Блокада Бильбао. — Картофельный Джонс. — «Seven Seas Spray». — Coup d'etat Эдильи. — Структура фаланги. — Карлисты. — Серрано Суньер.

В середине апреля на Баскском фронте сохранялось отно сительное спокойствие. Но за передовой линией в Басконии возник новый кризис — на этот раз из-за снабжения продо вольствием.

Сообщение об этой блокаде поставило английское пра тельство в трудное положение. В соответствии с норма

международного права блокаду (включая и обыск судов в открытом море) позволяется вводить по отношению К ВОЮЮЩИМ сторонам в военном конфликте. Но Болдуин и его министры не хотели, чтобы английские суда подвергались обыску со стороны испанских военных кораблей, и поэтоМУ не соглашались признать обоих участников испанского конфликта воюющими сторонами. Почти весь объем английской торговли шел через порты республики. Но на море господствовали националисты. Так что если войдет в силу положение о воюющих сторонах, то перехват кораблей будут, как правило, осуществлять военные корабли националистов, а страдать станет английский торговый флот. Была объявлена блокада портов на севере Испании. Пока не существовало «прав воюющих сторон», британские торговые корабли могли просить о помощи королевский военно-морской флот, если националисты их останавливали за пределами трехмильной зоны баскских территориальных вод. Насколько меньШе было бы хлопот, если бы английские торговые суда вообще не заходили в порты Басконии!

Скорее всего, последняя мысль мелькнула подсознательно У Британского адмиралтейства, когда оно начало получать все новые сообщения.

Решительное заявление Франко достигло Лондона субботним утром 10 апреля. Оно заставило Болдуина в воскресенье собрать кабинет. Среди тех, кому пришлось прервать свой уик-энд, прибыли мистер Дафф Купер, государственный секретарь военного министерства, первый лорд адмиралтейства сэр Сэмыоэл Хор, министр внутренних дел сэр Джон Симон и министр иностранных дел мистер Иден. В результате Торговая палата «предупредила» английские корабли, рекомендовав не заходить в Бильбао, ибо в противном случае военный флот не сможет оказать им содействие. В понедельник Болдуин объяснил мотивы такого решения разгневанной палате общин.

Последующую неделю парламент кипел от возмущения. Всю весну события в Испании были постоянной темой брифингов и дебатов по внешней политике. Иден и Кренборн, министр иностранных дел и его заместитель, подвергались жесткому давлению как со стороны республики из числа лейбористов и либералов, так и горстки консерваторов, которые поддерживали националистов. Слышало ли правительство о прибытии новых итальянских частей в Кадис? Сколько русских находятся сейчас в Мадриде? Как много английских волонтеров в составе интернациональных бригад убито в боях? Выяснялось, что по большинству этих вопросов у правительства, занятого главным образом соблюдением политики невмешательства, как правило, нет никакой информации. Заинтересованность палаты общин и испанских делах достигла апогея. 14 апреля мистер Эттли и! лейбористской партии поставил вопрос о доверии. Британское правительство, крупнейшая морская держава мира, отказывается даже от попытки защитить английские суда, в то время как президент Страны Басков сказал, что мины в гавани Бильбао протралены и по ночам вооруженные тральщики с прожектора ми защищают порт. Откуда правительство получило сведения об угрожающей опасности? Не от той ли «странной публики, на ших консульских работников, которые, когда встает вопрос о высадке итальянских войск, молчат как убитые»? Сэр Джои Саймон, министр внутренних дел, возразил. Если разрешить аи глийским судам идти в Бильбао, то придется протраливать его рейд, а это означает вмешательство в дела республики. Сэр Ар чибальд Синклер, лидер лейбористов, указал, что, признав бло каду националистов, правительство тем самым уже вмешалось и испанские события. А вот немцы, припомнил он зимний инци дент, всегда заботятся о своих судах. Следующим взял ело но мистер Черчилль. Со свойственным ему олимпийски спокон ным отношением к обеим сторонам в войне он дал волю мечтам о посредничестве «при встрече в каком-нибудь месте, которое лорд Розберри как-то назвал «придорожной гостиницей», после чего Испания обретет шансы на мир, законность, хлеб и всеобщую амнистию».

