Николас Франко как Люсьен Бонапарт. — Франко — глава государства. — Анархисты входят в состав правительства Каталонии. — Дуррути и новый мир. — Статут басков. — Обед в Саламанке. — Новое наступление Африканской армии. — Де лос Риос в Вашингтоне. ~ Институт политических комиссаров.

ях 18 брюмера, действовал в роли Люсьена Бонапарта. 29 сентября Кинделан, Оргас, Ягуэ и Франко прилетели в Саламан- ку. По прибытии Франко приветствовал как генералиссимуса эскорт фалангистов и карлистов, которых на этот предмет уже проинструктировал соответствующим образом Николас Франко.

То был подлинный триумф Франко, хотя в хаосе войны и буре радостных эмоций, охвативших националистскую Испанию после освобождения Алькасара, никто не обратил на это внимания. 1 октября в Бургосе Франко был утвержден главой государства. В первой же речи он изложил свое видение будущего Испании^ всенародное голосование будет отменено и найдены «лучшие пути выражения воли народа»; труд должен иметь гарантии против владычества капитала; церковь будет пользоваться уважением; налоги пересмотрены; независимость крестьян обеспечена. В продолжение речи изложение теоретических основ сменилось не столь уж существенными аспектами программы фалангистов. Толпа на площади скандировала: «Франко, Фран-ко, Фран-ко!», как всего год назад кричала Хилю Роб- лесу: «Хе-фе, хе-фе, хе-фе!» И те и другие возгласы копировали итальянские призывы «Ду-че, ду-че!».

2 октября исполнительная хунта в Бургосе стала административным органом националистов. Возглавил ее соратник Молы, генерал Давила. Николас Франко, «большой друг Германии», как охарактеризовал его немецкий дипломат Дюмулен, остался при своем брате в качестве «генерального секретаря». Генерал Оргас сохранил свою должность верховного комиссара Марокко, а полковник Бейгбедер — его генерального секретаря. Чтобы задобрить Кабанельяса, ему предоставили синекуру генерал- инспектора армии. В распоряжении генералиссимуса Франко уже были две армии, на севере и на юге, неразрывно связанные с именами Молы и Кейпо де Льяно. Тем не менее последний, обосновавшийся в своем частном королевстве в Севилье, продолжал доставлять Франко неприятности. Все так же продолжались его бурные ночные радиопередачи, хотя в последнее время он перестал кричать «Да здравствует республика» в заключение каждой из них.

Африканская армия продолжала оставаться под личным контролем Франко, который перенес свою штаб-квартиру из Касереса в Саламанку. Варела вел боевые действия силами четырех колонн под командованием Асенсио, Баррона, Дель- гадо Серрано и Кастехон а. Каждая в числе 1200 человек состояла из марокканцев и легионеров. Батальон фалангистов- добровольцев Севильи был придан Дельгадо Серрано. Эти сравнительно небольшие силы готовились наступать на Мадрид на 40-километровом фронте, протянувшемся от Толедо до Македы. Но наступление не начиналось, пока Франко не уверился в подавляющем преимуществе в воздухе, пока не подошли танки, поставленные немцам и итальянцам2, и пока Арагонский фронт, откуда Франко снял несколько марокканских частей для подкрепления, не сохранил стабильность.

Произошли политические изменения и у республиканцев. 26 сентября CNT, которая со времени мятежа обладала в Барселоне реальной властью, вошла в состав Женералитата. Хуан

Навалагамелья |'Вилья^ш-де-ла-К^ада\ ^МАДРИД

Посуэл^ Рстамарес,

Карта 15. Наступление на Мадрид

Фабрегас стал советником по экономике Каталонии. Анархисты же назвали правительство Каталонии Региональным советом обороны, чтобы у их уже обеспокоенных экстремистских последователей не создалось впечатление, будто они вошли н настоящее правительство. К нему присоединился и POUM — Андрее Нин стал министром юстиции. Вошло в правительство, которое возглавил Коморера, и PSUC. Правительство объявило своей целью обуздать революционную разболтанность. Значение анархистов с каждым днем стало падать — так же как влияние Комитета антифашистской милиции, в котором он| пользовались авторитетом. Это привело к гневным вспышка^ среди рядовых анархистов. Тем не менее Дуррути сохраш свой идеализм. «Я не жду никакой помощи ни от одного правительства в мире», — сказал он в конце сентября канадскому журналисту. Тот ответил: «Если вы победите, то вам придется сидеть на груде развалин». — «Мы всегда жили в трущобах и развалинах, — парировал Дуррути, — и мы поймем, как приспособиться к этому времени...

