Дискурс о нации как символическая защита общества.

Наше общество утратило смысл своего существования. После распада СССР у него больше нет никакой миссии. Интеллигенция оплевала все прежние ценности, но оказалась неспособной предложить что-либо конструктивное. Государственная власть запрашивает новую национальную идею, которая могла бы сплотить нацию. Но если нет нации, то не может быть и национальной идеи. Мы не знаем, кто мы и зачем живем. Можно ли жить для себя, или мы должны жить для чего-то другого? Между отвратительной заботой о себе и тяжким грузом ответственности за родину есть принципиальное различие. Сократовская забота о себе не была вполне индивидуальной и тем более эгоистичной, ибо предполагала формирование государственных добродетелей. Наоборот, мы ориентируем молодежь на индивидуальное искусство жизни, в котором не предполагается заботы о родине, родителях и детях.

Либеральное общество не является идеалом. Современные технологии позволяют думать о новых моделях. Социальная реальность, которая нас окружает, может быть совершенно иной. Вполне можно обойтись без ненужного производства, без войн и конфликтов, без наглых дельцов, без коррумпированных чиновников, безответственных интеллектуалов и выражающих свои комплексы художников.

А, может быть, прав Б.

Государство как машина для подавления хотя и отмирает, но не сдается. Непрерывно реформируя себя, чиновничье, бюрократическое государство — то, что М. Бакунин называл «кнуто-германской империей»,— может существовать бесконечно долго (если, конечно, не станет добычей более «пассионарных» соседей). Между тем главным направлением развития современного государства должно стать осознание того обстоятельства, что общество не является безличной структурой, как оно выглядит в моделях политологов и социологов, а остается, особенно в своей приватной и интимной форме, формой бытия с другим, для которой, собственно, и предназначен человек. Тот факт, что, добившись независимости, человек ужасно страдает от одиночества, вселяет надежду, что общество сохранится все-таки не только как система безличных связей на основе рыночной экономики, но и как стремление людей к духовному единству, к общению на интимном эмоциональном уровне.

Можно совершенно по-разному отнестись к замечанию Ф. И. Тютчева о том, что «умом Россию не понять». Например, исследовать его контекст.

Человек вырастает и формируется в искусственных условиях, которые задают дом и место. То, что мы называем Россией,— это продукт не только строительных, но и символических технологий. Искусственная теплица, в которой вырастает человек, представляет собой символическую систему, защищающую от чужих влияний. Как особая сфера она наполнена звуками, образами и даже запахами («дым отечества») родной страны. К сожалению, история дискурса о месте, действительно, характеризуется утратой. В описани- ях теоретиков государства единство его граждан понимается исключительно политически и идеологически.

Что можно сделать для восстановления символической оболочки общества? Строить ее заново? Но из чего и как? Думается, что в качестве строительного материала должны быть использованы как традиционные, так и новые технологии. Прежде всего дискурсы о месте обитания человека имеют важное иммунное значение. Мифы и сказания наших предков строились как радостная песня, исполняемый на своем языке гимн, в котором восхвалялась родная земля, населявший ее народ и их защитники-герои. Этот первичный нарциссизм был не только не разрушен, но даже усилен христианством. Послание Бога было переведено на национальные языки и органично встроено в первичную иммунную систему. Примером тому может служить «Сказание о Борисе и Глебе», в котором святые воспеваются как защитники Русской Земли.

Действительно важный и трудный вопрос состоит в том, как в конкуренции с другими народами можно доказывать преимущества собственной культуры. Определив ее как символическую иммунную систему, оберегающую «свое» от поглощения «чужим», можно поставить вопрос об отношении к другому. Надо сказать, что чем назойливее сегодня ставится и обсуждается это вопрос, чем больше говорится о признании другого, тем сильнее подозрение, что он попросту исчез и растворился, во всяком случае в дискурсе гуманистов и либеральных экономистов, для которых человек выступает как набор азбучных истин, касающихся общечеловеческой этики и глобальной экономики.