Все это время среди командования торговых судов, стоящих в Сен-Жан-де-Люс, росло нетерпение. Их грузы (за доставку которых им щедро заплатили) начали портиться. Три судна находились под общей командой капитана Джонса из Уэльса (из-за своего груза он получил прозвища Картофельный Джонс, Джонс Кукурузный Початок, Джонс Яичница с Ветчиной), и стали ходить слухи, что они сдела от попытку выйти из порта. В частности, Картофельный Джонс приобрел репутацию решительной личности из-за соленых, в стиле героев Джозефа Конрада, ответов, которые он дал репортеру «Эвенинг ньюс». Тем не менее смелую попытку прорвать блокаду Бильбао сделал не он (свои грузы он в конечном итоге доставил в Валенсию). Это был корабль с продовольствием из Валенсии, который в десять вечера 10 апреля вышел из гавани Сен-Жан-де-Люс, не обращая внимания на отчаянные предупреждения с берега. Его шкипер, капитан Роджерс, сделал вид, что не замечает сигналов британского эсминца, стоявшего в десяти милях от побережья Басконии. Эсминец сообщил капитану Роджерсу, что тот выходит в плавание на свой страх и риск, и пожелал ему удачи.

Теперь Британское адмиралтейство публично признало свою ошибку, считая блокаду действенной. Сообщив о событиях в Бильбао, мистер Эттли сказал в дебатах: «Блокада националистов оказалась неэффективной».

Тогда другие суда из Сен-Жан-де-Люс пошли в Бильбао. Одному из них, «Мак-Грегору», когда корабль вышел на десять миль в море, крейсер националистов приказал остановиться. «Мак-Грегор» послал сигнал SOS кораблю флота его величества «Нуд», который пришел в эти воды из Гибралтара на случай возможных неприятностей. Его командир вице-адмирал Блейк потребовал от испанского эсминца не мешать английским кораблям за пределами территориальных вод. Тот ответил, что испанские территориальные воды простираются на шесть миль. Адмирал Блейк сообщил, что Англия не признает данного утверждения (этот вопрос долгое время был главным в переговорах Испании и Англии), и передал на «Мак-Грегор», что при желании тот может следовать дальше. Что английский торговый корабль и сделал. Буквально в нескольких ярдах от границы трехмильной зоны тральщик националистов выпустил по нему снаряд, который пролетел над кормой. Английский корабль «Файр» приказал прекратить обстрел британского судна. Баскская батарея береговой артиллерии открыла огонь, и после ее залпа эсминец ушел. Больше не было предпринято никаких попыток остановить английские корабли на пути в Бильбао.

Как можно объяснить этот странный инцидент в истории британского судоходства? Уж конечно, объяснение кроется не в словах мистера А.В. Александера, который обвинил парламентского заместителя главы Торговой палаты доктора Лесли Барги- на, что тот улыбался, когда шла речь о голоде в Бильбао. Мистер Иден, без сомнения, был искренен, когда, 20 апреля выступая в палате общин, сказал: «Если бы мне пришлось делать выбор в Испании, я бы исходил из того, что баскское правительство куда ближе нашей системе, чем Франко или республика».

А тем временем за линией фронта националистов до возобновления наступления на севере давно назревавшие события наконец встали во главу угла. Начало им было положено прошедшей зимой, когда Франко выслал лидера карлистов Фал я Конде в Португалию. Естественно, карл исты крайне критически оценили эту суровую меру. Их военный совет безуспешно требовал публичного пересмотра приговора. Это возмущение карлистов вызвало соответствующую реакцию у части фалангистов, недовольных главным образом лидерством генерала Франко4. Соответственно, никто не удивился, когда Фаль Конде в Португалии получил приглашение от фаланги к открытой дискуссии, посвященной идее объединения двух партий. Она вызвала интерес.

Переговоры на эту тему длились три недели. Они кончились безрезультатно, произведя на свет лишь несколько интересных документов5. Карлисты пришли к выводу, что фалангисты просто хотят подмять под себя все движение традиционалистов. Так что к концу февраля две партии разошлись, хотя и сохраняя дружеские отношения. Граф Родесно дал понять, что вопрос о возобновлении дискуссии остается открытым. На деле же идея об объединении двух партий принадлежала самому генералу Франко, который давно уже стремился к такому развитию событий. С тех пор как генерал стал главой государства, он успешно манипулировал разрозненными сторонниками национального движения, словно они были полевыми командирами у рифов, с которыми ему приходилось иметь дело еще молодым человеком. Разве простой акт объединения, инициированный сверху, не положит конец >той смеси идеологий? Об этом он с надеждой говорил немецкому дипломату Дюмулену пять месяцев назад6.

