О ЯЗЫКЕ КАК ОБЩЕСТВЕННОМ ЯВЛЕНИИ

В работе «Ат-Тухфет» и записке, опубликованной в «Известиях Академии наук по отделению русского языка и словесности», Казем-Бек высказал мысль о том, что язык —• общественное явление, существующее на протяжении всей истории человечества, средство общения людей.

У всех народов в младенчестве язык был бедным не столько в количественном, сколько в качественном отношении. Абстрактное мышление тогда было развито слабо. Люди не имели представления о многих явлениях действительности, не было еще общих понятий для обозначения группы предметов.

У всякого народа «язык состоит из двух главных элементов: выражений идей внешних представлений и выра-

97  Ф. Энгельс, Людвиг Фейербах и конец классической немецкой философии, — т. 21, стр. 298—299.

98  А. Казем-Бек, Объяснение русских слов, сходных со словами восточных языков, стр. 125.

185

зрений идей внутренней, духовной жизни. Изобилие первых составляет богатство языка; богатство вторых — просвещение народа»99. Язык стремится сохранить свою самобытность и оказывает сопротивление элементам чужого языка, которые проникают в него. «Сознание необходимости подчинить своему духу, своим собственным законам формальной стройности языка все, что народ приобрел чужого, по каким бы то ни было отношениям, составляет самобытность языка. Здесь часто являются борьба и перевороты в системе языкознания; но самобытность языка узнается там, где народный дух преодолевает все затруднения и держится только своего внутреннего закона»100.

Развитие языка, по мнению Казем-Бека, связано с ростом могущества народов, с состоянием науки и просвещения. Упадок языков наступает, говорит он, в первую очередь в результате покорения народов (например, упадок персидской и турецкой словесности явился результатом политического, религиозного и языкового господства арабов). Арабский язык обогащался и развивался с ростом могущества арабов, с расцветом их науки и просвещения. Если народ-победитель по уровню своего развития выше, чем порабощенный, если его господство длится значительное время, то, полагает Казем-Бек, неизбежен упадок, застой науки, просвещения и языка покоренных народов. Так, персидский язык по своему богатству и по разработке грамматических правил уступал арабскому еще до завоевания Персии арабами. Арабы были выше персов не только по уровню развития культуры101, но и по своей государственной мощи. Поэтому арабский язык оказал сильное влияние на персидский. Персидский язык, замечает Казем-Бек, «сперва угнетенный, потом отставший в образовании, постепенно покорился вместе с Пер-сиею и... терял множество своих коренных слов, заменяя их арабскими»102. Несмотря на то что в Персии было немало талантливых ученых и писателей, персидская словесность серьезно отставала. Она подражала арабской литературе вплоть до XII в. Все науки преподавались на

99 Там же.

100  Там же.

101  Некоторые востоковеды не разделяют подобную точку зрения.

102  А. Казем-Бек, О появлении и успехах..., стр. 261.

186

арабском языке, персидский же язык и его грамматика не разрабатывались.

Когда же народ-завоеватель, отмечал Казем-Бек, по уровню своего развития стоит ниже покоренного им народа, он не может оказать значительное влияние на культуру последнего. Так случилось с монголами, которые длительное время господствовали над Русью, но особо серьезного влияния на ее культуру не оказали. Подробно изучив словарный состав русского языка, Казем-Бек показал, что в нем имеется значительное количество слов, заимствованных у европейских и азиатских народов.

Вообще заимствование слов у соседей Казем-Бек считает неизбежной закономерностью. Однако самобытность языка не нарушается оттого, что он заимствует слова у другого языка и подчиняет их своему духу и законам. Так, русский язык богат, самобытен и занимает важное место между языками Европы. Его самобытность составляет историческое достояние его жизни. «Русский язык,— пишет Казем-Бек,— образуясь под влиянием науки и внешних обстоятельств, само собой разумеется, почерпнул на пути своих успехов достаточный запас слов и у языков иноплеменных своих соседей, имеющих с ним историческое, географическое и этнографическое соотношение, живущих с давних времен в Руси и частью незаметно входящих в состав русского народа»103. «Условия обработки и успехов языка вообще повсюду одни и те же. Наука — единственная его наставница: она рождает мысли, создает идеи; человек обращается к своим запасам слов для отыскания им приличных форм, а в случае необходимости занимает у тех из своих соседей, между которыми эта наставница гостила прежде»104.

