявшего в центре села дерева или заменявшей его колонны.) Веста, ее огонь и ее жрицы-весталки были одним из важнейших средоточий римской религии. Впоследствии ученые-антиквары толковали по-разному значение Весты, видели в ней или Мать Землю, или одно из бо- 61 жеств-пенатов. Так, Сервий ссылался на обычай, согласно которому преторы, консулы и диктаторы, слагая магистратуру, приносили в Лавинии жертвы пенатам и Весте (Serv. Aen. II, 296). Но, как бы там ни было, Веста всегда сохраняла свое значение, и самопроизвольное угасание ее огня считалось самым угрожающим предзнаменованием, как и нарушение весталкой обета целомудрия, за что казнью карались и она, и ее сообщник89. Объединение культов, вероятно, происходило столь же постепенно, как и объединение общин62 63 64 65 66 67 68 69. Воспоминание о нем сохранилось в версии Варрона об объединении римских и сабинских богов, а также в многочисленности эпитетов и функций одного и того же бога, присвоении одному богу функций другого, как в случае с сабинским хранителем верности клятве Semo Sancus Fidio, функции которого перешли к Iuppiter Fidius. Однако и при объединении культы оставались культами общин, с той разницей, что располагались они в некоторой иерархии — от культов римской общины в целом к культам отдельных общин. Родовые культы постепенно передавали свои функции культам фамильным, но и фамилии, несмотря на абсолютную власть pater familias, были общинами с неразрывной связью людей и возделываемой ими земли. Выше уже говорилось о культе фамильных ларов, покровителей фамилии и ее земельного участка. Их культ всегда оставался основным в фамильных sacra. От ларов зависело владение наследственным имуществом (Plaut. Aulular. Proem.; Horat. Od. 12, 43). Произносившаяся претором формула отлучения расточителя от ведения дел гласила: «Так как ты своей негодностью губишь отцовское и дедовское имущество и ведешь детей к нужде, я отлучаю тебя от Лара и ведения дел» — Lare commercioque interdico (Paul. Sentent. IVa, 7), т. e. функция pater familias как жреца фамильного культа, и в первую очередь культа ларов, была связана с его владельческими правами и юридической правоспособностью. К фамильным sacra принадлежали культ Гения отца и Юноны, его жены (первоначально производительной, плодоносной силы того и другой), культ пенатов дома, возможно, покровителей данной фамилии, культ которых был унаследован ею от рода, отправление различных обрядов, связанных с рождением, браком, смертью, совершеннолетием, юбилеями, а также обрядов, совершавшихся в праздники всей общиной. В фамильных sacra так или иначе участвовали все сочлены фамильной общины: дети как помощники («камиллы») отца, рабы как служители ларов, защищавших их от гнева господи- na. Принадлежность человека к фамилии с соответствующими правами и обязанностями обусловливалась участием в ее sacra: donee in sacris permaneat (CI. VIII, 53, И). Переходивший из одной фамилии в другую должен был отречься от sacra первой (так называемое abdi- catio, утверждавшееся куриатными комициями) и приобщиться к sacra новой фамилии (Serv. Aen. II, 156). Новобрачная приносила по ассу домашним ларам мужа и компитальным ларам его перекрестка, приобщалась к культу фамильной и соседской общины, в которые она вступала, распрощавшись с ларами своей фамилии, принеся им в дар свои куклы и девичьи украшения (Nonn. Marcell., р. 852). Необходимость совершить некоторые требуемые фамильным культом sacra (похороны в фамилии, поминовение покойного — feriae denicales, ауспиции, которые не могли быть пропущены без искупления — piaculum, ежегодное жертвоприношение, требовавшее личного присутствия) была одной из немногих уважительных причин несвоевременной явки рекрута на призывной пункт (Aul. Gell. XVI, 4 — со ссылкой на Цин- ция). Человек, наследовавший или купивший фамилию, был обязан отправлять ее sacra, а понтифики и юристы считали, что фамилия не должна долгое время оставаться без владельца, так как недопустим длительный перерыв в отправлении sacra (P. Mue. Scaevol. Fragm. 3; Q. Mue. Scaevol. Fragm. 14, 15; Cicer. De leg. II, 48—49). Можно полагать что такая роль фамильных sacra обусловливалась тем, что они были унаследованы фамильными общинами от гентильных, в которых им, как мы видели, придавалось первостепенное значение. Культы цементировали общины, утверждали неразрывную связь между их сочленами, общиной и ее землей. Такая общность подтверждается анализом общеиндоевропейского термина «teuta-tota» в значении «народ» и «территория народа» (отсюда кельтский «туат» и боги туата типа Tautorix, т. e. «царь туата», и термины «tota» и «touta», засвидетельствованные у основ и умбров и равнозначные римскому populus как собранию граждан некоего определенного места) 41. Соответственные понятия, видимо, возникали на очень ранней стадии догородской и городской истории, в частности в Риме, и именно их культы, а не «культы усадьбы» были первичными. Показательно в этом смысле, что сервиевы трибы, образованные позже, несмотря на тесную связь между tribuli, не имели своих культов, так как уже не составляли владеющих общей землей общин. Как известно, Фест делил sacra на publica, которые на общественный счет совершаются за народ, а некоторые из них за холмы, паги, курии, часовни — sacella (полагают, что имеются в виду святилища курий, которые обходила процессия аргеев), и на privata sacra, совершающиеся за отдельных людей, роды, фамилий, и, наконец, на popular?a sacra (здесь Фест ссылается на Лабеона), совершаемые всеми гражданами и не атрибуи- рованные отдельным фамилиям, как Форнакалии, Пали- лии, Ларенталии. П. Каталано считает, что то была поздняя классификация, введенная Лабеоном в его труде о понтификальном праве, тогда как первоначально римские sacra не разделялись на общественные и частные — все они совершались как за весь народ и каждого отдельного квирита, так и в частном порядке, где каждый квирит действовал как часть народа, принадлежность к которому давала ему право вопрошать богов так же, как то делал весь народ в лице его представителя — жреца или магистрата42. Вероятно, соображения Каталано справедливы для более позднего времени, но, возможно, что классификация, данная Фестом без ссылки на Лабеона, соответствовала некоторому древнему теоретическому оформлению видов sacra, действительному положению дел при начале римского синойкизма, когда каждая община совершала свои священнодействия, постепенно объединявшиеся и принимавшиеся вновь возникавшей общиной — городом. Скорее всего, в то же время начинается и некая кристаллизация пантеона. Как известно, установление культа тех или иных божеств, регламентация культа, введение календаря с указанием праздников, благоприятных и неблагоприятных дней, учреждение древних жреческих кол- 4) Catalano Р. Populus Romanus Qulritium. Р. 112—117. 