В решительную поддержку этой идеи был подан один очень илиятельный голос — Рамона Серрано Суньера, зятя генера- ииссимуса, который, будучи лидером молодежи CEDA, в начале 1936 года привел движение к слиянию с фалангой. Способный и честолюбивый юрист Суньер в феврале бежал из Республиканской Испании. С помощью гуманного доктора Мараньона ему удалось добиться перевода из тюрьмы в туберкулезный санаторий, а уж оттуда совершить побег. Он прибыл її Саламанку, полный страшных историй об Образцовой тюрьме, где был свидетелем расстрела своих друзей Фернандо Примо де Риверы и Руиса де Альды. Ненависть Серрано Суньера к республиканцам обострилась после того, как два его брата пали от их рук. Он всегда утверждал: они погибли потому, что французское посольство отказало им в убежище. Поэтому Серрано испытывал особую неприязнь к Франции, которая подкреплялась его откровенным презрением к демократии. От политика CEDA, которым он когда-то был, мало что осталось. Этот денди с рано поседевшей шевелюрой и голубыми глазами — редкость в Испании — оказывал большое влияние на своего зятя. Влияние Николаса Франко постепенно сходило на нет, и наконец он без шума был отправлен послом в Португалию. Немалая доля политических успехов Серрано Суньера объяснялась его незаурядным обаянием, но, оказывая магнетическое воздействие на небольшой круг, он был чужд массам. Это был эмоциональный человек, у которого часто менялось настроение, — контраст со сдержанным Франко. Отношения между Серрано и Франко укреплялись дружбой их жен, Ситы и Кармен, которые часто встречались. Так в Испании началось правление cunadisimo («зятьев на вершине власти»), которое за последующие несколько лет вызвало бесчисленное количество шуток и анекдотов и наконец облекло Серрано едва ли не высшей властью в государстве.

Тем не менее в то время у Серрано вообще не было никакой официальной должности. Но с момента его появления в Саламанке Франко стал его использовать как своего политического советника. Кроме того, Серрано сразу же стал заниматься поисками теоретического и, если возможно, идеологического обоснования нового националистского государства. Он беседовал с монархистами, фалангистами, церковниками и генералами. Встречался с кардиналом Гомой, графом Родес- но и генералом Молой, затем отправился на прогулку с Франко в саду епископского дворца в Саламанке. Серрано рассказал генералиссимусу, что все его встречи и разговоры привели к выводу: ни одна из партий, существующих в националистской Испании, не отвечает потребностям момента. Но в любом случае что-то надо делать. Основа существующей власти — это армия. Но «государство чистой силы», сказал он, долго не просуществует. Национальное движение сформировалось как чи сто негативная реакция на преступную слабость республиканского правительства и угрозу коммунистической революции. Но возвращение к парламентскому правительству невозможно. «В других местах, благодаря ряду продуманных договоренностей и обычаев, демократия может принести хорошие результаты. Но в Испании в полной мере было доказано, что здесь демократия может существовать только в форме бес смысленно жестокого, готового взорваться государства, ибо это самоубийственная форма правления»7. Но, вне всяких сомнений, существует возможность создания государства, свободного от всех условностей и обязательств, государства воистину нового, единственного такого вида, которое может появиться. Разве положение Испании в 1937 году не напоминает во многом то самое, которое было в XIV веке при начале правления католических королей?8

Такими речами Серрано соблазнял генералиссимуса во время прогулок. Тем временем Франко занимался изучением уставов и положений фаланги, членом которой он, конечно, не был. Он анализировал речи Хосе Антонио и Виктора Праде- ры, теоретика карлистского движения, который, как и Антонио, был расстрелян на территории республики. Тем не менее создание статута, объединяющего карлистов и фалангу и в самом деле сливающего все партии, поддерживающие националистов, в одно движение, было бы отложено, не случись в Саламанке в начале апреля некоторых довольно любопытных событий.

