ОБЩИЕ СВЕДЕНИЯ О ДИОГЕНЕ ЛАЭРЦИИ

Читатель, взявший в руки кпигу Диогспа Лаэрция п даже не прочитавший ее, а только перелиставший, сразу убеждается в том, что хотя опа и посвящена истории греческой философии, ио сама-то греческая философия, за некоторыми небольшими исключениями, изложена в ней чрезвычайно спутанно, без последовательной хронологии, не говоря уже о последовательном историзме; книга переполнена всякими по относящимися к делу биографиями, анекдотами, уклонениями в сторону и острыми словцами.

Попробуем ио крайней мере одну, а именно историко-философскую, сторону трактата Диогена Лаэрция изложить более подробно.

* Поскольку устаїтогшптсііеи традиции русского написания имени этого античного автора нет, мы сохраняем различное наиисшше (прим. ред.)»

Прежде всего совершенно неизвестно, что это за имя «Диоген Лаэрций», где этот Диогеп Лаэрцпй жил и писал, канона датировка его жизни и даже какое томное название принадлежит его сочинению.

Насколько можно судить по Стефану Византийскому *, которому принадлежит первое упоминание о Диогене Лаэрцин (VI в.

Было высказано предположение, что «Лаэрций» — это прозвище, подобное тем прозвищам, которые ИНОЙ раз давались в Греции деятелям, носившим слишком обычное и частое, слишком популярное имя. Здесь вспомним (У. ф. Виламовиц-Меллендорф), что, по Гомеру, отцом Одиссея был Лаэрт и что поэтому сам Одиссей иной раз зовется «Лаэртнад» (Ил. III 200, XIX 185; Од. IX 19, XII 378, XVI 104 и др.). Кроме того, этот «Лаэртнад»_ иной раз сопровождается у Гомера эпитетом diogenes (Ил. II 173; IV 358; VIII 93; IX 308, 624; X 144; XXIII 723; Од. V 203: X 401 н др.) — «богорождеппый», «зевсорожденный». Предположение о заимствовании нмеин Диогена Лаэрцня из Гомера обладает некоторого рода вероятностью, но вероятность эта слабая.

Некоторые читают имя пашего автора пе как «Диоген Лаэрцпй», но как «Лазрций Диоген» и просто «Лаэрций». Единственным основанием для последнего чтения имени Диогена Лазрция является весьма редкое в античной литературе написание именно «Лаэрций Диогеп», а пе «Диоген Лаэрций». Это написание содержится у Фотпя, Евстафня, а у Стефана Византийского встречается и то и другое. Некоторые современные ученые ухватились за «Лаэрцня» и называют его именно так. Однако состояние источников по дан-

* Diogenes Laerllns. Lives оС eminent philosophers, with nn English translation by R. D. Hicks, vol. I. London—Cambridge (.Mass.), 1958, Testimonia, p. XI.VI. пому вопросу достаточно спутанное, так что вопрос этот о подлинном имени Диогена Лаэрция остается до сих пор неразрешимым. *

Кажется, можно немного больше сказать о времени жизни Диогена Лаэрция. Дело в том, что Диогеп Лаэр- шііі последним по времени философом называет Са- турпшіа (IX 110).

Далее, не существует и точного названия кпигп. В парижской рукописи 1759 г. это заглавие читается так: «Диогена Лаэрция жизнеописания и мысли тех, кто прославился в философии, и в кратком виде сводка воззрений каждого учения». Сопатр просто называет книгу Диогена Лаэрция «жизнеописаниями философов». У Стефана Византийского тоже значится буквально «История философа», каковое название Р. Хикс понимает как «Философская история». У Евстафия также кратко: «Жизнеописания софистов», где под словом «софист», как это и вообще часто в греческой литературе, понимается просто «мудрец» или «практический мудрец». В конце наиболее полных рукописей стоит более точно: «Лаэрция Диогена сводка жизнеописаний философов и их учений в 10 книгах». Прибавим к этому также и то, что у Диогена Лаэрция был еще целый сборник эпиграмм па разных философов, о чем он сам говорит (I 39) и откуда, вероятно, все многочисленные эпиграммы Диогена Лаэрция к каждому философу в его книге.