42 Ibid. Р, 123—128. легий приписывается традицией различным римским царям, и в первую очередь Нуме, о которым связывали основную массу римских религиозных институтов. Насколько эдесь точна традиция, сказать трудно, поскольку у римлян, как и у других народов, была склонность приписывать установления, возникавшие на протяжении ряда лет, одному деятелю — Нуме в области религии, Сервию Туллию в области мероприятий, ослаблявших родовую знать, но выгодных народу, и т. п. Но если судить по аналогии с другими общинами, находившимися на сходной стадии развития, выделение главных богов и упорядочение культа было обычным делом родовой знати, представлявших ее жрецов и вождей или царей, стремившихся освятить свое положение в обществе и сплотить народ, только еще начавший объединяться. При этом «низовые» божества, наиболее популярные в народе, обычно учитывались сравнительно меньше. Например, хотя древний обряд Луперкалий сохранялся и Луперк отождествлялся с Фавном, сам Фавн, согласно традиции, наиболее исконный и старинный бог Лация, охранявший стада, сообщавший им плодородие, дававший оракулы в шуме листвы, посылавший сны и кошмары, в общем постоянно присутствовавший в жизни пастухов и земледельцев, и вместе с тем первый царь аборигенов, сын посвященного Марсу Пика и великий чародей (так, на пиру у Тримальхиона рассказывали о бедном вольноотпущеннике, неожиданно разбогатевшем благодаря тому, что он каким-то образом завладел пилеем Инкуба- Фавна и нашел клад — Petron. Satiric. 38) не получил специального праздника в культе всей общины. Его праздник — Фауналии —справлялся общинами соседей, пировавших на перекрестках, приносивших ему в жертву козла; рабы в этот день освобождались от работы, стада свободно бродили, не боясь в праздник их защитника Фавна волков (Ovid. Fast. II, 193; III, 315; Verg. Aen. XII, 766; Serv. Aen. VI, 755; VII, 47; VIII, 314). He получил официального культа и близкий Фавну Сильваи, бог леса и дикой природы, тоже защитник стад, почитание которого возводилось к пеласгам (Verg. Aen. VIII, 600), бог мужчин — только они могли приносить ему жертву (Schol. Invenal. VI. 447). Эти божества не были отмечены в календаре Ну мы, не получили фламинов, но продолжали жить в народных поверьях и культах и в гораздо более позднее время, как продолжали жить в но вое время сходные с ними божества и духи у всех народов и много веков спустя после их христианизации. Из богов Нумы — выше приводилось мнение Г. Вис- совы и Г. Радке о том, какие боги были наиболее древними,— некоторые впоследствии были совершенно забыты, другие настолько трансформировались, что об их первоначальной природе строились лишь различные, в основном недоказуемые гипотезы, начиная с Варрона и кончая современными исследователями. В общих чертах можно только полагать, что эти боги были главным образом связаны с небом, миром мертвых, сельским хозяйством, огнем, водой. Посвященные им праздники справлялись и отдельными общинами и всем населением, они должны были способствовать его сплочению и отвечали его организации. Так, один из древнейших праздников Консуалии (по преданию, именно в Консуалии римляне похитили женщин, приглашенных на праздник сабинян) был посвящен богу 'Консу, божеству убранных и спрятанных на зиму плодов земли. Его подземный алтарь располагался у подножия Палатина, около святилищ Сейи, Сегетии и Титулины. В Консуалии богу приносились первинки плодов, устраивались различные состязания, бега коней и мулов, украшались венками пахотные быки. Может быть, Консуалии восходили к тому времени, когда собранный общиной урожай (или его часть) как общественный фонд собирался в общее хранилище, находившееся под защитой Конеа. Такой же характер могли носить справлявшиеся по куриям Форна- калии в честь печей, в которых сушилось зерно до его размельчения,— печь могла быть общей для курии. Кстати отметим, что Сея, Сегетия и Титулина, хотя впоследствии приобрели некоторое значение — так, Сегетия названа на одной монете Галлиена, а некоторые считали ее тайной хранительницей Рима, имя которой было табу (табу были и имена других богинь, произнесший их должен был совершить искупление, что свидетельствует в пользу их роли в народных верованиях),— в календаре Нумы не значились и, скорее всего, как Фавн, Сильван и, возможно, другие нам неизвестные или малоизвестные божества, принадлежали к «низовой мифологии» и, так сказать, в официально оформленный пантеон не вошли. Из известной истории об удалении с Капитолия при закладке храма Капитолийской троицы всех остальных богов, кроме Термина и Ювентас, явствует, что там во времена Тарквиния Приска было много святилищ, вероятно, таких мелких божеств, остававшихся вне официального культа и официального пантеона. (Сервий писал, что на Капитолии почитались изображения всех богов (Serv. Леп. II, 319), но неизвестно, относится ли это свидетельство к самой ранней или к более поздней истории Рима.) Кристаллизация официального пантеона шла по линии отбора божеств, могущих в наибольшей степени способствовать сплочению римлян. С объединяющей общину ролью воды было связано установление культа бога Фонта с праздником Фонтаналий, с такой же ролью огня — культа Вулкана, получившего фламина, место отправления культа Волканал и праздник; а также культа Весты. Сооружение храма Весты тоже приписывается Пуме70. О значении Весты и ее огня как символов единства и благополучия города говорят такие факты; в тайном, доступном только весталкам и жрецам, помещении ее храма (penetral) хранились священные залоги судьбы Рима—pignora fatalia (Ovid. Fast. VI, 445), принесенные Энеем из Трои Палладий и пенаты; обязанность весталок готовить