2.8 Определения понятий «сущность» и «ипостась»: Каппадокийские отцы

Слово «ипостась» (илосттастк;) и слово «сущность» (оистіа) употреблялись в христианском богословском языке раннего периода, в том числе у св. Афанасия, как синонимы. Обоими терминами обозначалось нечто, имеющее самостоятельное бытие, то есть существующее не в чем-то другом, а само по себе. Кроме того, сущность—это первая из десяти категорий Аристотеля (см.: Аристотель, Категории, гл. 5). Аристотель различал первые и вторые сущности. Первые сущности—это конкретный человек, конкретная лошадь и т. д. Вторые сущности—лошадь вообще, человек вообще и т. д.

Василий Великий закрепляет в христианском богословии термин «сущность» исключительно за теми сущностями, которые Аристотель называл вторыми, то есть для родовых понятий. Поэтому в патристике термин «сущность» перестал требовать уточнения, первая или вторая сущность имеется в виду (если говорится «сущность» без всяких уточнений, речь может идти только о второй сущности).

Будет удобно сейчас раз и навсегда оговорить следующий вопрос: какие мнения высказывались в патристике относительно реальности бытия «сущностей», то есть родовых понятий, универсалий? Были ли византийцы реалистами или номиналистами (если использовать названия противоположных философских школ в латинской схоластике), и если были, то кем именно?

Ученые XX в. отвечали на этот вопрос по-разному. С одной стороны, ни у кого не возникало сомнения, что святоотеческому богословию в Византии был присущ «умеренный реализм»: общие понятия имеют реальное бытие, однако, они существуют лишь в конкретных индивидуумах, но ни в коем случае не в качестве платоновских идей, которые предполагаются существующими прежде бытия конкретных вещей. Об этом довольно много написано у разных отцов. С другой стороны, в Византии встречались богословы и философы, более или менее уклонявшиеся от «генеральной линии», и у них нередко усматривали номинализм (отрицание реального бытия общих понятий). В 1960-е—1970-е гг. выдающийся историк византийской философии Линос Бенакис утверждал, что в Византии никакого номинализма не было6. Его и на самом деле не было... ну, или почти не было: за некоторыми исключениями, впрочем, иногда весьма выдающимися. Окончательно ситуация с «византийским номинализмом» остается неясной до сего дня: существует ряд мыслителей, относительно номинализма которых высказаны разные точки зрения, но достаточно подробного изучения до сих пор не проведено.

Едва ли не все византийские мыслители, не исключая тех, кто сильно отклонялся от православия в области собственно богословской, исповедовали в области философии «умеренный реализм»: общие понятия обладают реальным бытием, но только в конкретных вещах. Такой философский подход был закреплен в конце V века в авторитетной у христиан школе толкования Аристотеля—неоплатонистической школе Александрии при ее схолархе Аммонии (с 485 г.). Несмотря на то, что Аммоний и его ближайшие соратники были еще язычниками, их понимание Аристотеля было «канонизировано» в среде христиан.

Обратимся теперь к нововведенному понятию «ипостась».

Понятие «первой сущности» Василий Великий и Григорий Богослов заменяют понятием «ипостась», но делают это так, что значение христианского термина простирается далеко за рамки аристотелевского определения. Когда Василий Великий определяет ипостась через аристотелевскую первую сущность, он на самом деле определяет не столько это понятие, сколько его место в новой системе категорий:

И сущность и ипостась имеют между собою такое же различие, какое есть между общим и отдельно взятым, например, между живым существом и таким-то человеком.

Послание 236 (228), кАмфипохию Иконийскому

Это определение говорит о том, что в новом категориальном аппарате одна из десяти категорий Аристотеля (а точнее, одна из двух ее разновидностей: первая сущность) заменяется новой ка- тегорией—ипостась. Можно сказать иначе: вместо аристотелевской «первой сущности» будет введена новая категория, одиннадцатая.

В то же время, как объясняет там же св. Василий, это определение ипостаси необходимо потому, что для Отца, Сына и Духа недостаточно определение их как «лиц». Традиционный для христианского богословия термин «лицо» (лросшлоу) применительно к Троице уже дал повод к еретическому толкованию у Савеллия (для которого три «лица» были сродни «личинам», то есть маскам). Если же определить «лица» божества как «ипостаси», то отнимется всякий повод считать эти лица каким-то подобием масок на одной и той же реальности: термин «ипостась» однозначно указывает, что реальностей три.

Подробное разъяснение содержания понятия «ипостась» св. Василий дает, главным образом, в своем сочинении Против Евномия (5 книг, из которых только первые три являются собственно трактатом Против Евномия, а книги IV и V, как раз наиболее важные для нашей темы, изначально представляли собой отдельное сочинение; однако, недавно было доказано, что нет оснований отрицать и для этого произведения авторство св.

Однако, прямо сейчас мы можем воспользоваться разъяснениями Григория Богослова, который, как обычно, выражает очень многое в очень немногих словах. Так, в Беседе 31, О Святом Духе, он называет три ипостаси божества та ev olc; f| 0єотг|с; («то, в чем божественность» или, еще более буквально, «те, в которых божественность»), определяя, таким образом, ипостаси как, своего рода, «резервуары» сущности. В том же духе св. Григорий выражается и в Догматических стихотворениях, 20, О Св. Духе, говоря, что три ипостаси «обладают божественностью» (т. е. сущностью).

Если учесть, что в ипостасях не предполагается никакого «содержания», никакой особой реальности, кроме сущности, то станет понятно, какое внутреннее противоречие содержит только что приведенное определение. Но лучше уточнить, что речь должна идти не столько о противоречии, сколько о принципиально другом способе описания реальности, нежели это было у Аристотеля.

Такой подход стал достаточно привычным в современном естествознании, и поэтому будет удобно из него и взять пример для сравнения.

Каплю воды можно описать—причем не только словами, по внешнему виду, но и через термодинамические уравнения,— либо как объем воды, ограниченный определенными координатами в пространстве, либо как объем воды, находящийся как бы в некоем мешочке (на языке термодинамики этот «мешочек» описывается как особое агрегатное состояние вещества—поверхностная фаза, отличная от жидкой фазы, в которой находится вода внутри капли). Тем не менее, заранее известно, что в капле воды ничего, кроме воды, нет.

Данное Григорием Богословом определение ипостаси оказывается аналогичным определению поверхности капли как особого «мешочка»—поверхностной фазы. В то же время определение ипостаси в аристотелевском духе—как частного по отношению к общему—аналогично определению капли как объема воды, некоторым образом ограниченного в пространстве.

Зачем понадобилось искать каких-то особых определений для ипостаси, и почему нельзя было ограничиться аристотелевским определением первой сущности?

Аристотелевские первые сущности не годились бы для выражения троичности божества.

Собственно говоря, это и означает, что специфически христианское определение ипостаси было дано в соответствии с прин- ципом дополнительности двумя взаимоисключающими способами, оба из которых являются одновременно истинными.

Чтобы лучше представить себе, насколько определение ипостаси у Григория Богослова не вписывается в категории Аристотеля, полезен небольшой мысленный эксперимент: попытаться представить себе в тексте трактата Аристотеля Категории фразу наподобие «первые сущности являются вместилищами вторых сущностей»... Наличие одной такой фразы повергло бы в хаос всю систему аристотелевских категорий.

Итак, ипостась—это такое частное, которое, вместе с тем, является «вместилищем» общего (сущности).