III РЕВОЛЮЦИЯ ДУХА ИЛИ РЕВОЛЮЦИЯ СТРУКТУРЫ?

Мунье тоже выступает против конформизма в отношении к существующему строю, но он сильнее подчеркивает тот факт, что католицизм связывает вечные ценности с государственными формами капиталистической системы. Давая сверхъестественную санкцию преходящим формам государственного строя, связанным в настоящее время конкретно с капитализмом, католицизм выступает против новых, творческих видов общественных отношений. Чтобы изменить это положение, нужно встать на сторону творческих сил истории — рабочего класса и социализма. В этой концепции народ не является больше пассивной, страдающей массой, угнетаемой богатыми, с которой надо объединиться в духовном причастии, а становится субъектом истории, творцом цивилизации будущего. Согласно Мунье, каждая эпоха облачает вечные ценности в свои одежды. Каждая эпоха имеет своего носителя этих ценностей. В современную эпоху таким носителем является рабочий класс.

Но с рабочим классом неразрывно связана проблема социальной революции.

В эпоху, чреватую социальными переворотами, на рубеже XIX и XX веков, Шарль Пеги бросил лозунг: «Или революция будет нравственной, или ее не будет совсем». Этот лозунг достаточно многозначен, чтобы вызвать различные интерпретации. Многие католики вслед за Пеги рассматривали его как призыв вер- нуться к средневековому жизненному идеалу, загубленному индивидуалистической цивилизацией времен Ренессанса. Так его толковал, например, известный католический идеолог и писатель Даниель-Роп, редактор журнала «Ордр нуво», созданного в одно время с «Эспри», в своем сочинении «Мир без души». В период до Ренессанса господствовала христианская концепция жизни: бог, существующий вне человека, объяснял ему смысл жизни вселенной и смысл его собственного существования. Затем человек, лишенный бога, одинокий, обреченный на свободу и сомнения, впадал во все больший нравственный и духовный хаос. Следовательно, причина современного кризиса — в нас самих, в потере смысла жизни индивида, в потере связи с богом. Поэтому, продолжает Даниель-Роп, спасение современного мира надо искать не в решении политических, экономических и других проблем, а в человеке, в его душе, в развитии метафизических, духовных ценностей, которые единственно способны обновить и укрепить пошатнувшиеся равновесие и порядок. Таким образом, Даниель-Роп призывает к духовной, внутренней революции.

Материальная революция требует общественной деятельности, активности, организации, реальной оценки политической, социальной, экономической ситуации. Для чистой же духовной революции объект отождествляется с ее субъектом, ибо она происходит внутри индивида, который ищет бога. Впрочем, позиция Даниель-Ропа всего лишь один из вариантов лозунга духовной, нравственной революции, в противоположность ре- волюции материальной, то есть преобразованию социальной структуры.

В свою очередь, деструктивно-реакционные лозунги духовной революции выражают постулат бегства от «пагубной болезни активизма»: человек, ищущий бога, не может найти себя среди людей, в обществе. Он не может найти забвения в занятиях хозяйством, в политике, умственной работе или чувственной жизни. Обращение к обществу, «активизм», приверженность к «вещам мира сего» — все это лишь попытки бежать от самого себя, от собственной душевной слабости.

Именно этими идеями проникнута проза Франсуа Мориака.

В обеих разновидностях лозунга духовной революции поведение людей рассматривается, в сущности, вне их общественного долга и ответственности перед обществом. Концепция греховности человеческой природы делает судьбу человека не зависящей от изменения материальных условий жизни. Духовная революция независима, индифферентна по отношению к материальной.

Мунье возражает против такого понимания революции. Сам он рассматривает ее как общественное насилие, как материальную силу, направленную против буржуазной цивилизации. Ведь эта цивилизация не позволяет создать человечного человека, сформировать подлинное содружество людей, не создает условий для развития индивидуальных, персо- налистских ценностей — для потребности в свободе, инициативе, общественной деятельности. «Капиталистические структуры,— пишет Мунье,— стоят сегодня на пути движения, стремящегося к освобождению человека, и должны быть уничтожены, должны уступить место социалистической организации производства и потребления. Не мы выдумали этот социализм. Он родился из человеческих страданий и раздумий людей над угнетающим их беспорядком. Никто не сумеет воплотить его в жизнь без этих людей, нашедших социализм в своей собственной судьбе»

Мунье говорит о полной революции, духовной и материальной одновременно.