для очищений и жертвоприношений в большие праздники особые лепешки (mola salsa), а также то, что они молились за весь римский народ (Dion. На- lic. II, 67). Наибольшее значение для кристаллизации пантеона имел культ триады Юпитер, Марс, Квирин, обслуживавшийся тремя верховными фламинами. Как мы видели, Ж. Дюмезиль считает их богами трех функций, соединение которых делает общество полноценным. Однако его толкование их функций не всегда убедительно. Что Юпитер был древним индоевропейским богом неба и небесных явлений и что культ его в Италии и Риме был исконным, сомнению не подлежит, как и его отраженная во множестве эпитетов многофункциональность. Эпитеты могли производиться как из его основных функций, так п вследствие слияния различных его культов в разных общинах, где то или иное представление о нем выдвигалось на передний план, а затем передавалось и другим общинам. Влияло также засвидетельствованное и у других народов (соответствующий богатый материал приведен в книге Г. Узенера71) перенесение функций отдельных мелких локальных божеств на наиболее почитаемого и нодулярного бога. Сложнее обстоит дело с Марсом и Квирином, первоначальные образы которых затемнены многими последующими наслоениями. Г. Германсен, собрав данные о культе Марса у различных италийских племен, отмечал его связь с божествами круга Цереры в игувинских таблицах, возможную первоначальную множественность Марсов, отразившуюся в представлении о трех его жизнях, которыми богиня земли и подземного мира Ферония наделила и своего сына Герула, в посвященном Марсу трехглавом волке, что говорит также о первоначальном хтоническом характере Марса72 73. Г. Радке приводит свидетельство Тертуллиана об учреждении Нумой Робига- лий — праздника в честь божества Робиго, отвращавшего ржавчину от колосьев, и в честь Марса, и свидетельство о древнем алтаре, посвященном Марсу, Консу и ларам, что подтверждает аграрный характер Марса48. Как известно, древнейшее из дошедших до нас свидетельств о Марсе — это просьба об отвращении бед и опасностей, обращенная к Марсу наряду с ларами (в форме лазы) и к Семонам (Semones) при священнодействии, отправляемом Арвальскими братьями, функцией которых, по Вар- рону (Varro. L. L. V, 85), было совершение общественных sacra, для того чтобы поля приносили плоды. Они совершали обход территории города и приносили в жертву Марсу свинью, овцу и быка. Местом их ритуальных танцев была роща Dea Dia, отождествлявшейся с Церерой или Теллус, центр же их коллегии был в святилище богини Опс (также аграрной богини, часто отождествлявшейся с Землей) при жилище царя — регии. Сходным и также посвященным Марсу был обряд люстрации имения (Cato. Agr. 141). После возлияния вина Янусу и Юпитеру хозяину следовало обратиться к Отцу Марсу с просьбой быть благосклонным к нему, его фамилии и дому, защитить от опустошений, болезней, бедствий, сделать так, чтобы хорошо росли и зрели плоды, зерно, виноградники, чтобы были здоровы и целы пастухи, скот, хозяин имения, его дом и фамилия. Катон же учит (Cato. Agr. 83), как следует ежегодно приносить обет Мароу Сильвану sa быков, чтобы они были здоровы: в лесу надо вознести молитву аа каждого быка и принести в жертву определенное количество муки, жира, мяса, вина, с тем чтобы женщины не видели, как совершается это священнодействие. Марс Сильван упоминается и в одной надписи на алтаре, сооруженном ему магистрами (CIL. XI, 7602). Думается, чжо считать Марса исконно только «богом второй функции» — военным богом, как то делает Дюмезиль, отметая данные об его аграрных функциях, можно лишь с большой натяжкой. Что каеается ритуала Арвальских братьев, аналогичного ритуалу игувинских таблиц, также связанному с Марсом, то совершался он ради плодородия полей, и наряду с Марсом призывались Семоны — божества, охранявшие засеянные семена (по другим толкованиям, Семоны — это боги, не попавшие в число небесных, как Приап, Эпона, Вертумн, и не причисленные к земным, но это толкование дано поздним глоссатором Фабием Планициадом Фульгенцием), призывались также лары, скорее всего, как покровители жителей и земли города, предки, близкие древней Акке Ла- рентии. Не лишено значения, что наряду с другими животными Марсу был посвящен пахотный бык, а посвященный ему волк был связан с Луперкалиями, одной из целей которых была защита етад от волков. Конечно, не менее многочисленны свидетельства и о военной функции Марса: символизировавшее его копье и посвященные ему щиты, приводившиеся в движение полководцем, отправлявшимся на войну со словами «Марс, бди!»; военные пляски его жрецов-салиев, посвященные ему праздники люстрации оружия и военных музыкальных инструментов, жертвоприношение ему коня, тогда как засвидетельствованный у многих народов культ коня, бога-всадника, жертвоприношение коня обычно были связаны с культом героизированных вождей и царей и вообще с царской властью. Видимо, было бы неправильно приписывать Марсу тех древних времен какую-то одну строго определенную функцию — аграрного бога или бога войны, или, как иногда считают, защитника от опасностей, угрожавших людям из-за границ города. Он был богом и отправляющихся в поход воинов, и племен, странствовавших в поисках новых мест для поселения, и земледельцев, опасавшихся за сохранность своих посевов/дсГ полной кри сталлизации пантеона (хотя она никогда не достигала такой степени, чтобы божествам не приписывались возможности и способности, отличные от их основных характеристик) вряд ли можно приписывать божеству, особенно занимающему одно из центральных мест в культе, некую строго ограниченную сферу деятельности. Такие божества были обычно покровителями всей общины и как таковые удовлетворяли все ее нужды как в мирное, так и военное время. Вряд ли можно считать случайным слияние именно с Марсом, получавшим эпитет от имени племени или от слова «царь», «могущественный» и т. п., многочисленных богов западных провинций, бывших именно божествами местных племенных или территориальных общин, обращавшихся к этим богам по разным поводам. Иногда Марс там прямо носит эпитет «бога туата» — Тевтата (см., например, CIL. VII, 84). Поскольку первыми римлянами и италиками, с которыми сталкивались провинциалы, первыми «агентами» «романизации», были