Проблема человека у Хайдеггера и Ницше.

При переводе и интерпретации текстов древнегреческих философов Хайдеггер опирается на свою «онтологическую дифференциацию» бытия и сущего. Он ставит вопрос: что значит человек, которого окружает сущее? Ответ на него извлекается им из платоновского текста, где «человек» в изречении Протагора определяется так: «каким каждый раз все кажет себя мне, такого вида оно для меня (также) и есть, а каким тебе, таково оно опять и для тебя. Человек же — это ты, равнокакия. „Человек" здесь, соответственно,— „каждый" (я и ты и он и она)»29, определяющий меру сущего через свое «ego». К такому пониманию человека как меры всего сущего близок Ницше. Однако Хайдеггер видит истоки такого определения в установках Декарта. Это и настораживает. Не может быть, чтобы греческие философы пред- ставляли человека также, как и мы. Для того чтобы выявить различия, Хайдеггер предложил 4 критерия сравнения: во-первых, способ, каким человек в качестве человека является самим собой, зная при этом самого себя; во-вторых, проекцию сущего на бытие; в-третьих, ограничение существа истины сущего; в-четвертых, то, откуда человек каждый раз берет и каким образом он задает «меру» истине сущего. Итак, самость человека, концепция бытия, существо истины и способ задания ее меры определяют метафизическую позицию и превращают ее в строй самого сущего.

Главное отличие греческой метафизики Хайдеггер видит в способе отнесенности сущего к Я, который резко отличается от модели субъекта.

Далее Хайдеггер выясняет позицию Ницше относительно Декарта и делает вывод о том, что между ними имеет место нечто вроде семейного спора, когда общих установок больше, чем различий. В этом он прав, так как чаще всего распри возникают как раз между близкими родственниками, соседями и друзьями.

Итак, на примере тезиса Протагора Хайдеггер указывает на то, что для греков бытие распахивалось как место жизни, упорядоченная сфера, в которой соседствовали люди, боги и животные, которая тщательно обустраивалась и наполнялась вещами, произведениями, орудиями и утварью. Человек располагался в центре своей «ойкумены», был соразмерен ей и пытался своими деяниями поддерживать гармонию космоса. Под благом, отмечает Хайдеггер, греческие мыслители понимали прежде всего меру сущего и поэтому воспринимали его как красоту. Это свидетельствует о визуальном характере их культуры. Поэтому феноменологическая установка раскрывает центральную роль видения, зрения в постижении греками бытия, которое «ка- жет» себя, и необходимо увидеть его таким, какое оно есть.

Визуальное восприятие бытия как рационально устроенного космоса, воспитание себя как умеренного, дисциплинированного, физически развитого, способного управлять своими аффектами существа Ницше называл аполлониз- мом. Он видел опасности такой односторонней ориентации на рационализацию жизни и предположил, что причиной жизнестойкости греческой культуры было признание «ужасных», неупорядоченных и неорганизованных и поэтому неконтролируемых разумом условий бытия, а также наличие практик, позволяющих активно противодействовать опасностям становления. Гераклит, Демокрит, Эмпедокл — почти все так называемые «натурфилософы» воспринимали мир не как упорядоченное бытие, а как становление, в котором имеет место игра сил и борьба противоположностей. Хайдеггер же интерпретировал их как философов бытия.