Дело в том, что группа фалацгистов правых взглядов, которые возглавляли прерванные переговоры с карлистами, составила заговор с целью свержения Эдильи, временного главы фаланги. С этой целью 16 апреля Национальный совет фаланги избрал новый триумвират. В него входили Санчо Давила (лидер правой группы) и два приятеля Эдильи Хосе Морено и Агустин Аснар. Новым генеральным секретарем движения стал Рафаэль Гарсеран. Эдклья, оставшийся в неопределенном положении временного главы движения, медлил и колебался. В тот же вечер Франко принял триумвират вместе с новым генеральным секретарем и вежливо попросил воздерживаться от насилия. Позже, в середине ночи, вокруг домов Санчо Да- вилы и Гарсерана в Саламанке начались волнения. Вооруженные молодые люди открыли огонь. Действовали ли они по указанию Николаса Франко, или Эдильи, или кого-то еще, так и осталось неизвестным. Но это происшествие дало повод для ареста Санчо Давиды и Гарсерана. которые были обвинены не только в попытке свергнуть Франко, но и в переговорах с Прието. На следующий день Национальный совет фаланги подтвердил, что поддерживает Эдилью. Но теперь и Франко перешел к решительным действиям. Он выслал указания главам всех региональных организаций фаланги впредь подчиняться только его приказам. Эдилья наконец поддался на провокации и стал действовать. Ближайшие друзья убедили его, что этот акт Франко означает конец фаланги9. Он, в свою очередь, разослал телеграммы, требуя, чтобы лидеры фаланги на местах исполняли только его приказы. Кое-кто из его сто- ронников, так называемые «Старые рубашки», подготовили демонстрации в поддержку Эдильи. Кроме того, они предложили организовать хунту, членами которой станут Пилар Примо де Ривера, сестра Хосе Антонио, и генерал Ягуэ, хотя оба они отказались принимать в ней участие. Глава отделения фаланги в Заморе, которому была адресована одна из телеграмм Эдильи, проинформировал Франко обо всем происходящем. И когда Эдилья явился в штаб-квартиру Франко, чтобы изложить условия, при которых он и в дальнейшем будет поддерживать движение националистов, то был арестован. Двадцать «старых рубашек» оказались под стражей. Всем фалангистам, где бы они ни находились, было запрещено показываться в Саламан- ке. Франко воспользовался этой возможностью, чтобы выпустить указ о создании новой партии, объединившей фалангу и карлистов, с пышным пространным названием «Испанская фаланга традиционалистов и хунт национал-синдикалистского наступления». Главой новой партии, конечно, стал генералиссимус, хотя он никогда не был ни фалангистом, ни карлистом. Родесно и его более умеренные карлисты, проявив абсурдное отсутствие предусмотрительности, выразили свое согласие — хотя и без большого энтузиазма10. Их три радиостанции были закрыты. Ни к Фалю Конде, ни к карлистско- му регенту Ксавьеру Бурбон-Пармскому Франко не обращался за консультациями. Пожилая вдова старого дона Альфонсо Карлоса (она и сама была ветераном Второй карлистскои войны) 23 апреля написала Фалю Конде: «Это позор, как он поступил с нами. По какому праву...» До 30 апреля Франко не считал нужным оповещать о происшедшем карлистский Военный совет.

А как же вел себя генерал Мола, командир Армии Севера, старый заговорщик из Памплоны? Он присутствовал на балконе штаб-квартиры Франко в Саламанке, когда оглашался декрет об объединении карлистов и фалангистов. Но выразил свое беспокойство лишь по поводу огромной власти, которую Франко ныне сосредоточил в своих руках, и неточного использования в тексте указа некоторых глаголов. Кейпо де Льяно также прибыл из Севильи и объявил о своем согласии, хотя, как можно предположить, без большой охоты. Тем временем Эдилья был приговорен к смертной казни «за мятеж», хотя позже этот приговор был заменен пожизненным заключением11. Серрано остался на той же позиции, которую он и без того занимал и, по настоянию > Франко, стал генеральным секретарем нового движения. Все время он координировал и сглаживал противоречия между раз-; личными течениями в движении; особое его внимание привлекали несколько возмущенных фалангистов, которые остались на свободе и собирались в гостиной дома Пилар Примо де Риверы^ в Саламанке. Ортодоксальные монархисты вскоре тоже влились в новую партию12.

