1. Сила и субстанция

Монизм Спинозы был шагом от картезианского метода познания как центра тяжести философского анализа к системе знания — единой системе позитивных представлений о мире, однозначной как в целом, так и в деталях.

Уже в философии Лейбница понятие силы в его идеалистическом, противоречащем и концепции Спинозы и теории силового поля, непротяженном варианте позволяет увидеть значение указанного понятия для перехода центра тяжести философской мысли из определения метода в определение системы. В конце XVII в. такой переход требовал одновременно и апологии целого, т. е. подчеркнутого и энергичного универсализма, и апологии локального, включенного, элементарного — столь же энергичного индивидуализма. Философия Лейбница была апологией и того и другого. Универсализм и индивидуализм — исходные определения этой философии.

Лейбниц субстанциализировал деятельность каждого тела, каждого элемента бытия. В этом и выражалась индивидуализация, или, как говорил Лейбниц, индивидуа- ция (individuation) модуса. Модус индивидуализируется, перестает быть лишь модусом, лишь проявлением субстанции. Он сам становится субстанцией. Если говорить о теле, то его поведение, его деятельность становятся спонтанными, а их причина, сила, становится субстанцией.

У Фарадея то, что считалось силой, предикатом вещества, стало субъектом, физическим полем. Но субстан- циализация поля произошла пе путем субстапциализации силы, а включением в протяженную субстанцию нового модуса.

Прежде чем вглядеться еще раз в эти- определения лейбннцевой субстанции, вернемся ненадолго к ньютоновскому понятию силы, именно к силам тяготения, действующим на расстоянии.

Понятие гравитационного поля было введено как формально-математическая абстракция, облегчающая вычисление гравитационных сил, действующих на определенные тела. Но формальное понятие поля было переходом1 к физическому понятию поля, к представлению о физической среде с реальными деформациями, передающими воздействие одного тела на другие тела, среде, существующей независимо от наличия или отсутствия других тел.

Подобное представление приобрело однозначный и достоверный характер только в электродинамике. В XVII— XVIII вв., когда из взаимодействий тел было изучено только гравитационное взаимодействие, идея поля могла приобрести однозначный характер лишь в качестве формального представления.

Это формальное представление связано с требованием однозначности, которое было сформулировано Ньютоном и, что может быть еще важнее, было положено им в основу теории тяготения и всей классической физики в целом.

Мы подошли к пункту, в котором система Ньютона оказала наибольшее влияние на стиль научного мышления. Средневековая неоднозначность относительных истин науки перед лицом абсолютных истин Откровения была давно оставлена.

Когда ныотонианцьв в принципе ограничивали научное объяснение феноменологическим описанием фактов, т.о, поскольку речь идет о тяготении, они превращали нужду в добродетель. Тяготение действительно нельзя было однозначным образом объяснить некой наглядной картиной процессов в среде. Но отсюда далеко было до принципиального отказа от подобного объяснения. Ньютон сам не. был в этом смысле ньютонианцем, он чувствовал недостаточность феноменологического описания, но это не меняет дела; феноменологическая трактовка тяготения не была результатом субъективного намерения, она вынуждалась состоянием физических знаний.

Ньютон не всегда удерживался па позиции феноменологического дальнодействия. У него было достаточно колебаний в этом вопросе. Но нас интересует закономерный виток познания — феноменологическое представление о мгновенном распространении тяготения через пустоту, По существу это своеобразный возврат к интегральному представлению, только у Аристотеля оно относилось ко времени (нам известно состояние в исходпый момент и состояние в последний момент, мы пе знаем, что произошло между этими состояниями, и объясняем процесс его конечным итогом — конечной причиной), а в теории тяготения — к пространству (нам известно только, что в одной точке создается поле тяготения, и известно, что в другой точке оно действует на некоторое тело; что именно распространяется от точки к точке, мы пе знаем, и рассматриваем промежуточную среду как простое, незаполненное расстояние между начальной и конечной точками).

И у Аристотеля, и у Ньютона отказ от каузально- дифференциального объяснения был условным, временным, неокончательным.