Через неделю, 1 октября, в Валенсии собрались остатки кортесов, чтобы одобрить статут Баскской автономии. Лидер басков Агирре провозгласил, что баски, хотя они и католики, не боятся ни пролетарского движения, ни его мотивов, «ибо мы знаем, сколько в них истины». Он заверил, что новая Баскская республика (известная как Эускади), президентом которой он стал, будет поддерживать мадридское правительство «до полной победы над фашизмом»4. 7 октября все муниципальные советники трех провинций Басконии, которые смогли прибыть в священный городок Гернику, проголосовали за президента временного правительства Эускади, которое будет править в Басконии во время Гражданской войны. Агирре были избран почти единогласно. Затем он огласил состав правительства, которое дало присягу под украшенным дубом. Гражданский губернатор Бильбао передал власть Агирре. В новый кабинет вошли пять баскских националистов, которым достались ключевые посты министров внутренних дел, юстиции, обороны и сельского хозяйства; естественно, они определяли лицо баскского правительства. Правда, в него входили также три социалиста, один коммунист и по одному члену из двух республиканских партий. Первая акция нового правительства носила гуманный характер. С помощью доктора Жюно из Международного Красного Креста оно эвакуировало на кораблях его величества 130 женщин — политических заключенных5. Были реорганизованы части и баскской гражданской гвардии, которая стала Народной гвардией под командованием майора Ортусара.

6 октября Африканская армия начала новое наступление. Из Македы и Торрихоса войска двинулись прямо на север и, продвинувшись вперед, повернули с запада на восток — такой маневр был свойствен этой кампании после падения Бадахоса. Она совпала с наступлением с севера частей генерала Вальдеса Ка- банильяса. Двинувшись из Авилы, они встретились с Африканской армией. Немецкие и итальянские самолеты впервые обрушили бомбовые удары на линии снабжения Мадрида. Атака Кастехона прорвала оборону республиканцев. Тем не менее

Асенсио столкнулся с яростным сопротивлением на холмах Сан- Вьенте, да и Вальдесу Кабанильясу удалось лишь слегка продвинуться в сложных горных условиях Сьерра-де-Гредос.

В этот же день в Лондоне собрался Комитет по невмешательству. Лорд Плимут передал Германии, Италии и Португалии суть тех обвинений в помощи, которые испанское правительство выдвинуло в Женеве. Майский обвинил Португалию в предоставлении своей территории в качестве базы для действий националистов и потребовал создания комиссии для контроля испано-португальской границы. Тем же вечером в Саламанке Франко устроил прием для Дюмулена, немецкого советника в Лиссабоне, который передал Франко поздравления Гитлера по случаю его избрания главой государства. Франко сказал, что он от всей души восхищается Гитлером и новой Германией, Он добавил, что надеется вскоре водрузить свой флаг рядом со стягом цивилизации, который уже поднял Гитлер. Франко поблагодарил Гитлера за «неоценимую материальную и моральную помощь». Обед продолжился в компании высокопоставленного немецкого летчика, прибывшего в Саламанку, Николаса Франко и Кинделана. Франко, как сообщил Дюмулен, «не позволил ни на минуту усомниться в серьезности и искренности его отношения к нам, он весьма оптимистично оценивает военную ситуацию и рассчитывает в ближайшем будущем взять Мадрид». Генералиссимус позводил себе порассуждать о будущем политическом устройстве Испании: в настоящий момент не стоит обсуждать вопрос о реставрации монархии; куда важнее — «хотя заниматься этим надо очень осторожно» — создание общей идеологии для всех, кто борется за освобождение, — армии, фаланги, карлистов, ортодоксальных монархистов и CEDA.

На следующий день, 7 октября, наступление на Мадрид возобновилось. Выздоровевший Ягуэ вернулся к своим войскам, которые взял под свою команду Варела. Это означало, что теперь Африканской армией руководили несгибаемый фалангист и романтик-карлист. Они считали, что самолеты, летавшие над Мадридом, заставят республиканцев задуматься об эвакуации города. Мола не без юмора сообщил, что 12 октября он собирается выпить чашечку кофе на столичной улице Гран-Ви а.

В Лондоне советский представитель Каган передал лорду Плимуту ноту, которая скорее напоминала ультиматум. Именно в это время советские суда уже готовились покинуть Одессу и другие порты Черного моря, неся на борту оружие для республики. Каган заявил, что 20 сентября четырнадцать итальянских самолетов перебросили легионеров в Испанию, тем самым на- рушив Пакт о невмешательстве. Если этому не будет немедленно же положен конец, то советское правительство будет считать себя свободным от всех обязательств, вытекающих из соглашения. «Если соглашение существует, — заявил Каган, — мы хотим, чтобы оно полностью выполнялось. Если комитет... может следить за ним... это очень хорошо. Если не может, то пусть прямо скажет об этом». На следующий день советский дипломат в Москве сказал американскому поверенному в делах, что, пока комитет не докажет, что он решительно настроен немедленно положить конец нарушениям, Советский Союз не станет участвовать в его работе, считая себя вправе оказывать помощь Испании военным снаряжением. Резкое изменение советской политики разъярило английский Форин Офис. «На что Россия может надеяться, — заявили англичане, — в такое время отказываясь от нейтралитета?» Но 9 октября действия Советов были поддержаны конференцией британской лейбористской партии, которая единодушно приняла резолюцию, констатирующую, что Германия и Италия нарушили свой нейтралитет и это требует расследования. Заседание комитета длилось семь часов, и обмен оскорблениями между Каганом и Гранди удивил остальных дипломатов. Португальский посол даже покинул заседание, когда обсуждалось советское предложение о патрулировании испано- португальской границы.

