III МАРСЕЛЬ И ПЕРСОНАЛИСТЫ

Открытость навстречу другим означает у Марселя нахождение общего пути к транс- ценденции, обнаружение интерсубъективных ценностей, имеющих своим источником трансцендентное бытие, ощущение родства душ. Причем средства, которые служат этим открытиям,— чисто духовного свойства, и они исчерпываются в интимных контактах душ. И следовательно, это причастие — человеческое причастие, являющееся этапом на пути к содружеству с богом,— происходит вне истории и общества.

Персоналисты Жан Лакруа, Эмманюэль

Мунье, Поль Рикёр были согласны с основными положениями метафизики любви Габриеля Марселя.

Однако то, что для Марселя ограничивается возникновением связи «Я — Ты» на пути к общности «Я — Бог», представители прогрессивного течения в персонализме распространяют на связь «личность — общество». Утверждение Мориса Недонселя53: «Главным фактом является общность совести. Cogito с самого начала основано на взаимности» — можно толковать как полное согласие с Марселем. Но уже Лакруа говорит другое: «Мы»,— говорит он,— не есть согласие многих «ты». Мы приближаемся здесь к определению общества как чего-то большего, чем сумма отдельных личностей. Общества — уже вразрез с Марселем — как сферы ответственности отдельной личности, сферы ее включенности. Фредерик Коплстон пишет по этому поводу с иронией: «Персоналисты подчеркивают ориентированность личности на общество, а некоторые из них заходят так далеко в направлении коллективизма, как это только возможно без нарушения или затемнения истины о духовной природе личности»

Бог — это смысл мира, утверждает Жан Лакруа. Но мир — это язык бога. Бог как смысл мира не навязывается нам сам по себе. Мы постигаем его через активную деятельность, присутствие и участие. Человек отвечает не только за себя самого — он отвечает и за других. Отвечает не только за развитие их личности, но и за обеспечение условий, при которых все качества личности смогут расцвести. Ничего не возникает само собою, путем естественного хода вещей, природы, истории. Природа, история, человечество как создания незавершенные, находящиеся в процессе изменения и развития, требуют, чтобы мы их изменяли и развивали, придавая им смысл благодаря участию в созидании, присутствию и ответственности.

При такой трактовке видоизменяются основные категории Марселя: «открытая позиция», «присутствие», «вовлеченность», «свидетельст- во» содержат теперь существенный социальный смысл, ведут к насущным социальным проблемам современности.

Вместе с тем их родословная навязывает объективно-идеалистический подход к социальной проблематике. В конечном итоге Лак- руа и Мунье рассматривают историю и общество как путь к осуществлению изначального идеала персоналистского общества — «содружества святых». Постепенная универсализация человеческих групп, достигаемая путем включения их в состав все более крупных содружеств, призвана подготовить общечеловеческое содружество, независимое и свободное, внемлющее голосу божьему. Полная революция — материальная и духовная одновременно, которую проповедовал Мунье,—представляет собою попытку примирения двух принципов: антропоцентрического и теоцентрического. «Мир человечных людей» выступит как бы в двух обличьях. Духовная революция находит выражение в развитии духа содружества, в стремлении к диалогу, к обмену мнениями, в вовлеченности и самостоятельности мышления— речь идет, следовательно, о том, что порожденные жизненной необходимостью содружества не будут подавлять личность и создавать новые формы отчужденности. Именно благодаря духовной революции создание справедливого общества не ограничится сферой земных дел, а выявит трансцендентный мир человеческой личности: покажет бога как источник и цель бытия.

Мунье представляет собою противоположность Марселя в том, что касается политической ориентации, современной социальной проблематики и конкретной деятельности. Му- нье не прячется от истории и не проклинает цивилизацию как дело рук сатаны. И все же общая с Марселем исходная позиция обусловливает неоднозначность и непоследовательность его персонализма. Человеческая личность, утверждает Мунье, есть центр, направляющий объективный мир: главной, основной трудностью мира является движение к очеловечению, формирование человека как личности.