солдаты, ведшие дела своих патронов отпущенники, колонисты и тому подобные «маленькие люди», то именно они, более консервативные в верованиях, чем высшие классы, могли, скорее всего, отождествить богов племени, рода, туата с Марсом (так же, как с Меркурием, отождествляли бога всех искусств, ремесел и наук Луга), а значит, сохранили о нем воспоминания как о боге, в первую очередь прародителе и покровителе римской общины, совмещавшем все присущие таким богам функции. Такие реминисценции первоначальной природы Марса подтверждаются и упомянутым посвящением Марсу Сильвану. Радке видит в имени Марса корень, аналогичный корню Smert — «наделять». Тот же корень содержится в имени бога Smert на парижских алтарях и в эпитете Марса Smertatius в районе Трира и Дита Смер- тия, имевшего храм в Коринтии (A. ?p. 1950. N 98), что также свидетельствует о родстве с Марсом некоего кельтского бога, занимавшего видное место в пантеоне. Что касается Квирина, то, поскольку его культ со временем заглох, мнения о нем у римлян были очень разноречивы. В нем видели и сабинского бога Квиринала, или бога города Куры, или считали, что его имя происходит от сабинского слова «конь» (curius), или что Кви- рин был привнесен в римский пантеон Титом Тацием. Современные исследователи, полагая, что его имя, как и слово курия, происходит от co-viria — собрание мужей, считают его богом народного собрания римлян-квири- тов74. Римские комментаторы соответственно толковали Квирина как «мирного Марса» в отличие от военного (Serv. Aen. III, 35; VI, 895), что соответствует соотношению гражданского коллектива, сошедшегося на народное собрание, и граждан, соединенных в войско. Неизвестно, когда Квирин был отождествлен с обожествленным Ромулом, но такое отождествление основателя Рима, гробница которого была на месте комиций, с богом народного собрания вполне закономерно. Плиний Старший упоминает, что перед храмом Квирина росли два священных мирта: один, связанный с сенатом, другой — с плебсом, причем первый процветал до, а второй после Союзнической войны (Plin. NH, XV, 36.2), что также говорит в пользу толкования Квирина как бога всего гражданского коллектива римлян-квиритов, включавшего и плебеев, и патрициев. Содержащееся в жреческих книгах обращение к Нога (юности) и к Virites (зрелости) Квирина может быть связано с возрастными классами граждан, участников как ополчения, так и народного собрания. Объединение Квирина с Янусом — Ianus Quirinus (Serv. Aen. VII, 610) могло знаменовать связь космического начала с гражданскими институтами (впоследствии такая связь стала общим местом в философской и политической мысли, но в какой-то примитивной форме, засвидетельствованной и у других народов75, могла возникнуть и в более древние времена), или единство войны и мира как основных состояний гражданского коллектива и связи этих состояний с соответственными богами. Так, римляне объясняли приписывавшееся Нуме сооружение храма Янусу Квирину (Schol. Veron. Aen. VII, 607). По Дионисию Галикарнасскому, во искупление убийства Горацием сестры были воздвигнуты алтари Iuno Sororia и Янусу Куриацию, местному богу «или некоему демону», эпониму Куриациев (Dion. Halic. Ill, 22,5). Здесь Янус близок древним Героям, вероятно, как царь Янику- ла, принимавший у себя Сатурна. Возможно, он был родоначальником Куриациев, как Солнце было родоначальником Аврелиев, т. е. в какой-то своей ипостаси выступал и как индигет, что роднило его и с Ромулом, и с Квири- ном. Родство это могло обусловливаться и функцией Януса как «умножителя человеческого рода», а значит — и римских граждан, что, естественно, связывало его с богом их общины. Призыв к Янусу Квирину включался в формулу объявления войны, произносившуюся pater patratus — главой жреческой коллегии фециалов (Liv. I, 32, 12) 76. О характере Квирина говорит также участие его фламина в празднике Робигалий в роще Робиго (Ovid. Fast. IV, 305—343) и в культе Акки Ларентии (Aul. Gell. IV, 6; V, 12). Робиго следовало умилостивлять не только для предохранения колосьев от ржавчины, но и для отвращения всякого эла; например, этому божеству приносилась жертва, если самопроизвольное движение копья Марса предвещало войну (Aul. Gell. VI, 7). Акка Ла- рентия была героизированная благодетельница римского народа квиритов; участие фламина Квирина в таких важных для общины культах, притом связанных с хтониче- скими божествами, естественно. Культ Марса, как и культ Квирина, особенно ярко подтверждает общинный характер римской ранней религии, ее приоритет над «религией усадьбы». Выделение же этого культа как главного должно было укрепить единство формировавшейся римской общины, по инициативе ли Пумы или нескольких царей77. Нуме же приписывались установления, направленные на сакрализацию царской власти (возможно, как то было обычным у стадиально близких племен, власть вождей и ранее носила сакральный характер, но она стала более последовательной с превращением Рима в город во главе с царем). Сюда можно отнести функцию царя как жреца Януса, приносившего ему жертву в праздник агоний (по мнению Г. Виссовы, один из самых древних праздников) 51; а также функции царя как авгура. Первым римским авгуром считался Ромул, его авгуральный жезл хранился в курии салиев и, по преданию, не сгорел, когда в ней случился пожар (Cicer. De div. I, 17). Дом царя (regia) был вместе с тем и святилищем; в нем хранились такие важные для судеб Рима реликвии, как копье и щит Марса вместе с другими одиннадцатью щитами, сделанными по его образцу искусным кузнецом Мамури- ем, с тем чтобы враги не могли отличить и захватить настоящий. Рядом с регией помещался храм Весты, с которой царь был тесно связан, так же как и с весталками, раз в год приходившими к царю и говорившими: «Царь, бди!» (Serv. Aen. X. 228). Сторонники происхождения общеримской религии из домашней объясняли эту связь тем, что как царь соответствовал pater familias, так и весталки в общегородском масштабе соответствовали дочерям в фамилии, жрицам домашнего очага. Но если отказаться от исходного постулата, то отпадает и вывод, тем более, что если его принять, то следует предположить наличие при царе «камиллов», помогавших отцу в культе ларов. Такие «камиллы», мальчики и девочки из свободнорожденных семей, участвовали в ритуале фламинов (Serv. Aen. XI, 553, 558; Fest. s. v. Camillus), но они не засвидетельствованы при заменившем при Республике царя rex sacrorum. Скорее связь царя с Вестой и весталками восходит к общеиндоевропейским верованиям в то, что царя наделяла властью богиня очага, огня52,— говорит о живучести его культа у сабинян, объединявших его с Геркулесом как одним из самых популярных богов Италии. Идея явления бога, соединение его не только с победой, но и со счастьем, а возможно, и с богом «золотого века» Сатурном позволяет предполагать наличие достаточно сложных представлений об образе Геркулеса Квирина как спасителя. 