Франко, без сомнения, считал, что поскольку у Серрано нет сторонников, то он всем обязан исключительно ему, Франко, и им будет легко манипулировать. И действительно, споры между ними стали возникать лишь только к концу Гражданской войны. Серрано, продолжая оставаться в одиночестве, был полон недоверия и страха. Придерживался ли он явной прогерманской ориентации? Вряд ли, поскольку ему было известно, что немецкий посол в Испании испытывает к нему ненависть. Фаупель считал, что фашистский лидер в Испании должен иметь пролетарское происхождение.

Свои взгляды Серрано изложил десять лет спустя, когда был опозорен и отставлен отдел. Новое государство, которого никогда ранее не существовало и которое он с таким воодушевлением описывал своему родственнику, конечно же «отвечало понятию авторитарного, уникального типа современного государства, которое соответствует сложившимся обстоятельствам. Единственная форма организации общества, которая может взять на себя задачу переобучения и реорганизации, необходимых для политической жизни в Испании. Может, своей внешней формой это государство и будет напоминать режимы, уже принятые другими людьми, но принципы, скрытые этими формами, и дух, которому они подчиняются, меняются от человека к человеку. Как в тоталитарной России, тут может быть кардинальное расхождение между государством и его подданными. Форма может, как в случае с Германией, иметь аморальный характер. Но в то же время у нас нет ничего общего с этими доктринами. Наши взгляды исходят из национальной традиции и конфессиональной веры; Мы отрицаем политический релятивизм и политический агностицизм. За этими пределами остается обширное поле для сомнений и дискуссий, есть неизменные истины и убеждения, из которых состоит политическая жизнь и которые ограничивают действия правительства. Есть великие и неизменные принципы, которые влияют на вопрос, «быть или не быть» стране и всему цивилизованному обществу». Таковы были идеи человека, который среди разрозненных групп королевских генералов, обожателей Германии и Италии, епископов и старых политиков, был совестью националистской Испании во время Гражданской войны.

Фаупель и итальянский генерал Роатта встретились, чтобы обсудить развитие событий. Роатта считал, что, пока Германия и Италия не вмешаются, чтобы оказать решительное воздействие на ход операций и на все испанское общество, войну выиграть не удастся. К тому времени Фаупель передал Франко переложение для Испании немецких законов о труде. Он дал ему понять, что надо начинать социальное законодательство, и предложил в его распоряжение «социальных экспертов». Данци, представлявший в Испании итальянских фашистов, вручил Франко набросок конституции для Испании, сделанный по итальянской модели. Но генералиссимус не обратил внимания ни на Фаупеля, ни на Данци. Серрано добавил, что и эти предложения, и их вдохновители (особенно нацистская группа при немецком посольстве) могли быть приняты более благожелательно, если бы они взяли на себя труд перевести свои слова на испанский язык.

Между тем 20 апреля в Бискайе началось новое наступление националистов. Когда артиллерийская и авиационная подготовка прекратились и баски на передовой линии стали подниматься из глубоких окопов, в тылу у себя они услышали пулеметные очереди. И снова, как при Очандиано, раздались крики: «Мы отрезаны!» Многие из защитников отступили, пока еще у них была такая возможность. Перед деревней Эльгета между холмов Инчорты были выкопаны глубокие надежные траншеи. Закрепившись в них, баски под командованием майора Белдаррана успешно отразили атаку. Но к тому времени два батальона С NT покинули линию фронта, скорее всего, чтобы путем такого шантажа побудить басков предоставить им места в правительстве. Это дезертирство привело к разгрому. Все командование баской мечтало лишь о том, чтобы успеть отступить к окопам «железного кольца». Непрестанные бомбардировки блокировали дороги, передвигаться по которым стало невозможно. Генеральный штаб в Бильбао проявил слабость и расхлябанность, которые вызвали обвинения в предательстве. К 24 апреля все высоты в этой части фронта, на которые шло наступление, пали под натиском генерала националистов Гарсиа Валиньо. Белдаррану пришлось отступить со своих хорошо укрепленных позиций у Эльгеты. Воцарилась атмосфера хаоса. Артиллерия не знала, по каким целям вести огонь. Траншеи постепенно пустели. Через шесть дней после возобновления наступления Молы полное поражение басков стало неизбежным.