Безусловно, в развитии и совершенствовании языка наука имеет важное значение. Но, как известно, не она определяет его развитие, а общественно-экономическая деятельность людей.

103 А. Казем-Бек, Объяснение русских слов, сходных со словами восточных языков, стр. 125.

104 Там же.

187

Занимаясь изучением арабского языка, Казем-Бек отмечал, что он в большей степени сохранил свою чистоту, чем многие азиатские языки. Арабы имели письменность за сто и более лет до появления ислама. Но хотя «арабские поэты писали изящно, умели отличать высокое от надутого, прекрасное от низкого, они не могли дать в этом никакого отчета. Они писали красноречиво, не имея правил красноречия, писали стихи, не будучи знакомы с просодиею; одним словом, они не имели никакой теории до половины первого столетия хиджры»105.

Вместе с мусульманской религией и политическим господством арабов, пишет Казем-Бек, распространялся и арабский язык, который сначала играл доминирующую роль во всех сферах жизни, но со временем в странах, исповедующих ислам, стал языком богослужения и науки.

В то же время, говорит мыслитель, арабский язык служил своеобразным средством приобщения народов, стоявших на более низкой ступени развития, к арабоязыч-ной культуре.

В статье «Начало просвещения в нынешней Индии» Казем-Бек спрашивает, нужно ли исследовать живой язык отсталых народов и народностей или дать ему «погибнуть в волнах чужеземных потоков и переродиться в новые формы чужого элемента»106. Отвечая на свой вопрос, Казем-Бек пишет: «Легко и лучше образовать их (отсталые народы.— М. А.), дать им средства к обработке своих языков и там, где есть письменность, поощрять их к литературной разработке их языка, чтобы через то приспособить его к восприятию даров науки и просвещения»107. В этих словах особенно ярко проявляется его мечта о развитии литературных языков всех народов и приобщении их к передовой русской и мировой культуре.

Говоря о народах национальных окраин России, в том числе и о татарах, он считает, что они не чужды образованию и без всякого принуждения будут обучаться в национальных школах. Эти мысли Казем-Бека свидетельст-

вуют о том, что он выступал за право угнетенных народов развивать свою национальную культуру и считал, что в отсталости этой культуры повинны колониальные власти.

Казем-Бек придавал большое значение разработке алфавита для бесписьменных языков азиатских народов. Но в то же время он утверждал, что попытка навязать этот алфавит сверху не может быть успешной. «Всмотревшись в дело всесторонне и беспристрастно,— писал ОН)—можно убедиться в том, что это предприятие в таком виде, как оно направлено до сих пор, если не бесполезно, то по крайней мере неудобоисполнимо»108.

Казем-Бек выступал против тех, кто игнорировал и оскорблял национальные чувства малых народов. «Не надо забывать,— писал он,— что вселять мысль в туземцев без особой нужды принять в свое семейство и усвоить чужой элемент, им вовсе незнакомый и противоположный их обычаю, их вкусу, когда у них есть свой родной,— значило бы оскорблять их самолюбие, тревожить их дух предложением бросить и забыть свое детище и усыновить чужое, более красивое и милое»109.

Казем-Бек понимал, что в условиях царского самодержавия невозможно добиться того, чтобы все татарские народы (казанские, крымские и ногайские татары) имели свои школы, учебники, газеты, культурные учреждения. Поэтому он выдвинул предложение об издании газет, учебников и научных трудов на общем для всех татарских народов языке. «Издание газеты на очищенном татарском языке... а не на казанском наречии,— писал Казем-Бек, — поведет к тому, что сей очищенный язык будет считаться образованным языком и послужит для других татар образцом, так что, наконец, можно надеяться, все наречия посредством этого сольются в один чистый и обработанный (язык. — М. А.)» по.

Некоторые советские ученые  пытаются  усмотреть в

105  А. К а з е м - Б е к, О появлении и успехах..., стр. 246

106  ЖМНП, 1857, № 5, стр. 2,

107  Там же.

188

108  Там же, стр. 17—18.

109  Там же, стр. 19.

110  М.  К. Кор б у т,   'Казанский   государственный   университет им. В. И. Ульянова-Ленина за 125 лет, стр. 137.