61 Wissowa G. Op. cit. S. 26. 62 Раевский Д. С. Очерки идеологии скифо-сарматских племен. М., 1977. С. 89—109; Ростовцев М. И. Представления о монархической власти на Боспоре // Изв. Археографической комиссии. 1913, Т. 49. С, 3—56, Ростовцев рассматривал культы богов- верованиям, которые могли в Риме укрепиться с возрастанием значения сакральной царской власти. Таким образом, можно полагать, что в своих истоках римская религия была религией общин, входивших в римский синойкизм, и самого древнейшего Рима как общины, аналогичной туату, с его нераздельностью людей и их территории, с культом богов — хранителей общин и общины, без четко дифференцированных функций и без других божеств, обеспечивавших единство граждан, изобилие, процветание, победы. Как сходный с общинами людей мыслился и мир богов небесных, земных и подземных. Наиболее чтимые боги, такие, как сенаторы, именовались «отцами», а богини, даже девственная Веста,— «матерями». При царе богов Юпитере имелся подобный сенату Совет богов — dii consentes. В праздник лесов, Лукарии, в священной роще призывались virgines divi, аналог весталок, поскольку и боги имели свою Весту — Vesta deorum dearu- mque53, т. е. свой общинный священный очаг. Призывались также и famuli divi, так как боги имели прислуживавших им низших богов, иногда тоже именовавшихся «камиллами» (Serv. Aen. V, 95; VII, 761; XI, 558, 579). К ним причислялись, например, прислуживавший Диане Вирбий и, видимо, низшие лесные божества54, возможно, и близкие рабам лары. Такие лесные и домашние духи, гномы, защитники слуг и сами слуги богов известны и у других народов55. О мире мертвых и подземных богов сведений значительно меньше, и они очень неясны. Как уже упоминалось, неясно, были маны богами-предками или богами предков, каково было их отношение к богине Мании, ларвам, лемурам, впоследствии толковавшимся как добрые (лемуры) и злые (ларвы) духи умерших, что представлял собой бог подземного царства Ведиовис, или Вейовис, связанный также с манами и впоследствии отождествлявшийся с Диспатером и, видимо, игравший в загробном мире ту же роль, что Юпитер в небесном, так как иногда Юпитер выступает как «подземный» бог. всадников, распространенные в разных районах Средиземноморья в соединении с богиней, часто в покрывале, как и Веста, с чашей и факелом в руках, и трактовал эти памятники как выражение идеи мистического приобщения богиней царя к царской власти. 53 Radke G. Op. cit. s. v. Vesta — со ссылкой на позднейшие акты арвалов (CIL. VI, 2107, 11). 54 Usener Н. Op. cit. S. 85—102. 55 Van der Leev G. Virginibus puerisque. Amsterdam, 1939. P. 19. Мертвые требовали отправления установленных в их честь обрядов. По словам Овидия, когда ими пренебрегли, начались ужасные знамения: сами собою загорались погребальные костры, и из них выходили предки, они бродили по дорогам и полям и стонали, пока гробницам не воздали должные почести (Ovid. Fast. II, 532—554). В каком-то отношении к подземным богам стояла и Церера. Как и Мания, она насылала безумие; ей предавались нарушившие leges sacratae, fas и ius: муж, продавший жену, сын, оскорбивший отца, патрон, предавший клиента, человек, сместивший межевые знаки на общественной и частной земле (этот закон приписывался Нуме.— Dion. Halic. II, 10; III, 74). По Сервию, такой преступник предавался подземной Юноне (Serv. Aen. I, 734), отождествлявшейся, следовательно, с Церерой. В одной надписи III в. до н. э., найденной в Лавинии (А. ер. 1975, N 110), Церера, по мнению издателя надписи, трактуется как богиня вечера, запада и мертвых. Подземные боги выступали в некотором роде как блюстители права. Самый вопрос о соотношении в архаические времена права божеского и человеческого — fas и ius — тоже довольно туманен. По мнению А. Гуа- рино, в древнейшем Риме нормы поведения определялись понятием fatum, включавшим все, что было fas, т. е. не nefas. Нормы fatum первоначально регулировали отношения внутри рода и фамилии. Постепенно от fas стал отделяться ius, регулировавший отношения между родами и главами фамилий и базировавшийся на «нравах предков», ставших богами. Лишь гораздо позднее произошло четкое разделение божеского и человеческого права56. Р. Оре- стано подчеркивает первоначальную неразделенность fas и ius. lus восходит к индоевропейскому корню, связанному с salus и очищением. Оно вошло в имя Юпитера, гаранта клятвы. Fas имеет корнем «говорить», «являть» от имени божества. Толкователем его воли выступал царь, затем понтифики. Только постепенно ius отделяется от fas57. Однако можно полагать, что разделение это произошло довольно рано. Так, в формуле фециалов fas и ius упомянуты раздельно. Предававшийся подземным богам по формуле sacer esto изымался из права человеческого и переходил в сферу fas или, вернее, nefas. Из действия 86 Guarino A. Storia del diritto Romano. Napoli, 1981. P. 118—122. 