Примечания

1 Рассказ об этом происшествии будет трудно понять, если не знать, что английский торговый флот осуществлял большую часті, поставок в Испанию и из нее. Британский экспорт в Испанию резко сократился в 1937 году: вывоз угля на 37 процентов, станков и машин на 90 процентов, автомобилей на 95 процентов, столовых при- боров на 90 процентов (данные по всей Испании, поскольку в статистических данных Торговой палаты одна Испания не отделялась от другой). Тем не менее импорт из Соединенного Королевства возрос, особенно орехов и картофеля. I

Эти дебаты то и дело прерывались призывами к порядку, криками «долой!» и прочими нарушениями. 3

Тем не менее было бы совершенно неправильно считать, что английский военно-морской флот играл на руку Франко. Все знали, что эскадра в Гибралтаре находится в прекрасных отношениях с националистами, но адмирал Барроу, отвечавший за эвакуацию множества заключенных и беженцев из Бильбао, поддерживал тесные дружеские отношения с баскским правительством. Истина, по всей пндимости, заключается в том, что военно-морской флот был дружелюбно настроен ко всем, с кем он входил в контакт. 4

Несмотря на явные различия, разделявшие карлистов и фалангистов, их лидеры всегда были сравнительно близки друг другу — их объединяла вражда к либерализму, демократии и «девятнадцатому столетию». До войны Фаль Конде и Хосе Антонио были в добрых отношениях. 5

От фалангистов в дискуссиях принимали участие Санчо Дави- иа, Рафаэль Гарсеран и Эскарио. От карлистов — Фаль Конде, граф 1'одесно и Хосе Мария Араус де Роблес. Эдилья, временный глава фаланги, знал о переговорах и относился к ним неодобрительно. 6

Самым заметным документом был набор «основ для союза» двух групп — они были включены в записку фалангистов от 1 февраля. Фаланга «соглашалась с установлением в соответствующий момент новой монархии, как гарантии продолжения национал-синдикалист- I кого государства и основы его империи. Новая монархия должна порвать все связи с либеральным монархизмом». 7

Это отражение мыслей, которых в то время придерживались многие испанцы.

" Описывая этот разговор в автобиографии, Серрано отрицает мюе авторство аналогии с католическими королями, которая в то и|)смя широко использовалась. 9

Немецкий посол Фаупель был согласен с Данци, представители итальянских фашистов в Саламанке, и с руководителем местно- п) отделения нацистской партии, что, если произойдет столкновение между фалангой и Франко, они окажут поддержку последнему. Но похоже, руководители пропагандистской службы Фаупеля Кон и Крюгер подталкивали Эдилью к решительным действиям. 10

Официальная форма новой партии состояла из синих рубашек фіїланги и красных беретов карлистов. Ни одной из партий не понравилось это компромиссное решение, и при первой возможности Фалангисты засовывали карлистские береты в карман. Известен слу- і ііі, когда группа фалангистов с непокрытыми головами встретилась • карлистом Родесно в обыкновенной одежде. На вопрос, почему он і -і к одет, старый циник ответил: «Потому что не могу засунуть в кар- ми свою синюю рубашку...» II

Позже ходили слухи, что друзья Эдильи попытались организо- п ь его побег из памплонской тюрьмы (где святой Игнатий обдумы- |Ц идею Общества Иисуса), но он отказался бежать. Некоторые из о сообщников все же выбрались из тюрьмы, но были пойманы и

г ихтреляны. Этот эпизод описан французским историком фашизма Чмзильяком, но подтвердить его я не могу.

13 Можно добавить, что Франко счел первый заговор (Санчо Да- 1 >? і jты и т. д.) делом рук монархистов. В интервью «АВС де Севилья»

і ' X. Томас

«Гражданская война в Испании»

он ясно дал понять, что вопрос о реставрации монархии решать будет лично он. Вскоре о своей поддержке Франко объявил Хиль Роблес, бывший лидер CEDA, но смазал эффект своих слов, твердо заявив в то же время о контактах с ортодоксальными монархистами. Всю войну он находился в эмиграции, не принимая участия в политике (хотя порой помогал с поставками оружия), и вернулся в Испанию лишь в 1957 году.