ГЛАВА I Краткое повествование обо всех великих делах Короля, свершенных перед заключением мира в ... году7
Могу доподлинно свидетельствовать: в тот момент, когда Вы, Ваше Величество, решились одновременно ввести меня в Ваши Советы8 и оказать значительное доверие в ведении Ваших дел, гугеноты чувствовали себя хозяевами9 в государстве наравне с Вашим Величеством, вельможи вели себя так, словно не были подданными Вашего Величества10, а наиболее могущественные губернаторы — так, будто являлись самовластными правителями11 у себя в провинциях. Могу сказать, что как одни, так и другие причинили немалый урон королевству, ибо, следуя их дурному примеру, и самые упорядоченные сообщества12 заражались их мятежным духом и в ряде случаев пытались, насколько могли, умалить Вашу законную власть, дабы увеличить собственную сверх всяких разумных пределов. Еще могу сказать, что каждый измерял свои достоинства сообразно своей дерзости;13 что, вместо того чтобы ценить благодеяния, по заслугам полученные ими от Вашего Величества, они считали их достаточными лишь в том случае, ежели те отвечали их неуемной фантазии; что наиболее предприимчивые были в большем почете, чем умнейшие, и часто оказывались самыми удачливыми. Также могу сказать, что союзами с иностранными державами совершенно пренебрегали14, а интересам частным оказывалось предпочтение перед государственными15 — одним словом, по вине тех, кто тогда управлял Вашими делами16, королевское достоинство было столь унижено и столь отличалось от того, каким ему надлежало быть, что узнать его было почти невозможно. Из-за угрозы потерять всё нельзя было далее сносить поступки тех, кому Вы, Ваше Величество, доверили бразды правления своим государством; с другой стороны, нельзя было также и изменить всё сразу, не нарушив законов благоразумия, которые не позволяют резко переходить от одной крайности к другой. Казалось, что дурное состояние Ватттих дел побудит Вас к принятию поспешных решений, что Вы начнете действовать, не выбирая средств и подходящего момента; однако же нужно было выбрать и то и другое, дабы извлечь пользу из перемен, осуществления коих необходимость настоятельно требовала от Вашего благоразумия. Лучшие умы полагали, что невозможно обойти, не потерпев крушения, все подводные камни, возникшие в тогдашнее столь ненадежное время. При дворе было множество людей, которые заранее порицали безрассудство тех, кто намеревался за это взяться. А поскольку всем известно, что государи, получив совет относительно какого-либо дела, в случае неудачи легко перекладывают вину на окружающих, то очень мало кто надеялся на благоприятный исход тех перемен17, которые, как было объявлено, я вознамерился произвести, и потому многие считали мое падение предрешенным еще до того, как Ваше Величество меня возвысили. Невзирая на все затруднения, изложенные мною Вашему Величеству, я, зная, каких высот способны достичь короли, когда они правильно пользуются своей властью, осмелился обещать Вам и, как мне кажется, небезрассудно, что Вы отыщете способ исправить существующие в Вашем государстве неустройства и что в непродолжительное время Ваша мудрость, Ваша сила и Божье благословение придадут новый вид королевству. Я обещал Вам употребить все свое искусство и всю власть, коей Вы изволили бы меня наделить, на то, чтобы сокрушить гугенотскую партию, сбить спесь с вельмож, заставить всех Ваших подданных исполнять свой долг и возвести Ваше имя среди других народов на такую высоту, на какой ему надлежит находиться18. Я сказал Вам, что для успешного достижения этих целей мне никак не обойтись без доверия Вашего Величества; и хотя в прошлом все те, кто Вам служил19, не нашли лучшего средства приобрести и удержать это доверие, чем постараться лишить оного Королеву-магь, я заявил, что изберу совершенно иной путь и не стану упускать из виду ничего, что зависит от меня, дабы сохранить между Вашими Величествами тесный союз20, имеющий большое значение для Вашей репутации и служащий благу королевства. Успех, сопутствовавший благим намерениям, которые Господу было угодно мне внушить для приведения в порядок дел в государстве, послужит в глазах потомков оправданием той твердости, с коей я неизменно воплощал в жизнь сей замысел; и Ваше Величество также будет надежным свидетелем того, что я делал всё от меня зависящее, дабы ухищрения множества злонамеренных людей не смогли внести раскол между теми, кого соединила природа и кого также должно было бы соединять благодатное согласие. И хотя после стольких лет моего успешного сопротивления разнообразным усилиям этих людей их злобная хитрость все-таки взяла верх, безмерным утешением мне служат неоднократно слышанные мною высказывания Вашего Величества о том, что, в то время как я более всего заботился о величии Вашей матери, Королевы, она неизменно пыталась меня погубить21. Людовик XIII, король Франции 3. Хайнс и Ф. Бинъон Гравюра с портрета работы Ф. де Шампеня Напечатана в книге «Портреты знаменитых французов, висящие во дворце кардинала Ришельё» (Париж, 1667 [1650]) Вокруг портрета изображены наиболее важные события из жизни короля и различные латинские девизы Я вернусь к этой теме в другом месте, дабы сейчас сосредоточиться на моем предмете и не ломать порядок, который должен соблюдаться в настоящем сочинении. Захватив в 1624 году ряд кораблей, приготовленных герцогом Неверским для войны с турецким султаном22, гугеноты, никогда не упускавшие случая увеличить свою мощь, вооружились таким образом до зубов, чтобы оказать сопротивление Вашему Величеству. Хотя до того момента флот находился в столь заброшенном состоянии23, что в Вашем распоряжении не было ни единого судна, Вы проявили такое искусство и такое мужество, что с помощью немногих кораблей, которые удалось собрать у Ваших подданных, с двадцатью голландскими судами и семью английскими баркасами сумели разгромить противостоящие силы ларошельцев на море. Успех этот был настоящим чудом и подлинной удачей, тем более что был достигнут Вами благодаря содействию, оказанному не более чем для вида24. Тем же способом был взят остров Ре, в течение долгого времени неправедно удерживаемый ларошельцами;25 Вы обратили в бегство от четырех до пяти тысяч человек, прибывших для обороны острова, и вынудили Субиза, их предводителя, спасаться на острове Олерон, откуда Ваши войска выбили его, да так, что даже изгнали за пределы королевства26. Эта блестящая победа заставила мятежников заключить мир27, принесший такой триумф Вашему Величеству, что даже самые недовольные выразили по этому поводу свое полное удовлетворение, и все признали, что никогда раньше ничего подобного не происходило. Вашим предшественникам на троне скорее приходилось в прошлом вынужденно соглашаться на мир со своими подданными28, нежели навязывать его им; и хотя никакой войны, которая бы ослабила их, они не вели, прежние монархи в таких договорах уступали свои позиции; тогда как Ваше Величество, даже будучи заняты в то время множеством других дел, дали своей стране мир, при этом сохранив за собой форт Людовика в качестве цитадели на подступах к Ла-Рошели, а также острова Ре и Олерон в качестве укреплений29, ставших неплохими осадными сооружениями. В то же самое время Ваше Величество предоставили герцогу Савойскому защиту30 от притеснений испанцев, в открытую на него напавших; и несмотря на то, что они располагали одной из самых многочисленных армий, когда-либо стоявших в Италии31, и находилась эта армия под командованием герцога де Фериа, человека весьма решительного, тем не менее Вы помешали им захватить крепость Верруа32, осаду коей Ваши войска выдержали вместе с боевыми отрядами герцога Савойского, проявив при этом столько доблести, что испанцы были вынуждены осаду снять и с позором ретироваться. Немного времени спустя испанцы утвердились на всех перевалах Граубюндена33 и укрепили лучшие из фортов, располагавшихся на принадлежавших ему долинах34, так что Ваше Величество, не имея возможности при помощи одних лишь переговоров оградить своих старых союзников35 от нашествия, во время коего вероломным захватчикам без труда удалось усилить свои по- Урбан VIII, Папа Римский Дж.