В итоге необходимо сказать, что поскольку всякие достоверные сведения и об имени Диогена Лаэрция, и о названии его трактата отсутствуют, то мы в дальнейшем будем условно называть автора трактата просто Диогеном Лаэрцием, а его трактат, и тоже условпо, «Историей философии».

Есть еще один очень важпый вопрос, который естественным образом возникает и у каждого исследователя

Диогена Лаэрция, и у каждого его читателя. Это вопрос о мировоззрении самого Диогена Лаэрция. Ведь казалось бы, излагать такое количество разных философов и как-нибудь в них разбираться — это значило бід и самому автору иметь какую-нибудь определенную философскую точку зрения.

Незаинтересованная описательпость, которой характеризуется историко-философский метод Диогеиа, часто доходит до того, что он по данному историко-философскому вопросу или по вопросу чисто биографическому приводит несколько разпых авторитетных для него мнений, которые трудно согласовать ввиду их противоречивости. При этом сам он настолько погружен в эту элементарную описательпость, что иной раз и но ставит себе пнкакого вопроса о том, какое же из приводимых у него мнений более правильно или как же согласовать противоречивые ссылки на разные неточнії кн. Это делает книгу Диогена Лаэрция весьма ученой.

После этих внешних сведений о Диогспо Лаэрцин коснемся кратко также внутреннего содержания его трактата, после чего можно будет приступить и к обзору отдельпых проблем, которые возникают в связи с историко-философским содержанием трактата. Заметим, что среди хаотической массы приводимых у Диогена Лаэрция материалов попадаются и такие суждения, которые при самой строгой критике античных первоисточников нужно считать правильными или близкими к правильности. Все такого рода положительные выводы из трактата Диогена, конечно, тоже требуют от пас самого серьезного внимания, и их не должна заслонять никакая привольная и беззаботная его стилистика.

Необходимо сразу же сказать, что и современная филология, и вся филология предыдущего столетия относятся к историко-философским материалам Диогена Лаэрция весьма критически. II ближайшее филологическое обследование текста Диогена Лаэрция заставляет действительно весьма критически оценивать не только отдельные проблемы у этого автора, но и решительно весь его метод рассмотрения истории греческой философии. Эту критику Диогена Лаэрция как первоисточника для построения истории греческой философии необходимо будет проводить и нам, причем не только на основе многочисленных работ в мировой филологической науке, ио ио преимуществу на основе наших собственных наблюдений и нашего собственного понимания общего метода критики греческих нервоис- точнпков. По сначала скажем несколько слов о трактате Диогена Лаэрция вообще.

Хотя Диоген Лапрцпп дает множество разного рода сведений по истории греческой философии, для начала нужно просто забыть, что мы имеем здесь дело с трактатом по греческой философии. В этом трактате можно прочитать все что угодно о греках, в том числе, конечно, и о греческих мыслителях, о целых эпохах культурного развития, о поэзии многих греческих авторов и вообще о природе и жизни и Древней Греции.

Основное место в оочинепии Диогена Лаэрция занимают анекдоты. Все его рассказы о философах и мыслителях буквально полны разнообразных анекдотов. Многих мыслителей оп излагает только в виде какого-нибудь одного тезиса, без всякого развития и без всяких доказательств этого последнего. А иной раз и просто упоминается какое-то имя, и больше ничего, так что остается неизвестным, каково же отношение данного человека к философии.