Но это, как уже говорилось, лишь первый пласт понимания полной революции, пласт, с которым, кстати сказать, согласны и мы. Второй же пласт связан с религиозным мировоззрением Мунье-христианина, который верит, что организация справедливого общества откроет путь к восстановлению истинно христианских добродетелей и милости божьей. Мунье видит противоречия между своей концепцией и материалистическим мировоззрением, но он видит также и возможность сотрудничества, основанного на общности социальной программы: построения справедливого мира на земле. Считая, что его философия шире раскрывает духовный мир человека, и прежде всего показывает трансцендентный мир человеческой личности, Мунье вместе с тем признает, что она остается далеко позади в том, что касается сферы материальных отношений, анализа социально-экономической обстановки и опыта деятельности.

Не звучит ли это как положительный ответ на политику «протянутых рук» — политику французских коммунистов в горячие дни народного фронта? Мунье стремился к такому сотрудничеству. Не представляя никакого политического движения, не создавая организации, он старался приблизиться к миру тех ценностей, которые несли с собой рабочее движение и марксизм — доктрина, «вставшая у порога современного мира как обвинительница всего, чего этот мир не смог совершить» Ч Это уместно подчеркнуть сегодня, когда даже многие «умеренные» интерпретаторы взглядов Мунье дают им неверную оценку.

Путь Мунье — от его первых книг, через программные работы 1935—1936 годов до написанного им в последние годы жизни — это путь прогрессивной эволюции. Мунье, молодой философ, ученик Жака Шевалье, сторонника Бергсона и представителя августинской линии в христианской философии, перенимает от своего учителя культ Бергсона, изучает Августина и Паскаля, пребывает в кругу идей Шелера и Бердяева. Все говорит за то, что он станет еще одним представителем экзистенциалистского, осовремененного христианского эсхатологизма. Но потом Мунье открывает духовное наследие Шарля Пеги, а духовное родство с Маритеном побуждает его глубже познакомиться с неотомистским реализмом. Пеги открывает перед Мунье мир социальной причастности, неотомизм подсказывает сдержанность по отношению к декадентскому индивидуализму. Наступает 1932 год — время глубокого социально-экономического кризиса. Мунье отдаляется от концепции духовной революции и занимается изучением социальной структуры, реальных условий человеческой жизни на земле. Отныне мы становимся свидетелями его систематического приближения к социальным истинам, проповедуемым марксизмом. Мы можем проследить эту эволюцию от тезисов, изложенных в работах «Революция персоналистская и коммунитарная» (1935 г.) и «О собственности капиталистической и собственности человеческой» (1936 г.), которые в социальных вопросах, при туманных постулатах замены капиталистической собственности общечеловеческой и совместного пользования ею, не выходят за рамки интервенционизма, то есть признания права церкви на вмешательство в земные дела, и слов энциклики «Quad- ragesimo anno» до прозрачных формул манифеста «Что такое персонализм?» в 1947 году.

Мы здесь не будем, однако, отмечать весь тот балласт, с которым Мунье идет к новому миру революции. Читатель, обратившись к его работам, сам обнаружит глубокие трещины в его доктрине, попытки соединить антиисторизм концепции «вечного человека» с историческим взглядом на развитие человеческой природы, попытки примирить науку и религию на почве мнимого кризиса естественных наук, недостаток экономических знаний, идеалистическое толкование исторических процессов.

Здесь хорошо видно, как груз анархистской идеологии заставляет Мунье поддерживать устаревшие формулы, чтобы укрепить веру в божественное провидение, управляющее историей человеческого общества. Видно, какие усилия он прилагает для того, чтобы в век научных переворотов, развития точных наук и небывалого укрепления естественнонаучной базы материалистического мировоззрения спасти тезисы идеалистической .метафизики. Но объективный читатель заметит также его страстную включенность в дело социального прогресса и веру в этот прогресс, благодаря кото- рой революция всей вселенной рисуется Мунье как непрерывный прогресс и духовная свобода. Он убежден, что мир «идет к постепенной универсализации человеческих групп путем вовлечения их во все более крупные сообщества, готовя как конечную цель единое общество всего человечества», и «одновременно идет к дальнейшему развитию человеческой личности в мире, все больше покоряемом человеком, подготавливая в будущем универсальную организацию вещей»1.