-Л. Бернини (1598— 1680). Кон. 1620-х гг. Мрамор. Коллекция князя Урбано Барберини зиции, тем более что Пала поддержал их36 (полагая — под влиянием тщетных упований, внушенных ему испанцами, — что сумеет выгадать что-то для блага католической веры), вооруженной силой смогли осуществить37 то, чего не удавалось добиться посредством разумных увещеваний. Вы могли бы тем самым навсегда освободить эту страну38 от тирании Австрийского дома, если бы Ваш посол в Испании Фаржи не заключил (как он потом признался) по настоянию кардинала де Берюлля39 без Вашего ведома и вопреки указаниям Вашего Величества весьма невыгодный договор40, к коему Вы затем все-таки присоединились в угоду Папе, который выставлял себя стороной, совершенно не заинтересованной в этом деле. Когда Ваш отец41, покойный король, — вечная ему память! — вознамерился выдать одну из Ваших сестер замуж в Англии42, испанцы сочли своим долгом помешать этим планам и задумали непременно предложить в качестве невесты одну из своих инфант. После заключения договора об этом принц Уэльский под влиянием дурных советов43 решился отдаться на милость государя, который, имея его в своей власти, мог навязать ему свою волю в любом вопросе по собственному усмотрению, и проехал инкогнито через Францию, чтобы заключить в Испании брак с инфантой44. ' Узнав об этом, Франция тотчас же завязала переговоры, в результате чего, несмотря на невероятные почести, оказанные жениху при испанском дворе, где король45 всегда сажал его по правую руку от себя, хотя принц и не являлся тогда венценосной особой, брак расстроился; а некоторое время спустя была достигнута договоренность о браке с французской принцессой46, каковой и был заключен и свершен, причем с точки зрения веры условия его были гораздо выгоднее47, чем те, что предполагалось выдвинуть при жизни покойного короля. Вскоре после этого при дворе сложились мощные партии заговорщиков48, куда воспитатели Вашего брата49 втянули его, насколько позволял его юный возраст. К моему большому сожалению, приходится признать, что особа, занимавшая самое высокое положение50, оказалась ощутимо замешана в заговоре со многими другими лицами, разжигавшими ее честолюбие. Но я также не могу не упомянуть и о том, что Вы снискали себе почет перед Богом и людьми, уничтожив пагубные последствия, к коим могло привести неосторожное поведение названной особы, если бы Вы мудро не скрыли поступки51, за которые могли наказать и беспрепятственно, и заслуженно. Англичане слепо устремились к участию в этих заговорах52, многие вельможи королевства изрядно в них увязли, и предполагалось, что герцог де Ро- ган и гугенотская партия начнут войну внутри страны53, в то время как наши острова и берега подвергнутся нападению мощного английского флота. Английский король Карл I и королева Генриетта Французская Казалось, дела у них идут столь удачно, что мало кто верил в возможность противостоять натиску заговорщиков. Однако арест полковника д’Орна- но, герцога Вандомского и великого приора54, казнь Шале55 и удаление от двора некоторых аристократок56 расстроили заговор, так что все существовавшие при дворе зловещие замыслы, направленные против Вашего Величества, были разрушены и ни к чему не привели. Вы также проявили огромное великодушие и благоразумие, дав Вашему брату в Нанте57 согласие на его брак58. Между тем искренность, с какою Ваши верные слуги отважились предсказать Вам заранее те пагубные последствия59, к коим этот брак может привести, послужила весьма наглядным доказательством их преданности и убедительным свидетельством того, что они не имели намерения ввести Вас в заблуждение. Во время всех этих неприятных событий, которые, казалось, ослабили Вашу власть, положить конец беспрерывной череде дуэлей могло только примерное наказание60 гг. Бутвиля и Шапелля. Признаюсь, никогда я не находился в большем душевном смятении, чем в том случае, и едва не уступил всеобщему сочувствию, которое вызывала во всех сердцах трагическая участь двух молодых дворян, едва не пошел навстречу ходатайствам самых высокопоставленных особ двора и настойчивым просьбам моих самых близких родственников61. Слезы их жен62 тронули меня до глубины души, но мысль о потоках крови Вашего дворянства, унять которые можно было, только пролив кровь этих двух молодых людей, придала мне силы, помогла овладеть собой и убедить Ваше Величество отдать приказ о казни ради пользы государства, пусть даже и вопреки почти единодушному мнению света и моим собственным чувствам. Не имея возможности остановить приготовления англичан к войне и предотвратить последствия этих приготовлений, Ваше Величество были вынуждены выставить против англичан вооруженную силу. Эти давние враги государства высадились на острове Ре63 и окружили там форт Сен-Мартен — как раз в тот момент, когда Господу было угодно обрушить на Францию беду — серьезное заболевание, поразившее Вас в Вильруа. Все эти неприятные события, равно как и подстрекательство Вашего брата к новым дурным поступкам64, предпринятое Ле Куаньо и Пюилора- ном, не помешали нам оказать с Вашей незримой помощью сопротивление этой воинственной нации. Едва поправившись, Вы, Ваше Величество, пришли на выручку крепости65, осажденной англичанами, разбили их армию в знаменательной битве на суше и заставили их флот убраться с наших берегов и вернуться в свои порты. Затем Вы подступили к Ла-Рошели66 и взя- ^ ли этот город после годичной осады. Ваше Вели- к чество повели себя с чрезвычайной осторожно стью: зная, что испанцы не желают ни взятия этой отдельной крепости, ни вообще успеха Вашим делам67, но рассудив тем не менее, что союз с ними, заключенный даже просто для виду, произведет благоприятное впечатление на всех и, что немаловажно, воспрепятствует в силу договорных обязательств их присоединению к англичанам, которые тогда были Вашими явными врагами, Вы вступили с ними в соглашение68, которое привело к ожидаемым результатам. Испанцы, заключившие договор лишь для отвода глаз69, чтобы под его прикрытием мешать планам Вашего Величества и взятию Ла-Рошели, всячески подстрекали англичан к тому, чтобы они пришли на помощь городу. А кардинал де Ла Куэва недвусмысленно обещал им в связи с этим, что испанский король направит помощь Вашему Величеству лишь тогда, когда в ней уже больше не будет никакой надобности, и при этом отъедет свои войска раньше, Ришельё снижает гусениц с цветка лилии Ж. Ганъер (ок. 1615-1666), ок. 1637-1638 Надпись на поле гравюры гласит: «Символическое изображение того, как стараниями кардинала Ришельё происходит искоренение ереси и бунтарства» чем они смогут нанести англичанам какой-либо урон. Это было осуществлено с такой скрупулезной точностью, что испанский адмирал дон Федерико70, отправившийся из Коруньи с 14 кораблями лишь после того, как узнал о разгроме англичан у острова Ре71, не захотел ни на день задержаться у Ла-Рошели72, когда до него дошли слухи, будто на подмогу городу движется еще один флот. Эти уверения придали англичанам смелости, они дважды дерзко пытались прийти на помощь городу, и тем ярче заблистала слава Вашего Величества, когда Вы взяли Ла-Рошель73 исключительно своими силами на глазах у мощного флота англичан, которые после двух бесполезных сражений74 со стыдом увидели, что лишились возможности достичь своих целей. Таким образом, одним ударом удалось добиться того, что вероломство и уловки испанцев пропали для них даром, а ловушки, расставленные англичанами, были преодолены. Во время осады Ла-Рошели испанцы напали на итальянские владения герцога Мантуанского75. Они нарочно выбрали этот момент в расчете на то, что Ваше Величество окажетесь не в состоянии прийти к герцогу на выручку. Когда кардинал де Берюлль и хранитель печати Марийяк советовали Вашему Величеству бросить бедного герцога на произвол судьбы76, сделав его жертвой несправедливости и ненасытной алчности этой нации77, постоянно возмущающей спокойствие христианского мира, дабы не допус- тить, чтобы она его вновь потревожила, остальные члены Совета придерживались противоположной точки зрения: они полагали, что Испания не посмеет решиться на подобное сразу же после заключения союзного договора с Англией, но, даже если бы она и возымела такое дурное намерение, ей не удалось бы остановить исполнение Ваших замыслов. Вам говорили, что достаточно не высказываться в защиту герцога Мантуанского, пока Вы заняты серьезной осадой, и что больше Вы ничего сделать не сможете, не совершив низости, недостойной великого государя, которому никогда на подобное не следует соглашаться, какую бы пользу он ни рассчитывал извлечь. С моей стороны было бы преступным упущением не отметить здесь, что Ваше Величество, следуя велениям своего сердца и привычному для Вас образу действий, приняли в той ситуации наилучшее и наиболее благородное решение78, заняв сторону герцога Мантуанского, и за сим последовал столь оглушительный успех, что через короткое время Ла-Рошель была взята, а Ваши войска были готовы прийти на помощь этому принцу, подвергшемуся несправедливому нападению. В это же самое время, овдовев через год после свадьбы79, Ваш брат вознамерился жениться на принцессе Марии80. Однако он поступил столь неразумно, что, вместо того чтобы оказать помощь ее отцу, герцогу Мантуанскому, навредил ему больше, чем даже собственные враги герцога, — уехав от Вашего Величества и удалившись в Лотарингию81 как раз тогда, когда ему следовало, напротив, соединиться с Вами, дабы приумножить Ваши силы82. Дурное поведение брата не помешало Вашему Величеству продолжить поход83, преследовавший такие возвышенные цели, да и Господь так явственно благоволил к нему, что, едва достигнув Альп, Вы сразу же сумели преодолеть их, причем в самый разгар зимы, разбить герцога Савойского84, получавшего поддержку испанцев, снять осаду с Касале85 и принудить всех врагов искать мира86. Добившись триумфального завершения этой кампании, установившей мир в Италии87, Ваше Величество, обладая умом и душою, находящими отдохновение лишь в трудах, незамедлительно отправились в Лангедок88, где, взяв силой города Прива и Алее, своею твердостию принудили к покорности89 остатки гугенотской партии, а своею милостию даровали мир90 тем, кто осмеливался с Вами воевать. Притом Вы сделали это не путем