87 Orestano R. I fatti di normazione neF esperienza Romana archai- ca. Torino, 1967, P. 38. ваконов и власти отца изымались весталки (Serv. Аеп. XI, 206), и в том же положении находились мертвые, как бы посвящавшиеся богам манам или сами становившиеся манами, которых боялись propter consecrationem (Serv. Aon. V, 45 — со ссылкой на Варрона). По закону XII таблиц, во многом основывавшемуся на обычном праве, запрещалось посвящать богам вещь, о которой шла тяжба (XII. 4), очевидно, именно потому, что о ней уже не могло быть вынесено решение на основании ius. В древности богам мог быть посвящен человек, обязанный им служить, как раб, пока не будет освобожден от посвящения — dum...liberetur sacratione nexu (Serv. Аеп. XI, 558). О посвященных богам «по тройному праву» пишет Манилий (Manil. Astronom. V, 339—347). Выражение это довольно неясно, но важно, что Манилий говорит о них как об auctorati. По мнению же специально исследовавшего этот термин О. Дильберто, auctorati были люди, связанные с кем-нибудь особенно священной присягой, близкой к присяге солдат78. Очевидно, из разделения fas и ius воспоследовало правило, согласно которому право не карало за оскорбление богов, которые сами должны были позаботиться о наказании оскорбителя. Как святотатство (sacrilegium) по ius наказывалась только кража предметов из освященных мест. Но если разделение ius и fas говорит как бы о разделении мира богов и мира людей, то последних связывало постоянное присутствие первых среди людей, представление о необходимости соблюдать «мир с богами» (pax deorum), дабы они не разгневались на какое-нибудь упущение или осквернение. Отсюда же постоянное стремление людей узнать их волю, получить их санкцию на то или иное начинание, чему была посвящена сложная наука авгуров, существовавшая у разных италийских племен, узнававших волю богов по полету и поведению птиц, ауспиций и этрусских гаруспиков, гадавших по внутренностям (особенно по печени) жертвенных животных; путем толкования значения удара молнии, шелеста листвы и т. п. Вопрошать путем ауспиций79 волю богов мог и глава фамилии, и царь, и авгуры, при Ромуле, согласно традиции, назначавшиеся по одному из каждой трибы, затем, при Нуме, конституированные в коллегию, пополнявшуюся, как и созданная Нумой коллегия понтификов, путем кооптаций. Видимо, как и создание пантеона, как бы официально признанного, организация жреческих коллегий во главе с жрецом-царем должна была и освятить власть царя, и сплотить вокруг него различные вошедшие в состав Рима этносы. Возможно, при Тулле Гостилии отношения между царем и жрецами ухудшились60. Воспоминания об этом могли сохраниться в рассказе об Амулии, который из гордости осмелился считать себя богом, искусственно воспроизводя гром и молнию (Zonar. Frag. 7, 1), и о самом Тулле Гостилии, пораженном молнией за то, что посмел требовать себе божеских почестей, за несогласное с истинной религией superstitio61 и за то, что обнародовал тайные обряды Юпитера Элиция — «бросающего молнию», которому Нума, узнав, как следует отвращать молнию, посвятил храм на Авентине (Liv. I, 20, 7; 31, 6, 8). По преданию, Тулл Гостилий удвоил число салиев и учредил для народа праздники Сатурналий и Палилий чтобы данный участок земли или здание считались освященными (templum) (только в освященных — инавгурированных — зданиях могло проходить заседание сената); угодно ли богам, чтобы данный избранный patres и народом человек стал царем, также инавгурированным и становившимся авгуром; угодно ли богам, чтобы в данный день имело место народное собрание для решения того или иного важного дела. Ауспиции могли производиться по любому поводу и частными лицами, но особое значение они имели для магистратов, заменивших царя. Власть светская и царя, магистратов на войне и в Риме определялась их ауспициями. Ауспиции соответствовали понятию potestas, проистекавшей из власти народа, из auspicia populi и auspicia patrum, тогда как власть авгуров не основывалась на власти народа. В древнейшей власти царя соединялись все эти элементы: она должна была утверждаться и народом, и сенатом, и богами, что выражалось в инавгурации, делавшей царя авгуром по воле богов и носителем высших ауспиций через принятый народом и patres lex curiata. Впоследствии, при Республике, авгурии и ауспиции разделились, первые остались достоянием авгуров, ауспиции же — магистратов (Catalano Р. Contributi... Р. 439—500). 60 Peruzzi Е. Op. cit. Р. 57. 61 В. Беларди, исследовавший историю этого понятия (Belardi V. Superstitio. Roma, 1976), считает, что первоначально оно означало знание тайного, но знание нечистое, противоположное божественному. ?Superstitia сбивали граждан с толку, уча новым, не признанным религией ритуалам, (Dion. Halic. Ill, 32, 4), может быть, чтобы противопоставить еалиев авгурам и привлечь к себе народ. К тем же свидетельствам относится рассказ о столкновении царя Тарквиния Приска со знаменитым ученым авгуром Аттом (или Аттием) Навием: царь, раздосадованный протестом Навия против вводимых царем без санкции авгуров новшеств и желая его дискредитировать, спросил его при народе, удастся ли задуманное им дело. Когда Навий дал положительный ответ, царь сказал, что задумал перерезать ножом камень. Авгур предложил ему попробовать, и нож легко вошел в камень и перерезал его. Царь был посрамлен, а Навию была воздвигнута простоявшая много веков статуя (Liv. I, 36,3—7; Dion. Halic. Ill, 70). Конфликты могли быть вызваны или реакцией последующих царей против политики Нумы, или борьбой между жрецами и царями за влияние, или и тем и другим. В правление Анка Марция, Тулла Гостилия и Тарквиния Приска был покорен ряд соседних городов, сдавшихся Риму по формуле deditio, по которой побежденные передавали римскому царю и народу не только свою землю и воду, но и святилища и все «божеское и человеческое». А так как часть покоренных была переселена в Рим, где основывала свои святилища, число богов и культов возрастало. Видимо, под влиянием греческих городов очень рано появляется культ Касторов, т. е. Диоскуров. В Лавинии была найдена посвященная им надпись от VI в. до н. э. (А. ёр. 1975, N 109). Они стали покровителями всадников, и культ их всегда оставался аристократическим. Как известно, согласно традиции, особенное значение в истории Рима имело царствование Сервия Туллия. Нам неизвестно, как и когда складывались окружавшие его легенды и каким образом получил это имя этрусский полководец Мастарна, ставший царем после Тарквиния Приска. Спорны и версии о проведенных им реформах, возможно, частично проведенных в другое время, а затем приписанных ему. Но несомненно, что он должен был поразить воображение своих современников, затем передававших рассказы о нем, возможно, приукрашенные, своим потомкам. С его именем — именем типичного царя- народолюбца, связывались различные выгодные народу и ущемлявшие знать мероприятия: наделение земельными участками бедняков62, что освобождало их от зависимо- 