этом высказывании Казем-Бека чуть ли не проявление пантюркизма. Однако, как известно, Исмаил Гаспринский и другие идеологи пантюркизма говорили не о создании татарского языка, а об установлении единого тюркско-та-тарского языка для всех народов, говорящих на тюрк-ско-татарских языках.

Жизнь показала несостоятельность обеих концепций.

Казем-Бек высоко оценивал значение языка в изучении развития истории и культуры народов. «Давно уже доказано,— писал он,— что нет лучшего руководителя к достижению истины в исследовании народных древностей, как изучение языков. Это единственный путь к сокровищницам знаний, сокрытых в лабиринте невежества»111.

Как известно, изучение языков В. И. Ленин считал одним из важнейших источников познания прошлого человечества. Без знания языков невозможно изучение памятников культуры. Изучение истории языков дает возможность раскрыть историческую эволюцию человеческого разума.

В связи с этим взгляды Казем-Бека на роль изучения восточных языков для познания богатейшей культуры и истории народов Востока имеют большое значение и в наши дни.

На торжественных собраниях университетов, на конференциях Академии наук, на приемах и вечерах, в печати — везде он с присущей ему страстностью и убежденностью доказывал важность изучения восточных языков как для славы русской ориенталистической науки, так и для жизни самой России.

В своей речи на торжественном собрании Казанского университета он говорил: «Эти предметы (востоковедческие дисциплины.— М. А.) не только полезны для учености или торговли, но даже необходимы собственно для истории России»112. Однако то, что делается в России для изучения восточной словесности, говорит мыслитель, крайне мало и недостаточно. Обращаясь к царским вельможам, присутствовавшим на собрании, он спросил: «Неужели другие страны, отдаленные от Азии, имеют более

111  А. Казем-Бек, О появлении и успехах..., стр, 246.

112  Там же, стр. 248.

190

Права покровительствовать восточным языкам и щедро давать средства к их распространению, нежели Россия? Какое европейское государство (согласимся на исключение Англии) имеет такую тесную внутреннюю связь с Азиею и азиатами, как Россия?»113. Поскольку в составе России, продолжал Казем-Бек, имеется много азиатских племен, с которыми она связана политически и экономически, постольку изучение языков необходимо не только для дипломатической службы и торговли со странами Востока, но и для общения с многочисленными азиатскими народами, входящими в состав России.

Мечты Казем-Бека о широком развитии востоковедческой науки не могли осуществиться в условиях царского самодержавия. Только Советская власть, открыв десятки научных институтов и учреждений, сделала возможным всестороннее и глубокое изучение материальной и духовной культуры народов Востока.

Казем-Бек сыграл выдающуюся роль не только в изучении языков, истории и литературы народов Востока, но и в развитии востоковедения в России.

О ПЕРВОБЫТНЫХ РЕЛИГИЯХ И МИФОЛОГИИ

Изучив далекое историческое прошлое народов Востока, Казем-Бек убедительно показал, что религия не есть врожденное чувство. На протяжении длительного времени люди не знали религии. «Всякий народ в своем младенчестве, вследствие своей природной простоты и грубости понятий, более подвластен влиянию суеверия, которое можно считать первым необходимым результатом стремления разумного существа к мышлению... У него невольно рождается желание объяснить окружающие его и поражающие его чувства предметы и явления природы. Пытаясь объяснить их, человек в силу ограниченности своих знаний... необходимо должен впадать в заблуждение, суеверие, и это суеверие, укрепляясь в нем, открывает прямой путь в область поверий»114.

Таким образом, первобытная религия возникла на определенном этапе развития человеческого мышления и

113  Там же, стр. 249.

114  А. Казем-Бек, Мифология персов по Фирдоуси, л. 3.

191

была обусловлена ограниченностью возможностей познания в то время.

В. И. Ленин указывает, что «у поповщины ( = философского идеализма), конечно, есть гносеологические корни, она не беспочвенна, она есть пустоцвет, бесспорно, но пустоцвет, растущий на живом дереве, живого, плодотворного, истинного, могучего, всесильного, объективного, абсолютного, человеческого познания»115.

