Искусство: Генеалогия возвышенного.

В «Человеческом» Ницше писал, что новая теория искусства должна раскрыть те ложные умозаключения и дурные привычки разума, в силу которых он попадается в сети художника. Таким образом, против иллюзий искусства также выдвигается научный подход, в котором критика его как ложной идеологии дополняется анализом психологии современного художественного сознания.

Художник, по мнению Ницше, на всю жизнь остается играющим ребенком, верующим в чудесное. Он вообще является отсталым существом, регрессирующим в прошлое. Не случайно под конец жизни художником овладевает глубокая меланхолия. Думается, что причина тому не столько обращенность в прошлое, сколько особенность предмета искусства. Искусство вовсе не является отражением действительности. Ницше отмечал, что литератур- ные герои наделены «нарисованным» характером, который является упрощенной или даже фантастической схемой, воздействующей на людей только благодаря тому, что они сами воспринимают друг друга схематично.

Какой же видится Ницше судьба искусства? Ценность его возрастает при определенных метафизических предпосылках, когда верят в неизменную сущность мира, которая изображается как возвышенное. Хотя эти предпосылки ложны и предмет искусства — вовсе не «подлинная действительность», оно необходимо, потому что украшает жизнь. Художественное чувство продолжает жить после искусства, как вера живет и после смерти Бога. Более того, своеобразная «магия смерти» делает его привлекательным, поэтому современность являет собой невиданную популярность искусства.

Причина неврозов, которым подвержен современный человек, кроется в замкнутости в капсулу его собственного существования. При этом человек отторгает лекарство, которое может его спасти,— открытость другому. Ничто не вызывает у него такого отторжения, как необходимость быть с другим. Занимая место в автобусе, современный человек не хочет, чтобы кто-нибудь сел с ним рядом и затеял разговор, и ставит на свободное место сумку. Сегодня целая армия психотерапевтов борется за разотчуждение людей, но никто не хочет вернуться к архаичным формам жизни иерархического общества, в котором солидарность достигалась телесными практиками воспитания открытости и бытия-с-другим.

Итак, музыка — вот что выводит нас за пределы имманентности или, точнее, вот что является трансцендентным в имманентности. Не возвращение архаических практик для преодоления распада общественной ткани, а музыка как эстетическая форма существования, способствующая построению себя как общественного существа,— вот в чем состоит предложение Ницше. Он пишет: «.греческий культурный человек чувствовал себя уничтоженным перед лицом хора сатиров, и ближайшее действие дионисической трагедии заключается именно в том, что государство и общество, вообще все пропасти между человеком и человеком исчезают перед превозмогающим чувством единства, возвращающего нас в лоно природы»29. Ницше интерпретирует партии хора, которыми переплетена трагедия, как разрушение индивидуальности и объединение ее с изначальным бытием.