62 Дионисий Галикарнасский приписывает такую же меру Туялу Гостилию (Dion. Halic. Ill, 1). Возможно, оба царя вели такую сти и упрочило свободу граждан; запрещение держать должников в оковах; разделение народа на территориальные трибы и цензовые классы, что давало каждому способному человеку, если он разбогател своим трудом, возможность выдвинуться независимо от принадлежности к знати63; наделение отпущенников римским гражданством; упорядочение жизни сельских общин — пагов; установление Паганалий — праздников в честь богов-покрови- телей пага и Компиталий — в честь ларов перекрестков, с тем чтобы в них участвовали и рабы, «служба которых приятна ларам» (Dion. Halic. IV, 14). Такая трактовка деятельности Сервия Туллия позволяет полагать, что популярными были и приписываемые ему меры в области религии. Из них наиболее известны и твердо установлены сооружение храмов Фортуне (особой покровительнице Сервия Туллия) и храма ариций- ской Диане на Авентине в связи с переходом к римлянам главенства в латинском союзе, объединявшемся вокруг этого культа. По Ливию, на мысль соорудить данный храм Сервия Туллия навела популярность храма Артемиды Эфесской, выстроенного совместно городами Азии. Дионисий подробно описывает сооружение храма на взносы латинских городов, которые должны были совместно участвовать в ежегодных жертвоприношениях и празднествах. Дионисий сообщает, что видел в храме столб, на котором Сервий Туллий записал все, касающееся прав городов союза и порядок проведения праздника (Dion. Halic. IV, 26). Этот храм и сама богиня пользовались большим уважением. Некоторые святилища, основанные гораздо позже, имели тот же устав (lex), что храм Дианы на Авентине. Уставы регулировали распоряжение принесенными в храм дарами, порядок священнодействий, ремонта или перестройки храма. Праздник, посвященный Диане на Авентине, считался праздником рабов вследствие рабского происхождения его основателя (Fest. s. V. servorum dies). Храмы Фортуне на Бычьем Форуме, Fortuna Virilis, Fors Fortuna, приносив- политику, вызвавшую не только убийство Сервия Туллия patres, но и копфликт Тулла Гостилия с представлявшими знать жрецами. 63 Акций в «Диомеде» оформил эту идею в афоризме: «Не род украшает человека, а достойный муж украшает род», и он же в «Персеидах» писал, что какой бы ранг (ordo) ни дала кому- либо Фортуна, низкое происхождение никогда не могло быть оскорбительно для таланта — ingenium (Warmington Е. II. Remains of Old Latin. L., 1961. Vol. 2. P. 416; 507), шей неожиданную удачу, были всегда очень популярны среди простого народа, считавшего, что Фортуна вознесла Сервия Туллия из рабов в цари эа его заслуги и таланты. Этому же царю приписывалось сооружение храма Матери Матуты, затем перестроенного по обету Фурием Камиллом после взятия Вей в 396 г. до н. э. (Liv. II, 23). Раскопки храма показали два строительных периода — VI и IV вв. до н. э. В первом слое найдены различные украшения и изображения половых органов; во втором — фигурки женщин с детьми80. Мы не знаем, в какой форме тогда справлялись Паганалии и Компита- лии и были ли они действительно учреждены Сервием Туллием или, что более вероятно, только как-то реформированы с целью оттеснить на задний план связанные с гентильной организацией культы курий. Но, учитывая присущую обрядам и ритуалам консервативность, можно полагать, что если со временем в эти праздники и были внесены какие-то новшества, то в основном они оставались неизменными и соответствовали тому, что мы знаем из более поздних данных. Правда, эти данные не всегда дают возможность определить, что относилось к Пагана- лиям, что к Компиталиям, а что к Терминалиям. Для всех лишь характерно, что они справлялись коллективом соседей, свободных и рабов, собиравшихся или около своих межей, или на перекрестках сельских дорог, разделявших участки, что они сопровождались совместными трапезами, устраивавшимися в складчину (размеры и форму взносов якобы тоже установил Сервий Туллий), а также различными состязаниями на призы, плясками (иногда в масках), хоровым пением, обменом непристойными шутками и вообще «распущенностью», качаньем на качелях, т. е. действиями, угодными божествам земли и плодородия — ларам, Либеру, Церере, Термину, Фавну. Сервию Туллию или его предшественнику Тарквинию Приску приписывалось также учреждение римских игр — ludi Romani, с торжественной, подобной триумфальной, процессией, состязаниями колесниц и борцов, хорами и музыкой. Ко времени этого царя, видимо, относится один из первых элементов, вошедших затем в «римский миф»: у одного сабинянина была на редкость большая и красивая корова, и, по предсказанию прорицателей, тот город, граждане которого принесут эту корову в жертву Диане, получит высшую власть — imperium, Сабинский жрсд привел корову в храм Дианы, но римский жрец хитростью сумел его опередить — принес корову в жертву богине и прикрепил рога при входе в храм, где они и висели как свидетельство такого чуда на радость царю и народу (Liv. I, 45, 2-7). Преемник убитого Сервия Туллия, ославленный римской традицией как жестокий правитель и в конце концов изгнанный, Тарквиний Гордый, по мнению современных исследователей, так же как Сервий Туллий, стоял в ряду современных ему тиранов греческих городов, с политикой которых была сходна политика этих двух царей, направленная против родовой знати, в поддержку развития ремесла, торговли, разнообразных связей с другими городами, на украшение и возвеличивание Рима, для чего Тарквиний вел большие строительные работы, опираясь на народ81. Правда, сама политика тиранов, в частности Писистратидов, в области строительства и культа подвергается пересмотру82. Высказывается предположение, что она была не столь радикальна и не столь демократична, как обычно считается. Строительство храма Зевса Олимпийского, начатое Писистратидами, имело целью возвеличить Афины и поднять престиж правителей. Почитавшиеся ими боги — Афина, Зевс, Аполлон — были богами знати. Аристократичен был и орфизм, с которым Писист- ратиды были связаны через орфика Ономокрита, собравшего и дополнившего орфические гимны и оракулы. Элев- синский культ они поддерживали для сплочения Аттики, культ Диониса — бога царей — ради его близости к театру, а не как