В генетической памяти человека заложен стресс, выражающий страх и враждебность перед силами, способными проникнуть в святая святых любого человеческого поселения — в пространство матери, окруженной детьми. Сегодня страх и враждебность, лежащие в основе не только примитивных, но и высоких культур, считаются опасными и подлежат искоренению. Забывая о том, что эти чувства являются необходимыми условиями самосохранения, современные гуманисты разрушают иммунную систему общества и развивают абстрактные космополитические модели мировоззрения. Конечно, человек должен чувствовать себя представителем человечества, общим домом которого является Земля, но при этом Земля действительно должна стать домом, а не бездушным «экономическим пространством», в котором орудуют беззастенчивые дельцы, превращающие мир в сырье.

Кто не потерял себя, а, наоборот, гордится как своей культурой, так и породой, тот не боится «чужого». Наши предки культивировали то, чем они отличались от других, но не боялись, а уважали их. Тезис, точнее программа, о необходимости стирания национально-этнических различий людей с целью объединения их на новой основе как человечества нуждается в тщательном обсуждении. Цивилиза- ционный процесс, достигший фазы глобализации, действительно, уравнивает образ жизни людей. Рынки и производство товаров способствуют повышению уровня комфорта и расширению коммуникации. Они связывают людей прочными экономическими узами, и мы вряд ли уже сможем когда-либо отделаться от оценки последствий тех или иных действий с точки зрения выгоды. Не стоит обвинять рынок и глобализацию во всех грехах. На самом деле именно они объединяют народы, которые производят товары и услуги и обмениваются ими с выгодой для себя. Но за глобализацию, как и за демократию, приходится платить высокую цену. Происходит утрата ценностей, которые ранее составляли сердцевину любой человеческой общности.

Возможен или нет парадоксальный с точки зрения логики выход: совместить глобализацию, открывающую перспективу формирования мирового сообщества, с единым рынком, правительством, языком, культурой и образом жизни, с развитием национальной культуры? Уже очевидно, что гомогенное человечество застынет в безжизненной стагнации. Общая социосфера станет пустой и холодной. Но отвечать на это замкнутыми национальными государствами тоже бесперспективно. Сегодня политические лидеры постсоветских республик, ссылаясь на сохранение культурной самобытности, разрывают связи с Россией, но попадают в зависимость от Европы или Америки. Если проанализировать происходящие изменения, то они полностью отвергают утверждение о том, что национальное государство поддерживает развитие традиционной культуры. Напротив, информация, товары, услуги, одежда, мода, продукты питания и кухня — все это незаметно, но настойчиво, трансформируется по западному образцу. Поэтому следует отделить политическую и культурную автономии; они вовсе не так нерасторжимы, как считают националистические лидеры. Каждый раз следует тщательно просчитать потери и приобретения борьбы за государственную самостоятельность. Как сегодня становится ясно по реакции населения, новые национальные государства оказались не менее пустыми и холодными, а в некоторых отношениях даже более злобными и жестокими, чем бывший СССР. Во всяком случае, почти всем жившим, может, и в плохом, но мире народам пришлось заплатить за самостоятельность кровью своих сыновей. К тому же новообразованные государства не смогли обеспечить прежний уровень жизни, и это делает их нежизнеспособными. Если граждане не готовы защищать границы государства, как стены собственных домов, остается тоталитаризм, который заставляет позабыть о демократии.

Что же делать? История последнего десятилетия выглядит какой-то нелепой чередой событий. Хотя именно в беспорядке и хаосе чьи-то амбиции и интересы были с лихвой удовлетворены. Во всяком случае, в основном все пострадали и хотели бы жить в мире и даже дружбе. Но война прошлась по сердцам и душам людей, поэтому национальное примирение может быть достигнуто не на уровне деклараций и заявлений политиков, а на основе межкультурных коммуникаций. Даже если мы сделаем наши рынки открытыми — это важное, но еще недостаточное условие возрождения добрососедских отношений. Выйдя из под власти авторитета «большого брата», народы бывшего СССР не должны попасть в новую, еще более унизительную зависимость от бизнеса и капитала. Удовлетворение амбиций политиков и бизнесменов должно быть ограничено рамками, которые не позволяли бы им нарушать интересы народа. Интеллигенция также не должна преувеличивать свои возможности, чтобы не разрушить автопоэзис общества, различные подсистемы которого уравновешивают друг друга. Задача в том, чтобы найти модель научных, культурных, образовательных взаимосвязей, которые помогли бы сохранить своеобразие культуры и способствовать терпимости по отношению к другому. Воспитывать необходимо самоуважение и гордость, но не шовинизм.