2.2 Отношения между православными и арианами в середине IV века и проблема статуса догматических определений соборов

Смерть Ария в 336 г. не помешала распространению арианства, которое исповедывалось большинством епископата, включая главного епископа империи—Евсевия Никомидийского, крестившего императора Константина (незадолго до его смерти в 337 г.), и «отца церковной истории» Евсевия Памфила, автора первой дошедшей до нас «Церковной истории», который был главным идеологом первого христианского императора. Большинство епископата подчинялось правившей церковной партии, делая это с большим или меньшим желанием. Как всегда в подобных случаях, подавляющему большинству епископов догматические «подробности» спора были неважны, и они просто подчинялись сильнейшему. Партия строгих защитников Никеи, настаивавших на «едино- сущии»,—та самая, в которой св.

Среди тех, кто на такие компромиссы шел, также находились православные. Самое известное имя здесь—св. Кирилл Иерусалимский (ок. 315—ок. 386), бессменный епископ Иерусалима до самой смерти, рукоположенный арианами на этот престол еще ок. 350 г. При жизни св. Афанасия он не имел с ним церковного общения, но был принят в общение Вторым Вселенским собором в 381 г. на основании лишь исповедания веры, то есть без публичного покаяния, которые было бы необходимо, если бы отцы Собора посчитали его в прошлом еретиком. Это означало одно: как сам св. Кирилл Иерусалимский, так и Второй Вселенский собор считали, что можно было быть православным, не исповедуя никейского «единосущия». Иными словами, «единосущие» не являлось единственно возможным выражением православной веры даже перед лицом арианства. Другое дело, что тот же Второй Вселенский собор, вслед за покойным к тому времени св. Афанасием и его сторонниками, признал этот способ выражения веры оптимальным и установил его в качестве обязательного на будущее, с чем согласился теперь и св. Кирилл Иерусалимский, подписав постановления Собора.

Эпоха между двумя первыми Вселенскими соборами очень важна, чтобы понять статус принимаемых соборами вероучительных формул в реальной жизни Церкви.

Любая соборная формулировка принимается в расчете на то, что она окажется истинной. Однако, соборы могут и ошибаться, но даже и тогда, когда они не ошибаются, предлагаемая ими формулировка веры, пусть даже истинная сама по себе, не всегда оказывается оптимальной, то есть такой, которая в наибольшей степени могла бы помочь избежать неправильных истолкований и следующих за ними неоправданных догматических споров и церковных разделений. Бывает, что проходят десятилетия, прежде чем соборная формулировка действительно приживется, причем за эти десятилетия она успевает обрасти толкованиями, которые только и могут сделать ее приемлемой для многих из православно верующих людей. Именно это и произошло к концу IV в. с ни- кейским тезисом о «единосущии». Он был принят в качестве обязательного только тогда, когда с ним смогли согласиться все, кто считал друг друга православными.

Поэтому не следует удивляться тому, что для многих из православных, живших в середине IV в., Никейский Символ Веры был всего лишь одной из попыток определить в словах православную веру и вовсе не имел значения, приданного ему лишь на соборе 381 г.,—общеобязательного церковного исповедания. Само собой разумеется, что для таких православных не могло существовать отчетливой границы между Церковью и ересью— между православием и арианством. Грань была настолько же размыта, насколько она была размыта для всех вообще до 325 г.