предоставления им вредных для государства привилегий, как это происходило в прошлом, а изгнав за пределы королевства человека, единолично возглавлявшего это злополучное движение91 и без конца подстрекавшего его к бунту. Важнее всего в этой славной победе было то, что Вы совершенно разгро- 09 ^ мили гугенотскую партию как раз в то время, когда испанскии король стремился ее возродить и укрепить сильнее прежнего. Незадолго до того он заключил новый договор с герцогом де Роганом93, дабы сформировать в нашем государстве корпус мятежников, восставших одновременно против Бога и Вашего Величества, обещая давать оному по миллиону в год94 и тем самым делая вест-индские владения невольными сообщниками, вынужденными оплачивать адские замыслы. Однако этим благочестивым планам не суждено было осуществиться: и в то же самое время, как до испанского короля дошло неприятное известие о том, что его гонец, везший столь славный договор, был пойман и умер на эшафоте95 по приговору Тулузского парламента, Ваше Величество с радостью и пользой простили тех, кто более не мог защищаться, расстроили их заговор и милостиво обошлись с ними самими, тогда как они ожидали примерного наказания за совершенные преступления. Знаю доподлинно, что Испания полагает, будто столь мрачное злодеяние может быть оправдано тем, что Вы, Ваше Величество, оказывали помощь Голландии96, однако это оправдание столь же убого, как и дело, за которое они воюют. Здравомыслящие люди видят, что существует огромная разница между многолетним предоставлением помощи для защиты правого дела, каковым является самооборона, — и вновь достигнутыми договоренностями, явно противными вере и легитимной власти, каковую небо дало королям над их подданными. Ваш отец, покойный король, заключил договор с голландцами97 лишь после того, как испанский король создал в нашем государстве Лигу98, чтобы узурпировать корону99. Это настолько очевидно, что вряд ли может быть поставлено под сомнение, и ни один богослов в мире не способен опровергнуть, не вступив в противоречие со здравым смыслом, тезис о том, что как всякий человек, на чью жизнь покушаются, вынужден прибегать к любым средствам, помогающим ему защититься, так и любой государь имеет право делать то же самое, дабы не погубить государство. Добровольные поначалу поступки иной раз становятся вынужденными по мере развития событий; кроме того, никто не может найти ничего предосудительного в союзе, который Ваше Величество поддерживает с голландским народом, делая это не только во исполнение договоров покойного короля, но и из-за того, что Испания будет считаться врагом нашего государства до тех пор, пока удерживает у себя часть исконных французских владений100. Ясно, что поскольку причина, приведшая к заключению указанных договоров, про- Фронтиспис книги кардинала Ришельё «Наиболее легкий и надежный способ обратить тех, кто отделился от Церкви» (Париж, 1651) К. Меллан (1598—1688) Гравюра с портрета работы Ф. де Шампеня (елі. с. 188) с добавлением двух ангелочков, возлагающих на голову кардинала лавровый венец, и заднего плана, на котором изображена осада Ла-Рошели. должает существовать, то и продолжение их действия столь же законно, сколь необходимо. Испанцы же никак не могут утверждать, что находятся в сходных обстоятельствах; напротив, их намерения совершенно неправедны, тем более что, вместо того чтобы загладить прежние обиды, нанесенные ими французскому королевству, они день ото дня увеличивают число оных. К тому же покойный король заключил союзный договор с голландцами лишь после того, как они образовали отдельное государство101, и вынудили его к этому нападки, от коих он не мог себя полностью обезопасить. Однако он не стоял ни за их восстанием, ни за объединением их провинций. Испания не удовольствовалась неоднократным оказанием покровительства гугенотам, поднимавшим мятежи против Ваших предшественников на троне. Она захотела создать их государство в государстве Вашем. Святое рвение подталкивало испанцев к тому, чтобы стать инициаторами столь доброго начинания, и, что всего примечательнее, произошло это безо всякой нужды и оправдания, — разве что таковым может считаться соображение о том, что продолжение прежних захватов и замышление новых совершенно обеляют их действия по той причине, что поскольку ими движут благие намерения, то им одним становится дозволено то, что всем остальным запрещено. Поскольку я уделил этому предмету больше внимания в другом сочинении102, оставляю его и возвращаюсь к описанию Ваших дальнейших деяний. Коварство испанцев побудило их вновь напасть на герцога Мантуанского103 — в нарушение договоров, заключенных ими с Вашим Величеством. И Вы вторично повели войска в Италию104, где благодаря милосердию Божию они успешно форсировали реку, на переходе через которую держал оборону герцог Савойский, имевший 14 тыс. пехотинцев и 4 тыс. всадников — вопреки договору105, который он подписал с Вашим Величеством за год до того, — и взяли Пиньероль106 на глазах у имперской армии107, испанцев, герцога Савойского со всеми его силами и в присутствии маркиза де Спинола, одного из величайших полководцев того времени, что придает этой победе еще больший блеск. Таким же образом Вы взяли Сузу108 и одновременно одолели три самые могучие европейские державы, а также чуму, голод и нетерпение французов109, чему в истории найдется немного примеров. Аверс: профиль кардинала Ришельё Реверс: победоносная Франция едет на триуллфалъной колеснице, управляемой Славой, трубящей в горн, на вымпеле которого — герб кардинала Ришельё; к колеснице прикована укрощенная Фортуна. Надпись на поле гравюры гласит: «TANDEM VICTA SEQVOR» (Наконец побежденная, я бегу следом). Та же сцена изображена и на реверсе медали с портретом Людовика XIII. Медаль имела огромный успех и была выпущена большим тиражом в серебре и бронзе. Затем Вы завоевали Савойю110, обратив в бегство армию из 10 тыс. человек пехоты и 2 тыс. конников, которые, держа оборону в подобной гористой местности, находились в более выгодном положении, чем 30 тыс. воинов, подступивших к ним для начала атаки. Вскоре после того Ваши войска, находившиеся в Пьемонте, отличились в сражениях при Авильяне и Кариньяно111, а взятие Валенцы112, укрепленной герцогом Савойским, показало, что никакая сила не способна противостоять справедливому походу короля, столь же осененного фортуной, сколь наделенного могуществом. Была оказана помощь Касале113, причем вопреки не только почти единодушному мнению всех вокруг114, но и представлениям герцога де Монморанси, назначенного для выполнения этого плана, а также пришедшего ему на смену Ма- рийяка115, которые оба громогласно заявляли, что это совершенно безнадежное предприятие. Освобождение этого города было особенно примечательно тем, что неприятельская армия, превосходившая по силе Вашу, закрепилась на подступах к герцогству Миланскому, которое снабжало ее всем необходимым, и находилась под прикрытием стен Касале, отданного ей в руки, но была, однако, вынуждена оставить его, а также еще пять крепостей, которые испанцы занимали в окрестностях княжества Монферрато. Ежели учесть, что на пике осуществления этого плана Ваше Величество находились при смерти116 и что, какая бы опасная болезнь ни терзала Ваше тело, душой Вы страдали гораздо сильнее; ежели еще принять во внимание, что Ваша мать, Королева, с подачи некоторых горячих голов создала мощную партию, которая, ослабив Вашу власть, укрепила позиции многих Ваших врагов; и ежели к тому же осознать, что они ежедневно получали известия о том, что в скором времени вернейшие слуги Вашего Величества, коих они и ненавидели и боялись, окажутся уже не в состоянии причинять им неприятности117, то будет невозможно не признать, что милость Божья более способствовала Вашим успехам, нежели предусмотрительность и сила человеческая. Именно в это время Королева-мать предпринимала все мыслимые усилия, дабы изгнать советников Вашего Величества и назначить новых членов Совета118 по своему усмотрению. И в то же самое время злонамеренные люди, влиявшие на герцога Орлеанского, прикрываясь его именем, делали все возможное, дабы меня погубить. Мать и сын заключили союз, который вредил скорее государству, нежели тем, чьего ниспровержения они открыто добивались, поскольку при тогдашнем положении дел невозможно было произвести никаких перемен в государстве, не приведя его к краху119. Сын обещал оставить мысли о браке с принцессой Марией, которого мать страшилась так сильно, что, дабы не допустить его, распорядилась в Ваше отсутствие поместить принцессу в Венсеннский замок120, откуда она была освобождена только при этом условии, а мать обязалась взамен добиться моей отставки и удаления от Вашего Величества. Чтобы придать этим обещаниям больше веса, они были изложены на бумаге, которую герцог де Бельгард долгое время носил за пазухой в знак того, что они близки его сердцу, и для уверения сочинителей документа, что если он его и потеряет, то лишь вместе со своей жизнью. Никогда ни в одном государстве заговорщики не были столь сильны; легче назвать тех, кто не был замешан в заговоре, чем тех, кто был к нему причастен. И особенно восхищает в Вашем поведении в тогдашней обстановке то обстоятельство, что, не имея в тот момент возможности ни с кем посоветоваться, Ваше Величество действовали на свой страх и риск121 и в одиночку смогли противостоять давлению матери, ухищрениям всех ее приспешников и моим собственным мольбам об отставке122, коей я добивался в угоду Королеве, которая так страстно о ней мечтала. Говорю так потому, что верный Вам маршал де Шомберг в то время не был рядом с Вашим Величеством123, а хранитель печати Марийяк находился в рядах тех, кто, оказывая содействие планам Королевы, вредил Вам. Вы поступили весьма благоразумно, удалив по собственному решению хранителя печати124, ибо тем самым Вы избавились от человека, наделенного таким неимоверным самомнением, что он считал любое дело неудачным, если оно совершалось не по его указанию, и воображал, будто для осуществления его намерений, подсказанных ему рвением, заслуживающим названия неделикатного, ему дозволены многие дурные средства. Наконец, Ваш поступок был настолько мудр, что Вы не дали Королеве ничего, что было бы невыгодно государству, но и не отказали ей ни в чем, раз- Герцог Гастон Орлеанский Портрет работы А. Ван Дейка (1599—1641). 