Казем-Бек отмечает, что мышление первобытных людей в период возникновения языческих верований не достигло уровня, при котором могут быть восприняты отвлеченные идеи. «Религиозные начала в человеке, лишенном возможности усвоить отвлеченные идеи,— пишет он,— по необходимости вели его к символизму. Первые предметы окружающего его мира, которые наиболее могли поразить его чувства своим величием, конечно, были небесные светила: в них прежде всего искали символы божества, предметы поклонения»116. В системе древнего богослужения важное место занимало солнцепоклонение. С развитием абстрактного мышления, жизненного опыта и кругозора людей менялись и предметы поклонения, возникали более обобщенные символы. Родилось представление о двух божественных началах: производительном и пассивном, затем о божестве, состоящем из двух начал — мужского и женского, и т. д.

В дальнейшем почти все идеи о божестве у древних людей имели свои символы в предметах окружающего мира, причем эти символы были почти тождественны, несмотря на громадные расстояния, которые отделяли один народ от другого И7. В статье «Мохаммед Амин» есть еще одна интересная мысль. У древних язычников «не было привязанности к нравственному смыслу веры: идея ее была для них отвлеченным понятием, недоступным их разумению, а внешняя поэтическая сторона, действуя на их фантазию, вполне удовлетворяла их мистическому чувству. Они охотно и без затруднения переменяли одних идолов на другие, одну систему верования на другую; и все это делалось бессознательно»118. Это подтверждал и

115  В. И. Л е н и н, К вопросу о диалектике, — т. 29, стр. 322.

116  А. Казем-Бек, Мифология персов по Фирдоуси, л. 3.

117  А. К а з е м - Б е к, Мохаммед Амин, стр. 137.

118  Там же, стр. 136.

192

Энгельс. «Старые стихийно возникшие племенные и национальные религии не имели пропагандистского характера,— писал он,— и лишались всякой силы сопротивления, как только бывала сломлена независимость данных племен или народов»119.

На той же ступени развития родового строя, когда первобытные люди не доросли до абстрактного, отвлеченного объяснения явлений природы, их культы носили конкретный, образный характер. Но вместе с тем мистика была характерна, как справедливо отмечает Казем-Бек, для древних религий. Она сохраняет свое значение и в современных религиях, в особенности в буддизме, где причудливо сочетается с аскетизмом и глубоким отрешением от мира чувств.

Казем-Бек близко подошел к правильному истолкованию гносеологических, т. е. теоретико-познавательных, корней первобытной религии. Он утверждал, что невежественные люди, стремясь объяснить грозные явления природы, из-за недостаточно развитого абстрактного мышления прибегали к предположениям, которые приводили и не могли не привести к искажению действительности. «Суждения о явлениях, выходящих из круга понятий человека,— писал Казем-Бек,— заставляют его прибегать ко всем возможным выдумкам»120.

Таким образом, Казем-Бек прослеживает процесс возникновения и развития первобытных верований, что в тех исторических условиях наносило удар богословскому утверждению о том, что испокон веков все люди верили в единого бога.

В легендах и преданиях старины Казем-Бек видел большую ценность для истории и литературы. История, говорил он, извлекает из них пояснения важных загадок о «темных периодах» человеческой жизни, а литература черпает в них, как в богатой сокровищнице, драгоценные материалы для своего украшения. У «кочевых» народов они передаются из рода в род в устных рассказах; у «полуобразованных» составляют основу их поверий, главное

119  Ф. Энгельс, Людвиг Фейербах и конец классической  немецкой философии, — т. 21, стр. 294.

120  А. Казем-Бек, Мифология персов по Фирдоуси, л. 4.

13 М. А. Абдуллаев                                                                                        193

Содержание их письменности, их литературы и истории; у «просвещенных» служат богатой пищей для воображе-

ния

121

М. Горький на съезде писателей в 1934 г. говорил: «Наиболее глубокие и яркие, художественно совершенные типы героев созданы фольклором, устным творчеством трудового народа...» Он призывал деятелей науки и культуры тщательно собирать и обрабатывать предания старины, восполнять по ним пробелы истории древней культуры. «...Чем лучше мы будем знать прошлое,— писал Горький,— тем лучше, тем -более глубоко и радостно поймем великое значение творимого нами настоящего»122.

Казем-Бек убедительно показывает, что религиозные верования древних людей, их мифология имеют единую гносеологическую основу.

