5.8 «Актистизм» из севирианства: Стефан Говар

Православная ересиология VI века упоминает странную секту: ей приписывается учение об исчезновении «различия» между божеством и человечеством после воплощения Логоса, однако эта секта последовательно различается от актиститов и вообще юлианитов, а описывается как какое-то ответвление севириан-трите- итов. Основателем секты именуется некий Стефан Ниов, откуда и вся секта именуется «ниовиты» (VIO(MTCU). ИЗ приблизительных описаний халкидонитских справочников по монофизитским сектам ничего большего понять нельзя.

На помощь приходит традиция севириан, которая и вносит необходимые уточнения.

Это, во-первых, трактат О различии, числе и разделении, дошедший только в переводе на сирийский, который в некоторых рукописях атрибутируется Иоанну Филопону, но принадлежит не ему самому, а кому-то из его учеников вскоре после его смерти (575 г.). Автор трактата, стоящий на вполне Филопоновских позициях как в христологии (включая Филопоновскую формулу «в двух природах», гл. 3), так и в триадологии, полемизирует против мнения о том, что «различие» (бішрора) между божеством и человечеством при воплощении Христа исчезает.

Во-вторых, сохранившаяся фрагментарно сирийская (и написанная по-сирийски) монофизитская хроника Дионисия Телль- Махрского (ок.

Инкриминировавшийся Стефану тезис в передаче Дионисия звучал так:

Мы не должны говорить, что различие природной идентификации [такой перевод для гґкш гСімм^лалгя нам кажется оптимальнымJ (природ), из которых Христос, сохранилось после помышления соединения.

«Помышление соединения» (ГЇ'ІЛСИДИЛ ГЙАІ.ЛЛ»)—ОДИН ИЗ КЛЮчевых терминов в этой цитате. Мы встречаем его же у автора О различии:

Итак, не одно и то же сказать «в соединении» и «после соединения», равно как мы не говорим и «после соединения» в смысле просто различия по времени, но (мы говорим в логическом смысле) «после помышления соединения (г^еилыд г^іишш)», ибо мы принимаем это различение в качестве основания для всего исследования» (гл. 20). Согласно автору трактата, «сущностное различие природ» (гйкдд «і»а>оічГ rdaluox., то есть различие природ по сущностям) должно сохраняться даже и «после помышления соединения» (напомним, что у монофизитов «сущность» не есть синоним «природы», если речь идет о христологии, а у тритеитов эти термины перестали быть синонимами даже и в триадологии).

Теперь очевидно, чем же учение Стефана отличалось от учения юлианитов, хотя «различие» природ во Христе отрицали те и другие. Расхождение в том, что актиститы отрицали это различие «после соединения», а Стефан—«после помышления соединения». Халкидонитские ересиологи пренебрегли этим различием, а монофизиты его отметили со всей необходимой тщательностью.

Остается выяснить, что же означает это «после помышления соединения» природ. Как отметил Уве Ланг, это выражение встречается, по крайней мере, уже у Севира, в том числе в одном из фрагментов, сохранившихся на греческом: |ІЕТ& xf]v xfjc EVCOGECOC; evvoiav. Оно подчеркивает, что о «соединении» двух природ во Христе можно говорить только в философском смысле, так как человечество Христа, согласно общему учению монофизитов, индивидуально, но не существовало актуально никакого отдельного человека, в котором бы воплотился Логос.

При этом для всех монофизитов понятия сущности Божией и сущности человеческой были реальными, хотя и существующими только в индивидуумах (индивидуальных природах) соответствующих сущностей. Учение актиститов предполагало своего рода поглощение реальности одной сущности (человеческой) в другой (божественной)—вследствие чего и происходило исчезновение «различия» между ними,—но реальность ни одной из двух общих сущностей этим не устранялась.

В Филопоновском тритеизме всё это стало выглядеть по-другому: те сущности, между которыми проводилось сущностное различие, считались существующими только в нашем уме. Если так, то, продолжая ту же линию рассуждения, различие между двумя понятиями, существующими только в нашем уме, логично признавать существующим тоже исключительно в нашем уме. Вне воплощения Логоса, когда два этих умозрительных понятия—общей сущности божества и общей сущности человечества—могли рассматриваться только порознь, они различались, но в единой и отнюдь не умозрительной реальности воплощенного Логоса различие между двумя умозрительными понятиями никакой реальности не соответствует, а только лишь вносило бы «разделение» и «множественность природ». Такова была аргументация оппонента автора О различии, то есть Стефана.

В рамках учения Стефана важно было подчеркнуть, что соединение двух природ во Христе есть понятие умозрительное— поэтому его результатом и не может становиться какое-либо «различие» в реальности единого Христа.

К сожалению, учение Стефана доступно нам слишком фрагментарно, чтобы мы могли точно сказать, как он отвечал на подобные аргументы, но, по известным аналогиям, легко предположить, что они отводились ссылкой на то, что Христос каким- то специальным образом проявлял такие качества, которые не были свойственны Ему по природе.

В аргументации автора О различии обращает на себя внимание то, что в обоснование реальности сущностного различия приводятся ссылки только на такие свойства плоти Христа, которые были ей необходимо присущи лишь до воскресения. Согласно учению Филопона о воскресении, к рассмотрению которого мы скоро перейдем, в воскресшем теле Христа ничего подобного не наблюдалось. Поэтому остается открытым вопрос, не считал ли Филопон сущностное различие присущим единой природе Логоса только до воскресения? К сожалению, та фрагментарность, с которой нам доступно учение Филопона о воскресении, не позволит ответить на этот вопрос. Однако, из того известного факта, что в учении о воскресении Филопон следовал оригенистской традиции, можно задуматься и о том, не следовал ли—хотя и на свой собственный манер—оригенистской традиции софист Стефан, когда объявлял акт воплощения Логоса стиранием сущностного различия между человечеством и божеством. Напомним, что в оригенистской традиции, отчетливо выраженной у Евагрия, сущность «умов» и сущность Божия были тождественны.

Как бы то ни было, представление о сущностях Божией и человеческой как о существующих только в нашем уме подготовило почву для отказа от признания реальности сущностного «различия» между божеством и человечеством во «единой природе Бога Логоса воплощенной». Не принимая предпосылок богословия юлианитов, логика тритеизма своим путем привела к такому же выводу. Повторим, что, возможно, этот процесс был стимулирован какой-то оригенистской традицией, но никаких доказательств этого не имеется.