IV ВОЗРОЖДЕНИЕ ИРРАЦИОНАЛИЗМА

С течением времени битники становятся просто анархиствующими поэтами, провозглашающими лозунг: «К черту все это!» Они ведь не являются группой с определенной идеологией и программой, а представляют собой неорганизованную кучку нигилистов и экстремистов, действующих в различных сферах жизни. Лоренс Ла Фаве115 пытается как- то систематизировать их тенденции. Битник — это в области религии приверженец дзэн-буддизма, в философии — экзистенциалист, в области искусства — опровергатель всех приня- тых конструктивно-композиционных принципов, в области политики — анархист, в сфере интимных эротических отношений — сторонник свободной любви. Таким образом, битники— это и антиконформисты, и крайние реакционеры одновременно. Они подчеркивают прежде всего нереальность дел мира сего, дел, которые не только лишены человеческих пропорций, но и потеряли, по их мнению, всякий смысл и уже не только парадоксальны, но и абсурдны. «Чувства и реакции также стали ирреальными. Полная дезорганизация!..» — восклицает ГинсбергА когда уже обвинена в абсурдности вся совокупность проблем общественной жизни, то поэзия становится для битников единственным оплотом индивидуализма, подлинности и автономии. На общественном форуме молодые ростки собственной чуткости, личные способности, связи, даже улыбки, изящество и очарование чахнут от убийственного разглагольствования и раздумий о деньгах. «Киноболтовня,— пишет Аллен Гинсберг,— болтовня радиопередач, болтовня иллюстрированных изданий, болтовня газет, болтовня школ, болтовня политиков, болтовня судей, болтовня общественных деятелей этого племени, целиком поглощенного борьбой за власть над всем земным шаром...»

Аллен Гинсберг заявляет со всей серьезностью: «Поэзия есть возрождение индивидуальной восприимчивости с помощью индивидуализированной поэтики, индивидуальное выражение нонконформизма — это одно несом- ненно».

Америка, я отдал тебе все, и теперь я пустое место. Америка двух долларов и двадцати семи центов

17 января, 1956.

Я схожу с ума.

Америка, когда мы кончим эту человеческую войну? Убирайся со своей атомной бомбой. Мне нехорошо, не приставай ко мне. Я не стану писать стихи, пока не буду в здравом уме

Гинсберг страстно выражает чувства разочарования и отчаяния своего поколения, его изолированность, растерянность и идейную слепоту, ведущую к мистике. Одновременно он в своих поэмах создает подлинный культ машины, механизированной жизни, овеществленных отношений между людьми, культ бюрократической машины американской индустрии, администрации, государства, армии. Давление этого гиганта представляется ему молохом, который душит одинокого и потерянного человека. Ярче всего это выражено в его лучшем произведении— поэме «Вой». В последние годы то, что стояло у колыбели битничества — сознание преступности пугающего и воюющего мира,— встает во главу угла, приняв форму сознания атомной угрозы. Об этом очень убедительно пишет Джеймс Ф. Скотт, чьи высказывания мы уже приводили: «Войны и военный психоз, не способствующие распространению слащавого идеализма, сыграли существенную роль в громком «Нет!», бросаемом писателями-битниками. Кроме того, совре- менная международная обстановка, в особенности же угроза атомного всесожжения, придали битническому отрицанию его решительно молодежный характер. Чудовищная перспектива адской бомбы помогла битникам занять мятежную, но безответственную позицию» Поскольку старшее поколение дало человечеству Хиросиму, битники считают, что имеют право — как собачка из стихотворения Лоренса Ферлингетти — рассматривать любой символ авторитета как очередное дерево, у которого можно задрать лапу. Поскольку людям все еще приходится жить под угрозой атомной гибели, битники снимают с себя всякую заботу о политических и общественных делах.

Подобно Рэю Смиту из романа Керуака «Бродяги дхармы», они увидели на небе мистические слова, провозглашающие «Невозможность Существования Чего-Либо». И приняв это утверждение за абсолютную мудрость, они не испытывают потребности достичь умственной зрелости. Таким образом, порожденная всей атмосферой американской культуры душевная тревога, сопутствующая определенной исторической обстановке, придала ценностям явно отрицательную тональность, чтобы в конце концов превратить их в догму, враждебную как эстетической, так и интеллектуальной зрелости.

329

12 E. Коссак Борясь в своих субъективных намерениях за право сохранять высшие человеческие ценности, борясь за вещи, для свершения которых нужны душевная сила и мужество зрелого человека, барды битников противопоставили холодному миру бизнеса лишь свою ранимость, присущую незрелой юности. Этот бунт не имел положительного общественного значения, все его достоинство состояло в выявлении того, что буржуазный мир гниет изнутри, что он неспособен создать новые нравственные ценности, новую конструктивную модель жизни.

Художники-битники, воспевавшие стихийные демонстрации молодежи, стали составной частью большого движения протеста против американской социальной и нравственной действительности. Они явились симптомом растущего общественного недовольства. Его провозвестниками.