1634 Холст, масло. Шантийи, Музей Конде (Франция) ве что в удовлетворении тех ее требований, ради которых Вам пришлось бы действовать вопреки совести и пойти как против нее, так и против самого себя. Я мог бы умолчать о мире, заключенном в Регенсбурге125 между Вашим Величеством и Австрийским домом, поскольку он был заключен Вашим послом на таких условиях, для которых, как признал даже сам император, тот не имел полномочий126, а следовательно, к числу Ваших деяний причислен быть не может. Ошибку посла нельзя вменить Вам в вину, однако если задуматься, то станет ясно, что потребовалось как немалое великодушие, чтобы вынести тяжесть этой ошибки, так и незаурядная ловкость для ее исправления, дабы не лишиться мира, чрезвычайно необходимого государству в то время, когда Вашему Величеству случилось пережить столько напастей. Поступок сей будет считаться одним из величайших Ваших свершений, и потому здесь нельзя о нем не упомянуть. Государственные интересы требовали образцово наказать того, кто преступил Ваши указания в таком деликатном деле и в столь важном случае, но доброта Ваша связала руки правосудию, так как, хотя виновный и был единственным послом, все же действовал он не в одиночку, а со своим заместителем127, занимавшим такое высокое положение, что уважение к нему128 побудило Вас рассмотреть скорее причины, приведшие к совершению ошибки, нежели саму ошибку. Опаснейшая болезнь, сразившая Вас в Лионе, застала обоих совершенно врасплох, так что они действовали скорее с учетом тех обстоятельств, в которых бы оказалось государство, случись ему, к несчастью, потерять Вас, нежели исходя из реального положения дел и в соответствии с полученными от Вас указаниями. Невзирая на неблагоприятные условия заключенных нашими послами договоров, имперцы все же были вынуждены вскоре после того вернуть Мантую. Страх перед Вашим оружием заставил их возвратить земли, которые они удерживали в этом герцогстве, а также те, что были захвачены ими у Венеции и Граубюндена. А после того как Ваше Величество, выполняя договор Керас- ко129, позволили полкам герцога Савойского войти в Пиньероль, в крепость и в долину в окрестностях Перозы, Вы заключили с ним новый договор130, который оказался настолько выгодным, что, согласно ему, все названные территории остались под властью Вашего Величества — к удовольствию и пользе всей Италии, которая впредь будет меньше опасаться несправедливого притеснения, ибо видит, что в любой момент ей могут прийти на помощь. В это время император и испанцы доставили неудовольствие герцогу Баварскому, до тех пор неизменному союзнику Австрийского дома, а у всех прочих католических и протестантских курфюрстов возникло опасение оказаться лишенными своих владений131, подобно множеству других князей132, у которых земли были отняты по его настоянию, что заставило их тайно искать Вашей поддержки, и Вы столь искусно и столь успешно провели с ними переговоры, что они, невзирая на присутствие самого императора, сорвали выборы римского короля133, хотя сейм в Регенсбурге был созван единственно с этой целью134. Затем, дабы удовлетворить Баварию, курфюрстов и многих других князей и укрепить их решимость освободить Католический союз от влияния не Империи, а Испании, которая узурпировала руководство им, Ваши послы столь умело управились с этими правителями135, что это помогло им изыскать средства, чтобы добиться отстранения Валленштейна136 от командования имперской армией, что сильно замедлило ход дел его государя. Не меньшего влияния Ваше Величество достигли и на северном направлении, ибо барону де Шарнасе, не имевшему звания посла, удалось почти в то же самое время заключить мир137 между королями Польши и Швеции, что безуспешно пытались осуществить многие другие державы. Заключение мира сделало возможным некоторое время спустя проведение шведским королем Инфанта Изабелла и эрцгерцог Альбрехт, правители Испанских Нидерландов завоевателем лишь через полгода140 после того, как войска последнего вошли в Германию: абсолютно очевидно, что соглашения, заключенные со шведским королем, преследовали цель исправить допущенное зло, коего они никак не могли считаться причиною. Заключение договоров с этим великим монархом, а также со многими другими германскими князьями141 оправдано тем, что договоры те были совершенно „необходимы для спасения как герцога Мантуанского, подвергшегося несправедливому нападению, так и всей Италии, на чьи земли у испанцев было, как они полагали, не меньше прав, чем на владения этого несчастного правителя, ибо они считали свою власть в Италии вполне законной. Потрясение, испытанное королевством вследствие возникновения в Вашем семействе раздора142, который испанцы открыто возбуждали, вынудило Ваше Величество прибегнуть к средствам, помогавшим укрепить устои государства. Когда Ваш брат в третий раз покинул двор и пределы Франции143, прибегнув к различным уловкам, которые, несомненно, были в основном подсказаны испанцами, кардинал-инфант в это же время приютил Вашу матушку, Королеву144, во Фландрии, и можно с уверенностью утверждать, что, ежели бы наши добрые соседи не были слишком заняты своими заботами145, они бы не остановились на достигнутом и наверняка стали бы вредить Вам, принимая самое деятельное участие во внутренних делах французского королевства. Фердинанд Австрийский (1609—1641), кардинал-инфант Портрет работы Гаспара Де Крайера (1584—1669). 1639 Холст, лласло. Музей Прадо, Мадрид (Испания) Надобно было предотвратить бурю, но еще важнее было подготовиться к сдерживанию ее натиска в том случае, ежели избежать ее оказалось бы невозможно. В этих условиях Ваше Величество, предприняв мощный подготовительный маневр, поступили подобно тем людям, которые для предупреждения заражения, грозящего им из-за вредного воздуха, проводят тщательное очищение организма, ибо, по их мнению, очистка внутренностей есть самый действенный и надежный способ обезопасить себя от вреда извне. Провидение Господне было тогда столь благосклонно к Вам, что те, кто, подстрекая Королеву и герцога Орлеанского к действиям против Франции, полагали, будто побуждают их причинять ей множество неприятностей, на самом деле добились того, что они оказались не в состоянии этого делать; а Ваше поведение в тех обстоятельствах тем паче заслуживало всяческого восхищения, ибо, призывая к себе брата и желая возвращения Королевы146, Вы показали всему миру свое великодушие по отношению к ним, одновременно обрушив справедливый гнев на тех, кто побуждал их слушаться дурных советов. Герцог де Бельгард был отставлен от управления Бургундией, а стало быть, лишен ключей от тех ворот, которые он отворил перед герцогом Орлеанским, помогая ему выехать из страны. Герцог д’Эльбёф также был отрешен от должности губернатора Пикардии, которую Ваше Величество пожаловали ему незадолго до того. Герцог де Гиз147, мучимый угрызениями совести, скрылся в Италии, когда Вы потребовали его ко двору для отчета в своих поступках; из-за побега, изобличавшего его как преступника, он лишился того, чем его удостоил Ваш покойный родитель. Таким образом Вы отделались от неблагодарных и неверных губернаторов, а Бургундия, Пикардия и Прованс — важнейшие провинции — остались в Ваших руках, избавленные от этих опасных людей. В Бургундию Вы определили первого принца крови148, который страстно желал ею управлять, и тем самым благоразумно вовлекли его в текущие дела и заставили глубоко задуматься герцога Орлеанского, который — не без оснований — ничего так не опасался, как возвышения человека, который наступал ему на пятки149. Вторую провинцию Вы передали в руки герцога де Шеврёза, принца из Лотарингского дома, дабы показать таким образом, что за проступки должен отвечать только тот, кто их совершает, и что Ваше негодование распространяется только на тех членов его семейства, которые провинились своим дурным поведением150. Маршалу де Витри Вы пожаловали третью провинцию, вознаградив его за преданность и рассудив, что при Вашей поддержке он по своему характеру151 вполне способен