1. ПРОБЛЕМА ИЗЛОЖЕНИЯ АНТИЧНОЙ ФИЛОСОФИИ: КОНЦЕПТУАЛЬНЫЙ И ИСТОРИЧЕСКИЙ ПОДХОДЫ

Приступая к античной философии, европейский историк философии безусловно чувствует себя дома, потому что само слово философия и понятие философии появились в первой европейской стране — в Греции VI в.

В той же античности стало нормой рассматривать и другие философские традиции. Греки никогда не ставили непреодолимых барьеров между свой и чужой — варварской — мудростью. И хотя поздний греческий автор сочинения «О жизни, учениях и изречениях знаменитых философов» Диоген Лаэртий замечает: "...большая ошибка — приписывать варварам открытия эллинов" (I 3), тем не менее начинает он свой труд указанием на то, что "занятия философией, как некоторые полагают, начались впервые у варваров: а именно у персов были их маги, у вавилонян и ассириян — халдеи, у индийцев — гимнософисты, у кельтов и галлов — так называемые друиды и семнофеи..." (I 1). Готовность рассмотреть PI вместить чужую мудрость — европейская черта, прекрасная примета подлинной духовной широты подлинного философа.

Таким образом, принципиальное понимание философии европейской античности сегодня, когда европейские ценности приобрели общечеловеческое значение и планетарное распространение, оказывается свидетельством и гарантом самотождественности современного человека. Это понимание может проявиться двояким образом. Восстанавливая античные концепции бытия и человека, мы в рамках данных концепций можем ставить и разрешать определенные вопросы, используя изобретенные в античности же инструменты философского рассмотрения, — примерно так же, как мы можем решать определенные задачи геометрии Евклида.

И для той, и для другой цели античная философия — как, впрочем, и вообще европейская философия — благодарная и безусловно подобающая сфера хотя бы по той причине, что обе эти задачи уже античная философия постоянно ставила перед собой, предлагая различные возможности их решения.

Когда Платон в «Теэтете» рассматривает тезис Протагора "человек есть мера всех вещей", только очень поверхностный взгляд усмотрит здесь просто критику тезиса Протагора; гораздо скорее перед Платоном стоит более серьезная и сложная задача: рассмотреть границы и возможности того взгляда на мир, который обусловил формулировку данного тезиса, осознать те правила интеллектуальной игры, которые он задает, и — насколько возможно — войти в эту игру, но не забыть при этом о подлинной реальности. Когда представители последней философской школы античности — неоплатоники — постоянно соотносят свои философские построения с Платоном и стремятся полно и адекватно истолковать его диалоги, они заняты примерно тем же: приняв определенные правила игры, они осознанно подчиняются им и работают, следуя этим прекрасным правилам.

Однако когда тот же Платон в ряде диалогов рассуждает о возникновении и развитии государства и появлении в нем образованности и культуры, когда Аристотель по разным поводам собирает мнения предшествующих мыслителей с целью показать, как возникло и развивалось то или иное понятие или дисциплина, когда его ученик Теофраст собирает "мнения физиков", а Евдем — сведения по истории математики и астрономии, — мы здесь сталкиваемся с намерением выстроить исторического характера модели определенных духовных реалий, — как бы скептически мы ни относились к историзму античности.

Поэтому изложение античной философии строится на основе сочетания двух подходов: с одной стороны, речь идет о построении определенной модели возникновения и развития первой европейской философии — античной; с другой — выстраивается система основных категорий, понятий и концепций, разработанных античными философами, которая позволяет охватить единым взглядом их мировосприятие в целом. Два разных подхода взаимно дополняют друг друга, потому что изложение исходит из того, что философия — это любовь к мудрости (фіЛо-огафіа), которая специфическим образом проявляется как в сфере умозрительной, так и в сфере реального исторического бытия конкретной культуры — европейской.