народного бога. Культурная политика Писистратидов, несомненно, имеет аналогию с политикой двух последних римских царей, в частности Тарквиния Гордого, который, как уже отмечалось в литературе, несмотря на свою якобы анти- аристократическую политику, был даже по родству связан со знатью. Видимо, он, как и Писистратиды, действовал не столько в интересах народа, сколько для упрочения своей власти, своего престижа и престижа Рима как главы латинского союза, стремясь крепче сплотить его и расширить. Служило тому и сооружение храма Юпитеру Латиарису на Альбанской горе, куда на общий праздник сходились 47 общин латинов, герников и несколько городов вольсков, вносивших свою лепту на устройство праздника, во время которого прекращались все военные действия. По мнению Дионисия Галикарнасского, праздник на Альбанской горе, положивший начало празднику feriae Latinae, был организован по образцу греческих амфиктиониев (Dion. Halic. IV, 49). * Самым значительным мероприятием царя в области религии было окончание строительства посвященного Капитолийской троице храма за счет богатой добычи. Чем объясняется состав троицы — Юпитер, Юнона, Минерва — неясно. Некоторые современные исследователи приписывали его этрусскому влиянию, другие — греческому (соединение в общем культе Зевса, Геры и Афины). Тар- квиний, очевидно, был хорошо знаком с греческими культами: по рассказу Ливия, он, напуганный грозными предзнаменованиями, отправил к Дельфийскому оракулу посольство, в котором участвовал и Брут (Liv. I, 56, 4). Есть также мнение, что Минерва вошла в триаду, так как исконно считалась в Италии спутницей и покровительницей царей67. Но, как бы там ни было, сооружение храма Капитолийской троицы, оттеснившей старую триаду Юпитера, Марса, Квирина, как и аналогичное основание храма Зевса Олимпийского, определило в последующие века развитие римской религии, ее централизацию вокруг культа Iuppiter Optimus Maximus — гаранта славы и мощи Рима. С этим храмом связаны и два других существенных элемента «римского мифа»: во-первых, находка при закладке фундамента человеческой головы с неповрежденным тлением лицом была истолкована гаруспика- ми как знак главенства холма, на котором роздвигнут храм, над всей Италией (Dion. Halic. IV, 61, 2) или над всеми вещами (Liv. I, 55, 6); во-вторых, отказ бога Термина и богини Ювентас уйти с Капитолия предвещал вечную юность и безграничность власти Рима (Liv. I, 55, 5; Dion. Halic. Ill, 69, 5). Изгнание с Капитолия других богов Тита Тация свидетельствует о намерении Тарквиния максимально кристаллизовать пантеон и централизовать культ. В пользу такого предположения свидетельствует сообщение Дионисия о запрещении этим царем религиозных церемоний курий, сел и соседств как в городе, так и в сельской местности (Dion. Halic. IV, 43, 07 Radke G. Op. cit. s. v. Minerva. 2). Дионисий считает, что царь действовал так из опасения, что сборища людей, пришедших на праздники, могут быть использованы для подготовки мятежа, но, скорее, его целью было сплотить народ вокруг культа Юпитера, преодолеть еще существующую раздробленность и влияние знатных родов и жречества, хотя мера эта была антидемократична. Наконец, аналогию с кодификацией оракулов при Пи- систратидах составляет знаменитое приобретение Тарк- винием Сивиллиных книг — libri fatales. Правда, в них содержались не оракулы, а написанные на пальмовых листьях акростихами на греческом языке указания, что, в каких случаях (эпидемии, войны, знамения и т. п.) следует делать для умилостивления богов и отвращения бедствий. Эти книги, содержание которых хранилось в тайне, царь поручил двум гражданам (duumviri sacris faciundis, впоследствии decemviri и, наконец, quindecim- viri), дав им переводчика и двух общественных рабов. Когда один из дуумвиров, М. Атилий, был уличен рабом в том, что за плату позволил списать несколько оракулов, царь зашил его в мешок и бросил в Тибр (Dion. Halic. IV, 62, 4). Назначенные царем лица, очевидно, зависели только от него и, поскольку авторитет libri fatales был очень велик, могли быть в какой-то мере противопоставлены авгурам. Если действительно Тарквиний Гордый учредил ludi Taurii в честь подземных богов (Serv. Аеп. II, 140), то и здесь можно усматривать попытку централизации культа dii infer? и предков, игравшего столь большую роль, в частности для gentes. Таким образом, можно полагать, что религиозная политика Тарквиния Гордого имела направленность, близкую к направленности политики греческих тиранов. В нее входили меры по сплочению вокруг Рима союза латинов и примкнувших к нему других племен; по дальнейшей кристаллизации пантеона и концентрации культа с центром на Капитолии за счет оттеснения других божеств, вошедших и не вошедших в пантеон Нумы, а также культов гентильных и соседских общин. Сакрализации власти царя способствовала и его подчеркиваемая близость к Юпитеру, в некотором отношении его с ним отождествление. По общепринятому мнению, впоследствии одежда триумфатора и обычай окрашивать его лицо красной краской во время триумфального шествия повторяли обычай и одежду царя, в свою очередь имитировавшего Юпитера. Соответственно делались попытки ослабить влияние аристократических жреческих коллегий и противопоставить им новых близких к царю дуумвиров, ведавших Сивиллиными книгами. Влияние флами- нов, особенно трех старших фламинов архаической триады, также должно было уменьшиться с заменой ее Капитолийской троицей. Возможно, именно с этого времени начал расти престиж понтификов, составлявших как бы совет при верховном жреце — царе — и участвовавших вместе с ним в разработке права в8. Таково было положение, когда с изгнанием Таркви- ния и установлением «свободы» (1ЛУ. I, 60, 3), по нашей же терминологии — республики6в, произошли значительные перемены, хотя многое из старого было сохранено. 68 ТУкзоюа б. Ор. сП. в. 433. 69 И греки, и римляне различали, как известпо, монархию, аристократию и демократию, республика же для римлян как «дело» или «достояние» народа была совместима с любой из этих форм правления, если оно было на пользу народу. «Свобода» противопоставлялась «тирании», противопоставление же монархии республике как формы правления в Риме не имело места и появилось в более поздние времена.