Национальное и национализм

С методологической точки зрения наиболее уязвимым является эволюционный подход к анализу феномена политики. Такая позиция кажется вполне объективной и рациональной основой для взвешенной политики: да, сегодня еще есть остатки племенной жизни, а также традиционные общества, где население чувствует себя подданными короля, но эти люди должны быть просвещены и воспитаны в демократическом духе и, таким образом, доведены до состояния нации. Между тем такая псевдоэволюционная схема — не более чем обобщение и оправдание колонизации так называемых примитивных народов.

Разумеется, нет возражений против того, что общественный прогресс идет от первобытной орды к современной демократии. Вопрос в том, куда девается наше примитивное наследие и как поступать при встрече с другими, не доросшими до современной стадии национального самосознания? В отличие от сторонников эволюционного и диалектического подхода, учитывающего кроме простого развития от низшего к высшему, их борьбу, взаимодействие, трансформацию и сохранение старого, можно предположить, что «примитивное» существует не только в прошлом, но и в настоящем, внутри цивилизованного общества, внутри нас самих. И именно необходимость самопознания, а не простое историческое любопытство относительно того, как было раньше, является основанием генеалогического подхода.

Современное понимание социальной общности дистанцируется от определения ее в терминах «крови и почвы» или культурного мифа. Политическое сознание не сводится к идеологии и менталитету, хотя и является формой, видом или феноменом общественного сознания. Государство, по сути дела, понимается как гражданское общество, ядром которого становится третье сословие. Оно институа- лизируется в форме национального собрания, которое представляет и выражает волю народа. Таким образом возникает автономное национальное государство.

В этой истории несколько удивляет и настораживает то обстоятельство, что республика воспринимается как мать, рождающая, объединяющая и защищающая своих детей. Зачем в чисто функциональную теорию гражданского общества вносится элемент кровнородственных связей и на знаменах республики появляется еще одно слово — «братство»?

В англосаксонской литературе под термином «национализм» понимались любые проявления национального. Это понятие имело скорее позитивный, чем негативный оценочный смысл. После окончания Второй мировой войны «политический национализм» оказался дезавуированным и стал восприниматься как негативный термин. Однако продолжающиеся национальные движения заставили исследователей преодолеть жесткое моральное различие и более основательно подойти к вопросу о роли наций в современном политическом процессе. Так возникли понятия «регионализм», «сепаратизм», «этнонационализм» и др. Нейтральное, безоценочное употребление термина «национализм» привело к тому, что сегодня нация уже редко трактуется как политическая общность, а в основном рассматривается как культурное и даже этническое сообщество.

Тот факт, что современный «национализм» уже не вызван «кровью и почвой», а имеет во многом искусственный и даже спектакулярный характер, не означает, будто его можно уже не принимать во внимание.

Что такое нация и национализм? Под нацией имеют в виду политическую или культурную общность свободных, равноправных и, как было добавлено позже, связанных братскими чувствами людей. Национальное и, тем более, национализм — это характеристики сознания, включающие в себя набор традиций, стереотипов поведения, идей, посредством которых народы идентифицируются и выделяются среди других. Развитие нации и национального самосознания рассматривается как естественноисториче- ский процесс, в котором эволюция и изменения в сознании определяются теми или иными сложившимися обстоятельствами и раскладом политических сил.

Представление об автономности сознания также порождает свои трудности. Обычно срабатывают два способа интерпретации социальной реальности. Во-первых, современный исследователь трактует события прошлого на основе сложившихся знаний и представлений. Во-вторых, сами непосредственные носители того или иного национального сознания интерпретируют реальность сквозь призму своих представлений. Можно подумать, что как те, так и другие являются непосредственными участниками жизненного мира, и их различие легко учитывается поправками на различие исторического контекста и нагру- женность сознания исследователя теми или иными теоретическими установками. Но история национального самосознания и идеологии национализма обнаруживает столь же обескураживающую повторяемость, что и история событий. Может она чему-либо научить реальных политиков? Думается, что действующим политикам уже не до чтения книг. Но даже если бы они нашли время читать монографии по национальному вопросу, это не только бы не помогло, но, наоборот, затруднило принятие эффективных решений.

Если применить это рассуждение для оценки исторических исследований, можно сказать, что они, кроме чисто научного, несомненно, имеют важное цивилизационное значение. Благодаря им формируется современное либеральное определение нации. Согласно этому определению: 1)

нация представляет собой солидарную общность, основанную на правовом равенстве своих членов; 2)

нация привязана к территории, на которой она устанавливает свое политическое самоуправление, т. е. образует государство; 3)

единство нации основано на политическом и культурном суверенитете.

В данном определении существенно модернизированы прежние «земельно-почвенные» формулировки нации, которая понимается в терминах политической автономии. «Кровь» вообще не употребляется в новом определении, «почва» сводится к территориальному суверенитету и границам национального государства. В него не включена такая, прежде считающаяся чрезвычайно важной, константа нации, как язык, не различаются «нация» и «народ». Формирование «народа» как населения, обладающего общим языком, культурой, религией, историей (этногенез),— условие нации. Но поскольку понятие культурной нации кажется чреватым национализмом, постольку считается, что в современном обществе оно должно уступить место понятию гражданской нации.