Зависимость концепции отчуждения Мунье от идей Габриеля Марселя не подлежит сомнению. Двум типам марселевского неполного бытия, неподлинного существования соответствуют два типа отчуждения Мунье (кстати сказать, связанные с «этической» и «эстетической» позициями, описанными в «Или — или» Кьеркегора).

«Мое я, сознание, замкнутое в себе, глухое к гласу божьему, чуждое существенным ценностям человеческой личности, которые анализирует Габриель Марсель, превращается у

Эмманюэля Мунье в понятие отчуждения Нарцисса» У Мунье оно является результатом чрезмерного субъективизма. «В сфере мысли оно представляет собою своеобразное декадентское превосходство чистых идей над вовлеченной мыслью и над опытом, оно представляет собою также паразитическое развитие интеллектуальной жвачки, лишенную основы диалектику, мысль без конкретной цели и бесполезный идеал. Сферу внутренних переживаний, являющуюся сутью жизни личности, отождествляли с порожденной роскошью и бездельем склонностью индивида копаться в своих внутренних сложностях и проявлять по отношению к самому себе декадентское снисхождение» 54. Отчужденность можно объяснять также с помощью социально-исторических категорий. У Мунье мы находим такие нотки. Они уводят его в сторону критики определенных интеллектуальных формаций, в которых субъективизм, эгоцентризм и идеализм связаны с упадком буржуазной цивилизации. Этот аспект критики отделяет Мунье от Марселя. Однако, как правильно отмечает Плужанский, источником «отчуждения Нарцисса» не является исключительно— ни даже прежде всего —отчуждение человека от общества, отчуждение, возникшее на почве определенных исторических обстоятельств и социальных конфликтов.

«Индивид», «личность» Марселя — как та форма неподлинной жизни, в которой человек является лишь элементом анонимного целого: общества, класса, группы и в которой он исчерпывается в своей предметной функции, становясь сам стандартным предметом среди других предметов,— превращается у Мунье в понятие «отчуждение Геракла». По мнению Мунье, оно проявляется в форме чрезмерного опредмечивания состояния человека, его труда, его духовной и материальной продукции. Созданные им продукты и учреждения обращаются против него — подчиняют его своей власти, отрицая его существование как личности. Более тщательный анализ понятия «отчуждение Геракла» явственно обнаруживает зависимость концепции Мунье от марселевской дифференциации «бытия» и «обладания», данной в книге «Быть и иметь». Эта особая, не- гуссерлианская феноменология, призванная «прокладывать себе путь в области, не являющейся областью ни логики, ни теории познания» раскрыть содержание мышления и представить его в свете философии, создающей картину подлинного бытия, феноменология, приведшая и самого Марселя к иррационально-мистическим решениям, стала исходной точкой для концепции мыслителя, обращенного к миру социальных реалий. Ибо, подобно тому как «отчуждение Нарцисса» оказывается в системе Мунье особенно отягощенным балластом абстрактного, объективно-идеалисти- ческого морализаторства, так «отчуждение Геракла» обращается против форм реальной дегуманизации человека в современном мире: против деградирования личности в фашистском государстве, против политической отчужденности и церковного тоталитаризма.

Все сказанное свидетельствует о сложном характере влияния философии Марселя на современную, главным образом христианскую, но не только христианскую мысль.

Однако место Марселя в истории философской мысли нельзя ограничить исключительно воздействием его идей на современников. Марсель трансформирует определенную философскую традицию, которая уходит в прошлое далеко за пределы XIX века и новой философии. Сказать, что она представляет собою форму «традиционного католицизма» или «традиционной христианской модели мира», значит сказать мало и неверно. Ибо, во-первых, эти традиции «марселизма» выходят за пределы христианской философии. Во-вторых, они связаны с определенными течениями христианской мысли. Мне кажется, что, прослеживая обе линии, на которых Марсель находит своих предшественников, мы сможем обнаружить любопытные связи теистически направленной, сократической философской традиции не только с христианским, но и со всеми другими течениями современного экзистенциализма.