Тем временем в Испании Африканская армия захватила Сан- Мартин-де-Вальдеглесиас, согласовав свое наступление с направлением удара Вальдеса Кабанильяса на Эль-Тьемпо. Когда наконец установилась линия фронта с севера на юг, кавалерия Монастерио была переброшена в долину Тахо на помощь Телье м Баррону. Милиция, отступавшая к Мадриду, неизменно шла вдоль дорог, что делало ее легкой добычей для авиации националистов с ее пулеметами. Только Байо, в свое время командовавший десантом на Мальорку, тревожил стягивавшуюся армию националистов успешными партизанскими действиями.

Хотя Мола и опоздал на рандеву с чашечкой кофе на Гранина (все же в одном из кафе для него был накрыт столик, о чем оповещали крупные буквы вывешенного объявления), в конце первой декады октября республика столкнулась с возможностью поражения на всех фронтах. Ларго Кабальеро отказался мобилизовать мощную строительную индустрию Мадрида на рытье окопов под тем предлогом, что у него нет лопат и колючей проволоки. Он добавил, что испанцы никогда не ьудут вести войду, прячась за деревьями и в окопах. Совет- I кое оружие еще не прибыло, поставки из Франции и других источников были невелики, и рассчитывать на них, так же как на собственное производство, было нельзя. 10 октября де ДОС

Риос, только что назначенный послом республики в Вашингтоне, обратился к Корделлу Холлу с безуспешным призывом позволить республике закупать оружие в США. Он сказал, что крах республики приведет к падению Блюма, вслед за чем последует коней, демократии. Холл сказал, что в Америке нет законов, запрещающих помощь Испании, — только политика «моральной отстраненности».

В Мадриде 10 октября была сделана новая попытка правительства добиться сохранения дисциплины в армии. Она выразилась в том, что милиция потеряла свою независимость и теперь оказалась вынужденной подчиняться приказам генерального штаба. Кроме того, по требованию Альвареса дель Вайо и коммунистической партии в армии был введен институт политических комиссаров, который уже существовал в Пятом полку. Цель его состояла в укреплении среди милиционеров политических убеждений, пошатнувшихся после исчезновения их собственных политических партий, а также для надзора над кадровыми офицерами. В любом случае это можно было считать победой коммунистической партии. С самого начала комиссарами назначались главным образом коммунисты, ибо партия уже доказала, что в нее входят самые эффективные республиканские пропагандисты. На деле их организацией занимался некий неопознанный советский коммунист-офицер, которого называли Мигель Мартинес6. Через четыре дня в испанской войне произошли самые крупные перемены: в республику начала поступать советская военная помощь.

Примечания 1

Стоит уточнить, что генералы, возражавшие против этого предложения, были антимонархистами и опасались, что Кинделан и Оргас, оба монархисты, на самом деле хотят таким путем подготовить реставрацию монархии. 2

Историки националистов утверждают, что это был первый гру л итальянской помощи, прибывший по морю. Он включал в себя двенадцать «Фиатов-32» и «тысячи артиллерийских снарядов». Груз был выгружен в Виго в конце сентября. 3

Но вскоре Дуррути поддался уговорам Ильи Эренбурга сменить «разболтанность на дисциплину». Прокомментировал он это так: «Ты говоришь, что офицеров должны назначать? И приказам надо всегда подчиняться? Интересная мысль. Трудно себе представить, но давай попробуем...» 4

Баскский националист Ирухо вошел в республиканский кабинет 25 сентября. 5

Это был один из самых печальных инцидентов Гражданской войны. Бильбао подвергся бомбардировке 29 сентября. Ярость жите- лей города привела к тому, что были перебиты почти все политические заключенные, которые в ужасающих условиях содержались на трех маленьких грузовых кораблях, стоявших в гавани. Баскское правительство освободило 130 женщин — их группа должна была стать частью обмена, о котором предварительно уже договорился доктор Жюно. Но когда доктор вернулся в Бильбао, выяснилось, что он не учел детей, которые проводили каникулы под Бургосом. Он пообещал доставить их. Но националисты нарушили свое слово. Звонили все колокола Бильбао, матери и родственники детей заполнили гавань в ожидании корабля его величества. Но когда он пристал к берегу, на борту детей не оказалось. Разочарование было таким ужасным, что доктора Жюно чуть не линчевали. Но позже сорок детей все же возвратили. Тем не менее полный обмен так никогда и не состоялся.

6 Не исключено, что им был будущий маршал Рокоссовский, который, без сомнения, находился в это время в Испании, действуя под псевдонимом. (Автор ошибается. Под именем Мигеля Мартинеса в Испании действовал Михаил Кольцов, собственный корреспондент «Правды» и личный эмиссар Сталина. Автора ввело в заблуждение, что в «Испанском дневнике» М. Кольцова часто появляется некий Мигель Мартинес. — Примеч. пер.)