Естественные причины происхождения мифов у всех народов и племен тождественны, различие же мифов зависит, по Казем-Беку, только от различия понятий, присущих разным векам, и от разной степени нравственных влияний на ум человека. Изучение мифологических воззрений древних народов, отмечает мыслитель, дает основание утверждать, что поводом к разным вымыслам послужили одни и те же причины, а именно: низкий уровень жизни, беспомощность перед грозными силами природы. «Почтение к памяти отцов и предков у первобытных людей до того было значительно,— пишет он,— что как бы они ни считали себя умными и сильными, но предкам своим всегда отдавали преимущество. Говоря о каких-нибудь событиях, послуживших, по преданию, благосостоянию или злополучию их предков, они приписывали событиям чудесное, чтобы тем самым придать несомненную важность причинам этих событий»123. «Преувеличение доходило до того,— отмечает Казем-Бек,— что идеи об этих подвигах слились с идеями о сверхъестественном».

Таким образом, Казем-Бек объясняет происхождение мифов и легенд преувеличением, искажением реальных факторов и соотношений действительности. Сверхъестест-

121  А. К а з ем - Б ек, Там же, л. 1.

122  М. Горький {Речь на Первом всесоюзном съезде советских писателей 22 августа  1934 г.], — Собрание   сочинений,   т. 27,   1953, стр. 342.

123  А. Казем-Бек, Мифология персов по Фирдоуси, л. 2.

194

венные силы и понятия были воплощены в образах богатырей, пехлеванов, героев, духов, ангелов и пр. Причем со временем боги и духи «начали рассматриваться как аллегория, как выражение неведомых сил. Понятия же о великанах, героях и богатырях у древних или слились с понятиями о силах, противоборствующих духам и даже богам, или выражали простую идею необычайной силы физического мира. В последнем случае эти выражения вошли в состав науки и привились к романтизму»124. Определяя богов и духов как продукт воображения людей, Казем-Бек близко подходит к материалистическому пониманию сущности и происхождения первобытной религии.

Маркс писал, что «всякая мифология преодолевает, подчиняет и формирует силы природы в воображении и при помощи воображения; она исчезает, следовательно, вместе с наступлением действительного господства над этими силами природы»125. Далее Маркс указывает, что мифологическое творчество возможно только на ранней ступени развития и отражает уровень мировоззрения первобытного человечества. Поэтому развитие науки и техники, разрешая естественным путем все эти загадки, сводит на нет творческую фантазию такого рода.

Обобщая свои исследования о происхождении и сущности мифологии персов и ее влиянии на литературу, Казем-Бек пишет, что, пока литература еще не достигла самостоятельности, она ограничивается легендами и преданиями.

У персов влияние мифологии на литературу не было таким долговечным, как у греков и римлян, что, по его мнению, объяснялось долголетним господством ислама. Только один Фирдоуси сумел передать потомству мифологию персов, хотя и в его творчестве было заметно религиозное влияние. После Фирдоуси религиозное влияние одержало верх, вытеснив влияние мифологии на новейшую литературу Персии 126.

Завершая анализ работы Казем-Бека «Мифология персов по Фирдоуси», нам хотелось бы остановиться на одном замечании Г. Гусейнова по поводу этой работы.

124  Там же, л. 4.

125  К. Маркс, Введение   (Из экономических  рукописей  1857— 1858 годов), —т. 12, стр.737.

126  А. К а з е ,м -Бек, Мифология персов по Фирдоуси, л. 11.

13*                                                                                                   195

«Но следует отметить,— пишет Г. Гусейнов,— что Казем-Бек возникновение мышления у человека объясняет идеалистически, врожденной от природы любознательностью. Он не усматривает генетической связи мышления с практической деятельностью человека и объясняет происхождение мышления «особой силой», присущей природе человека»127. И в самом деле, Казем-Бек пишет: «Представим себе человека в первобытном, грубом его состоянии. Чем начинается деятельность его разума? Какая-то тайная сила невольно рождает желание объяснить предметы и явления, поражающие чувства, и это первое движение, эту тайную силу мы называем любознанием». Как видно, Казем-Бек действительно не понял, что желание людей («любознание») познать окружающие их предметы и явления вызывается практической потребностью. Но из этого нельзя сделать вывод, будто он видел в мышлении человека что-то врожденное. Казем-Бек лишь ставит вопрос о том, с чего начинается деятельность человеческого разума, т. е. познания, и чем вызвано желание человека познать окружающий его мир.