противостоять прованскому беглецу. Между тем Ваши декларации на сей счет152, которые Вы приказали зарегистрировать в Парламенте, получили всеобщее одобрение, ибо в них Вы не только осудили единомышленников Королевы-матери и герцога Орлеанского и зачинщиков заговоров, в которых они участвовали, но и извиняли их обоих, ибо они Вашему Величеству столь же дороги, сколь близки, хотя в прошлом в почти таких же обстоятельствах наши предшественники поступили бы совершенно иначе. Благодаря неординарной бдительности Вашему Величеству удалось избегнуть многих заговоров и авантюр, затеянных и предпринятых от имени Королевы-матери и герцога Орлеанского в различных частях королевства, и в этих перипетиях Вы проявили необыкновенное терпение; можно сказать без особой натяжки, что Вы обнародовали из их дурных поступков только то, чего совсем не могли скрыть. Вместе с тем, чтобы положить этому конец и пресечь вседозволенность, которая, как казалось некоторым, давала право творить всё что угодно за спиной двух названных особ, Вы приказали отрубить голову маршалу де Марий- яку153, что было вполне обоснованно, ибо осужден он был по справедливости154, да и тогдашнее положение дел в государстве требовало убедительного примера155. Эти крупные неприятности не помешали Вам совершенно правомерно и обоснованно обуздать некоторые выходки Парижского парламента156, которые во многих других случаях сходили ему с рук, и событие это примечательно не столько само по себе, сколько тем, что случилось оно как раз в тот момент, когда Королева, герцог Орлеанский и все их сторонники выражали свое чрезвычайное неудовольствие. Потом Ваш брат, подстрекаемый испанцами и герцогом Лотарингским, вошел во Францию с оружием в руках157 вместе с войсками, большую часть которых ему предоставили наши добрые соседи. Казалось, полученное тут же Вашим Величеством известие о том, что Вашего брата ждет в Лангедоке герцог де Монморанси158, имевший сильное влияние в этой провинции, губернатором коей он был, должно было заставить Вас отказаться от намеченных планов, приведших Вас в Лотарингию159, с тем Клод Лотарингский, герцог де Шеврёз Портрет работы Ф. Поурбюса-мл. (1569—1622). Ок. 1610 Холст, масло. Нортхантс, Альтхорп (Великобритания) чтобы вырвать герцога Лотарингского из дурной компании, в которую он ввязался. Однако, завершая дело, начатое во имя столь благородных целей, Вы поручили маршалу де Шомбергу следовать по пятам за Вашим братом, а сами так стремительно повели наступление после получения трех крепостей от герцога Лотарингского160 в залог его верности, что все усилия враждебной Вам коалиции пропали даром. Победа, одержанная войсками Вашего Величеств^ под командованием маршала де Шом- берга у Кастельнодари161, была подлинным доказательством благоволения Божьего к Вашему Величеству — так же, как милость, которую Вы впоследствии проявили к брату и его единомышленникам, когда у Вас были все возможности поступить с ними иначе, учитывая тяжелое положение, в котором они находились, явилась очевидным свидетельством Вашего великодушия. Ваше искреннее стремление выполнить все обещания, данные от Вашего имени в Безье162, явилось ярким доказательством благородства и нерушимости слова Вашего Величества, хотя Вам было доподлинно известно, что Пюилоран всего лишь старался выпутаться из опасного положения, в котором оказался, и у него не было иного выхода, кроме как изображать раскаяние. Казнь герцога де Монморанси163, которой нельзя было избегнуть, не открыв дорогу всевозможным мятежным настроениям, опасным во всякое время, а в особенности тогда, когда законный наследник короны под влиянием дурных советов стал во главе тех, кто позабыл о своем долге, показала всем, что Ваша твердость не уступает Вашей мудрости. Эта кара также дала всем понять, что Ваши слуги164 ставят государственные интересы выше личных, ибо в этом случае им пришлось противостоять и настойчивым просьбам165 многих людей, к коим они питали огромное уважение, и угрозам герцога Орлеанского, которого Пюилоран настроил таким образом, что тот велел передать: если г-н де Монморанси умрет, то он, герцог, однажды прикажет и слуг Ваших предать смерти. Терпение, с которым Вы вынесли новые претензии, заявленные Пюило- раном от имени герцога во Фландрии, куда тот удалился в третий раз166, подобно тому, что побуждает отца извинять поступки, к коим склоняют его детей, забывших о должном повиновении. Терпение же, помогавшее Вам выдерживать коварство и легкомыслие, столь часто толкавшие герцога Лотарингского на вооруженную борьбу с Вами, так долго, как это было возможно, не подвергая опасности благо государства и не идя наперекор своей совести, — настолько необыкновенно, что в истории найдется совсем немного примеров подобной добродетели. Великодушие, проявленное Вами тогда, когда Вы пожелали лишь временно занять ряд его крепостей167 в порядке компенсации за повторно совершенные им проступки, — что могло бы понудить его к исполнению долга, если бы его безумие не было сопоставимо по масштабам с его способностью нарушать слово, — выше всяких сравнений, ибо немногие государи упустили бы случай завладеть соседним государством, когда они имеют для этого и законную причину, и возможность. После стольких провинностей, допущенных герцогом, являвшимся Вашим вассалом168, после того как он в нарушение своего обещания пошел против божественного права и человеческих установлений и похитил у Вас залог169, почти такой же ценный, как Ваше государство, Вы отобрали у него владения170, причем сделали это в тот момент, когда его коварство и непостоянство зашли так далеко, что уже ничто, кроме крайних средств, не могло их исцелить; и проявленная Вами при том рассудительность заслуживает всяческих похвал, ибо если бы Вы сделали это раньше, то можно было бы усомниться в Вашей справедливости. Но в то время Вы не могли более медлить, иначе рисковали показаться недальновидным политиком и своим бездействием совершить ошибку, равнозначную той, что допустил бы какой-нибудь государь, который силой отнял бы владения у другого безо всякого на то основания. Можно многое поведать о Вашем добросердечии, которое побудило Вас в третий раз добиваться возвращения герцога Орлеанского во Францию, хотя, принимая во внимание многократно совершенные им проступки и исключительное вероломство его приспешников, было непохоже, что можно рассчитывать на его верность. Многие справедливо полагали, что его возвращение ставило под угрозу безопасность Ваших самых преданных слуг171, и, однако же, именно эти последние были единственными, кто просил Вас вызволить Вашего брата из той опасной ситуации, в которой тот оказался по своей же вине. Если рассмотреть все обстоятельства, то этому деянию найдется немного примеров в древности, да и в будущем, наверное, мало кто сумеет совершить подобное. Как требовалась чрезвычайная смелость, чтобы пойти наперекор собственному мнению Вашего Величества и посоветовать Вам значительно увеличить герцогский удел172, дать ему пост губернатора провинции и еще какой-нибудь город, когда зашла речь о его возвращении из Лотарингии после первого отъезда из государства, точно так же была нужна немалая твердость, дабы целый год сопротивляться его настойчивым просьбам о предоставлении ему пограничной провинции173, куда он хотел удалиться по отъезде из Фландрии. К большому счастью, оба совета были успешно воплощены в жизнь, и уступка в первом случае стала причиной возвращения герцога в первый раз, причем носила она столь невинный характер, что сумела в тот раз принести пользу, а злоупотребить ею оказалось невозможно, хотя сообщники герцога и пытались это сделать. Однако же отказ от уступки во втором случае отнюдь не помешал герцогу вспомнить об исполнении долга и возвратиться в свое отечество174, как в единственное место, где он мог чувствовать себя защищенным. Напротив, именно этот отказ в конце концов вынудил его вернуться с намерением столь же добрым, сколь прежде оно было худым, по признанию самого герцога и его приближенных, когда под видом обеспечения собственной безопасности герцог требовал для себя пристанища, чтобы иметь возможность вновь нарушать спокойствие Франции. Исключительные благодеяния, коими Ваше Величество осыпали Пюилорана, дабы он склонял своего господина к добрым поступкам, настолько достопамятны, что о них нельзя здесь не упомянуть. Наказание же, понесенное им, когда Вам стало известно, что он продолжает злоупотреблять Вашей милостью, было совершенно справедливым и совершенно необходимым, а потому также заслуживает быть здесь упомянутым. Уверен, что в связи с этим делом наши потомки обратят внимание на три весьма важных обстоятельства: всецелую преданность одним лишь государственным интересам со стороны Ваших приближенных, которые, приняв названного господина в свой круг175 согласно Вашим указаниям, не переставали советовать Вам его арестовать, ибо это было необходимо ради блага государства; похвальную предусмотрительность, проявленную в том, что арест был осуществлен в присутствии герцога Орлеанского, коему ничего не оставалось, как, находясь рядом, одобрить это деяние, исполнения коего он, находясь далеко, опасался бы в отношении самого себя, ежели