КОНЦЕПТУАЛИЗАЦИЯ ХРИСТИАНСКОГО ВЕРОУЧЕНИЯ В НОВОЗАВЕТНУЮ ЭПОХУ

Мнение о том, что христианская философия не существовала во времена апостолов, принадлежит не ученым-позитивистам XIX века и даже не гуманистам эпохи Возрождения. Оно восходит к интеллектуальным кругам Византийской империи, причем не к каким-нибудь вольнодумцам, а к строго православным.

Иоанн Мавропод, в старости митрополит Евхаитский, но всю жизнь—один из самых блестящих ученых людей Константинополя второй половины XI века, писал об этом в изящных стихах, предназначенных для церковного богослужения и употребляемых в нем до сих пор.

Премудрость приемше от Бога, яко апостоли инии триё Христовы, словом разума составляете догматы, яже прежде словесы простыми низлагаху, рыбарие в разуме силою Духа: подобаше бо тако простей нашей вере составление стяжати... «Приняв премудрость от Бога, вы, как бы три других (новых) Христовых апостола, формулируете (буквально—«слагаете») словом разума те догматы, которые прежде изъясняли простыми словами рыбаки (апостолы), (действовавшие) в разуме силою Духа: ибо так подобало простой нашей вере обрести сложность...» «Слагание» догматов, по мысли этого песнопения, как раз и есть тот процесс, в результате которого наша «простая» вера обретает «сложность». И дело это—придание «сложности» апостольской «простоте»—мыслится столь важным, что его основоположники приравниваются к апостолам.

Если таков был уже византийский взгляд на апостольское учение, то нечего было бы ожидать иного от ученых Ренессанса и Нового времени. Но от современной науки ожидать другого можно и должно.

Последние полвека принесли небывалый прорыв в изучении тех эпох, от которых до нас дошли доступные нам теперь редакции книг Ветхого Завета, а также Новый Завет и значительный корпус так называемой интертестаментарной («межзаветной»— то есть промежуточной между Ветхим и Новым Заветами) литературы. Открытая в районе Мертвого моря в 1947 г.

Кажущаяся богословская «простота» раннехристианских текстов обернулась на деле «цветущей сложностью». Те самые памятники раннехристианской мысли, которые при взгляде из более поздних эпох смотрелись как свидетельства «младенчества» богословской традиции, теперь оказались увиденными в современном им и в более раннем контексте—где они предстали зрелыми и поздними плодами такой богословской традиции, которая в течение столетий выражала свои концепции на языке богослужения.

Эта традиция не станет предметом специального рассмотрения в нашей книге, посвященной истории философии средневековой. Однако мы должны остановиться на ней в тех пределах, в которых это необходимо, чтобы дать представление о том нача- ле координат, откуда началось развитие философии собственно христианской.