III НИЩЕТА МИРА МАТЕРИИ

Но земная жизнь —мираж, а реальность — высшее духовное бытие. Поэтому человеческая личность рассматривает себя «как волю превзойти все то, что она есть и одновременно не есть, как волю превзойти действительность, которая ее не удовлетворяет, которая не соответствует стремлениям личности. Ее девиз не Sum38, a Sursum39».

«Ты чувствуешь, что тебе тесно. Мечтаешь о бегстве. Однако остерегайся миражей. Не беги, чтобы убежать, не убегай от себя; лучше обойди то тесное место, которое тебе дано; здесь ты найдешь бога... Бог не парит на твоем горизонте, а дремлет внутри тебя... Если ты убегаешь от себя, твоя тюрьма будет бежать за тобою вслед, и на ветру, сопровождающем твой бег, будет становиться все теснее.

Такая философия личности заранее устанавливает, предопределяет определенный диагноз, этиологию и этическую оценку современных прогрессивных общественных движений, научных исследований, производственно-технических усилий—-любой практической деятельности, меняющей социальный облик современного цивилизованного человечества. Причем общефилософская критика современных интеллектуальных течений с точки зрения марселевской метафизики здесь тесно связана с критикой социальных явлений — она ставит одновременно целый комплекс вопросов этики и теории познания.

До сих пор мы говорили главным образом о программе Марселя, теперь же перейдем к характеристике даваемой »м картины падшего человечества — мира человеческих существ, не поднявшихся к трансценденции по ступеням все более высоких форм духовной жизни. Итак, рассмотрим критическую часть этой системы.

Человеческая личность включена в плоть. Мое сознание воплощено. Я не отождествляю себя со своей плотью, но не могу от нее отделиться. Я укоренен. Через существование плоти я устанавливаю наличие других предметов, окружающих меня, создаю круг своего существования. Я есть, значит, я существую и подвергаюсь испытанию. Я несу ответственность за то, как использую свою жизнь. Мое отношение к своей плоти является первым мерилом моих качеств как личности. Ибо существование во плоти является первой большой опасностью для души. Мое знание плоти ограничивается эмпирическими фактами, осознанными посредством практики. Благодаря плоти мы привыкаем основывать наши знания на практике. Я начинаю относиться к познанию, как к технике, орудую понятиями, как инструментами,— хочу узнать внешнее, чтобы овладеть им. При посредстве плоти внешнее проникает в наш внутренний духовный мир. Одновременно плоть стремится захватить власть над нами — овладеть нами, лишить нас своей воли. Безвольное подчинение ее потребнос- тям порождает инерцию, духовный застой. Мы привыкаем развивать наши знания о мире в категориях «видеть» и «иметь».

Для Марселя единственный тип творческой, активной деятельности ума проявляется в актах доступа к бытию других личностей. Эта деятельность и есть тайна любви. Рассуждения, основанные на эмпирии, обедняют способность к личностному, непосредственному общению и приводят к изоляции человека, который начинает относиться к миру, как к своей собственности, и старается подчинить его себе, превращая все вокруг в средства для осуществления своих желаний. Однако одни желания порождают другие, нет предела стремлению к новым достижениям, новым улучшениям. Стремление обладать вещами, которых у меня нет, невозможность заиметь их в данный момент порождают страдание. Опасение потерять то, чем я уже обладаю, порождает страх. Отношение к своим мыслям и взглядам как к плодам исключительно моего ума отрывает меня от участия в общности интерсубъективных человеческих ценностей, источником которых является бог.

Марсель видит, таким образом, только две альтернативы: или мистическое причастие верующих — общность поклонения всевышнему, или мир борющихся друг против друга личностей, жизнь которых уходит на удовлетворение их эгоистических желаний. Изображая мир без бога как мир полного одиночества оторванных друг от друга личностей, Марсель определяет развитие общества, развитие цивилизации как выражение отчаяния человека, потерявшего цель своего существования. Страх и отчаяние порождают болезнь внешней активности. Техника — детище этого страха. Ее развитие создало культуру, которая приписывает себе достижения цивилизации, но не развивает духовные силы. Это культура машин и механизмов. Культура, для которой критерии ценности определяются объективными функциями предметов и явлений. Марсель резко выступает против примата техники и технической интеллигенции. Он высказывает сожаление по поводу того, что люди перестали покорно подчиняться стихийному ходу вещей и имеют наглость заставлять природу служить своим целям.

Мир, не охватывающий невидимую действительность, мир, не опирающийся на нравственные идеи, подсказанные богом, сводится для

Марселя к игре то одной, то другой изменчивой видимости — это мир теней. И напрасно левые персоналисты, толкующие идеи Марселя в соответствии со своим собственным отношением к современной действительности и пытающиеся, как Жан Лакруа и Эмманюэль Мунье, согласовать эту субъективную философию с физической и общественной жизнью, связывали социальные концепции Марселя с критикой процесса отчуждения в буржуазной цивилизации, с критикой тоталитаризма и деперсонализации в эпоху упадка буржуазной формации.

Правда, взгляды Марселя на познание перекликаются с марксистской критикой механистического рационализма, с критикой, основанной на теории отчуждения и дегуманизации человека, превращенного торгашеской экономикой капитализма в предмет, в вещь. Но, доказывая, что человек, оказавшись в таком положении, теряет контакт с самим собою и перестает быть собою, Марсель возлагал вину за это не на определенную общественную структуру, не на социальный строй, а на самого человека, который отдалился от бога и поэтому обречен на одиночество в мире органических, психологических, профессиональных и общественных функций, не служащих ничему.

Материальный мир, с его точки зрения, туп и бездушен, он лишен собственной гармонии и является всего лишь местом испытания. Чем выше материальная культура, тем больше она угрожает личным достоинствам человека и тем больше препятствий возникает на путл души к вечному спасению.