бы не узнал на опыте, что гнев направлен не против него; а также великую смелость, с которою ему предоставили в то же самое время такую свободу, какую он имел раньше, предоставили, исходя из одного-единственного предположения о том, что поскольку его скверное поведение происходило лишь от дурных советов, то стоит только устранить причину, как прекратится и следствие, и что, едва герцог лишится подобных советчиков, он по собственному разумению изберет путь, противоположный тому, на который его толкали чужие мнения. Это событие и многие другие, случившиеся во время Вашего царствования, являются, без сомнения, подтверждением следующего принципа: в неко торых ситуациях, когда речь идет о спасении государства, требуется такое мужество, которое иногда выходит за рамки обычных правил благоразумия, и порой бывает невозможно оградить себя от некоторых напастей, не положась на милость судьбы или, лучше сказать, на Провидение Божие, ибо Господь никогда не отказывает в поддержке, когда наша собственная мудрость оказывается более не в силах нам помочь. Впрочем, Ваша политика будет признана совершенно справедливой, и будущие читатели истории нашего времени увидят, что Ваше Величество никого не наказывали, не попытавшись сначала призвать заблудшего к повиновению значительными благодеяниями. Д’Орнано был поэтому произведен в мар- Шарль де Л’Обепин, шалы маркиз де Шатонёф, ‘ г хранитель печати Великии приор должен оыл вот-вот сделаться адмиралом176, когда стал оказывать дурное влияние на своего брата, так что они оба дали Вам повод заключить их под стражу. Маршал де Бассомпьер жил только за счет Ваших милостей, когда из- за его речей и поступков при дворе Вы были вынуждены поместить его в Бастилию177. Хранитель печати Марийяк тем более был обязан служить Вам самым преданным образом, ибо фортуна возвела его на такую высоту, что ему уже не оставалось желать ничего более178, сколь бы честолюбив он ни был. Его брат, маршал, назначенный губернатором Вердена и получивший высокий чин на королевской службе, имел все возможности, будучи обласкан Вашими милостями, избежать смертной казни, до которой его довели собственная неблагодарность и дурное поведение179. Различные командные посты, которые герцог де Монморанси занимал в Вашей армии, хотя по молодости лет был их недостоин180, чин маршала Франции, дарованная ему Вашим Величеством возможность беспрепятственно входить к Вам, тесное знакомство с Вашими приближенными181 — это были весьма значительные милости и привилегии, но они не смогли помешать ему безрассудно стремиться к гибели. Едва Шатонёф был удостоен звания хранителя печати182, как сразу стали проявляться его дурные наклонности, так что следует полагать, что в начале своей государственной деятельности он преследовал почти те же намерения, какие были у него при ее окончании. Однако эта первая государственная должность, на которую Ваше Величество определили его сверх чаяния, сто тысяч экю, которые он получил от Ваших щедрот за один год, губернаторство в одной из провинций183 — все эти милости, неслыханные для человека его положения, не были приняты им в расчет как веские доводы, способные не дать ему погубить себя самого собственными же руками. Разнообразные и немалые милости, в короткий срок полученные Пюилораном благодаря щедрому великодушию Вашего Величества, были настолько невероятны, что всякий, кому станет о них известно, возможно, удивится им больше, чем его дурным поступкам, достаточно обычным для людей, коих фортуна возвысила в одночасье, хотя они того не заслуживали. Прощение за преступления, которое Ваше Величество даровали ему по его возвращении из Фландрии, будет оценено потомками как действие весьма незаурядное. Огромные денежные суммы, полученные им от Ваших щедрот, губернаторство Бурбоннэ, титулы герцога и пэра и вхождение в число моих родственников были Бернар де Ногаре, узами достаточно прочными, чтобы удержать в герцог де Ла Валетт у у г рамках долга любого нормального человека, но не его, оказавшегося не в состоянии обуздать свои амбиции. Незадолго до того, как граф де Крамай был помещен в Бастилию, ему вновь дозволили бывать при дворе, согласившись предать забвению его прежние проступки. Однако такое благосклонное отношение не помешало ему вновь взяться за старое, что было во вред государству при тогдашнем положении дел, и добиваться от Вашего Величества смены давней политической линии184, которая между тем привела к успеху, подтвердившему ее справедливость и угодность Господу. Назначение маршала де Витри губернатором Прованса понуждало его исполнять со всеми возможными приличиями185 сию высокую должность, которую он получил благодаря своему мужеству и преданности. Однако непомерная алчность, дерзкий и спесивый нрав мешали ему в этом, что в конечном счете привело к тому, что он был отрешен от должности и определен в менее крупную провинцию186. Говоря о тех, кто был просто удален от двора, необходимо упомянуть герцога де Бельгарда, который каких только благодеяний ни был удостоен Вашим Величеством и Вашими слугами. Ваше великодушие и их усилия вывели его из некоторых затруднительных ситуаций в связи с делами кабинета, куда его ввергли непомерное тщеславие и необузданность страстей. Герцогом Бельгард стал благодаря Вашей милости и был тем более обязан вести себя лучше в отношении Вашего брата, когда помогал тому уехать из Франции, поскольку Вы пожаловали ему один из высших чинов при своем дворе187, из чего он извлекал немалую выгоду. Туара же из простого и бедного дворянина в один миг превратился в маршала Франции, взысканного Вашими благодеяниями до такой степени, что получил не только самые блистательные должности и губернаторские посты в самых больших провинциях королевства, но и свыше 600 тыс. экю в порядке вознаграждения188. Фаржи189 тем более следовало вести себя как подобает, ибо Ваше Величество определили ее в свиту Королевы, своей супруги, несмотря на 10П пересуды , которые о ней ходили. Герцоги де Гиз и д’Эльбёф на глазах у всех оказались осыпаны несказанными милостями Вашего Величества. В тот момент, когда принцесса де Конти с увлечением затевала свои интриги при дворе, она получила из казны немалые средства на покупку владений Музон и Шаторено;191 однако этого оказалось недостаточно, чтобы побудить ее выполнять свой долг. Удаление от двора герцога де Ла Валетта было добровольным192, а не вынужденным, но по- ф . р и скольку ОН подал мне ПОВОД ВКЛЮЧИТЬ его В ЭТО принц Оранский перечисление, то не могу не сказать, что, незадолго до того как он стал подговаривать Вашего брата и графа Суассонского193 обратить против Вас войско, находившееся под их командованием, Ваше Величество удостоили его титула герцога и пэра. Не могу не прибавить к этому, что, дабы вернее привлечь его на службу, Вы сочли за благо, чтобы он завязал более тесные отношения с теми, чья жизнь этой службе принадлежала целиком194, и, учтя его близость ко мне195, пообещали ему должность губернатора Гиени, как только она освободится, и прибавили к его жалованью генерального полковника пехоты еще 30 тыс. ливров дохода196. Кроме того, могу сказать, что, несмотря на дарованное ему благодаря необычайному великодушию Вашего Величества прощение за столь грязное и постыдное преступление, засвидетельствованное двумя принцами197, которые безупречно вели себя в той ситуации, он, то ли из-за слабости и зависти по отношению к принцу Конде и архиепископу Бордосскому198, то ли возымев намерение воспрепятствовать Вашим успехам, потерял немало чести, упустив случай захватить Фонтараби199, который неприятель не мог более оборонять. Вы проявили редкую осторожность, когда на протяжении целых десяти лет сдерживали все враждебные Вашему государству силы при помощи союзников, прибегая не к оружию, а к кошельку200. Точно так же Вы выказали одновременно немалую мудрость и осмотрительность, открыто вступив в войну201, когда союзники уже явно не могли сопротивляться в одиночку:202 оберегая спокойствие королевства, Вы поступили подобно рачительному хозяину, который, бережливо копя деньги, умеет вовремя их потратить, дабы оградить себя от более значительных убытков. Одновременное наступление на врага сразу по нескольким направлениям, чего никогда не делали ни римляне, ни турки, несомненно, многим покажется весьма опрометчивым и безрассудным. И однако же, сие является ярчайшим доказательством как Вашего могущества, так и здравого смысла, ибо в тот момент необходимость требовала вовлечь вражеские силы в боевые действия повсюду, чтобы они не смогли сосредоточиться в одном месте и одержать победу. Война в Германии203 была неизбежна, поскольку именно в этой части Европы она когда- то давно началась. Война во Фландрии204, правда, не имела успеха, которого от нее можно было ожидать, но в тот момент, когда задумывалась, она сулила немалые выгоды. Война в Граубюндене205 была необходима, чтобы, избавив итальянских князей от страха перед германцами, побудить их взяться За оружие206, а также придать мужества вооружившимся немцам207, показав им, что Италия не способна помогать врагам, стоявшим во главе их страны. Итальянская война208 была не менее важна потому, что это было верное средство вовлечь в