Но повторяем, не нужно слишком свысока относиться к Диогену Лаэрцию за его свободное обращение с фактами, приводимыми без всякой их истории и систематизации. Наоборот, это-то и делает трактат Диогена Лаэрция замечательно интересной античной книгой, которая никогда не теряла и еще и теперь не теряет своего интереса, несмотря на весь содержащийся в ней историко-философский сумбур. Перед нами здесь выступает вольный и беззаботный грек, который чувствует себя весело и привольно не только вопреки отсутствию последовательной системы и более или МЄ1ІЄ0 точно излагаемой истории, но скорее именно благодаря этому отсутствию. Причем не нужно думать, что перед нами здесь какой-то дилетант или невежда. Диоген Лаэрций много всего читал, и, несомненно, читал значительную часть излагаемых им философских трактатов. Во всяком случае любую ничтожнейшую мелочь он подтверждает ссылкой на какой-нибудь источник, и источники эти у него часто весьма авторитетные, вроде, например, того же Аристотеля. По яспо, что отнюдь не всех тех философов, которых он излагает, он читал, и но тогдашней малой распространенности и труднодо- ступпостн многих философских произведений даже и не мог читать. Ясно, что в этих случаях Диоген J1 аорті й излагает многие произведения греческой философии только понаслышке, только из вторых или третьих рук. Отсюда у него много всякого рода противоречий и неясностей, которые, по-видимому, смущают его очень мало. Этот веселый и беззаботный грек буквально «кувыркается» в необозримой массе философских взглядов, трактатов, имен и часто среди всякого рода жизненных материалов, даже н не имеющих никакого отношения к философии.

Отвергать Диогена Лаэрция за это историко-философское «кувырканье» с нашей стороны было бы весьма неблагоразумно. Мало излагается у Гомера всякого рода нелепостей, глупостей, несуразностей, а иной раз даже и безобразия? Неужели поэтому Гомера нельзя читать, нельзя переводить и снабжать филологическими или культурно-историческими коммента- риями? Да ведь вся античная литература такова. Никто сейчас не верит ни в Аполлона, ни в Эриний, ни в Афину Палладу. А тем не менее, трилогия Эсхила «Оре- стея», в которой эти боги играют решающую роль, является памятником мировой литературы, на все языки переводится, всячески комментируется и является ценнейшим первоисточником и для историка, и для литературоведа, и для языковеда, и даже для историка философии, включая историю моральных и эстетических идей.

Почему же вдруг мы должны пе читать и не переводить Диогена Лаэрция только из-за одного того, что его историко-философские взгляды часто сумбурны, часто противоречивы и не соответствуют нашей современной филологической критике древнегреческих первоисточников?

Беря в руки трактат Диогена Лаэрция, удивляясь его наивности и хаотичности, мы не только доставляем себе удовольствие от этого веселого «барахтанья» Диогена в сотнях и тысячах непроверенных и малодостоверных фактов. Мы погружаемся еще и в эти веселые просторы античной историографии и начинаем понимать, до какой степени античный грек мог чувствовать себя беззаботно в такой серьезной области, как история

его же собственной, то есть древнегреческой, философии.

Наконец, дело здесь не просто в литературном удовольствии, которое получает современный читатель от этого трактата, пришедшего к нам из давпо погибшей цивилизации, а также из довольно чужой для нас культурной атмосферы. Нам хотелось бы, чтобы та критика Диогена Лаэрцня как историко-философского источника, которой мы будем заниматься в дальнейшем, послужила по крайней мере одним из возможных примеров критики греческих первоисточников вообще. Мы по только будем чувствовать себя на каждом шагу и атмосфере древнегреческой цивилизации, но мы будем при этом рассматривать взгляды Диогена Лаэрцня по существу и с полной серьезностью. Думается, что для наших молодых историков философии предлагаемая нами критика будет если пе поучительна, то, надо полагать, интереспа применительно ко всей этой сложной греческой источниковедческой проблематике. Если читатель не везде и не во всем будет соглашаться с нашей критикой Диогена Лаэрцня, то это будет хорошо уже по одному тому, что читателю тут же будут приходить в голову и другие источниковедческие подходы. Поэтому, если перевод трактата и комментарий к нему и рассчитаны на более широкого читателя, а вовсе не только на историков философии, тем не менее именно ? последние должны быть особенно заинтересованы в Диогене Лаэрцпй, и потому именно для них предлагаемая ниже критика Диогена как первоисточника должна быть особенно иптереспой. Впрочем, повторяем еще раз: историко-философский трактат Диогена Лаэрцня — это вообще весьма интересная аптичная кпига, и польза от ознакомления с нею настолько широка и многосторония, что с трудом поддается какой-ппбудь краткой и вместе с тем претендующей на достаточную пол ноту форм ул про вке.