Нации появляются как продукт длительного культурно-исторического развития и как политические общности известны со времен средневековья. Началом современного политического процесса считается формирование, начиная с XIV в., самостоятельных государств, когда политическая власть конституируется как власть над определенной единой территорией. В этот период складывается сословное общество. Образование наций знаменует второй этап модернизации, когда встал вопрос о легитимности полити- ческого суверенитета.

Национальное самосознание объединяет представителей различных групп населения, ранее разделенных региональными, этническими, религиозными барьерами. Для этого необходимы новые основания единства, и таковым становится общественное мнение. Развитие национального самосознания протекает неравномерно. На самой ранней ступени существования современных государств право представительствовать от лица нации присваивали себе дворянство и верхушка городского населения. Так в игру истории включается сословная нация. По мере просвещения национальное сознание формируется у читающей публики и охватывает все более широкие слои населения. Носителем национального самосознания становится интеллигенция.

Во второй половине XVIII в. организуются широкие патриотические движения, которые считаются третьей фазой процесса европейской модернизации. Под патриотизмом понимается такое общественно-политическое поведение, при котором общие интересы преобладают над личными. На его основе сформировалась современная модель гражданской нации, для которой характерны проживание на одной территории и наличие гражданства, право на самоопределение и политическое самоуправление. Согласно новой политической модели, нация состоит из граждан, имеющих право избирать и быть избранными. Выход наций на историческую арену самым непосредственным образом связан со становлением национального государства. Оно характеризуется тем, что суверенитет принадлежит народу, который наделен гражданскими правами и принимает равноправное участие во всех институтах государства.

Идея этнической нации дополняет политическую ассоциацию равноправных граждан этосом соотечественников, абстрактный теоретический проект демократии концепцией патриотизма, основанного на национальном сознании. Поэтому концепция национальной идентичности не может быть заменена более универсальным проектом защиты прав человека. Однако национальное чувство, культивиру- ется оно национальной интеллигенцией или нацистами, оказывается палкой о двух концах. С одной стороны, опора на него вызвана растущей дезинтеграцией населения в эпоху капитализма. С другой стороны, сплочение общества в дееспособное единство может быть использовано и используется для репрессий внутри и агрессии вовне.

Новоевропейские нации сформировались как новые формы солидарности, преодолевающие прежние локальные союзы, общины, роды и кланы. Однако они сохранили то главное, что всегда изумляло историков при анализе древнегреческого полиса,— способность свободных граждан Афин пожертвовать жизнью ради общего блага. В романтическом понятии народа культивируется это важнейшее государственное качество, ибо в условиях конкуренции и даже войны между государствами оно являлось самым главным оружием.

После Второй мировой войны во всем мире начался процесс формирования новых национальных государств. После распада Советского Союза этот процесс получил дополнительное развитие, и это дает основание выводу о том, что будущее, как и прежде, определяется не демократическими переговорами, а «генеалогическими силами» истории — национальной и даже этнической идентичностью. Традиционная политическая наука проводила четкое различие между народом (демосом) и этносом. Первое образование отличается от толпы наличием общественного мнения и рациональным волеизъявлением; второе — является дополитической общностью, основанной на происхождении от единых предков, организованной по принципам родства. Этнические общности старше наций, которые, хотя и базируются на натуралистических мифах, являются искусственными образованиями. Определенная инфляция национального (кто сегодня переживает готовность отдать жизнь за процветание родины-матери?) и приводит к эскалации этнического. Этнологическое понятие нации призвано реанимировать «чувство-мы» на более широкой, нежели кровно-родственная, основе.

Однако недавно введенный в обращение термин «этно- национализм» настораживает сторонников либерального проекта. Наоборот, демократы опираются на понятие народа, содержащего следы прошлого, сублимацией которых, собственно, и является республиканский проект. Согласно демократической схеме, народ утверждается актом конституции, однако последняя сама определяется как выражение воли народа. Отсюда принадлежность к «народу» оказывается некоей судьбой, а не выражением свободной политической воли. Важная роль в развитии этого тезиса принадлежит К. Шмитту, который в ходе интерпретации конституции Веймарской республики сформулировал идею национального государства. Шмитт писал: «Демократическое государство, усматривающее предпосылки своей демократии в национальной однородности своих граждан, соответствует так называемому национальному принципу, согласно которому нация образует государство, а государство — нацию»160. В концепции национальной демократии формирование политической воли представляется как единодушие представителей гомогенной нации, которая мыслится в качестве естественного субстрата государственной организации: все хотят одного и того же и возгласами выражают принятие или неприятие той или иной альтернативы. Отсюда демократическое равенство трактуется Шмиттом не как право на участие в публичной дискуссии, а как причастность к коллективу, к нации.