оную герцога Савойского209, и потому еще, что поскольку герцогство Миланское является сердцем испанских владений, то и удар следовало направить именно туда. Впрочем, если припомнить, что у Вашего Величества повсюду имелись союзники210, которые должны были приобщить свои силы к Вашим, то станет понятно, что по всем законам разума при наличии такого союза испанцы211, подвергшись нападению со всех сторон, не могли не пасть под Вашим мощным натиском. Нельзя сказать, чтобы во время этой войны, продолжавшейся пять лет212, с Вами не случилось никаких неприятностей, однако кажется, будто и они были допущены только для Вашей же славы. В 1635 году армия, направленная Вашим Величеством в Нидерланды, выиграла при вступлении туда блестящее сражение213, причем еще до соединения с войсками Генеральных штатов. И если принц Оранский, командовавший обеими армиями, не добился никакого успеха214, достойного столь великого войска, и не вполне оправдал надежд, возлагавшихся на него как на выдающегося полководца, то вина за это никак не может быть приписана Вам. Поскольку Вы подчинили свои войска командованию принца, то именно ему следовало продолжать стремительное шествие вверенной ему победоносной армии. Но в силу медлительности, свойственной его неповоротливой нации, он не сумел с выгодой использовать рвение, присущее французам, которые более требуют действий, а не советов, и если сразу не принимаются за дело, то теряют преимущество, которое имеют над всеми прочими нациями благодаря природной пылкости темперамента. В том же году имперские войска, перейдя через Рейн у Брейзаха, вплотную подошли к Вашим границам;215 и если избавить приграничные области от страха Вы не могли, то превосходно сумели оградить их от неприятностей, от коих враги Ваши не спаслись. Лотарингия подверглась разграблению огромнейшей армией, подобно которой император давным-давно не набирал, и ее потеря тем более существенна, что единственной причиной тому было терпение тех, кто командовал Вашими вооруженными силами в тех местах216. Тогда же герцог де Роган, при поддержке правителей Граубюндена, стремившегося к обретению свободы, беспрепятственно вошел в эту страну217, овладел важнейшими перевалами и фортами и укрепил их, невзирая на сопротивление отрядов, которым благодаря соседству герцогства Миланского испанцы имели возможность свободно направлять подмогу. Герцоги Савойский и де Креки, командовавшие Вашими армиями в Италии, взяли один форт в герцогстве Миланском218 и построили на реке По еще один, который для Ваших врагов был подобен болезненной занозе в стопе. В 1636 году трусость начальников трех пограничных крепостей219 позволила испанцам вступить в королевство и легко добиться в нем весьма важного преимущества220. Не утратив присутствия духа в тот момент, когда все вокруг, казалось, были вне себя от страха221, Вы за шесть недель собрали столь мощную армию, что можно было бы надеяться на полный разгром Ваших врагов, если бы те, кому Вы поручили командование222, лучше ею распорядились. Их ошибки вынудили Вас самих стать во главе войска223, и Господь так помог Вам, что на виду у тех, кто захватил эти города, воспользовавшись Вашим отсутствием, Вы в том же году возвратили себе ту единственную крепость224, которая имела особое значение для Вашего государства. Для этого Вам пришлось преодолеть немало препятствий, чинимых близкими Вам людьми, которые под воздействием/ невежества или коварства высокомерно порицали столь возвышенный замысел. Если осада города Доля Вам не удалась225, то единственной причиной этого стала необходимость поспешить туда, где дела не требовали отлагательств. Ваше Величество отвлекли оттуда свои силы226 с величайшей осторожностью, тем более понятной, что в тот момент было куда важнее вернуть Корби, нежели взять Доль. В то же самое время Галлас вошел в королевство227 во главе основных сил Империи, к коим со своими войсками присоединился герцог Лотарингский. Оба были с позором изгнаны из Бургундии, будучи вынуждены снять осаду Сен-Жан-де-Лона228, плохо укрепленной крепости, и испытав горечь от потери части своих пушек и такого множества солдат, что из 30 тыс. человек, с которыми они пришли во Францию, при уходе у них оставалось едва ли 10 тыс. В том же году кантон Тичино стал очевидцем не менее славного события, случившегося в Италии, где Ваши войска одержали победу в великой и кровопролитной битве229. И Вы приобрели в Вальтелине огромное превосходство, и враги, которые неоднократно собирались вступить в сражение с Вашими войсками, дабы изгнать их оттуда силой, так и не сделали попытки осуществить свои планы, ибо ввязаться в бой для них означало заранее обречь себя на поражение. В 1637 году Вы отняли у врагов две крепости во Фландрии и вернули одну из тех, что за год до того были им отданы из-за трусости комендантов230. Находившаяся в Люксембурге третья крепость подверглась осаде и была взята231 немного времени спустя, а неприятель понес такой урон в результате вступления Ваших войск в его земли, какой сам намеревался причинить Вам тем же путем. Хотя в результате того, что командующего Вашими войсками в Вальтелине охватил панический ужас и он проявил трусость232, а некоторые из тех, ради освобождения коих Вы ее брали, совершили предательство и изменили Вам233, были утрачены преимущества, которых Вам ранее удалось добиться силой и разумом, все же тот год счастливо увенчался взятием островов Сент-Маргерит и Сент-Онора234 и спасением Лёката, осажденного испанцами235. В первом случае 2,5 тыс. французов высадились средь бела дня на остров, который охранялся таким же числом испанцев и итальянцев и был укреплен пятью фортами, расположенными через равные промежутки и соединенными между собой рвами и валами, каковые почти целиком окружали его солидным бруствером. После высадки Ваши воины вступили в бой и разбили противостоявших им врагов, а затем, принудив большую их часть отступить в свои укрепления, мало-помалу одолели их в течение шести недель таким же количеством приступов, сколько фортов было на острове, хотя один из них имел пять больших бастионов, так хорошо оснащенных пушками, людьми и всем необходимым, что, казалось, и подступаться к нему не следует. Во втором случае мощная армия была так хорошо укрыта, что подойти к ней можно было только через горнверк236 длиной в тысячу туазов237, да и этот горнверк был изрядно укреплен: через каждые двести шагов были построены форты и редуты, вооруженные пушками и охраняемые пехотой. Ночью Ваша армия пошла на приступ и, несмотря на меньшую численность, одолела неприятеля и разбила его полностью в нескольких сражениях. Эти два подвига настолько необыкновенны, что их нельзя назвать деяниями, совершенными благодаря исключительному человеческому мужеству, не прибавив при том, что им содействовали рука и Промысел Господа, который явно был на нашей стороне. Начало 1638 года было отмечено для Вас неприятными событиями238 в Италии239, в Сент-Омере240 и в Фонтараби241, случившимися из-за военных неудач, безрассудства, трусости или злонамеренности некоторых командующих Вашей армией242, а конец увенчался взятием Брейзаха243 в результате длительной осады, двух сражений и множества мелких боев, предпринятых для оказания ему помощи. Впрочем, едва только Вашему Величеству стало известно о неудачной осаде Сент-Омера, как Вы лично отправились на место, где, по-видимому, приходилось опасаться неблагоприятного развития событий, и положили конец несчастьям своей армии, когда по Вашему приказу был взят и снесен форт Ранти244, создававший большие неудобства на границе. После этого Ле-Катле, единственная из Ваших крепостей, остававшаяся в руках врагов, была отнята силой245 у них на виду, а они при этом не посмели оказать сопротивление действиям Ваших войск. Морское сражение, в котором 14 галионов и 4 линейных корабля из Дюнкерка, укрывшиеся в бухте Гетари246 под защитой пяти земляных батарей, не посмев противостоять в море 19 Вашим кораблям, были сожжены или потоплены, потерпя урон в 4—5 тыс. человек и потеряв 500 пушек и большое количество военного снаряжения, привезенного на помощь Фонтараби, неплохо компенсировало даже не утраты, понесенные Вами при Сент-Омере и Фонтараби, кои были невелики, но скорее то приобретение, коего Вам не удалось сделать взятием этих городов. Если прибавить к этому преимуществу то, которое Вы получили ранее, когда Ваши войска захватили у врагов в порту Пасахес 14 крупных судов, большое число пушек и разного рода военное снаряжение247, то станет понятно, что, хотя испанцы и отмечают этот год как удачный для них, на самом деле они почитают за счастье, что их бедствия оказались не столь велики, как они опасались. Наконец, достойна упоминания битва галер248, возможно, самая примечательная из всех, когда-либо случавшихся на море, в которой 15 Ваших галер напали на такое же количество испанских и победили их с таким преимуществом, что неприятель потерял от четырех до пяти тысяч человек и шесть галер (среди них одну капитанскую и две шкиперских), что в немалой степени ознаменовало столь славное сражение. И этот бой показывает, что удача сопутствовала не только Вашему благоразумному поведению, но и той храбрости, которую проявляли командующие Вашими войсками. По поводу этой войны249 необходимо сделать ряд замечаний. Во-первых, Ваше Величество вступили в оную только тогда, когда этого уже нельзя было избежать250, и вышли из нее, когда это надлежало сделать251. Это наблюдение выражает сильнейшее восхищение Вашим Величеством, ибо в мирное время союзники не раз призывали Вас взяться за оружие, но Вы не пожелали этого предпринять; а во время войны противники часто предлагали Вам заключить сепаратный мир, но Вы и слушать об этом не хотели252, потому что считали недопустимым игнорировать интересы союзников. Те, кому станет известно, что многие правители, находившиеся в союзе с Вашим Величеством, покинули Вас253, в то время как Вы отказались оставить кого-либо из них, и что некоторые из тех, кто твердо держал Вашу сторону, в разных важных случаях не оказали Вам должной поддержки, хотя Ваше Величество всегда выполняли свои обещания по отношению к ним, те, говорю я, признают, что, если в достижении Вашим Величеством успехов немалую роль, казалось, сыграла удача, то и добропорядочность Ваша была не меньше удачи. Мне прекрасно известно, что если бы Вы нарушили слово, то причинили бы тем самым немалый урон своему доброму имени, поскольку малейший ущерб такого рода приводит к тому, что великому государю оказывается уже нечего терять. Но выполнять свой долг в различных обстоятельствах, когда мщение или естественное желание отдохнуть после войны побуждают действовать иначе, — это немало. Требовалась осторожность не меньшая, чем сила, и напряжение ума, сравнимое с мощью оружия, дабы практически в одиночку упорно претворять в жизнь замыслы254, которые предполагалось осуществить при наличии союза многих. Однако в действительности ренегатство многих германских князей71, вынужденный выход герцога Пармского из числа Ваших сторонников255 по той причине, что ему пришлось заняться собственными делами, смерть герцога Мантуанского и легкомыслие вдовствующей герцогини256, матери молодого наследника, которая, едва взяв власть в свои руки, тут же забыла обо всем, чем была обязана Франции257, и открыто выступила против нее, кончина герцога Савойского и неблагоразумие его вдовы258, погубившей себя из-за нежелания допустить, чтобы ее спасали, — в действительности, говорю я, все эти происшествия ни в коей мере не поколебали твердости Вашего Величества, и если они и мешали ходу Ваших дел, то заставить Вас изменить свои планы все равно не смогли. Второе замечание, которое весьма необходимо сделать по этому поводу: Ваше Величество никогда не желали, дабы оградить себя от превратностей войны, подвергнуть христианский мир риску нападения со стороны Оттоманской Порты, чья вооруженная помощь Вам неоднократно предлагалась259. Вы знали, что, приняв подобную помощь, Вы поступите по справедливости, и, однако же, этот довод не был достаточно веским, дабы побудить Вас принять решение, чреватое опасностями для веры, хотя и выгодное для установления мира. Пример некоторых из Ваших предшественников260 и разных государей Австрийского дома, который особенно старается продемонстрировать священное рвение перед Господом, тогда как на самом деле проявляет оное лишь при защите собственных интересов, оказался не слишком убедительным, чтобы заставить Вас поступить в этом вопросе так же, как неоднократно поступали другие, о чем нам повествует история. Третье обстоятельство, вызывавшее изумление в ходе этой войны, — это большое число войск и денежных средств, потребовавшихся для ее ведения. Даже величайшие государи всегда находили затруднительным ведение двух войн одновременно; и потомки едва ли поверят, что французскому государству удавалось отдельно содержать, причем исключительно на свои средства, семь армий и два флота261, не считая сил союзников, на обеспечение которых оно выделяло немалые суммы262. Однако правда, что помимо мощной армии, состоявшей из 20 тыс. пехотинцев и 6—7 тыс. конников, которую Вы всегда держали наготове в Пикардии для наступления на неприятеля, в той же провинции у Вас была еще одна армия из 12 тыс. человек пехоты и 4 тыс. всадников, призванная не допустить перехода границы врагами. Также правда, что у Вас всегда была армия в Шампани, по численности равная пикардийской, и еще одна такой же величины в Бургундии, и одна не менее многочисленная в Германии. И в Италии было столь же крупное войско, а также в Вальтелине. И достойно восхищения то обстоятельство, что большая часть этих сил264 предназначалась скорее для ведения наступательных, а не оборонительных действий. Хотя Ваши предшественники пренебрегали морским делом до такой степени, что у Вашего покойного отца не было ни единого корабля, у Вашего Величества во время этой войны уже находилось в Средиземном море 20 галер и 20 кораблей, а также более 60 хорошо снаряженных судов в Океане. Это не только разрушило многие за- Принц ^ 1 1 у Томмазо Савоискии мыслы врагов относительно покушения на Ваши берега, но и нанесло им столь же сокрушительный урон, какой они намеревались причинить Вам. Кроме того, Вы ежегодно передавали голландцам 1,2 млн ливров, а иногда и больше, и более 1 млн герцогу Савойскому. Такая же сумма шла королю шведскому. Ландграф Гессенский получал 200 тыс. риксдалеров265, а многие другие князья различные суммы, как того требовали обстоятельства. Эти чрезмерные выплаты привели к тому, что в каждый год из тех пяти, в течение которых Франция вела войну266, государственные расходы составляли свыше 60 млн267, и тем удивительнее, что для их обеспечения не привлекались средства, предназначенные для выплаты жалованья служителям двора и чиновникам, не затрагивался доход граждан и даже не предлагалось отчуждения средств духовенства, то есть не применялось никаких чрезвычайных мер268, к которым Ваши предшественники часто оказывались вынуждены прибегать даже во время меньших по масштабам войн. Таким образом, расходы на протяжении этих пяти лет достигали 60 млн в год, численность пехоты, находившейся в армии и гарнизонах, равнялась 150 тыс., а численность кавалерии — более 30 тыс. Все это явится для потомков неизбывным доказательством могущества французской державы и правильности политики Вашего Величества. Если прибавить к вышесказанному, что различные занятия не помешали Вам в то же самое время так хорошо укрепить все границы, что они, ранее открытые со всех сторон неприятелю, сейчас приводят его в трепет, то это станет для последующих поколений еще одним, не менее значительным, поводом для восхищения, ибо, поскольку безопасность королевства обеспечена навсегда, они получат от этого в будущем столько же пользы, сколько Ваше Величество получили ее в прошлом. Те, кто узнает из истории, какие превратности выпали на долю Вашего Величества при воплощении этих великих замыслов из-за зависти к Вашим богатствам и страха перед Вашей мощью со стороны многих иностранных государей, недостаточного усердия некоторых Ваших союзников, предательства неверных подданных, поведения Вашего брата, иной раз следовавшего дурным советам, поступков Вашей матери, постоянно находившейся под влиянием злонамеренных людей с тех пор, как она, отвергая советы Вашего Величества, стала отделять свои интересы от интересов государства, признают, что такие препятствия немало возвеличивают Вашу славу и что, взявшись за исполнение великих замыслов, великие сердца не могут быть поколеблены встреченными при этом трудностями. А если они еще сверх того примут во внимание природное легкомыслие нашей нации, нетерпеливость людей военных, непривычных к неизбежным тяготам воинской службы269, и, наконец, немощность орудий, коими нужда заставила Вас пользоваться в этих случаях и среди коих я нахожусь в первых рядах, то будут вынуждены согласиться, что восполнить недостатки инструментов могло только высокое искусство Вашего Величества, выступавшего в роли художника-творца. Наконец, если они осознают, что, преодолев все эти преграды, Вы добились заключения мира270, при котором невыполнение обязательств некоторыми Вашими союзниками и Ваша к ним благосклонность побудили Вас к частичной уступке того, что Вы завоевали исключительно своими силами, то будет невозможно не признать, что Ваше великодушие равно Вашему могуществу и что благоразумие и благословение Божье равным образом содействовали Вашим поступкам. Вот, Государь, каковы были доныне дела Вашего Величества271, которые я счел бы благополучно оконченными, если за ними последует покой, дающий Вам возможность осуществить в Вашем государстве различные полезные преобразования. Но для этого надобно рассмотреть различные сословия, существующие в Вашем королевстве, само государство, которое из них состоит, рассказать о Вашей особе, на которую возложено руководство оным, о тех средствах, что Вам надлежит употреблять, дабы достойно со всем справляться, — для чего, как правило, необходимо лишь иметь хороших и верных советников, принимать во внимание их мнения, следовать разуму, придерживаясь правил, предписанных им для управления государством. Именно этому будет посвящена оставшаяся часть сего сочинения: эти вопросы будут в нем отдельно рассмотрены в особых главах, разбитых на несколько разделов, дабы осветить их как можно более методично.