Отличие народа от «человечества», на понятие которого опирается концепция прав человека, приводит концепцию национальной демократии в вопиющее противоречие с разумно-правовым республиканизмом. В рамках последнего народ рассматривается как продукт общественного договора, стремления жить по законам публичной свободы. Первоначальное решение приступить к автономному демократическому законодательству осуществляется как правовой акт взаимного признания людьми друг друга в качестве субъектов положительного права. Основные права вытекают здесь не из априорного существования народа, а из идеи правовой институализации процедуры автономного законодательства. Положительное право легитимируется не справедливостью, а посредством демократических процедур. Если все принимают участие в законодательном решении, в акте учреждения конституции, то это обеспечивает всем, даже чуждым друг другу людям, равные права и устраняет произвол власти. Но хотя конституция написана от имени народа, она вовсе не реализует его интересов. Более того, она принимается решением большинства и не оставляет для меньшинства иной формы реализации права на протест, кроме террористических актов.

Таким образом, нельзя не заметить и здесь той же самой трудности, что в субстанциалистском допущении «народа». Более того, решение жить на основе формального права выглядит произвольным, а не мотивированным. Возможно, в Европе оно вызвано ужасами Тридцатилетней войны. Но в этом случае срабатывает то же самое, что и у Шмитта, исторически случайное или, наоборот, априорное допущение об изначальном зле человеческой природы, которое преодолевается свободным выбором жизни в условиях правового государства. Отсюда следует, что «мирные народы», если они, конечно, не миф наподобие допущения о русском народе-богоносце, не нуждаются, как считали некоторые славянофилы, в рационально-правовом государстве, ибо живут согласно принципам справедливости. Государство «необходимости и рассудка» имеет своей предпосылкой существование эгоистичных автономных индивидов, не имеющих традиции и находящихся в злобно недоверчивых отношениях друг к другу. Между тем формирование общественного мнения и политической воли осуществляется не только в форме компромиссов, но и по модели публичных дискурсов, нацеленных на рациональную приемлемость правил в свете общих интересов и ценностных ориентаций. Субъекты права являются не собственниками самих себя и не солидарными частицами целого — народа,— а автономными индивидами, которые в процессе коммуникации достигают нравственного признания друг друга, обеспечивающего их социальную интеграцию.

Национальные государства складываются в результате национального движения, которое возникает на основе идеи национального самоопределения в рамках своей тер- ритории. Оппозиционные, добивающиеся политической автономии движения порождают внутренние и внешние конфликты. Поэтому современное отношение к таким движениям весьма неоднозначно. В качестве критерия одобрения или неодобрения национально-освободительного движения используется понятие национализма. Оно характеризует идеологию нации, в которой формулируются как критерии ее идентификации, так и демократические права человека. Национализм — это отрицание равенства наций и утверждение избранности одной нации на фоне неполноценности остальных. Таким образом, ксенофобия, шовинизм и антисемитизм являются центральными в национализме, в котором нация понимается как этническая общность. Катастрофическая вспышка национализма произошла во время Первой мировой войны и привела к формированию фашистского движения.

Этнические конфликты в наше время кажутся невозможными разве что теоретикам и политикам, живущим в мире абстрактных моделей и утопических мифов. Народ, значительно ощутимей, чем они, страдающий от распрей, тем не менее не только понимает их природу, но более или менее интенсивно принимает в них участие. Эффективный способ стирания этнического разнообразия давно известен — нейтрализация конфликта этносов военно-полицейскими методами и далее интенсивная работа, направленная на преобразование их образа жизни. Последнее осуществляется как включение в цивилизационный процесс, сопровождающийся глубокими преобразованиями сфер экономики и политики, труда и быта. Особо значимыми представляются изменения на уровне пространств повседневности.

Россия — мультиэтничная страна, и в ней издавна культивировалась терпимость к чужому. Вместе с тем появление в России «бритоголовых» означает, что в ней сложились по крайней мере два представления о нации. Первое принадлежит политической ассоциации свободных граждан и выражает духовную общность, сформированную за счет общего языка и культуры. Второе скрывает под собой дополитическое, этноцентрическое содержание, напол- ненное общей историей, борьбой за жизнь и свободу, за территорию, на которую посягали соседи. На этом основан национализм, который пытается замкнуть искусственное понятие нации на натуралистическое понимание народа и использует его для решения задач, выходящих далеко за рамки республиканских принципов.

Кто такие сегодняшние россияне: граждане, проживающие на ее территории, сплоченная и готовая отстаивать свою независимость нация или народ, имеющий общие «кровь и почву»? Ясно, что от решения проблемы идентичности во многом будет зависеть как внутренняя, так и внешняя политика России. Например, для ощущающих себя «этносом», или «народом», вовсе не безразлично то, что происходит с «братьями-славянами», и не только на Балканах. Конечно, такая постановка вопроса настораживает и может служить причиной отрицания разговоров о национальном как в любом случае опасных. Однако от этого опасного лица нации неотделимо другое — позитивное. Двойной лик нации проявляется в амбивалентном понимании свободы: независимость национального государства считается условием достижения частной автономии граждан общества, хотя сплошь и рядом можно видеть, как достижение национальной автономии приводит к нарушению прав человека; судьбоносная принадлежность к «народу» наталкивается на допущение свободного волеизъявления людей принадлежать к той или иной политической общности.